Как заставить себя расслабиться и немного поспать

Я не могла заснуть. Последние четыре месяца у меня бессонница, с тех пор как я поняла, что хочу уйти от мужа, и стала из‑за этого переживать и мучиться угрызениями совести. Я склонна верить в хорошее, радоваться жизни и работе, а потому всегда ищу позитивные решения. Я всячески пыталась спасти наши отношения, но эгоистичная мысль: «Спасай себя!», возникнув, уже не желала уходить. Особенно она донимала меня по ночам, когда мне не надо было думать о чужих проблемах и ничто уже не отвлекало от моих собственных. Обычно все заканчивалось тем, что я брала с прикроватного столика «Как победить бессонницу: 42 совета» и потом лежала в пенной ванне, или мыла холодильник, или делала маникюр, или занималась йогой – нередко я применяла эти успокоительные меры по две‑три одновременно, – коротая время до утра в надежде свалиться от усталости и все же заснуть. А иногда просто садилась и читала, пока отяжелевшие веки не закрывались сами собой. И мне никогда не удавалось плавно перейти из бодрствования в сон, как это обещали в книге, никакой легкости и воздушности я не ощущала, ничего похожего на «дрейф по течению». Я либо не спала – измученная и отчаявшаяся, либо спала – изможденная и печальная. О том, чтобы ускользать из мира реального в мир снов легко и непринужденно, оставалось только мечтать.

Несмотря на то что я хотела развестись, всерьез я никогда об этом не думала. По ночам я представляла себе свою жизнь, в которой нет места счастью, пока наконец не осознала, что так жить вовсе не обязательно. И тогда мои бессонные ночи стали проходить в мечтах о том, что со мной рядом будет тот, кто меня на самом деле полюбит и кого я тоже на самом деле полюблю. Мы будем чудесной парой, из тех, между кем «пробегают искры», кто понимает друг дружку с полуслова и полувзгляда.

Затем я начала представлять рядом с собой всех поочередно знакомых мужчин, которые мне были симпатичны, то есть всех тех, кто относился ко мне по‑доброму. Включая и Лео Арнольда – искать ему работу мне было особенно приятно. Лео стал одним из главных объектов моих фантазий, так что в итоге я густо краснела всякий раз, когда он переступал порог моего офиса.

А в глубине души, слабо прикрытая всеми этими мечтами, неуклонно нарастала паника: как же я с этим справлюсь? Но деваться было некуда – осознав свое положение, я не могла больше с ним мириться. Любая мелочь приобретала масштаб бедствия, поскольку расценивалась как лишнее подтверждение катастрофы в наших отношениях. Это касалось всего: он опять кончил раньше меня, он спит в носках, потому что ноги у него вечно мерзнут, он оставляет в ванной состриженные ногти прямо на раковине, не удосуживаясь донести их до мусорки. Мы уже почти не целуемся – вместо долгих романтических поцелуев изредка, бывает, клюнем друг друга в щечку, и все. Его заезженные истории, которые я уже сотни раз слышала, нагоняли на меня неимоверную тоску. В одной из моих книг‑советчиков был тест, где предлагалось оценить свою жизнь по хроматической таблице. Так вот, наши отношения с Барри дошли от насыщенного малинового (самое начало романа, свидания, прогулки и прочее) до унылого серого. Я не такая дура, чтобы надеяться, что огонь страсти будет ярко пылать всю дорогу, до бриллиантовой свадьбы, но все же хоть какие‑то огоньки должны проблескивать на исходе первого года замужества. Оглядываясь назад, я понимаю, что влюбилась в саму идею влюбленности. А теперь мечта о мечте рассыпалась.

Лежа без сна в отеле «Грэшем», я перебирала все свои проблемы. Обида, которую я причинила Барри, денежные затруднения, которые за этим последовали, мнение окружающих, страх никогда в жизни не встретить истинную любовь, одиночество. Саймон Конвей… А теперь еще и Адам, не знаю, как его фамилия. Двадцать четыре часа назад он вторгся в мою жизнь и сейчас лежит на диване в соседней комнате. Он ждет, что я выполню свое обещание и налажу его жизнь за две недели, оставшиеся до его тридцатипятилетия, а иначе он снова попытается покончить с собой.

