Донбасский институт техники и менеджмента 21 страница

В числе учеников Квинта Муция Сцеволы находились Гай Аквилий Галл, Марк Туллий Цицерон и Cepвий Сульпиций Руф. С именем первого из них, бывшего претором в 688 г., связано появление судебных формул, которыми преследовался обман (dolus), проявленный при заключении юридических сделок; тому же юристу приписывается составление особой стипуляционной формулы, посредством которой тяжущиеся могли свести в одно и затем погасить разнообразные требования, существовавшие между ними (stipulatio Aquiliana), он же ввел особую формулу назначения наследников, благодаря которой завещатель, предвидя возможность смерти своего сына, оставлял наследство своим внукам, которые могли родиться после смерти завещателя и не далее как в продолжение десяти месяцев после смерти своего отца (postumi Aquiliani[см. ссылку]). Таким образом, Аквилий Галл держался еще старого пути, выступая как составитель новых формул; но самые формулы, созданные им, говорят уже за самостоятельное отношение его к старине и за широту его воззрений. Формула касательно постумов давала завещателю возможность обойти в подлежащих случаях то в высшей степени неудобное цивильное правило, по которому появление постума после составления завещания отнимало у этого последнего его юридическую силу (§ 53); Аквилиева стипуляция значительно упростила окончание взаимных расчетов и, сама по себе составляя сделку с очень отвлеченным содержанием, послужила одним из источников для образования института новации (глава XIV). Наконец, шире всех других и плодотворнее по последствиям было то Аквилиево нововведение, по которому обман (dolus), проявленный при вступлении в юридическую сделку, стал предметом судебного преследования. О широте юридических воззрений Аквилия свидетельствует следующий случай, который передает нам Цицерон. Некто Визелий Варрон, заболев тяжко, допустил, чтобы некая Отацилия, с которою он состоял в интимных отношениях, занесла на него в книги долг в 30, 000; предполагалось, что она взыщет этот долг после смерти Варрона с его наследников. Между тем он неожиданно выздоровел и она начала против него взыскание. Судьею был назначен Аквилий Галл – «человек большого авторитета и превосходный знаток цивильного права»; посоветовавшись с государственными сановниками и «руководимый своею мудростью и нравственностью», он отказал истице в ее иске. Марк Туллий Цицерон (ум. 711 г.), знаменитый оратор и политический деятель с репутацией, довольно двусмысленной, не может быть назван в числе выдающихся юристов. Однако его никак нельзя обойти молчанием в истории гражданского права. Очень многое из этой истории мы знаем только благодаря сочинениям Цицерона, и самая его деятельность как адвоката является весьма характеристичною для состояния современного ему права. Нововведения предшествовавшего полуторастолетия оказали свое влияние на строй юридической мысли, и время Цицерона было, несомненно, временем коренного поворота в направлении юридических идей. Новые идеи вторгнулись в ту область, где прежде царствовал формализм и готовилось коренное преобразование самого цивильного права (глава XV). Юрист смело смотрел вперед. Этой смелости предстояло укрепиться под влиянием греческой философии, откуда в юриспруденцию стала проникать идея «естественного» права (ius naturale), впрочем, в цицероново время еще не соприкоснувшаяся с правом практическим. Но о том, каков тогда был полет юридической мысли, можно судить по тому, что уже начинали мечтать о создании нового кодекса гражданского права. С Сервием Сульпицием Руфом (консул 703 г.) новое направление окончательно утвердилось в юриспруденции. Будучи лучшим оратором после Цицерона, Сервий Сульпиций Руф сначала не предназначал себя к юридическим занятиям. Однажды в дружеском совещании с Квинтом Муцием Сцеволой по поводу какого-то дела, он, выказав свое юридическое незнание, был задет замечанием Сцеволы, сказавшим, что «стыдно патрицию и знатному человеку не знать права, на котором он основывает свои речи». Сервий Сульпиций Руф был образован по гречески и ввел в юриспруденцию ars, т.е. обработку фактов по законам мышления. Вместо старого приема – сочинения и разработки договорных и судебных формул, юриспруденция окончательно перешла к новому приему – к разработке права в форме юридических казусов. Это был большой шаг вперед в развитии отвлеченности юридического мышления; юрист отделил формально-юридическую сторону права от отношений, которые составляют предмет юридической защиты, и стал классифицировать право именно по роду этих отношений. На этой почве сложилось понятие юридического института и возникла систематическая разработка права. Сервий Сульпиций Руф, действуя в этом направлении, написал толкования на Квинта Муция Сцеволу, и есть основание признать в этом последнем юристе до некоторой степени предшественника Сервия Сульпиция Руфа в отношении способа исследования; Сервию Сульпицию Руфу принадлежали также: комментарий к XII таблицам, сочинение о приданом и другие. Ему же принадлежало систематическое изложение преторского права (ius honorarium), а всех его сочинений считалось 118 книг. Ученики Сервия Сульпиция Руфа Алфен Вар и Аулий Офилий продолжали работу в том же направлении. Алфен Вар сделал первый опыт дигест (от digerere – разделять), т.е. систематического изложения права по рубрикам.

