Лава —коллегия магистрата, ведавшая судом по уголовным делам. 1 страница

Под редакцией О. А. ЯНОВСКОГО

МИНСК

БГУ

2005

УДК

ББК

И

Авторы:

О. А. Яновский (предисловие, главы 13, 14, 15, 17, 18),
О. В. Бригадина (5, 16, 28), С. Б. Жарко (19),
С. Л. Луговцова (20, 22), Л. Л. Михайловская (1, 2, 4, 6, 7, 9, 10 ),
С. В. Позняк (3, 8, 12, 13, 23, 24, 25, 26, 27, 28),
В. Н. Темушев (11 ), С. Н. Темушев (21)

Рецензенты:

доктор исторических наук, профессор Г. Я. Голенченко

доктор исторических наук, профессор В. В. Тугай

И	История Руси, России и Украины (с древнейших времен до конца XVIII в.): Учеб. пособие / О. А. Яновский, Л. Л. Ми­хайловская, С. В. Позняк и др.; Под ред. О. А. Яновского. — Мн.: БГУ, 2005. — 1007 с. ISBN

В учебном пособии в соответствии с учебным планом исторических факультетов высших учебных заведений Беларуси рассматриваются генезис и эволюция государственности, общественных институтов, хозяйственной жизни, социальной структуры, культуры восточных славян периода Средневековья и Нового времени. Обобщение научного и учебно-методического материала, положения, оценки, выводы сделаны с учётом современного уровня историографии, в том числе белорусской.

Издание рассчитано на студентов исторических факультетов высших учебных заведений и всех тех, кому небезынтересна история Руси, России и Украины.

УДК

ББК

ISBN	© БДУ, 2005

ПРЕДИСЛОВИЕ

Преподавание истории России и Украины в Беларуси имеет давние традиции. Можно говорить, что с началом работы первого в XX столетии белорусского университета — БГУ — в 1921 г. началось системное изучение истории соседних восточнославянских народов и эволюции их государственности. Первый ректор БГУ — историк Владимир Иванович Пичета вместе со своими коллегами (Д. П. Жариновым, А. А. Савичем и др.) демонстрировали в аудиториях университета высочайший уровень знаний и педагогического мастерства именно в этой области всемирной истории, которая для студентов преподносилась как чуть ли не определяющая составляющая отечественной — собственно белорусской истории. Тем более, что уже вскоре кафедра истории России была трансформирована в кафедру истории СССР, которая до конца 50-х гг. включала в сферу своих научных и педагогических обязанностей и интересов и историю Беларуси (в тогдашнем понимании — историю БССР).

Все почти 85 лет работы высшей школы советской и постсоветской Беларуси ее историки не ставили задачу представить студентам свое прочтение столь важной для профессионального становления, методологически заостренной и концептуальной общерусской истории. То есть истории не только российской государственности или украинской, но именно истории восточноевропейского славянства как истории трех современных народов — русского, украинского и белорусского. Все поколения белорусских вузовских историков пользовались учебниками, пособиями и всем спектром научной литературы по данной проблематике, которая создавалась в кабинетах Москвы, Ленинграда и других российских центров исторической научной мысли. Более того, по этим работам сверяли свои исследования собственно белорусской истории. Исходя из установок и принципов советской эпохи это было и правилом, и нормой.

Вместе с тем нельзя отрицать тот позитивный результат, который был получен в Беларуси даже при таком организационно-идеологиче-ском построении работы ее высшей школы. Многие белорусские историки (А. П. Пьянков, П. З. Савочкин, В. И. Горемыкина, А. И. Ко-жушков, М. П. Баранова и др.) смогли найти свою «нишу» в единообразии марксистско-ленинского освещения общего исторического наследия восточных славян. В их лекциях по истории СССР (читай — истории России) не было ни грана догматизма и формализма, они несли и богатую фактическую информацию, и были, в силу возможного, пронизаны альтернативными подходами ее интерпретации, вызывали у студентов споры, побуждали к мысли, к собственному прочтению исторических документов, изучение которых всегда было основополагающим методическим правилом. Но отважится на создание собственной учебной литературы по российской истории белорусские историки не смогли, да и объективно не могли этого сделать.

Суверенное развитие Беларуси предопределяет необходимость, используя накопленный опыт изучения и преподавания восточнославянской истории, разработки собственных учебных материалов (учебников, учебных пособий, курсов лекций, хрестоматий, учебно-методических комплексов и др.) для обеспечения современного уровня подготовки профессиональных историков, должной организации их самостоятельной работы по усвоению знаний. Тем более, что за 90-е гг. ХХ века накоплен определенный положительный опыт при подготовке учебников разного уровня сложности для средней школы Беларуси.