При этой мысли мне стало так жутко, что я потихоньку выбралась из‑под одеяла и пошла проверить, как он там. Его комнату слабо освещал экран телевизора, то вспыхивая поярче, то угасая, но звук был выключен. Адам лежал спокойно, его грудь равномерно вздымалась, из чего я заключила, что он спит. Исходя из «42 советов», у меня было много вариантов, как успокоиться и «продрейфовать» в сон, но из доступных в данном случае оставался только чай с ромашкой. И я включила чайник, чтобы заварить лечебный пакетик.

– Господи, вы что, вообще никогда не спите?

– Простите, я вас потревожила?

– Вы – нет, а ваш чайник – да.

Я открыла пошире дверь в его комнату.

– А вы не хотите чашку чая? О, понятно. Вам хватает чего выпить. – Рядом с ним на столике стояли две пустые бутылочки «Джека Дэниэлса» и одна початая.

– Для «хватает» этого явно мало. Слушайте, вы же не можете наблюдать за мной сутки напролет. Рано или поздно вам все равно придется заснуть. – Он наконец открыл глаза и поглядел на меня. Вид у него был абсолютно свежий. Не усталый. И не пьяный. Вполне хорош собой. Даже очень хорош.

Я не хотела ему рассказывать об истинных причинах своей бессонницы.

– Я бы предпочла спать поближе к вам, в этой комнате.

– Лестно. Но немного рановато для столь краткого знакомства, вы не находите? Так что я пас, с вашего позволения.

Я все равно присела на край его дивана.

– Клянусь, я не собираюсь прыгать с балкона, – заверил он.

– Но вы об этом думали?

– Конечно. Я обдумал массу вариантов, как покончить с собой, не выходя из номера. Можно устроить пожар, например.

– Здесь есть огнетушитель. Я вас погашу.

– В ванной лежит неплохая бритва.

– Я ее спрятала.

– Можно утонуть в ванне или опустить туда фен.

– Я бы приглядывала за вами и вовремя достала из воды. А найти фен в отеле еще никому не удавалось.

– Чайник тоже подойдет.

– Да он воду‑то с трудом кипятит, а уж убить током… разве что мышь. От него шуму много, а толку мало.

Он тихонько рассмеялся.

– Здешними ножами не то что вены – кожуру от яблока не разрежешь.

Он поглядел на ножик рядом с вазой с фруктами.

– А я решил не упоминать о нем, приберечь на всякий случай.

– Вы действительно постоянно прокручиваете в голове варианты самоубийства? – Я поджала ноги и поудобнее устроилась в уголке дивана.

Он не обратил на это внимания.

– Не могу остановиться. Похоже, вы были правы, когда сказали там, на мосту, что у меня это уже вошло в привычку.

– Ну, я не совсем так сказала, но не важно. Вы знаете, ведь ничего дурного в том, что вы об этом думаете, нет, лишь бы вы этого не делали.

– Спасибо, что хотя бы оставляете мне право думать о чем хочется.

– Эти мысли вас успокаивают, они ваше подспорье. Зачем же я стану отбирать у вас то, что вам помогает? Но этого недостаточно, чтобы справиться с ситуацией. Вы об этом вообще говорили с кем‑нибудь?

– Как же, как же, моя любимая тема при первом знакомстве. Странные вопросы, ей‑богу.

– А вы не думали о психотерапии?

– Только что прошел суточный курс.

– Мне кажется, вам суток маловато.

– Нет, терапия не для меня.

– Возможно, сейчас она бы вам очень даже помогла.

– А я думал, сейчас вы мне очень даже поможете. – Он посмотрел на меня. – Разве не это вы мне обещали? Доверься мне, Адам, я покажу тебе, как прекрасна жизнь.

Меня снова охватила паника при мысли о том, какую ответственность я на себя взвалила.

– И я это сделаю. Я просто подумала… – Я нервно вздохнула. – А ваша девушка, она была в курсе, что вам паршиво?

– Мария? Не знаю. Она все повторяла, что я очень изменился. Отдалился от нее. Стал невнимателен. Не такой, как был раньше. Но нет, я не говорил ей ничего.

– Вообще‑то это называется «депрессия». Угнетенное состояние.

– Да пусть как угодно называется. Чем это может помочь, когда из кожи вон лезешь, чтобы быть бодрым и веселым, а тебе без конца твердят, что ты уже не тот, ходишь как в воду опущенный, ни радости от тебя, ни сюрпризов? Черт подери, я сам с собой еле‑еле справлялся, какие сюрпризы? – Он мрачно хмыкнул. – Она думала, это из‑за моего отца. И из‑за работы.