Характер деятельности юристов.

§ 115. Впрочем, при очевидной бедности материала мы не должны увлекаться в погоне за точною характеристикой каждого из названных юристов в отдельности, и еще менее приведенные сведения могли бы служить для определения того, чем именно каждому из них был обязан прогресс юриспруденции и права. Вместо частных характеристик остается удовлетвориться общею. Юристы VI и VII столетий сблизили юриспруденцию с жизнью римского общества. Для римского домовладыки стало немыслимо течение его домашней жизни без постоянного сношения с юристом. Задумывал ли он предъявить иск к своему противнику или его самого призывали к ответу, он обращался за советом к своему юрисконсульту; этот последний «отвечал» (respondere) ему, выясняя, подходит ли такое-то притязание под действующие юридические нормы, уместно ли вчинение данного иска при данных условиях или как следует поступить ввиду иска, предъявленного противною стороною. Точно так же к юрисконсульту обращались, когда заключали какую-либо юридическую сделку. Помощь юриста была полезна в этом случае для составления подходящей формулы сделки, в особенности, если договаривающиеся имели в виду какую-нибудь особую цель. Юрист облекал сделку в надлежащую форму (cavere). Respondere и cavere выражали собою две формы деятельности юристов по отношение к частным лицам. – Свои ответы (responsa) они давали в случае требования и должностным лицам, магистратам и судьям, советуя, как разрешить данную тяжбу или то или другое процессуальное недоразумение. Ответы составлялись часто письменные, за печатью их автора; такие ответы редижировались обыкновенно без мотивировки и без ссылок на авторитеты; потом они собирались и публиковались в виде первоначальном или переработанном.

Сближение юриспруденции с жизнью выказалось не в одном только дружественном отношении юриста к гражданину, нуждавшемуся в юридическом совете; оно сказалось своею существеннейшею стороною еще в том, что юрист, более, чем когда-либо, стремился приблизить к жизни самое право. Когда-то старое право Квиритов вышло из потребностей гражданской жизни и сложилось так, как того требовало мировоззрение общества. Но прошли века и выработанные формы его, сохраняясь почти в неизменности, оказались отсталыми, неудобными, противными нуждам нового времени. Эти нужды росли быстро, старое право было не способно к быстрым и резким преобразованиям. Пропасть между правом и жизнью юрист наполнил произведением своего свободного творчества. Надо отдать себе ясный отчет в том, чтó такое это юридическое творчество, игравшее такую роль во всей истории римского гражданского права и особенно в тот период коренных нововведений, которым мы теперь занимаемся. Правовой порядок, который насаждается в жизни судебными решениями, договорами и законом, не дается людям сам собою, не вдохновляется в них каким-либо высшим разумом; они додумываются до него, они изобретают его и в этом смысле творят его. Но они творят его не произвольно; как во всяком изобретении они имеют перед глазами определенную практическую цель и ищут средства к удовлетворению этой цели. Юрист видит перед собой разыгравшуюся борьбу различных интересов; он ищет, в какой степени каждая из борящихся сторон заслуживает поддержки с точки зрения интересов всего общества; в разрешение вопроса он вносит свои представления о благе общества, свои идеалы и сообразно этому формулирует средства, которые назначаются им для осуществления того равновесия в борьбе интересов, которое кажется ему наиболее целесообразным. Связанное всеми вышеизложенными условиями, юридическое творчество не есть свободное в безусловном смысле. Оно является закономерным, как закономерна вообще вся человеческая деятельность.

