Монархический строй в Израиле

В государственном управлении за это время совершилась важная перемена, состоявшая в учреждении царской власти. Учреждение ее было вызвано насущной потребностью народной жизни, так как отсутствие твердой власти во времена судей привело к полному безначалию и связанным с ним бедствиям. Но учреждение ее было отчасти и выражением недостаточного упования со стороны народа на непосредственное правление Самого Бога и желанием иметь правление по подобию окружающих народов.

Само учреждение царской власти в теократическом государстве ослабляло существеннейшее начало его жизни, так как народ мог получить склонность более возлагать свои надежды на видимого царя, забывая Верховного и Невидимого. Тем не менее, твердая власть была насущной потребностью и внутренней, и внешней политической жизни народа, и потому она была учреждена с теми ограничениями, которые поставлены были в законодательстве Моисея, заранее предвидевшего этот момент в жизни избранного народа.

Ограничения эти состояли прежде всего в том, что народ не должен был поставлять себе царем иноземца, а непременно природного израильтянина, и притом такого, «которого изберет Господь Бог» (Втор. 17:15). За этим ограничением избрания следуют законы, ограничивающие саму власть царя. И замечательно, что эти ограничения, главным образом, направлены против того, чем особенно отличались восточные цари: против накопления личных богатств и развития роскоши, всегда влекущих за собой нравственную порчу и забвение законов и народа. «Поставь себе царя, - говорит законодатель, - только чтоб он не умножал себе коней и не возвращал народа в Египет для умножения себе коней» (Втор. 17:16). Смысл этого закона таков, что им запрещается входить в сношения и в союз с Египтом, отличавшимся в древности коннозаводством. Желание иметь лучших коней — один из главных предметов тщеславия восточных монархов — заставило бы войти в сношения с фараонами, а потом и в политический союз с Египтом, который мог быть гибельным для еврейского народа (что впоследствии и оправдалось). Кроме того, умножение коней, ненужных в гористой стране, служило бы не к охране народных интересов (во время войны), а только к удовлетворению тщеславной гордости царя. «Чтобы не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его» (ст. 17). Постановление, запрещающее иметь гаремы, понятно само собой. «И чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно». Чрезмерное накопление богатств могло давать повод, как это видно из истории Соломона, к обширным торговым предприятиям, которые были бы несообразны с истинно народными интересами, содействовало бы развитию неравенства по состоянию, нарушило бы основной закон Моисея, установивший общественно-экономическое равенство, ввело бы несообразную с теократическим строем государства роскошь при дворе и тем отдалило бы царя от народа. «Но когда он сядет на престол царства своего, должен списать для себя список закона сего в книге, находящейся у священников и левитов, и пусть он будет у него, и пусть он читает его во все дни жизни своей, дабы научился бояться Господа, Бога своего, и старался исполнять все слова закона сего и постановления сии». Царь не был законодателем и должен был управлять государством не по своему личному произволу, а по данному закону, не уклоняясь ни направо, ни налево (ст. 20). Таким постановлением положен был предел деспотизму, в который так легко впадают восточные правители.

Наконец, законодатель дает общее определение отношения царской власти к народу. В древних восточных монархиях отношение между правителями и народом обычно отличалось высокомерным презрением со стороны правителя и рабским подобострастием со стороны народа. В государстве избранного народа такого отношения не должно было быть, поэтому законодатель требует от царя, «чтобы не надевалось сердце его пред братьями его» (ст. 20), или, в применении этих слов к правлению, чтобы правил своими подданными с «кротостью и любовью» не как рабами, а как братьями. Лучшие цари были верны этому правилу. Давид, например, в обращении к народу называл своих подданных братьями: «И стал Давид царь на ноги свои, и сказал: послушайте меня, братья мои и народ мой!» (1 Парал. 28:2).

Таким образом, власть царей израильского народа была ограничена строгой регламентацией — в духе древних начал богоправления и народного самоуправления. Такой она и является в история. Для сообщения ей большей обязательности для царя, был даже установлен такой порядок, что при вступлении на престол царь заключал договор с народом, в котором, по всей вероятности, обязывался исполнять законы, определяющие границы его власти (1 Цар. 10:25; 2 Цар. 5:3; 4 Цар. 11:17).

Из истории видно, что цари не всегда точно исполняли эти законы касательно царской власти, и в лице Соломона мы видим царя, который прямо нарушил некоторые из основных положений законодательства, так как вступил в союз с Египтом и завел конницу, предался многоженству и неумеренной роскоши. Но в этом они были лишь выразителями общего духа непослушания своего народа и несли за это наказание.

Но, в общем, царская власть была весьма полезна для государственной жизни народа. Благодаря именно ей, народ израильский достиг необычайного политического могущества и блеска, так что под его политическим влиянием находился весь современный цивилизованный мир. В случае более строгого послушания как царей, так и самого народа законам Божиим, народ израильский мог бы соединить со своим политическим влиянием и религиозно-нравственное влияние и в полном смысле мог бы стать великим светочем для человечества. Но преступления против закона быстро подточили его могущество и его нравственную силу, и он неудержимо стал стремиться к падению.