– Но это не так?

– Ай, да я не знаю.

– Ну, в любом случае ни отец, ни работа позитивными моментами не являются?

– Нет, не являются.

– Расскажите, что вас тревожит в связи с работой.

– Так, уже пошла типичная психотерапия. Я лежу на кушетке, вы сидите рядом. – Он уставился в потолок. – На работе мне дали отпуск, чтобы я управлял отцовской компанией, пока он болеет. Меня от этого тошнит, но я вполне справлялся, пока думал, что это временно. Потом отцу стало хуже, и мне пришлось задержаться. На работе мне с большим трудом продлили отпуск, а теперь врачи говорят, что он не поправится. Он неизлечимо болен. И на прошлой неделе я узнал, что все, они меня увольняют, не могут без конца ждать, когда у меня все наладится. Тоже можно понять.

– Значит, вы узнали, что теряете отца и работу. А также девушку. И лучшего друга, – подытожила я. – Все за одну неделю.

– Вот спасибо вам, что так славно все обрисовали, мне сразу легче стало.

– У меня всего‑навсего четырнадцать дней, чтобы наладить вашу жизнь. Некогда деликатничать.

– Строго говоря, дней уже тринадцать.

– Когда ваш отец умрет, предполагается, что вы займете его место?

– В том‑то и проблема. У нас семейный бизнес: дед передал компанию моему отцу, теперь моя очередь, и так далее, и до бесконечности.

Тема явно оказалась болезненной, Адам ощутимо напрягся. Надо мне быть осторожней.

– Вы пробовали сказать отцу, что не хотите этим заниматься?

Он горько рассмеялся.

– Вы просто не знаете моих родственников. Совершенно без разницы, что я ему скажу: это моя работа, хочу я или нет. В завещании деда сказано, что отец пожизненно владеет компанией, потом она переходит к его детям, а если я откажусь, то все попадет в руки дядиного сына и его семья вступит в права наследования.

– Ну вот и решение.

Он устало потер глаза.

– Нет, это только все усложняет. Послушайте, я вам признателен за то, что стараетесь помочь, но вы ничего обо мне не знаете. Ситуация настолько запутанная, что объяснять слишком долго. Скажем так: наши семейные склоки тянутся уже не один год, и я в самом центре всего этого дерьма.

Руки у него дрожали, и он нервно потирал ладонями колени, возможно, не отдавая себе в этом отчета. Пора поговорить о чем‑нибудь более жизнерадостном.

– Расскажите мне о свой работе, той, которую вы любите.

Он с усмешкой поглядел на меня и спросил:

– А вы как думаете, кем я работаю?

Я прикинула так и эдак.

– Моделью?

Он скинул ноги с дивана на пол и сел – так стремительно, что я испугалась, уж не набросится ли он на меня, но он лишь изумленно вытаращил глаза:

– Вы шутите?

– Вы не модель?

– С какого черта вы это решили?

– Потому что…

– …что?

Он был ошарашен. Я первый раз его таким видела.

– Можно подумать, раньше вам никогда этого не говорили.

Он помотал головой.

– Нет. Даже близко.

– Да ладно. А ваша девушка?

– Нет, никогда в жизни. – Он искренне рассмеялся, и мне было на редкость приятно это слышать. – Вы мне голову дурите. – Он растянулся на диване и снова помрачнел.

– Вовсе нет. Вы самый красивый из всех моих знакомых мужчин, вот я и подумала, что вы, наверное, модель, – как можно убедительнее произнесла я. – С чего бы я стала дурить вам голову?!

Он внимательно и несколько смущенно посмотрел на меня, чтобы удостовериться, что я не шучу. Но я говорила абсолютно искренне. На самом деле я меньше всего ожидала, что все так получится. Хотела сказать правду – что он хорош собой, а получилось только хуже.

– Ну так чем же вы занимаетесь? – поинтересовалась я, стряхивая воображаемую пылинку со своих джинсов.

– Вам это должно понравиться.

– Вот как?

– Я стриптизер. Танцор в клубе «Чиппендейлс». Я же красивый, и все такое.

Этого я не ожидала и невольно изумленно задрала бровь.

– Ладно, я прикалываюсь. Я пилот из вертолетной Службы береговой охраны.

Тут у меня от изумления открылся рот.

– Ну, я же говорил, вам это понравится. – Он пристально наблюдал за моей реакцией.

