Не грузи ты меня, начальник

Шибанов старался вести себя спокойно, как человек, у которого в запасе имеется еще пара крепких козырей, придержанных до времени, чтобы ударить ими наотмашь. Наверняка. Но Фарид тоже, казалось, набрался терпения и смотрел на оперативника с вызывающим хладнокровием и лишь хмыкал на очередной его вопрос.

Шибанов умело намотал нервы на кулак, но был близок к тому, чтобы обломать стул о его самодовольную физиономию.

– Для чего тебе нужна была лопата? – в который раз спрашивал Григорий.

– Начальник, ты, видно, глухой. – Губы Фарида искривились, разошлись. – Я же тебе сказал, что я тащусь от природы, клумбы во дворе нужно было выровнять, пускай детишки среди цветов бегают.

– Если ты такой любитель природы, может, ты тогда сумеешь объяснить, почему на полу в квартире кровь?

– Порезался, начальник, отсюда и кровь.

– И почему же так много?

– Да с меня вечно течет, как с кабана.

Фарид Ибрагимов явно издевался. Шибанов не давал ему спать третьи сутки, и следователи, допрашивая его, менялись через каждые четыре часа, а он выглядел на удивление свежо, как будто бы ухитрялся отсыпаться. Закаленный зонами, он с легкостью сносил всякое неудобство. Бить его не решались, все‑таки не малолетка, натыривший грязного белья где‑нибудь в садовом кооперативе, а опытный урка, имеющий авторитет среди своего братства.

Угрозами его тоже не проймешь, на своем веку он наслышался их такое огромное количество, что попросту не воспринимал. Следовало найти ключик, который без особого усилия отомкнул бы этот злополучный сим‑сим.

Ибрагимов улыбнулся над беспомощностью следака, ожидая следующего вопроса.

Предыдущий день Шибанов поработал много и теперь со скрытым превосходством наблюдал за арестованным, предчувствуя, что партия идет к завершению.

– Ты давно не видел Розу?

Фарид нахмурился. Такого вопроса от следака он не ожидал. Можно было предвидеть, что трое рассерженных оперов начнут учить его жизни, выбивая крепкими кулаками показания; могли стянуть «ласточкой» и оставить в одиночной камере встречать рассвет; могли бросить в пресс‑хату, но вопросы из личной жизни – это нечто…

– При чем здесь Роза, – неприязненно произнес Фарид.

– Кажется, у тебя дочь растет. Сколько же ей лет? Семнадцать?

Ибрагимов нахмурился еще больше. Важно не показать слабость и беспристрастной физиономией доказать, что в этом мире не существует вещи, способной царапнуть по струнам души.

– И что с того?

– Вижу, что пыжишься, а голосок‑то дрогнул.

– Начальник, ты что хочешь мне сказать? На понт берешь?

– Что‑то ты, Фарид, нервный стал. На тебя это очень непохоже. А ты знаешь, что она у тебя на наркоте сидит? Я тебе не хотел говорить, но у нас уже достаточно оснований, чтобы запереть ее надолго.

Фарид сглотнул слюну. Если разбираться, то Роза была единственным существом, которое он любил по‑настоящему. И уж чего он ей не желал, так это парилки в чалкиной деревне.

Следак не блефовал, он выложил свой последний козырь, самый главный, и если Фарид пойдет в отказ, то он найдет причину отправить девочку по этапу.

– Чего ты от меня хочешь? – Голос Фарида потускнел.

– Правды.

– Хорошо… Будет тебе правда. Как на духу говорю, к оружию мы отношения не имеем… Закурить бы, что ли, дал.

– Бери, – великодушно бросил на стол пачку «Мальборо» Шибанов. – Всю бери. Тебе еще долго сидеть, да и в камере на «общак» несколько штук положишь.

Ибрагимов хмыкнул:

– Я всегда знал, капитан, что у тебя с чувством юмора не все благополучно. – Привычно открыл пачку, извлек одну сигарету, после чего уложил пачку в карман рубашки. – Так вот, зря ты напрягался: ни Карась, ни я, ни тем более Галка – к оружию никакого отношения не имеем.

– Что‑то я тебя не понимаю, Фарид. А разве не Волкова сказала о том, что застрелены охранники были из обреза?

