Свт. Димитрий Ростовский 4 страница

Из того же Царьграда приходит покупа­тель, живший в более поздние времена, име­нем Евфимий, инок по чину, не последний среди толкователей Псалтири. Этот инок Ев­фимий приносит на духовное торжище из казны монастырской — ибо писал в монасты­ре — духовный бисер, которым называет во­инствующую на земле Христову Церковь, го­воря: «Церковь через веру возросла как зерно горчичное, имеет силу как квас, обогащает как сокровище, прекрасна как бисер драго­ценнейший». Он называет здесь бисером Церковь. И потому, что удивительного, когда кто-либо, продав все, желает купить власть церковную, если Церковь — это бисер, и би­сер драгоценнейший! «Если кто епископства желает, доброго дела желает», желает полу­чить добрый бисер (1 Тим. 3, 1). Атак как этот бисер драгоценнейший, то не каждому дается даром, — иной и купит.

Но не таков смысл приведенных слов Евфимиевых. Думаю, что в его время не бывало таких купцов и продавцов. Церковь — это драгоценнейший бисер, столь дорогой бисер, что за него отдал Свою душу Сын Божий, Ко­торый, положив душу Свою за Церковь, вос­хотел быть ее Главой. Глава Церкви — Хрис­тос, и Он купил Себе эту власть над Церковью ценой души Своей. Отсюда можно уразуметь драгоценность бисера — Церкви. Но так как этот бисер в свое время будет перенесен в со­кровищницу небесную, то и мы не думаем прожить здесь вечно: подумываем пересе­литься за ним туда же.

Другие считают драгоценным бисером Церковь торжествующую, то есть само не­бесное царство, куда переходит воинствую­щая Церковь и где она венчается победными венцами. Поэтому небесное царство — би­сер, как говорит и Евангелие: «Подобно царст­во Небесное купцу, ищущему хороших жемчу­жин» (Мф. 13,45). Некоторые толкуют эти сло­ва так: царство небесное подобно не столько купцу, ищущему жемчужин, сколько самой искомой жемчужине; и каждый, кто хочет ку­пить себе эту жемчужину, должен продавать все, как говорит и Сам Господь: «Пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах» (Мф. 19, 21). Но я не по­нимаю, почему не удовольствовался святой Давид этим жемчугом, то есть небесным цар­ством, ибо он говорит: «Что для меня сущест­вует на небе? И без Тебя чего желать мне на земле?» (Пс. 72, 25), — то есть как бы говорит: «Желание души моей не довольствуется не­бом, влечение сердца моего не довольствуется царствием небесным». Чего лучшего хочет Да­вид, чем небесное царство, мы увидим после.

Вижу еще один драгоценный бисер в сун­дуке церковном, в толковом Евангелии. Ка­кой же это бисер? Душа человеческая. Душа каждого человека — это бисер, и может ли сравниться с ним какой-нибудь из вещест­венных земных бисеров? Весь поднебесный мир не сравнится с ним: «Какая польза челове­ку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16, 26). И не только в подне­бесной, но и на небесах, среди всех созданий Божиих не найдется ничего драгоценнее ду­ши, ибо ради нее создано и небо, как говорит святой Златоуст: «Человек по душе своей до­роже всего мира, ибо ради него созданы небо и земля, и море, и солнце, и звезды. Цена же души такова, какова цена Крови Христовой, излиянной за нас».

Этот бисер мы имеем без купли, ибо он дан нам Создателем нашим даром: «Дал мне душу Божественным и животворящим вдох­новением», и нужно только суметь держать его, не потерять, не погубить души. Однако и этот бисер — душа, говорю, наша, — хотя по природе своей, созданной Богом, и соверше­нен, но по благодати несовершенен и требует еще много для своего совершенства, ибо кто может быть совершенным? Для того-то мно­гие из святых «скитались в милотях и козьих ко­жах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин» (Евр. 11, 37—38); прожили жизнь свою в столь многих трудах, желая достигнуть совершенства.