– То есть вы спасаете людей.

– У нас с вами много общего, надо признать.

В нынешнем состоянии Адаму на такой работе делать нечего. Я не должна этого допустить. Главное, его начальство этого не допустит.

– Вы сказали, что семейная компания после смерти вашего отца перейдет к его детям. У вас есть братья или сестры?

– Сестра, старшая. Лавиния следующая в списке, но она сбежала в Бостон. А что ей оставалось, когда всплыли махинации ее мужа. Он нагрел своих друзей на несколько миллионов, выстроил небольшую такую финансовую пирамидку. Они думали, что он инвестирует их денежки в прибыльное дело, а он их потратил внаглую. И у меня взял немало денег. И у отца тоже.

– Бедная ваша сестра.

– Лавиния – бедная? Да она была мозговым центром всего этого жульничества. Короче, все сложно. Компания, вообще говоря, должна была перейти к старшему сыну, то есть к моему дяде, но он самовлюбленный идиот, и дед прекрасно понимал, что он разрушит все до основания, поэтому завещал бизнес моему отцу. Тогда семья раскололась на тех, кто симпатизирует дяде Алану и кто взял сторону моего отца. Так что если я откажусь и все перейдет в руки моего двоюродного братца… Это трудно объяснить тому, кто не знает всех наших семейных тонкостей. Вам не понять, как это тяжело – отступиться от чего‑то, что вам, может, и глубоко чуждо, но при этом нарушить верность близким.

– Я ушла от мужа на прошлой неделе, – выпалила я в ответ. Вдруг взяла и сказала. Сердце у меня колотилось как бешеное, мне было нелегко произнести это вслух. Столько времени я мечтала от него уйти, но не могла, потому что хотела быть верной женой, честно соблюдающей свою клятву. Я отлично понимала, о чем говорит Адам.

Он с удивлением посмотрел на меня. И с некоторым недоверием, словно решая, правду ли я говорю.

– И что он делает?

– Он инженер‑электрик, а что?

– Да нет, я не о том. Как он отреагировал? И почему вы ушли от него? Ну, что с ним не так?

Я замялась и смущенно изучала свои ногти.

– Вообще‑то ничего. Он… я не была счастлива с ним.

Адам громко, недовольно фыркнул.

– И вы пожертвовали его счастьем ради своего.

Ну ясно, он думает о своей девушке.

– Я не говорю, что поступила правильно.

– Какая разница, что вы говорите. Важно, как вы поступили.

– Вы не знаете, как трудно мне было на это решиться. – Я почти дословно повторила то, что он сам только что сказал.

– Нокаут.

– Нужно здраво смотреть на вещи. Вместе мы были бы несчастливы всю оставшуюся жизнь. Он придет в себя и поймет, что так лучше. На самом деле он придет в себя гораздо раньше, чем ему сейчас кажется.

– А если нет?

Я не знала, что на это ответить. Такая мысль никогда не приходила мне в голову. Я была уверена, что Барри отлично заживет без меня. Куда он денется.

Адам куда‑то уплыл. Он, конечно, по‑прежнему лежал на диване, но мысли его явно бродили где‑то далеко. Без сомнения, он думал о своей девушке. Вариант, что она отлично проживет без него, ему не годился, он хотел вернуть ее. И если она настроена по отношению к нему примерно как я к Барри, то надежд никаких.

– Ну а вы чем занимаетесь? – вернулся к реальности Адам, вдруг, вероятно, осознав, что практически ничего не знает о человеке, который намерен спасти ему жизнь.

– А вы как думаете? – поддержала я его игру.

Он ответил почти сразу:

– Работаете в благотворительном магазине?

Я выдавила смешок.

– Не угадали.

С чего он это взял, интересно? Что, мои джинсы и свитер выглядят как вещи из благотворительного секонд‑хенда? Конечно, это не дизайнерские шмотки, но совершенно новые и вообще очень даже приличные.

Он улыбнулся.

– Я вовсе не имел в виду ваши вещи. Это скорее общее впечатление – вы из тех, кто должен о ком‑то заботиться. Ну, может, ветеринар или из общества защиты животных? – Он пожал плечами. – Близко к тому?

– Я занимаюсь трудоустройством.

Улыбка исчезла. Он был явно разочарован и даже встревожен. И не пытался этого скрыть.

Через несколько часов у меня останется всего двенадцать дней. А я пока не добилась ровным счетом ничего.