Консерватизм.

Сделки.

§ 116. Форма выражения юридических идей по-прежнему зависела от общего склада мысли. В юрисдикции претора перегринов мысль двигалась свободно и самостоятельно, в юрисдикции городского претора не могло обойтись без влияния старых традиций. Теоретически консерватизм достался светской юриспруденции как наследие от понтификов. Как и прежде (§ 80), процесс консервативной мысли проходил две стадии: во-первых, юрист сохранял старую ассоциацию идей; во-вторых, он искал средства для примирения этого своего шага с жизнью. Как и прежде (§ 86), вторая стадия не всегда следовала за первою, так что противоречие права и жизни не сглаживалось. Пример представляет исковая давность. Так как преторы сменялись ежегодно, то формально эдикт каждого претора имел силу лишь в продолжение одного года и иски, основанные на эдикте, погашались годовою давностью; годовая давность преторских исков удерживалась, однако, в иных случаях, и тогда, когда преторское право было возведено на степень закона, и юристы объясняли такое удержание мотивами, потерявшими в их время всякое практическое значение[см. ссылку]. В тех случаях, где примирение консервативной мысли с жизнью достигалось, средства примирения были также прежние. Тот процесс развития юридических сделок, в котором их применение распространялось далеко за пределы первоначального назначения, продолжался еще в последние века республики. Сюда относится coemptio fiduciae causa – установление супружеской власти над женщиною с целями, посторонними браку. По свидетельству Гая[см. ссылку], женщина до времен императора Адриана только тогда могла сделать завещание, когда она поступала под чью-либо «супружескую» власть (coemptio), вслед за тем передавалась своим мнимым супругом кому-либо в кабалу (remancipatio) и наконец отпускалась господином на волю (manumissio vindicta). Подобное же до времен самого Гая и Ульпиана[см. ссылку] требовалось для того, чтобы женщина могла заменить своих опекунов другими лицами по своему желанию; в таком случае ее опекуном в конце концов становился тот, кто в вышеописанной сложной процедуре играл роль господина. Вся процедура была искусственным соединением старой манципационной (coemptio, remancipatio) и виндикационной (manumissio) формы с целью расширения гражданской правоспособности женщин. Подобным же образом распространялось употребление и более новой формы – стипуляции, указание на что мы встречаем в sponsio praeiudicialis (§ 111). Впрочем, мотив, который лежал в основании такого распространения старых форм, манципационной, виндикационной и стипуляционной, не был тождествен вполне с мотивом их древнейшего распространения. Он был смешанного свойства и заключался частью в искренних консервативных побуждениях – не нарушать освященного стариной порядка, частью же в простом желании избавить себя от труда изобретать новые формы и формулировать новые понятия и нормы: при этом второй мотив значительно преобладал над первым. Таким образом, консерватизм юридической мысли стал принимать вид простой экономии юридических идей, и юридические сделки, образованные по старым образцам, но для новых целей, были мнимыми сделками. Тот же характер должен был перейти постепенно и к сделкам старого права, в образовании которых когда-то играла роль искусственная аналогия. Однако до самых времен Гая первоначальная, истинно консервативная точка зрения не утратила вполне своего господства и «римлянам было свойственно и комедию играть с известною серьезностью и важностью, мнимым отношениям давать некоторое реальное существование».

С мнимыми сделками не надо смешивать симулированные сделки. Этим последним именем называется тот случай, когда стороны из своих личных видов совершают одну сделку под видом другой, например, дарение под видом купли-продажи. «В обоих случаях совершаемый акт есть мнимый, несогласный с истинным намерением сторон; но мнимые сделки суть обличия формы правового порядка, симулированные же сделки, напротив, только отдельные действия; первые установлены юридическими нормами и имеют отвлеченное бытие, последним же свойственно только конкретное существование. Дальнейшее различие заключается в том, что каждая симулированная сделка совершает обман преднамеренно». Первый признак отличает симулированные сделки от мнимых вообще, второй же в особенности от сделок древнейшего происхождения, обязанных своим образованием консерватизму юриспруденции.