Вот, слушатели мои! Мы видели столь много бисеров, хранимых в церковной сокро­вищнице и предлагаемых нам честными про­давцами для покупки на торжище духовном, и не нашли еще такого, который был бы луч­ше, честнее и дороже всех других: все хороши, все достойны, все необходимы, но каждый из них сам по себе несовершенен, требует еще чего-то для своего совершенства.

Какой же бисер превосходит все прочие и не только не требует ничего для своего совер­шенства, но и восполняет недостаток его во всех других? Воистину не какой-либо иной, как Сам воплотившийся Бог, Христос Спаси­тель наш, о Котором говорит апостол: «Камень же был Христос» (1Кор. 10, 4). Христос — многоценный Бисер, более ценный, чем все другие, как мы воспеваем Ему в акафисте: «Иисусе, Бисере честный, осияй мя! Иисусе, каменю драгий, просвети мя!»

Рождение этого Бисера святой Феофилакт уподобляет рождению бисера в море, говоря: «О происхождении бисера рассказывают так: в море есть некие черепокожные животные, именуемые астридами, которые обыкновенно находятся в закрытом положении. Иногда они раскрываются, и если ударит молния, тотчас же снова закрываются, приняв в себя и претворяя часть молнии и сходящей росы. И так зарождается в них бисер, который от это­го бывает белым. Подобно этому и Христос зачался в Деве от молнии свыше — Духа Свя­того» (Блж. Феофилакт на Матфея, гл. 13).

Этот мысленный Бисер совершеннее всех совершенств: «Никто не благ, как только один Бог» (Мф. 19, 17). И Он не только не имеет в чем-либо недостатка, но и исполняет всех нас. Этот Бисер достойнее всех достоинств, прекраснее всех красот, лучше всех прекрасностей, и цена Его неоценима! Ибо кто мо­жет оценить Бога? Сила же Его столь велика, как описывает ее преподобный Варлаам свя­тому Иоасафу: Он дает слепым свет, глухим слух, немым язык, недужным здравие: Он прогоняет от людей бесов, умудряет неразум­ных и дарует все доброе и вожделенное при­обретшему Его, то есть привлекает за Собой и все прежденазванные бисеры, ибо они не остаются без Него, но следуют за Ним, как члены за главой.

Этот-то драгоценнейший Бисер прилеж­но и усердно искал царственный пророк Да­вид, не довольствуясь ни земным, ни небес­ным царством и говоря: «Что для меня на небе? И без Тебя чего желать мне на земле?» (Пс. 72, 25); то есть как бы сказав: если бы кто-нибудь спросил меня: «Чего ты больше желаешь — царства небесного или же только Самого Бо­га?» — то я отвергнул бы небесное царство и пожелал бы Бога. Ибо что для меня небо? Не лучше ли Бог, Создатель неба? Кто-то другой из богомыслящих сказал: «Я желал бы быть лучше в аду с Богом, чем на небе без Бога».

Но как же мы можем приобрести этот драгоценнейший Бисер, то есть Бога? Еван­гельский купец, найдя одну хорошую, драго­ценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, чтобы купить его. Если хочешь приоб­рести Бога, иди и продай все, что имеешь! Имеешь ли многие вотчины, города, страны, княжества, царства — не пожалей ничего ра­ди Бога.

Может быть, кто-нибудь скажет: «Я ниш и убог и ничего не имею, что же я продам, на что куплю этот бесценный мысленный Бисер, Бога?» Я отвечу таковому: пусть ты ниш веще­ством, но ты можешь быть богат добрым про­изволением, имеешь свободную волю, как Самодержец монархию, почтен от Бога разу­мом как венцом царским. Душа и тело — твои города, страсти душевные и телесные — твои холопы, подчиненные твоей воле. Добрые по­мышления — твое воинство, предстоящее те­бе, которым ты повелеваешь: «Идите, и идут, придите, и приходят» (Мф. 8, 9).