Идея данного издания вызревала давно. Коллектив преподавателей кафедры истории России Белорусского государственного университета счел необходимым представить заинтересованному читателю первый свой опыт написания учебного пособия по всем периодам российской и украинской истории как сопровождение лекционных курсов по «истории восточных славян», читаемых студентам-историкам 1—3 курсов дневного отделения и 1—4 — заочного. Эти курсы, согласно типовым учебным планам, читаются на всех исторических факультетах университетов республики. К изданию запланированы три тома учебного пособия. Данный первый том содержит фактический и теоретический материал по истории восточных славян с середины I-го тыс. новой эры до начала ХIX в. В этих хронологических рамках уместилось все восточноевропейское Средневековье и определяющие тенденции Нового времени. Это почти полторы тысячи лет, вобравших в себя эволюцию этнических процессов, которые привели через племенную пестроту к консолидации трех ветвей восточнославянских народов. Это время генезиса Руси в ее до сих пор до конца не определенных (а главное — не согласованных в ученом мире) территориальных масштабах и политических характеристиках. Это период эволюции различных форм государственности и борьбы абсолютистских и демократических начал в ее построении. Это столетия, в течение которых формировались государственные и общественные институты и когда православная церковь превратилась не только в духовного наставника и пастыря миллионов людей, но и в один из самых действенных институтов власти (на этапе Позднего средневековья — собственно церковной, а затем — светской). Это возникновение в европейской и мировой истории феномена Российской государственности в ее сначала великокняжеской, а затем царской и имперской формах и уникальной масштабности — и политической, и этнической, и территориальной. Это первые проявления украинской государственности, консолидация которой растянулась на многие столетия, но предпосылки которой крепли вместе с языковыми, культурными, общементальными особенностями украинского народа, постоянно разрываемого в том или ином соотношении на части более сильными соседями. Это постоянный процесс трансформации всего и вся, модернизации политической, экономической, культурной сфер жизнедеятельности восточнославянских племен VI—IX вв., народов древней Руси IX—XIV вв., Великих княжеств Московского и Литовского XIV—XV вв., Российского государства XVI—XVII вв., Российской империи XVIII в.

Одним словом, студенту-историку первого года обучения (а именно в течение первого курса идет усвоение этого огромного фактического и теоретического материала) необходимо не только овладеть конкретными знаниями, но и определиться в понимании всего спектра концептуальных построений, характерных для обширной историографии, с тем, чтобы лучше разбираться в хитросплетениях отечественной белорусской истории. В данном случае достаточно сослаться на непрекращающиеся дискуссии вокруг «норманской теории», на современные споры по поводу «дележа» древнерусского наследия российской, украинской и белорусской национальными историческими школами, на совершенно запутанную, во многом заполитизированную всеми поколениями историков историческую терминологию и т. д.

В последнем случае для белорусской историографии важно отойти от утвердившихся за XIX—XX вв. терминологических стереотипов применительно к истории Руси — России, зачастую не оставляющих места для полноценного представления своеобразия и уникальности истории белорусов, их культуры, государственности, общественных процессов. Представляется совершенно неприемлемым преподавать историю Руси только с позиций истории современной России как той данности, которая в конце концов политически подавила формировавшиеся уже в Средневековье ростки белорусской и украинской государственности. Не может быть доминирующей истории только победителя на определенном историческом этапе. Ведь невозможно понять своеобразия формировавшейся в XIV—XV вв. российской государственности только принимая в расчет, что она основывалась на «русскости» Московии, но не придавая особого значения тому, что Московское государство было в XV в. только отчасти Русским. И его русское «наполнение» прошло ряд этапов, через присоединение и поглощение других русских территорий и государственных образований, в том числе и соответствующих русских земель Великого княжества Литовского. Но еще важнее определиться не столько с «русскостью» территорий, а их населения, чтобы не впасть в который раз в приверженность великодержавности, исключительности истории русских как великороссов.