Интерпретация.

В последние века республики, так же как и во времена понтификальной юриспруденции, действовала интерпретация в ее старом виде, она продолжала действовать даже во времена классической юриспруденции. Многочисленные нововведения, сделанные претором перегринов и усвоенные потом городским претором, были подведены юристами под те или другие законодательные определения; вот почему такие иски, как иски из купли-продажи, найма, товарищества и договора поручения, равно как иски из реальных договоров: ссуды, поклажи и залога, причислялись к числу цивильных исков; вот почему мы слышим об обширных трудах юристов VII столетия – трудах, которые относились все к «цивильному» праву и вместе с тем касались, конечно, всех преторских нововведений. Интерпретация расширяла область цивильного права, пополняя его новыми, прежде неизвестными институтами. В каких широких пределах и с какою смелостью интерпретация применялась к постановлениям преторского эдикта, это особенно можно видеть из трудов императорской юриспруденции.

XIII

Консенсуальные и реальные контракты (VI, VII и начало VIII столетия)

Об источниках.

§ 117. Обращаемся теперь к новым институтам гражданского права, возникшим с половины VI столетия под влиянием расцвета преторского могущества. Это было временем появления многочисленных договоров и вместе с тем развитие самой идеи договора. Большинство договоров возникло в гражданском обороте с перегринами и получило впервые юридическое признание в юрисдикции претора перегринов; потом они перешли в оборот римлян и были признаны городским претором. Было бы важно определить, чтó именно внес каждый из двух преторов в историю отдельных договоров, но такая задача представляется неосуществимой за недостатком исторических данных. После того как в оборот римлян перешло общенародное право, дальнейшая разработка этого последнего стала делом обеих юрисдикций, и именно времени такой разработки принадлежат существеннейшие из тех данных, которыми мы обладаем для ранней истории общенародного права.

Другие стороны в истории договорного права могут быть раскрыты, но только до некоторой степени. Данные для этого хотя и существуют, однако представляются скудными и часто неясными, что постоянно ведет к разноречивым толкованиям и предположениям. Наиболее ранним источником служат комедии Плавта (ум. 570 г.), писанные в сороковых, пятидесятых и шестидесятых годах VI столетия. Действующие лица этих комедий беспрестанно совершают различные юридические действия, и по происходящему на сцене мы вправе судить о современной действительности. Тем не менее такая основа представляется довольно скользкой для историков. Сюжет комедий Плавта переделан им с греческого, а потому в ходе пьес встречается многое, явно принадлежащее Греции; например, брат просватывает сестру; сын в отсутствие отца распоряжается его имуществом и т.п.; действующие лица разговаривают, конечно, на обыденном языке простолюдинов, греша против юридической терминологии, и было бы неосторожно слишком доверять их речи, когда дело идет о характеристике правовых учреждений. Не столько юридическая конструкция, сколько бытовая сторона их отразилась в комедиях. – После Плавта источником служит Катон старший (ум. 605 г.), в сочинении которого о сельском хозяйстве мы находим формулы (leges) и советы, относящиеся к совершению различных сделок (купля-продажа, наем). Указанные формулы были, по всей вероятности, отчасти заимствованы Катоном из существовавших сборников, отчасти же могли быть составлены им самим. Их историко-юридическое значение, очевидно, несравненно выше, нежели значение комедий. – Данные для истории гражданского права в VII в. все содержатся в позднейших источниках, начиная с сочинений Варрона (ум. 727 г.) и Цицерона (ум. 711 г.) и кончая дигестами.

I. Меновые договоры

Купля-продажа

Определение.

§ 118[см. ссылку]. Соглашение двух сторон, покупателя (emptor) и продавца (venditor), о том, что покупатель обязывается уплатить продавцу определенную денежную сумму[см. ссылку] взамен какого-либо предмета[см. ссылку], продавец же обязывается передать покупателю этот предмет взамен сказанной суммы, составляет договор купли-продажи. Каждая из договорившихся сторон имеет иск (actio empti, actio venditi) для принуждения противной стороны к исполнению принятого ею обязательства. Договор исполняется тем, что покупатель уплачивает продавцу покупную сумму, а продавец передает (манципация, цессия, традиция) покупщику проданный предмет.