Продай эту твою монархию, свободную волю, откажись от нее и твори волю создав­шего тебя Бога. Разум, как венец царский, положи к ногам Христа в знак вечного под­данства, в знак послушания, по слову апосто­ла: «Пленяем всякое помышление в послушание Христу» (2 Кор. 10, 5). Душу и тело подчини Владыке твоему Христу, отсеки душевные страсти, страсти телесные поработи духу. Во­инство твое, мысли, строй на службу Царю Небесному, предстоя ими всегда Ему. Мысли твои, говорю, да будут всегда как бы стоящи­ми пред Богом. Итак, отдав все свое Богу, приобретешь Самого Бога, купишь у Него Его Самого, и потому никто не может сказать, что ты по нищете своей не можешь приобрести Бога.

Но пора уже обратить мысленные очи на­ши к празднуемым ныне угодникам Божиим, преподобным отцам Варлааму и царевичу Иоасафу.

Приходит преподобный Варлаам к свя­той праведной душе,, к целомудренному, чи­стому юноше царевичу Иоасафу, и приносит драгоценный Бисер, не вещественный, а мыс­ленный, не в руках носимый, но называемый устным словом, не плотскими очами види­мый, но созерцаемый очами духовными, то есть верой, не руками осязаемый, но постига­емый умом. И этот Бисер — Сам Христос Бог.

Покупает царевич это пребогатое сокро­вище, торгует: что дать? Давай все, что име­ешь! Возьми! Не только все мое, но и себя са­мого отдаю я за сей Бисер. Кому ты отдаешь себя, добрый юноша? Богу. За что? За Бога: сам продаю себя Богу и покупаю Самого Бо­га. Пусть я буду ценой Ему за Него, а Он моей покупкой.

О торг прекрасный! О добрая купля! Про­дает царевич все: всю славу царскую, все бо­гатства, всю красоту мира сего, все наслажде­ние и саму волю свою, даже не продает, а от­дает даром, говоря вместе с апостолом: «Все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3, 8). Отдал все даром, но отданного не погубил, а получил его с прибылью в новом веке: ныне примет сторицей и наследует жизнь вечную. Большее же из всех приобрете­ний он получил Христа Бога.

После совершении торга, когда святой ца­ревич Иоасаф познал достоинство Бисера и, получив его, скрыл в сокровищнице души своей, в сердце своем, когда, говорю, познал Христа Бога и возлюбил Его всей душой своей и всем сердцем своим, то и все другие выше­названные бисеры тотчас же приложились к его духовному богатству. Ибо и вера его была правая, и смирение глубокое, и девственная чистота непорочная, и добровольная нищета дороже царских сокровищ, и премудрость богодухновенна, и совесть чиста, и умиление, омывающее теплыми слезами ланиты, и при­соединение к Церкви воинствующей с одоле­нием невидимых супостатов, и прославление в Церкви торжествующей с получением мно­гих венцов в царствии небесном, и для души вечная жизнь в бессмертии, ибо «любящему Бо­га все содействует ко благу» (Рим. 8, 28).

Итак, преподобные отцы Варлаам и Иоа­саф, ваш торг, а наш пусть будет барыш! Какой же? Уделите нам из вашего духовного небес­ного богатства, от благодати Божией, которую вы получили, хоть некую маленькую частицу и восполните нашу недостаточность, обога­тите нашу нищету!

Вы оба ныне насыщаетесь той пребогатой трапезой, о которой сказано: «Блажен, кто вкусит хлеба в царствии Божием!» (Лк.14, 15). Пришлите же и нам оттуда хоть крупицу ми­лосердия Божия, ибо и псы едят крохи, кото­рые падают со стола господ их (Мф. 15, 27). Вы пьете ныне из потока бесконечной сладо­сти. Уделите же и нам хоть одну каплю ее на сердца наши и усладите горечь бед наших! Вы сияете ныне славой -благодати Божией, как солнце в царствии Отца Небесного. Озарите и нас хотя бы некой малой зарей той благодати и отгоните от нас тьму грехов наших!