Так, в некоторых изданиях уже конца XX — начала XXI в. белорусские земли нередко не попадают даже в число неких «цивилизованных окраин» России (хотя наряду с Финляндией, Польшей, Украиной называются также и Прибалтика, Бессарабия Закавказье, Средняя Азия). В данном случае странен сам терминологический и, конечно, смысловой подход, когда в одном ряду приводятся названия государств и географические термины, позволяющие современным историкам игнорировать веками складывавшуюся на той или иной территории государственно-политическую данность. В научных публикациях широко и подробно представлена политика России в «национальных окраинах», При таком подходе к характеристике российской государственности получается, что она представляла собой не единое политическое целое, а «русский» (читай — московско-петербургский) центр, который постоянно стремился продвигать, навязывать и т. д. свою политику в многочисленных «нацокраинах». Их определение даже в современной историографии, то есть науке (!), не поддается единому пониманию, не говоря уже о возможности индентифицировать историческое прошлое собственного государственно-полити­ческого развития народов этих территорий. Индентифицировать с тем, чтобы понять особенности «вживания» в российскую (а, может быть, все-таки в русскую?!) государственность

Поэтому неудивительно, что в белорусской (как и украинской и др.) историографии в последние годы усиливается убеждение, что современное лексико-терминологическое обеспечение научных (исторических, философских и др.), как и литературных и прочих работ исходит в основном из традиций XIX в., когда вполне оформилась и окрепла и в теории и на практике специальная разновидность российской имперской идеологии, созданной для «Северо-Западного края» — небезызвестный «западнорусизм». Уже тогда они, идеология и политика, вызывали радикализацию взглядов белорусских интелектуалов. Сегодня нет необходимости в научном экстремизме и даже в радикализации подходов, но необходим взвешенный, точный анализ состояния имеющегося терминологического и понятийного аппарата, засоренного политическими установками прежних властей и уровнем мышления прошлого. Тем более властей и мышления по своей внутренней сути противоположных, антиподов, хотя и единых в своем, ими понимаемом, мессианском предназначении — то ли имперско-самодержавном, то ли имперско-советском.

В этом смысле в который раз встает вопрос о сути, путях формирования национального самосознания, о наличии желания, способности, наконец, активности масс осуществить процесс перехода от народа к нации. Как и выявление лидеров, способных подчинить и направить активность масс, трансформировать народ в национальность. Для белорусов и Беларуси эти вопросы стали явно очерченными только в XIX в. Укрепление национального самосознания актуально и в настоящее время. Поэтому корректность в осмыслении и изучении совместного с русским и украинским народами исторического прошлого имеет в данном случае совсем не маловажное значение. История Руси и России это не только история собственно русских в их современной национальной принадлежности. Для белоруса она есть неотъемлемая часть истории его предков и его земли. Его история!

К сожалению, даже в последних лет издания учебниках, в массовом количестве выходящих в Российской Федерации, почти не остается места для взвешенной, научно обоснованной исторической терминологии, которая бы отражала взаимообусловленность исторического пути, пройденного современными русским, украинским и белорусским народами. Данное утверждение можно проиллюстрировать на примере использования и трактовки понятий «Русь», «древнерусский», «русский». Характерно, что на содержание и смысл терминологического инструментария не обращают внимания и большинство белорусских историков: зачастую пользуясь им на уровне подсознания, автоматически. Еще в традиции установок Большой советской энциклопедии (том 22-й третьего издания), подкрепленных исследованиями российских и советских историков, термин «Русь» идентичен термину «Русская земля» и оба они обозначают название «государственного образования восточных славян на среднем Днепре» в IX— X вв. И далее Русь воспринималась как некое государственное образование нежели этническая территория. Но уже «Повесть временных лет» в начале XII в. под «Русской землей» подразумевает территорию проживания восточнославянских племен. Позднее такое наполнение этого названия однозначно закрепилось, далеко выйдя за киевские пределы. Характерно, что энциклопедическая статья весьма сдержанно оговаривает тот факт, что термин «Русь» стал «основой» (Я. О. — и только!) понятий «русский», «русские», не уточняя временные рамки и контекст их употребления, как и политическое и этническое их содержание.

Однако «русский» начала XIII в. как человек и гражданин многочисленных противоборствующих между собой «русских» же княжеств не схож с «русским» периода политической и культурной консолидации Руси в борьбе с игом монголо-татар второй половины XIII—XV вв., а тем более с «русским» россиянином XVI—XXI вв., когда этот термин, так сказать в «чистом» виде, исторически и в традиции был зафиксирован за, как теперь принято говорить, титульной нацией многонациональной России. Тогда политические разделы XII—XV вв. вначале способствовали национальному и даже в полной мере этническому обособлению «русских» древней Руси, приведшему к XVI в. к их разделению собственно на русских (великороссов), украинцев (малороссов) и литвинов (белорусов), а затем и к борьбе между ними за «наследие Киевщины», за право их политических предводителей (Иванов, Василиев, Казимиров, Александров, Сигизмундов и др.) обладать властью над «всея» Русью. Эта идея стала для великих князей московских катализатором в осуществлении всех внутриполитических действий, находившихся в неразрывной связи с международной политикой Московии.

