Андрей Кулагин

Гобсек

(отрывок)

Сегодня Мария Филипповна встала рано. С трудом выбравшись из-под одеяла, она сидела на краю кровати, пока, наконец, не почувствовала, как медленными тяжелыми толчками возвращается к ней сознание, опадает тяжесть со лба, мерзнут босые ноги, не прикрытая одеялом спина. Пора было идти…

Вообще-то идти нужно было ещё вчера, потому что днем раньше в кошельке оставалось 32 копейки, а до пенсии – неделя. Да и Нинке, из милости таскавшей ей воду из колонки, она уже задолжала. Пора было идти…

Натягивая на себя холодную влажную одежду, еще раз вспомнила, как она будет добираться: сначала по своей улице, потом через дорогу, потом мимо забора до автобусной остановки. И номер автобуса… Господи, только не потеряться… после контузии она часто терялась. Идёт, идёт и забудет, куда и где. И смотрит, будто не была здесь никогда. Несчастье это случилось с ней ещё в войну. (Близко упала фашистская бомба. Эшелон бомбили.) Пока по моложе была – нечувствовала, а теперь вот – третий год теряется и голова болит – мочи нет…

Но сегодня она дойдёт. Обязательно. Третьего дня спросила у Нинки пятёрку, так та аж скривилась вся… Нету, говорит, у самой. Ты б кольцо-то, говорит, продала, да не попрошайничала. Так и сказала: “Не попрошайничала!” Стерва. Мария Филипповна до такого ещё не дожила, чтоб побираться…

И пенсия у неё теперь семьдесят рублей. Просто повезло её нынче: купила обувку – войлочные полуботинки. Двадцать пять рублей отдала, так теперь на сколько хватит! Может, и не надо будет больше…

Она сделает всё как в прошлый раз, когда они ходили в ломбард вместе с Нинкой. Отдаст кольцо. Ей должны дать двести рублей и сказать, когда вернуть и сколько надо будет доплачивать. Это она запомнит очень хорошо. Потом она вернётся домой и возьмёт себе столько, чтобы дотянуть до пенсии, а каждый месяц будет потихоньку откладывать, чтобы к кончу срока опять получить двести рублей и ещё столько, сколько теперь скажут.

А кольцо своё она всё-таки не продаст. Ей еще помирать впереди… Мария Филипповна слышала, что бывает со стариками, которых хоронить не на что… Может Нинка потом кольцо возьмёт, да позаботится… Она ведь баба-то неплохая. Эту неделю воду каждый день носила. Да и мужик у неё есть теперь. А у Марии Филипповны мужа на фронте убили, а Саша и Алёша, сыновья её, позже погибли один за другим… теперь никого не осталось, даже знакомых, никого, кроме Нинки. Дожила, вот, до ломбарда…

Старики да молодёжь – вот большинство приверженцев страны Ломбардии. Их гораздо больше, чем людей среднего возраста. Но если молодые – категория не постоянная, обращаются сюда от случая к случаю, то среди пожилых есть клиенты с многолетним стажем.

Старушка, регулярно перезакладывающая верхнюю одежду. Она лишь на день перезаняла 200 рублей. Выкупит, уплатив проценты, и вновь сдаёт пожилой мужчина, заложивший осеннее пальто, выкупил шубу и одевает её прямо в зале. Одинокая мать двоих детей рассказывает мне о том, что не хватает денег выкупить зимние вещи, свои и сына. Что и подрабатывает она, и алименты вот-вот придут, а не хватает…

Некоторые сдали своё золото ещё по цене 9 рублей за грамм (это когда же было-то, господи?!), и до сих пор перезакладывают. Хватает только на проценты…

Разговариваю со мной не охотно. Оно и понятно… Ломбард тем и хорош, что никому не дела до твоей получки, никто не лезет тебе в душу, и соседка, выглядывая из-за двери, не смотрит на тебя выжидающе всякий раз, когда ты оказываешься на лестничной площадке. Здесь ни кого не волнуют твои проблемы, ты здесь как сотни других. Ты равноправен. Даже в бедности. И ты не гость страны Ломбардии – ты её гражданин, ты её пленник…