Призрите на нас, собравшихся в пречестный сей храм ваш и совершающих с любовью память вашу, оттуда, где вы, предстоя ныне Престолу Божию, созерцаете лицо Христа Бога, и призрев, вспомните о нас пред Влады­кой нашим и нашим Христом Богом, и для нас будет достаточно, если мы будем упомя­нуты вашими святыми устами пред Господом на небе, если вашими святыми молитвами обогатимся! Аминь!

29. Поучение на память святой великомученницы Екатерины, месяца ноября, в 24 день («Агница Твоя, Иисусе, Екате­рина зовет велиим гласом: Тебе, Женише мой, люблю и Тебе ищу­щи страдальчествую и сраспинаюся» (Тропарь общий мученице))

Войдя в праздничный день святой велико­мученицы Екатерины в этот ее пречестный храм, поклонившись по благочестивому обы­чаю местной ее иконе и облобызав ее, я уди­вился, слушатели благочестивые, удивился, говорю, такому изображению ее на честной иконе, что девица держит крест в руке своей.

Крест приличествует рукам архиерей­ским, иерейским, освященному чину, ибо они носят крест в своих руках, осеняют, благо­словляют им. Девическим же рукам подобает носить перстни золотые или цветы благовон­ные, или яблоки красные, или что-нибудь другое, подобающее лицу девическому, а не крест. Креста не дают в руки девицам и разве только позволяют им прикасаться к нему ус­тами. Почему же мы видим здесь святую деву Христову Екатерину изображенной с крестом в руках? Об этом я и хочу ныне вкратце побе­седовать «при Господнем содействии» и рассмот­реть, для какого таинства девическая рука носит честный крест Господень?

Святой крест — это прежде всего знамение христианской православной веры. У нечести­вых, не верующих в Господа нашего Иисуса Христа, креста не увидишь. Крест там, где ве­ра, и там вера, где крест. Одни православные христиане украшаются крестом, крестом ог­раждаются и о кресте хвалятся вместе с апос­толом, который говорит: «А я не желаю хва­литься, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Гал. 6, 14). Крест в руке святой великомученицы Екатерины — это знамение ее истинной веры во Христа Иисуса, и не только веры, но и дел, ибо крест — в руке, и как крест знаменует веру, так рука означает дело: крест в руке — это вера с делами.

Слышал я где-то такую притчу духовную: однажды собрались все добродетели в одно место, составили собор и условились поде­лить между собой доброго человека так, что­бы каждая добродетель имела свое место в особой, уделенной ей части человека, как бы в своей келий. Прежде всего, благоразумию достался мозг, покаянию волосы, чтобы ими вместе с Магдалиной отирать ноги Христовы. Любовь поместилась в сердце, целомудрен­ная стыдливость на лице. Благое молчание избрало себе место в устах, а пост с воздержа­нием — в желудке. Святая надежда нашла ме­сто в очах, чтобы с упованием смотреть на Бога: «Как они рабов обращены на руки господ своих и как они рабыни — на руки госпожи ее, так очи наши — ко Господу Богу нашему, доко­ле Он помилует нас» (Пс. 122, 2). Трудолюбию были даны руки и плечи, терпению — хребет, послушанию — ноги. А святая вера, как пер­вейшая добродетель, без которой невозмож­но спастись, взяла себе две части в человеке: ухо и руку; ухо — дабы ее слышали, ибо, как говорит апостол: «Как веровать в Того, о Ком не слыхали?» (Рим. 10, 14); руку же — дабы она была исполняема и самим делом, по слову святого Иакова: «Покажи мне веру твою без дел твоих» (Иак. 2, 18).