Таким образом, «Русские земли» — это территория Руси как территория, в первую очередь, проживания и государственно-политического взросления восточных славян, хотя на протяжении всей истории в ее границах с ними соседствовали и другие народы. Более того, термин «Русь» постоянно эволюционизировал и вширь, обозначая все новые территории, и вглубь — наполняясь политическим смыслом в зависимости от потребностей тех или иных «русских» князей, боровшихся за первенство и расширение своей власти в первую очередь в пределах Руси. Поэтому к концу XV в. Иван III как «государь всея Руси» претендовал на все «русские» земли как земли Руси, хотя к этому времени уже достаточно точно определилась государственная, экономическая, общественно-культурная целостность и своеобразие земель русских в составе Московского государства и земель русских в составе Великого княжества Литовского, Русского и Жемайтского. Только с этого периода можно с полным основанием говорить о московской государственности как русской, понимая современное наполнение этого термина.

Русская государственность с XVI в. — она же государственность российская. Она не только отразила объединение значительной (но далеко не всей) части земель древней Руси, скрепленных в один политический и социально-экономический организм с помощью сильной и организованной системы власти с ее постоянно нарастающей централизацией, «самодержавством», но и все более становилась многонациональной, в полном смысле российской. Тем более, что эти политические процессы развивались параллельно с процессами обособления, самоидентификации многочисленных этносов, проживавших на восточноевропейском и азиатском порубежье. Они в полной мере затронули и собственно некогда вполне единую восточнославянскую этническую общность. С этого времени без излишних оговорок можно называть именно русскими ту часть населения древней Руси, которая ранее была «московитами», и ту, которая в процессе политических акций рубежа XV—XVI вв. включалась под скипетр великого князя «всея Руси» (новгородцы, тверичи, рязанцы, псковичи и др.). Но стремление к обладанию «Киевским наследием» с XVI в. постепенно превратилось не в цель, а в мотивацию, в некое юридико-публицистическое обеспечение и сопровождение почти всех внешнеполитических акций теперь уже России, в особенности на западном направлении. Ту же «юрьевскую дань», как и весь «балтийский вопрос», российские самодержцы рассматривали под углом зрения реалий XI в. Не хотелось, чтобы этот «угол зрения» политиков Средневековья и Нового времени доминировал в научных построениях историков XXI в.

Нельзя не принимать в расчет и исторически сложившуюся ментальность политических элит России, воздействие на общественное мышление традиционалистических концепций «особой миссии России», «Москвы как третьего Рима» и т. д. Отсюда вопрос, которым была обуреваема власть (от великих князей московских до российских императоров), о необходимости отвоевания «дедин и отчин» и «собирания русских земель», защиты «русского» народа, где бы он не находился. В добавление к этому — идеи панславизма, необходимость единения православного мира, а также колониализационное продвижение во всех направлениях. Все эти основополагающие характеристики российской внешнеполитической доктрины сопровождались не только активной дипломатией и военными мероприятиями, но и политикой унификации административных и законодательных систем на присоединяемых территориях, а в своей основе — русификацией.

Естественно, что при такой последовательно проводимой через многие столетия политике (как внешней, так и внутренней) в российском обществе не могла не сформироваться соответствующая общественная ментальность, переносимая в научную сферу: приоритетность именно русского народа и более низкий «ранг» других народов России, на том или ином историческом отрезке включавшихся в великокняжескую, затем царскую, а в конечном итоге — имперскую государственность.

Поэтому в данном учебном пособии сделана попытка более сдержанного и более точного употребления казалось бы привычных и в чем-то даже расхожих терминов и понятий, исходя из обозначаемого времени, контекста исторического повествования и, конечно, учитывая белорусскую составляющую российской и украинской истории, а также традиции и подходы белорусской историографии.