Задаток.

В таком виде купля-продажа, известная старому цивильному праву лишь в форме манципации, составляет важнейшую торговую сделку во времена классической юриспруденции. Ее первоначальное появление должно отнести к VI столетию. В комедиях Плавта купля-продажа играет большую роль: действующие лица покупают друг у друга рабов, дома и скот. При заключении договора продавец получает обыкновенно от покупателя вперед часть покупной суммы; это – задаток (arrabo, позднее – arrha), учреждение, заимствованное из Греции. Задаток гарантирует продавцу солидность покупателя, и обеим сторонам до известной степени затрудняет отказ от договора, ибо в случае отказа покупателя его задаток остается у продавца, в случае же отказа продавца покупатель получает задаток обратно. Обычай давать задаток сохранился и в позднейшем римском праве, но, благодаря успеху, который сделали к тому времени способы вознаграждения за убытки (глава XX), потерял свое прежнее значение и распространение. По мнению Гая[см. ссылку], задаток устанавливается для того, чтобы легче было доказать существование договора. В двух пьесах Плавта продавец отказывает покупателю в передаче проданного предмета, в ответ на что покупатель требует от него или самый предмет, или возвращение задатка. Не следует заключать из этого, что во время Плавта договор купли-продажи не имел еще юридической силы, так что при отказе продавца покупателю оставалось лишь просить о возвращении задатка (condictio). В других пьесах находятся места, которые представляют положение этого договора в ином свете. Так, в одном случае действующее лицо, выдавая себя за посланного от продавца, просит покупателя отступиться от заключенной купли дома, но покупатель резко отказывает ему, говоря: «Каждому свое; ведь, если бы мы переплатили за дом, то не имели бы возможности отказаться от него. Пусть же он будет наш теперь, когда от него есть выгода». Покупатель не говорил бы таким языком, если бы не имел юридической возможности сохранить заключенную куплю. В другом случае продавец, желающий удержать у себя проданное, старается под разными предлогами представить дело так, как будто бы между ним и покупателем не состоялось еще окончательное соглашение о покупной цене, т.е. желая уклониться от исполнения договора, он представляет дело так, как будто бы самый договор не был еще заключен. Вообще у Плавта купля-продажа представляется сделкой настолько распространенной и обыденной, что было бы странно, если бы она не имела в его время полного юридического признания.

Res futurae.

Во всяком случае она обладала таким признанием при Катоне. Он дает землевладельцам указания относительно продажи олив и винограда, еще не собранных, вина, зимнего корма, приплода, имеющего быть от овечьего стада. Таким образом, мы встречаемся здесь с продажею вещей, еще не существующих, но будущих (res futura): плод, не снятый c дерева, и т.п., составляет особую вещь в смысле юридическом лишь по своем отделении от вещи, его производящей. Купля-продажа будущей вещи не могла бы практиковаться, если бы не пользовалась юридическою защитой: землевладелец, запродавая произведения своего имения (причем на покупателя возлагалась часто обязанность сбора их), должен был быть уверен, что его сделка останется ненарушенною. Купля-продажа будущей вещи была известна и позднейшим юристам[см. ссылку]; ее предметом служила вещь, еще не существующая, но долженствующая явиться по законам природы. Договор был условный, в нем подразумевалось условие: «если вещь появится». В случае непоявления ее договор оказывался недействительным и обе стороны освобождались от своих обязанностей. Эту сделку надо отличать от другой, известной под именем emptio spei; предметом этой последней была вещь, появление которой возможно ожидать, но в сделку входил при этом риск со стороны покупателя. Покупатель платил условленную сумму во всяком случае, независимо от того, оправдалась ли его надежда на приобретение купленной вещи[см. ссылку]. – Современнику Катона, юристу Сексту Элию Пету, приписывается одно решение, из которого тоже следует заключить, что купля-продажа была в то время юридическою сделкою[см. ссылку].

Консенсуальный контракт.

