День Солнечного календаря. но уже рано утром запыхавшийся Саша стремительно вошёл в спальню

...но уже рано утром запыхавшийся Саша стремительно вошёл в спальню. В левой руке Саша держал бутылку водки, правой – позванивал квартирными ключами на колечке.

- Одевайся! Я принёс деньги и водку, - произнёс он с такой интонацией, будто всю ночь, по личной Вериной просьбе, искал эту водку, и к утру наконец-то нашёл и, что важно, принёс ей бутылку! По дороге не разбил, не потерял, а донёс и на стол поставил...

Около ног Саши появилась странная лужица, но он ничего не замечал. Деловито оглядевшись:

- Где-то здесь видел, а! вот, - бросил ключи на стол рядом с бутылкой и, взяв шариковую ручку, вытащил из-под стопки бумаг листок в клетку. - Я тебе адрес напишу и как пройти, - пояснил он свои действия. - Надень тёмную одежду, - присев к столу, Саша продолжал говорить и что-то чертить на тетрадном листке одновременно.

Мерцающая лужица дрогнула, стала больше, и от неё пошёл неприятный запах.

- Чёрную юбку найди. Там тётка одна живёт. Я тебе тут написал, как её зовут. Дашь ей денег. Пятьдесят рублей. И водку... Но сначала скажешь, что ты от Степана Степановича, - внимательно посмотрев на свой чертёж, Саша отложил ручку, но продолжал сидеть. - Да, возьми с собой простыню, ну, которую не жалко, и вату с марлей. Больше бери. Пригодится. Всё поняла? - спросил он, взглянув на Веру через плечо, и не дождавшись ответа, отвернулся.

Запах от лужи шёл как от большой помойки в жаркий день.

- Это здесь же, в Брагино. От нас лучше ехать на восьмом троллейбусе. Название остановки прочитай внимательнее, - продолжал говорить он, разглядывая шторы. - Вспомнишь, как поедешь. Тебе надо будет выйти на следующей после нашей, бывшей. Куда идти я начертил. Давай, вставай, что ты всё лежишь? - вскочил он со стула и нетерпеливо зашагал по комнате, потирая руки, как будто они замёрзли.

- А зачем мне к ней ехать? - Вера искренне недоумевала, поглядывая на огромную лужу и морщась от противного запаха.

- Ты чего из себя идиотку всё время разыгрываешь? - навис он над ней, резко приблизившись, - Аборт делать, а-бооорт! - почти крича, произнёс он по слогам. - Мне не нужен сейчас ребёнок!! не нужен! да и тебе не нужен. - Голос потерял силу. - А в консультацию идти, много времени можно потерять, - как-то устало произнёс он. - Анализы, справки, то, сё. Могут и не сделать, - теперь он говорил с ней так, будто они уже беседовали об этом раньше, много беседовали, и во время бесед пришли к обоюдному решению, и Саша только напоминает ей об этом. Его руки у головы Веры нетерпеливо нажимали на подушку. Часть волос попала под обе ладони, и голова Веры невольно дёргалась влево – вправо, словно отрицая происходящее. Больно. Немного. Больно. Не главное. Сейчас. Не главное.

- Я… не хочу… аборт, - глядя ему в глаза, сказала она тихо. Вера и сама не поняла, почему вдруг стала с ним спорить. Никогда ранее не позволяла она себе спорить с Сашей. Зрачки его тёмно-зелёных глаз расширились и тут же резко сузились:

- Тааак значит?! Знаешь, что? Или! или! Или ты делаешь аборт, или забудь обо мне! - он так сильно нажал на подушку, отходя от Веры, что у собранного дивана приподнялись задние ножки, и Вера чуть не упала с дивана. Она еле успела удержать своё тело, упёршись правой рукой в пол.

Рука попала в мерцающую грязь. Запах тухлого мяса шибанул в нос, но на руке ничего не осталось.

Запах шёл, но не от руки. А ещё Вера почувствовала, как от Саши идёт на неё Безжалостный Холод и сковывает её, и глаза у Веры захотели закрыться и не открываться, а её горло покрылось изморозью, и все звуки в нём замёрзли. Она даже невольно поёжилась от страха быть замороженной полностью этим ледяным холодом.