Обращаюсь опять к святой великомуче­нице Екатерине: в руке ее крест, чтобы явна была ее вера вместе с делами. Ты спросишь: какие добрые дела ее? Отвечу: прочитай исто­рию ее жития и страданий, и там увидишь. Я же по-прежнему с удивлением спрашиваю: почему рука девическая носит крест подобно руке иерейской. Кто разрешил ей такое ие­рейское крестоношение?

Но прежде, чем рассмотреть и узнать это, я спрошу: кто в поднебесной был первым ие­реем? Вы скажете, что по повелению Самого Бога первым получил это освящение Аарон, но не он первый начал приносить жертвы, были приносившие жертвы и прежде него. Мелхиседек, скажете вы, имел чин жреческий, но и он не первый получил его. Еще Авраам принес в жертву сына своего. Это правда, и дивно было жертвоприношение его, но я спрашиваю не о том, кто какую принес жерт­ву, а о том, кто первый начал приносить жертвы Богу? Вы скажете: Ной устроил алтарь после потопа по выходе из ковчега и принес жертву. Но и не Ноя назову я первым иереем, первым жрецом.

Кто же из иереев, приносивших жертвы Богу, был первым? Праведный Авель. Он первый начал чтить Бога благоугодными жертвами, он был первым иереем в поднебес­ной. Если не верите мне, поверьте святому Амвросию, который говорит: «Первым по преступлении Адамовом носил образ Спасите­ля нашего Авель, который был девственником, священником и мучеником: девственником как несупружный, священником как прино­сивший жертвы Богу, мучеником как неповин­но убиенный братом».

Внемлите словам этого учителя! Первым священником, то есть иереем, он называет Авеля, ибо он первый начал приносить жерт­вы. Но кто поставил или посвятил Авеля в это иерейство, в жречество? Вера. Так говорит апостол: «Верою Авель принес Богу жертву луч­шую, нежели Каин». И на том поставлении Сам Бог пел «аксиос» — достоин, по словам того же апостола: «Получил свидетельство, что он праведен, как засвидетельствовал Бог о дарах его» (Евр. 11,4).

Здесь опять обращу мою речь к святой ве­ликомученице Екатерине. Видя крест в ее де­вической руке, и рассматривая веру и жертву ее, я если и не назову ее иереем, как девицу, однако, не усомнюсь уподобить иерею, а с праведным Авелем и наравне поставлю. Если Авель за жертву, которую принес с верою, был титулован иереем, то пусть будет и великому­ченица жрецом, равным Авелю ради жертвы, которую с верой принесла Христу Богу.

Какую же она принесла жертву? Не от плодов земных, не от первородных скотов, но саму себя принесла в жертву Господу Богу своему. Послушаем, что она говорит Господу: «Яко жертву непорочную приими мя, с любо­вью пожершуюся Тебе». Не напрасно Цер­ковь в тропаре нарекла ее агницей: «Агница Твоя, Иисусе, Екатерина». Ибо как Агнец Бо­жий Христос, закланный за всех, сделался благоприятной жертвой Богу Отцу, так и она, мысленная агница, отдав себя на вечное за­клание за Христа, соделалась благоприятной жертвой Христу, будучи сама и при носитель­ницей жертвы, и жертвой. Носи же, святая ве­ликомученица, крест в руке своей, как носит его чин иерейский, жреческий! Аксиос — до­стойна!

Крест служит знамением кавалерства, то есть храброго воинствования, победы и одо­ления. Святая великомученица Екатерина имела в жизни этой брань, и брань с тремя лютейшими супостатами, которые есть мир, плоть и дьявол. Мир прельщал прекрасную деву своими прелестями, плоть склоняла к ес­тественным вожделениям, дьявол же творил всякие козни, чтобы отвратить невесту Хрис­тову от любви к Нему. Храбро воинствовала невеста Христова в тех бранях и с помощью Господа своего одолела врагов: мир отвергла, плотские вожделения отринула, дьявола ото­гнала, и потому, как кавалер, как храбрый ви­тязь, носит крест — оружие непобедимое — в руке своей.