§ 119. Как у Плавта, так и у Катона, главные обязательства продавца и покупателя (обязательство передать вещь, уплатить деньги) устанавливаются, по-видимому, простым соглашением сторон. Таким образом определяются у них многие побочные обстоятельства купли-продажи и вытекающие оттуда обязательства. Так у Катона определяется качество проданного товара, устанавливаются последствия просрочки (morа) со стороны продавца, обязанность продавца (землевладельца) отвечать перед покупателем за вред, могущий быть нанесенным им самим, его людьми и скотом, и обратно, таковая же обязанность покупателя перед продавцом; далее соглашение касается права обеих сторон на совместную пастьбу скота, обязывает покупателя не вывозить из имения своего инвентаря до полной уплаты покупной суммы, устанавливает сроки, в которые он должен испробовать и принять купленное вино или очистить имение; наконец соглашением же устанавливается, что всякий спор по договору должен разбираться в Риме.

Дополнительные стипуляции.

Но не все обстоятельства определялись указанным путем, некоторые из соглашений облекались в торжественную форму стипуляции. У Плавта продавцы гарантируют таким образом покупателей на случай эвикции, т.е. на тот случай, если продана и передана чужая вещь и настоящий ее собственник отберет ее у покупателя судебным порядком[см. ссылку]. У Катона посредством стипуляции продавец выговаривает у покупателя часть проданных продуктов в дополнение к денежной плате или обязывает покупателя к вознаграждению рабочих, которые будут собирать проданные оливки. Кроме того, стипуляция (соединенная с поручительством) служит часто как особое средство гарантировать исполнение купли-продажи со стороны покупателя: по совершении купли-продажи покупатель подтверждал торжественно свое обязательство и выставлял поручителей. Такая дополнительная и вспомогательная роль стипуляции при купле-продаже не раз давала повод предполагать, что первоначально вся вообще купля-продажа для того, чтобы получить юридическую силу, должна была облекаться в торжественную стипуляционную форму примерно следующим образом: продавец спрашивал покупателя: «Обещаешь ли ты дать мне такую-то сумму денег, если я дам тебе такую-то вещь?»; покупатель, в свою очередь, спрашивал у продавца: «Обещаешь ли ты дать мне такую-то вещь, если я дам тебе такую-то сумму денег?». Условие связывало две стипуляции, сами по себе самостоятельные. Огромная роль, которая принадлежала стипуляции в римском праве и с которою мы еще познакомимся ниже (глава XIV), служит, конечно главным основанием такого предположения; однако в источниках не находится для него фактических подтверждений.

§ 120. Из числа дополнительных стипуляций две заслуживают особого внимания:

Ответственность за эвикцию.

1. Стипуляция касательно ответственности продавца за эвикцию. В старом цивильном праве эта ответственность, будучи обусловлена тогдашним воззрением на воровство (furtum), подразумевалась сама собою, как скоро происходила манципация, и осуществлялась через actio auctoritatis in duplum (§ 13, 43). Потом у Цицерона и на одной из восковых дощечек[см. ссылку] упоминается неясная для нас стипуляция с поручительством (stipulatio secundum mancipium cum satisdatione). Вероятно, она служила покупателю гарантией на случай недействительности манципации. При купле-продаже, осуществленной через простую традицию, – каковым порядком совершалась вся торговля с перегринами (манципация была им недоступна), – вышесказанная обязанность продавца не подразумевалась сама собою (ср. примеч. 2 на с. 190); для установления ее стороны прибегали к стипуляции, по которой продавец обещал возвратить покупателю в случае эвикции покупную сумму или вдвое против нее (stipulatio simplae vel duplae)[см. ссылку]. Разумеется, такое обещание не могло быть вынуждено у продавца против его воли. Нам, однако, этот порядок не должен казаться странным, он указывает только на то, что первоначальная купля-продажа была по преимуществу рыночною сделкою и притом – сделкою международного рынка. Ее предмет составляли вещи, привозимые из-за границы, или вещи движимые, быстро потребляемые либо исчезающие от взоров посторонних среди прочего домашнего инвентаря; опасность эвикции относительно таких вещей была невелика. Когда же предметом купли-продажи стали другие вещи, когда она вошла в употребление между римлянами, тогда ответственность за эвикцию стала для продавца обязательной. Именно курульные эдилы, которым принадлежал полицейский надзор за рынком и разбирательство споров по рыночным сделкам, сочли за справедливое принуждать продавца к совершению гарантирующей стипуляции. Итак, покупатель посредством actio empti мог вынудить продавца к обещанию возвратить ему в случае эвикции покупную цену, а если предметом купли были ценные вещи, то – вдвое против нее[см. ссылку]. У классических юристов Помпония, Нерация, Папиниана, Ульпиана и Павла помимо всякой стипуляции посредством одной аctio empti продавец мог быть принужден к возмещению убытков, которые понес покупатель от эвикции. Размеры этих убытков покупатель должен был доказать на суде, а потому обычай требовать от продавца гарантирующую стипуляцию сохранялся и во время классической юриспруденции. По стипуляции условленная в ней сумма присуждалась истцу без доказательства. Только Павел решил, что двойная покупная цена может быть взыскана и тогда, когда не было совершено стипуляции[см. ссылку], и таким образом признал в ответственности продавца за эвикцию существенную принадлежность купли-продажи. Если обнаруживалось, что продавец заведомо продал покупателю чужую вещь, то до наступления эвикции он мог быть притянут к ответственности посредствомъ actio utilis. Так полагал еще Африкан[см. ссылку].