Существенным отличием этого учебного пособия от всех ранее изданных является его структура, обусловленная согласованным авторским коллективом методическим подходом. Весь смысловой и фактический материал разделен в масштабе каждой главы на пять тесно связанных между собой разделов: I — основной учебный текст, порядок подачи которого и содержание определены типовой учебной программой; II — основной хронологический ряд, отражающий датировку важнейших событий темы; III— представление дополнительной, уточняющей исторической информации по теме через краткие биографические справки о наиболее значимых (или, наоборот — малоизвестных) личностях, сыгравших определенно важную роль в излагаемых событиях; IV — пояснения к основополагающим по данной теме терминам, понятиям, названиям, фактам и отдельным событиям; V — краткий список источников и научной литературы, вполне доступной для студентов и отражающей традиционные и современные взгляды и подходы в оценке исторических сюжетов данной темы. Каждая глава пособия предваряется краткой общей характеристикой смыслового содержания, что должно не только подготовить студента к изучению конкретного теоретического и фактического материала, но и подчеркнуть ее учебную самодостаточность в ряду других глав. Поэтому умышленно и в каждой в отдельности главе, и в целом по всему тексту встречаются повторы информации, уточнения одних и тех же сюжетов, но в соответствии с общей конкретикой главного учебного текста. Такой прием, как и сама структура пособия, обусловлены необходимостью помочь студентам сконцентрироваться на изучении именно данного материала и в тоже время уяснить преемственность и взаимосвязь в развитии исторического процесса. В данном случае краткие предисловия, предваряющие изложение материала глав, в сжатом виде характеризуют не только логику развития событий и процессов на данном отрезке исторического развития двух восточнославянских народов и Руси и России в целом, но и прослеживают взаимосвязь и преемственность в их эволюции на всем протяжении истории.

Необходимо отметить, что в написании учебного пособия приняли участие все те преподаватели кафедры, которые в течение многих лет читают соответствующие курсы на всех отделениях исторического факультета БГУ. Поэтому у каждого из них выработались собственные подходы в оценке излагаемого исторического материала, свои методические приемы в его подаче. И хотя было проведено тщательное научное редактирование текста, оговорены общие подходы, которые в своей основе и были воплощены в данном издании, но вновь же осознанно, не в ущерб учебной качественности, оставлена определенная диспропорция в объемах и содержании глав и их разделов. Она отражает авторское видение необходимости пространного или лапидарного изложения, его теоретического и методического обеспечения. Не совсем хронологически совмещен материал по истории Украины с историей России, что вызвано как спецификой и своеобразием исторического пути, пройденного украинским народом, что находит отражение в принятой периодизации его истории, так и необходимостью известного обособления именно украинской истории, дабы она не «затерялась» в истории российской. Однако все необходимые параллели проведены, а в соответствующих главах умышленно оставлены повторы сюжетов, без которых взаимоувязанная и взаимообусловленная история двух народов просто не может быть воспринята.

Несколько глав содержат материал по истории культуры. И если культура древней Руси не требует особого дифференцированного подхода, хотя, разумеется, территориально-этнические отличия в ней очевидны, то культуре Московской Руси и затем единой России в пособии уделено значительное внимание. Уникальность и значимость собственно украинской культуры в большей степени изложена в общих главах, но с возможной для данного издания подробностью и характеристиками. Кроме того, в силу необходимого при подаче материала акцентируется внимание и на белорусской истории.

Этой работой преподаватели кафедры истории России исторического факультета Белорусского государственного университета чтят память своего коллеги, безвременно ушедшего доцента Сергея Вадимовича Позняка. Он был одним из инициаторов написания этого учебного пособия, много сделал для совершенствования его структуры, подготовил несколько профессионально написанных глав, которые лишь незначительно подвергнуты редакторской корректировке. Его перу принадлежат почти все материалы по украинской истории, которую он любил, постоянно пополняя свой научный и педагогический багаж все новыми фактами, подходами, концепциями, но оставаясь на позициях объективной и взвешенной оценки нашей общей славянской истории. Всем нам очень недостает его творческого энтузиазма и работоспособности, жизненного оптимизма, его принципиальности и дружелюбия…

Глава 1. ВОСТОЧНЫЕ СЛАВЯНЕ В ДРЕВНОСТИ

Первые страницы истории славян традиционно считаются самыми сложными. Историки XIX в. назвали их «славянскими древностями». Древнейшая история славян, их происхождение и прародина до сих пор не выяснены. Сложность проблемы заключается в отсутствии достоверных данных. К тому же под своим именем («словене») славяне появляются лишь в источниках, датируемых VI в.