Крест — это знамение умерщвления, совер­шаемого для соблюдения чистоты, и особенно чистоты девственной, ибо она не может жить без креста: девство соединяется с крестом, крест с девством. Посмотри на крест, и уви­дишь на кресте и под крестом девство. Кто на кресте? Не Тот ли, Кто является Источником и началом девственной чистоты? Кто под крестом? Не Дева ли, Пренепорочная Мария, Матерь Божия, вместе с девственником Ио­анном?

Девство и крест — неразлучные друзья. Святая дева Екатерина, соблюдая свое непо­рочное девство, пригвоздила себя ко кресту самоумерщвления, согласно завету апостоль­скому: «Умертвите земные члены ваши» (Кол. 3, 5), — а потому по справедливости носит крест в знак умерщвления и своей девственной чи­стоты.

Крест — это знамение духовной, христиан­ской, крестной и сильной премудрости, как оружие крепкое, ибо духовная, крестная пре­мудрость — это оружие против противящихся Церкви, как говорит апостол: «Слово о Кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спаса­емых, — сила Божия. Ибо написано: «Погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну»; и далее: Еллины ищут мудрости; а мы пропове­дуем Христа распятого, Божию силу и Божию премудрость» (1 Кор. 1, 18-19; 22-24).

У людей в поднебесной живет двоякая премудрость: премудрость мира сего, которая была, например, у еллинских философов, не ведущих Бога, и премудрость духовная, како­ва она у христиан. Мирская премудрость — это безумие пред Богом: «Не обратил ли Бог му­дрость мира сего в безумие?» — говорит апостол (1 Кор. 1, 20). Духовная же премудрость почи­тается безумием у мира: «Для иудеев соблазн, а для еллинов безумие» (1 Кор. 1, 23).

Мирская мудрость — слабое оружие, не­сильное воинствование, немощная храбрость. Но какое оружие премудрость духовная, это видно из слов апостола: «Оружия воинствования нашего сильные Богом на разрушение твер­дынь» (2 Кор. 10, 4); и еще: «Слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоост­рого» (Евр. 4, 12).

Образом и знамением мирской еллинской мудрости являются содомо-гоморрские ябло­ки, о которых повествуется, что извне они прекрасны, внутри же них прах смрадный. Образом же и знамением христианской ду­ховной мудрости служит крест, ибо им явле­ны и как бы ключом открыты нам сокровища премудрости и разума Божия. Мудрость мир­ская исполнена бесполезного праха, а словом крестным мы получили все блага: «Се бо при­пае Крестом радость всему миру».

Когда мы видим крест в девических руках святой великомученицы Екатерины, то по это­му кресту знаем и о ее духовной, христианской мудрости. Таковой мудрой деве уподобляется и само небесное царство: «Подобно будет царство небесное девам» (Мф. 25, 1). Ибо и небесное царство, когда восхочет явиться к нам в по­следний день, возьмет в руки крест, согласно словам Писания: «Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе» (Мф. 24, 30), то есть крест Христов. Оно придет к нам с крестом. И это для пристыжения неразумного мира сего, считающего себя мудрым, и обезумевшего, и для пристыжения бесов и всех осужденных с ними. Ибо крестом, как крепким оружием, как острейшим мечом, поразит врагов своих и низринет их в геенну.

Кто не знает, как постыдила, победила святая великомученица и премудрая дева всю премудрость мира сего силою духовной, хри­стианской премудрости, преодолев еллинских философов, считавшихся мудрейшими? Не знающий же пусть убедится из ее жития. Нам же, похваляющим ее за премудрость кре­стную, достаточно уподобить ее древней му­жественной Иудифи, которая, будучи умудреннрй и укрепленной Богом, отсекла ночью главу у спавшего Олоферна, страшного и сильного воеводы ассирийских воинов, и от­несла ее в свой город Ветилую. Когда утром постельничий Олоферна вошел в его шатер и увидел господина своего обезглавленным, он воскликнул, плача, громким голосом: «Одна еврейская жена опозорила дом царя Навуходо­носора, ибо вот Олоферн на полу, и головы нет на нем» (Иудифь 14,18).