За исключением этого последнего случая, ответственность продавца наступала лишь тогда, когда проданная вещь отбиралась у покупателя судебным порядком, причем покупатель должен был своевременно известить продавца о предъявленном к нему споре. Если была продана чужая вещь, но обладатель ее не возбуждал о том спора, то продавец не платился ничем; ответственность продавца уничтожалась вовсе, как скоро вещь погибала или становилась собственностью покупателя в силу давности. Из всего сказанного видно, что купля-продажа обязывала продавца передать вещь покупателю не в собственность, но в бесспорное владение.

Ответственность за доброкачественность вещи.

2. Стипуляция касательно ответственности продавца за доброкачественность проданной вещи. История относящейся сюда стипуляции имеет много общего с историей стипуляции предшествовавшей категории. Первоначально продавец не был ответствен за доброкачественность проданной вещи (такая ответственность не лежала на нем и в старом цивильном праве). На случай, если купленные вещи окажутся дурного качества, покупатель заключал с продавцом гарантирующую стипуляцию, например, продавец ручался, что проданный им скот здоров, что над ним не тяготеет опасность поступления в кабалу (noxa, § 40) и т.п. Многочисленные примеры такой стипуляции мы находим у Варрона, в его сочинении о сельском хозяйстве. Землевладельцы покупали необходимый скот не иначе как с ручательством за его доброкачественность, но на городском рынке продавцы легко могли притеснять своих покупщиков и отказывать им в гарантирующих стипуляциях. Курульные эдилы наблюдали за тем, чтобы на рынке не продавалось ворованных и плохих вещей; они же устанавливали торговые таксы. Далее в своем эдикте, известном при Цицероне и изданном, быть может, при Катоне младшем (конец VI в.)[см. ссылку], они обязывают продавца без всякого требования со стороны покупателя указать ему все недостатки продаваемой вещи; в противном случае продавец отвечает за все неуказанные им недостатки. Эдикт относился к продаже рабов и животных, интерпретация распространила его применение на все другие случаи; продавец был ответствен не только за те недостатки вещи, которые он скрыл умышленно, но вообще за все те, которые он должен был бы знать, хотя бы на самом деле и не знал. В случае недостатков, обнаруженных после купли-продажи, покупатель мог требовать или отмены самой сделки (actio redhibitoria), или соответствующего уменьшения покупной цены (actio quanti minoris). Во время классической юриспруденции, начиная с Лабеона[см. ссылку], возмещение убытков, происшедших от недоброкачественности проданной вещи и даже вследствие самой отмены сделки, можно было достигнуть посредством actio empti, сначала – в случае злоумышленности продавца, а потом вообще во всех случаях, предусмотренных эдиктом эдилов. Таким образом эта ответственность сделалась существенною принадлежностью купли-продажи.