Начало славянского мира совпало с цивилизационным разломом европейской истории, когда на смену античности шла варварская культура молодых народов Европы, и ее прежняя геополитическая структура уходила в прошлое. Славянский этногенез протекал в процессе миграций населения, сопутствуемых ассимиляцией локальных групп при контактах с финно-уграми, балтами, фракийцами, тюрками, иранцами. Славянская цивилизация, которая только складывалась, была вовлечена в процесс великого переселения народов (IV—VII вв.), рассечена мощными миграционными потоками кочевых племен, и в дальнейшем судьбы славянских народов сложились по-разному. Завершающий этап их перемещений по территории Европы (VII в.) характеризовался распадом праславянского единства и формированием восточной, западной и южной этнических групп (их принято называть восточными, западными и южными славянами).

В VI—VII вв. славяне переживали завершающую стадию общинно-родового строя, представленного как патриархальной, так и территориальной общиной. Власть концентрировалась у народного собрания (веча), как института первобытной демократии. Происходило обособление родоплеменной знати, появлялись племенные вожди, князья, сосредотачивавшие в своих руках богатство и власть. Выделялись и приобретали самостоятельность племенные центры.

К IX в. у восточных славян сложились основные предпосылки государственной организации: а) хозяйственная консолидация на основе обслуживания Волжского и Днепровского торговых путей; б) социальная дифференциация, приводившая к возникновению властных структур; в) возникновение местных правовых норм, регулирующих общественные отношения.

Процесс образования государства у восточных славян изначально был лишен признаков централизованности. Славянские протогосударственные объединения представлены двумя суперсоюзами: Южным (во главе с полянами) и Северным (во главе с ильменскими словенами). Политический полицентризм во многом объяснялся геополитическим положением восточнославянских племен, необходимостью борьбы на южном направлении с хазарами, на северном — с варягами. Условная дата образования государства — 882 г. обозначила объединение Южного и Северного суперсоюзов. В этом процессе важнейшую роль играло их положение как центров трансъевропейской транзитной торговли в начале и в конце пути «из варяг в греки», который консолидировал окружающие территории, втягивая их в сферу своего функционирования.

Восточные славяне подошли к рубежу образования государства одновременно с другими славянскими народами и с народами Западной Европы. «Призвание» варягов стимулировало этот процесс как у восточных славян, так и у западноевропейских народов. Военная демократия явилась организующим элементом, катализатором для появления государственных форм. Поэтому процесс оформления государственности у восточных славян следует рассматривать в общем контексте европейской истории.

I

Славяне как этническая общность. Предки восточных славян. Ответ на вопрос о происхождении и ранней истории славянства может быть дан при использовании данных различных дисциплин — лингвистики, археологии, антропологии, этнографии. Большинство ученых видит в славянах потомков древних индоевропейцев и считает их автохтонным населением Средней и Восточной Европы.

Поиск «славянских древностей» уводит нас в I тыс. до н. э. Именно тогда, наряду с другими варварскими племенами (германскими, кельтскими, финно-угорскими), на исторической арене появились и славяне со своим языком и этническими особенностями. Отделившись от балто-славянской общности, они составили единый этнос, говорящий на языке, который условно назван «праславянским» и считается основой современных славянских языков. Сам термин «славяне» до сих пор не имеет научного объяснения. Многие историки и лингвисты считают, что он имеет общий корень со «словом». Этноним «славяне» впервые встречается в письменных источниках, датированных лишь VI в. н. э.

Область обитания праславян локализована между Эльбой (Лабой) и Вислой, Днепром и Днестром, к северу от Карпатских гор. Данные языкознания свидетельствуют, что местом первоначального проживания славян был лесистый и болотистый край. В общеславянском (праславянском) языке мало слов, обозначающих горный ландшафт. «Горой» называли холм, покрытый лесом, высокий берег, любую возвышенность. Также мало терминов, связанных с морем и степным ландшафтом. Вместе с тем, в общеславянском языке возникло много слов, обозначающих леса и водоемы: озеро, плесо, болото, река, гай, дубрава, роща, бор и т. д. Эти слова сходно звучат и в современных славянских языках. В широтах, где проживали славяне, самым холодным месяцем в году был февраль, отчего и назывался «лютый», время цветения и травостоя приходилось на март и апрель — «кветень» и «травень» и т. д. Это был своеобразный календарь народа-земледельца. Одинаково в славянских языках звучат слова «плуг», «лемех», «конь» и др. Именно земледелие консолидировало славянские племена, обеспечило хозяйственный подъем и бурный демографический рост.