А лужа тем временем растеклась по всей спальне. Дышать было просто нечем.

Вера нашла в себе силы встать, чтобы открыть окно. Вдыхая чистый воздух и посматривая на воняющее нечто под ногами, она старательно вслушивалась в слова Саши:

- Даже если и родишь, я всё равно буду говорить всем, что знать не знаю, и ведать не ведаю, от кого у тебя ребёнок, понятно? - Голос опять набрал высоту:

- Не забывай, где ты учишься! Мать что тогда сказала? Помнишь? У тебя таких, как я, всё училище! Так вот! Вчера она сказала мне, что этот ребёнок – сын полка! Ей не нужен такой внук, а мне не нужен чужой ребёнок! Всё! Мне на работу пора!

К этому времени воздух улицы уже не справлялся со зловонием...

Вера почувствовала, как Безжалостный Холод начал пробираться в неё… собрался в ледяной кусочек-камешек… ледяной кусок, у которого все грани были острыми, как бритвы, начал расти и медленно поворачиваться, и, врезаясь ледяными краями во все органы внутри Веры, кромсал их на мелкие кусочки... особенно досталось сердцу...

- Саш, забери деньги, - было так больно, что каждое слово давалось Вере с огромным трудом. - Я аборт делать не буду… и никому не скажу, даже маме, что ребёнок от тебя... я потом придумаю, что ей сказать... ты сейчас деньги забери, - ещё немного, и она бы закричала, даже заорала или взвыла бы от боли.

Не хочу, чтобы он понял это... Не кричать надо, а смеяться... Когда так больно, как смеяться?

Пришлось быстро вспомнить все уроки актёрского мастерства, где им говорили про предлагаемые обстоятельства, и у неё получилось улыбнуться! И, широко улыбнувшись, спокойно договорить:

-...и водку забери, оставь только ключи, пожалуйста.

Гениально!

Она улыбнулась Саше ещё раз!

Легко!

Эффект неожиданности сработал.

- Да на ключи, на! Держи свои ключи! - Закричал Саша и с силой смахнул кольцо с ключами со стола в её сторону.

Связка из трёх ключей упала в мерцающую жижу и без всякого всплеска прошла сквозь неё.

Ключи, ударившись об пол, жалобно звякнули.

- И не надейся... на живот меня поймать... непонятно от кого... мать знает, что говорит, - нервно бормотал он, забирая со стола бутылку водки и две фиолетовые купюры.

Пятьдесят рублей… пятьдесят рублей – это цена жизни ребёнка, нашего ребёнка… как во сне, медленно думала застывшаяВера, продолжая улыбаться...

…она вздрогнула и очнулась, когда Саша открыл дверь из спальни ударом ноги, а та громко стукнула по стене прихожей. И ещё раз Вера вздрогнула, когда Александр захлопнул дверь в квартиру с оглушительным грохотом. Но и в наступившей тишине Вера почему-то продолжала вздрагивать. Всё её тело била мелкая дрожь. Ей было холодно.

Очень-очень холодно...Саша ушёл... Ушёл...

Следом за Александром исчезла воняющая лужа.

…принимая душ, Вера смывала с себя слой за слоем шестьдесят восемь прошедших месяцев. Мысли были холодными и прозрачными, они плавали под потолком ванной комнаты короткими строчками, и, выключив воду, Вера собрала строчки в стихотворение. Она прочитала его вслух, закинув голову так, чтобы ни одна слезинка из её глаз не вылилась:

- У тебя сегодня были

губы – лёд,

а щёки – иней.

Тело твоё свободы желало.

Язык твой –

змеиное жало.

Вновь за спиной не брат –

Брут!

А слова его –

ложь-нож!

И от слов меня – в дрожь! в дрожь.

Вдруг мне любовь-пресс

виски так сжала,

что глаза

из глазниц покатились!

Но, я ослепла, когда влюбилась,

и, слепая, тебя любила,

а когда глаза покатились,

я прозрела.

Одеваясь, Вера получила Повестку из Штаба. Знакомый холодок, который шёл по спине, был сегодня странно тёплым...