Полчище еллинских философов, избрав, как бы воеводу, одного мудрейшего из всех, поставили его для прения против одной пре­мудрой девицы. Посмотрим на подвиги того и другой. Один вооружается софистическими силлогизмами, другая принимает, как меч, слово крестное. Тот хвалит идольское много­божие, этаже славит Единого Истинного Бога, Христа, Спасителя мира, добровольно претер­певшего смерть. Один приводит поэтические басни, а другая возвещает пророческие пред­сказания.

Опьянен еллинский начальник филосо­фов своим нечестием, как Олоферн вином, помрачен безумием, как темнейшей ночью, а мужественная девица словом крестным, как острейшим мечом, отсекает как бы голову — его безумное умствование. И был философ безгласен, как немой, не мог сказать ничего против нее, прочие же философы пришли в смятение, шатались как пьяные. Поглощена была вся их мудрость, и, сами того не желая, они показали, что были побеждены. Таким образом, подобно тому, как в древности «одна еврейская жена опозорила дом царя Навуходо­носора», так и здесь одна христианская дева, святая Екатерина, опозорила дом нечестиво­го царя Максентия. Что я говорю — самого начальника адской тьмы и воеводу полчищ бесовских, старого сатану постыдила, как Олоферна, обезглавила его словом крестным, поразила оружием крестным, победила, главу ему стерла. Хорошо, мудрая и мужественная девица, ты носишь крест в руке твоей в знаме­ние мудрости твоей, в знамение мужества твоего!

Крест также является знамением любви и мученического страдальчества, принимаемого ради любви к любимому. Не крестом ли наяву показал Бог любовь Свою к человеческому роду? Евангелие говорит: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин. 3, 16). На что же Он отдал Его? На смерть крест­ную. Святая Церковь воспевает в ирмосах: «Положил еси к нам твердую любовь, Госпо­ди, Единородного бо Твоего Сына за ны на смерть дал еси». И Сын Божий умер за нас на Кресте ради любви к нам. Нет больше люб­ви, как не только любить, но и умереть за лю­бимых.

Видя крест в девических руках святой Екатерины, мы уже знаем истинную любовь ее ко Христу Богу, Спасителю нашему, ради которой она мученически пострадала за Него, говоря: «Тебе, Женише мой, люблю и Тебе ищущи страдальчествую и сраспинаюся Те­бе». Неистинна любовь без креста, без страда­ния за любимого. И как о нетвердо веруюших говорится: «Временем веруют, а во время иску­шения отпадают» (Лк. 8, 13), так и о неистин­но любящих можно сказать: временем любят и во время напасти отпадают.

Святой Петр вначале, когда еще не утвер­дился крепко в вере и любви, считал себя ис­тинно любящим Господа и говорил: «С Тобою я готов и на смерть идти» (Лк. 22, 33). Когда же наступило время напасти, время Креста, страдания, мученичества, он тотчас же отпал: «Не знаю Человека Сего» (Мф. 26, 72). Истинна та любовь, которая не бежит от креста, не бо­ится страданий, готова на раны и на смерть ради любимого, которая во время напасти не отпадает, а дерзает.

Такую любовь к Господу Богу являет крест, который держит в руках святая великомуче­ница Екатерина, в теплоте духа любви гово­рящая словами Песни Песней: «Возлюбленный мой мне, и я Ему» (Песн. 2, 16). Возлюбленный мой Христос, Сын Божий, явил мне милость Свою, я же являю Ему любовь свою. Он, лю­бя меня, распялся на Кресте, я же, любя Его, сораспинаюсь Ему на кресте страдальчества моего. Он умер ради любви ко мне, я же уми­раю ради любви к Нему. Он положил за меня душу Свою, и я полагаю за Него свою душу: «Возлюбленный мой мне, и я Ему». Потому, поис­тине крест носит, как сораспявшаяся Христу, как пострадавшая за Него и умершая ради любви к Нему.