Ломбард мало чем отличается от перекупочной системы. Там тоже, если ты не выкупишь колечко вовремя, отправят его на переплавку, но только в Москву. А если в колечке камешек, его извлекут, изуродовав оправу. Ювелирное изделие ценится только повесу, как будто полотно художника ценится по количеству нанесённой на него краски. Бессмысленная, затратная система, но мы оплачиваем её, потому что Типовой Устав, разработанный в Москве, утверждённый Минфином, одинаков и для Москвы, и для Ашхабада, и для Свердловска, конечно. Золото не может быть реализовано и в том виде, в котором оно осталось в ломбарде. А по оценкам специалистов, 93 процента золотых изделий после небольшой доработки не будут отличаться о новых. Устав же запрещает изменять величину ссудного процента, взимаемого с клиента.

Уже сейчас работники ломбарда отмечают: среди клиентов стало гораздо меньше богатых людей. Раньше были цыгане, закладывающие золото в больших количествах, раньше были продавщицы, которым растрату возместить, то вещь купить срочно. Раньше были вернувшиеся из-за границы. Теперь большинство из них находит деньги и без ломбарда.

Страшен не рынок, страшно его бюрократически-половинчатое воплощение…

Мария Филипповна с трудом выбралась из автобуса. Как доехала – не помнит. Её ругали, её толкали на спинки кресел, выпала палочка – не поднять. Наконец, её выпихнули. Она стояла на автобусной остановке, прижавшись к стене, напряжённо вспоминая, куда идти: налево или направо?

- Сынок, - окликнула она меня, - сынок, где-то ломбард здесь… В какую сторону?

Так мы познакомились. Мы шли долго и медленно, мы шли трудно: вдоль стены, мимо толкающихся людей. В тёмном провале подворотни, где очень скользко. Я помог ей подняться на обледенелое крыльцо с исковерканными железными перилами.

Ломбард – организация, работающая с 429-ю процентами рентабельности. Здесь протекает крыша и не отремонтирован фасад, а средняя зарплата работника только в этом году выросла с 162 до 232 рублей. Но и это уже является нарушением ещё одной бюрократической постоянной, ведь выработка за этот год выросла всего лишь на 18 процентов.

Мы шли. И ей пришлось отвечать на мои навязчивые вопросы. Простите меня, Мария Филипповна. Я, как и обещал, не назову вашего настоящего имени. И все равно: простите…

Я узнал, что не стоит она в очередях, потому что – ноги, куда ей! И потому редко говорит. Столовые дороги, и к концу месяца неизбежно вырисовывается магазинный буфет: чай без сахара и рогалик… Я узнал, что печь она не топила “уж который месяц” – дров мало. Но зато есть обогреватель, и когда он работает, вода в принесённом Нинкой ведре не мёрзнет…

Нет, Мария Филипповна, это не Вы несёте в ломбард память о своём муже, это мы заложили свою память под огромные проценты, и выплачивать их на ещё предстоит…

Но чем эти рассуждения могут помочь Марии Филипповне и другим гражданам страны Ломбардии? Чем?

Ростовщичество – порождение “первобытного” рынка. Античностью, средневековьем попахивает от наших ломбардов. Где же потребительская ссуда, где социальная защита обездоленных?

В апреле прошлого года объединения, которому подчинялся ломбард, не стало. Возник концерн “Средуралбытпром”. Всё управление объединения превратилось в его исполнительную дирекцию. С будущего года – никакого диктата, все отношения с подразделениями на взаимовыгодной, договорной основе… соблазнительная для остающихся в объединении вырисовывается картинка. И поневоле веришь в её реальность, побывав в ухоженном здании территориального объединения, где полированные панели удачно сочетаются с убранством холлов и приемных, где витражные стёкла и лифт, и скучающая у входа вахтёрша…

А кабинет В. Е. Крупина, главного инженера доживающего последний месяц объединения, светел и удобен. На мягких стульях проваливаешься и очень скоро осознаешь – сидеть здесь можно только в двух позах: либо на краешке, либо вальяжно откинувшись и ведя разговор на равных.

Он говорит мне, что ломбард – это давно отжившее, что ломбарду много помогали. Что если ломбард уходит от них, тогда ему придется расплачиваться за оборотные фонды, которые объединение ему предоставило…

Нищий Гобсек конца двадцатого столетия. Бальзаку этот образ был бы, пожалуй, не под силу…

«Голоса»

январь 1990 года.

Приложение 6