– Галка сказала, – охотно согласился Ибрагимов, загнав в легкие целую струю дыма. – Только об этом я ей сказал, сдуру, конечно! Откуда я знаю, не спрашивай, все равно не отвечу. Если заикнусь, порвут не только меня, но и мою дочь. Но хочу тебе сказать так, охрану вскрывали люди очень серьезные. О себе я не пекусь, а вот дочь… Так что ты, гражданин начальник, сам поработай головой и здесь на меня не рассчитывай. Отвечаю я только за себя. Кровь, что ты в кухне видел, с Игорька натекла, – проговорил, как выдохнул, Фарид. – Подельник он мой… был. Можно сказать, не один год в корешах ходили, да вот так как‑то очень нескладно вышло. – По сморщенному лицу Фарида было заметно, что вспоминать этот случай ему было неприятно, и если бы не дотошный опер, что вцепился в него бульдожьей хваткой, возможно, затолкал бы пережитое куда‑нибудь глубоко в подсознание. – Ведь мы в галкиной деревне жили с ним душа в душу, делили не только последний кусок хлеба, но и телок. – Одной сигареты для такого серьезного разговора было явно недостаточно. Фарид вытащил еще одну и жадно прикурил от первой. – Я ведь с Галкой уже давно живу, года два, об этом все знают. Ну, любовь у меня! – взмахнул руками Ибрагимов. – Запал я на нее, как пацан. И сам этому не рад. Задарил я ее с ног до головы, что ни день, так обязательно какую‑нибудь вещичку приволоку. Она теперь даже на ружье смотрит, как на какую‑то безделицу. Ну ничем ее не проймешь. Я и раньше замечал, что Игорек как‑то неровно на Галку дышит. Предупредил его по‑свойски, мол, не трожь, чужое. Вроде бы понял парень, слово блатного даже дал. А тут я как‑то домой заявляюсь. Дверь своим ключом открываю. И вдруг слышу в соседней комнате какое‑то пыхтенье, и Галка так истомно вздыхает. Тут и догадался я, что к чему. Не помню толком, как все и произошло. Метнулся на кухню, взял большой нож и к ним в комнату. А Игорек, мой дружок разлюбезный, прислонил мою любаву к спинке кровати и пялит так от души со спущенными трусами. Торопится, падла, боится не успеть, потому что я с минуты на минуту подойти должен. – Рассказ Фариду давался нелегко. Он прищурил свои степные глаза, курнул разок, пустив белесое облачко в потолок, и продолжал так же ровно:

– Тут Галка мне в ноги кинулась, кричит, не убивай, а я уж и совладать с собой не могу. Хотел полоснуть ее сверху вниз, чтобы наверняка. Да, слава Аллаху, удержался, негоже с бабой воевать. А Игорек воспользовался этой заминкой и метнулся мимо меня. За «пушкой», падла, сиганул. У него всегда в кармане «ствол» был, а тут опростоволосился: бабу дрючит в одном месте, а брюки со «стволом» в другом. Я догнал его, ну и пырнул под лопатку, – очень даже просто признался Фарид, безо всяких ноток сожаления. – Сам напросился.

Ибрагимов умолк.

– А дальше что?

– Галка поклялась, что никому не скажет. Вижу, что сдержала свое слово. Ну, а потом кровь отмывала.

– Лопата нужна была для того, чтобы труп закопать?

Ибрагимов отрицательно покачал головой:

– Здесь немного по‑другому… она нужна была для того, чтобы голову ему отрубить. Обезглавленный труп‑то опознать труднее. Приехал я потом на машине. Вынес с помощью Галки труп и, отъехав подальше, выбросил его в мусорный бак. А потом на следующий день в сводках прочитал о расчлененном трупе. Никто даже и не догадался, кому он принадлежит.

– Это уж точно, – процедил Шибанов. – Невеселенькую историю ты мне поведал. Ну а с головой что сделал‑то?

Шибанов поднялся и посмотрел на арестованного сверху вниз. На руках у Фарида были наручники, в крепких пальцах подрагивала сигарета. Он не выглядел сломленным, скорее всего на время укрощенным.

– Здесь все честь по чести, – не без гордости протянул он. – Голову я похоронил и даже молитву прочитал… по‑своему.

– Место показать можешь?

– Если уж колоться, то по полной… Отчего ж не показать? Покажу. Далеко я тоже не стал отвозить, слишком опасно. Зарыл недалеко отсюда, на пустыре, там как раз дом сломали, так что могилка Игорька вышла большая, – с некоторой грустью протянул Фарид.

– А Карась здесь каким боком?

– Ты, гражданин начальник, Карася не грузи, – строго заметил Ибрагимов. – Он в этом деле ни при чем. Я виноват и за свои грешки сполна отвечаю сам. Я свое обещание выполнил, теперь ты свое должен выполнить и дочь не трогай.

– Можешь не сомневаться, сделаю все, что смогу, – ответил Шибанов.

– Если бы мать была путевая, так хоть присмотрела бы. А так… Шалава, одним словом, – безнадежно махнул рукой Фарид. – Ладно, начальник, уводи меня. Тошно на душе. Мне все это переварить нужно.