Наконец, крест есть как бы скипетр — знак Царства, царства небесного, ибо через крест, через страдания приобретается небесное цар­ство, как и Христу «надлежало пострадать и войти в славу Свою», согласно словам апостола: «Если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться» (Рим. 8, 17).

Держит святая великомученица Екатери­на в правой руке своей крест, сей скипетр не­бесного царства, как царица. С Христом пост­радала, с Христом и воцарилась, как говорит она и в тропаре: «Стражду Тебе ради, я ко да царствую в Тебе и умираю за Тя, да и живу с Тобою».

Итак, слушатели, мы узнали тайну, поче­му святая великомученица Екатерина, невес­та Христова, носит крест в своей девической руке: в знамение своей веры и жречества, ибо принесла себя в жертву Богу; в знамение свое­го воинствования и победы над миром, пло­тью и дьяволом; в знамение самоумерщвления и сохранения своего непорочного девства; в знамение премудрости духовной, ибо, воору­женная ею, она одолела и посрамила еллин-ских философов; в знамение любви к Богу и страдальчества за Него и в знамение получе­ния царства небесного. Следовательно, по до­стоинству носит она крест в руке своей.

Покланяемся тебе, о любезная невеста Христова, святая великомученица Екатерина! С усердием лобызаем честную твою икону и вместе крест, который держит десница твоя. С любовью празднуем святую твою память! Ты же, царствуя со Христом, призри на нас мило­стивым оком и ходатайствуй нам милость у Христа Бога, как имеющая дерзновение к Не­му, да твоими молитвами получим спасение. Аминь.

30. Поучение на пречестную память великого святителя Николая, Архиепископа Мирликийского Чудотворца, месяца декабря, в 6 день («По имени твоему тако и жи­тие твое» (Стихира после 50 псалма))

Совершая ныне всечестную память вели­кого угодника Божия и чудотворца, иже во святых отца нашего Николая, архиепископа Мир-Ликийских, помышляю я о самом име­ни его, кроме великих, всем явных чудес его, слушатели возлюбленные!

Премногие и превеликие чудеса его изве­стны всем, от востока солнца до запада про­славлено чудотворение его. Значение же и сила пречестного его имени не всем ведомы, а известны разве только людям ученым. А по­тому, чтобы всем были ведомы, истолкуем это имя и узнаем силу его, и тогда увидим, что «по имени его было и житие его».

Имя «Николай» не славянское, а гречес­кое, ибо в те древние времена славяне не знали Бога и в нечестии своем назывались не теми именами, которыми называемся мы ныне православные христиане. Имена их, по нече­стивому их обычаю, были: Кий, Щек, Аскольд, Дир, Гостомысл, Святослав, Ярополк и прочие, какие носили русские князья. Бояре Вышгородские были: Блуд, Путша, Елович, Телец, Ляшко и другие. Посланные князем Олегом из Киева в Грецию послы для перего­воров о мире носили такие имена: Карлофарлос, Велмуд, Рулав, Стелмид, — имена все какие-то дикие. После же святого Крещения приняли имена у греков, которыми и мы ны­не называемся.

Обращаясь же к пречестному имени свя­тителя Николая, я повторяю: имя это гречес­кое, составленное из двух речений: «никое» или «ника», что значит победа, одоление, и «лаос» — народ, люди. Слово «Николаос» оз­начает: победа людей, одоление народа. Див­но толкование имени сего, но по имени ли было житие Николаево?

Если посмотрим на его младенчество, то увидим, что еще в своем детстве он победил само естество человеческое, ибо стоять в ку­пели три часа на ногах самому по себе, без чьей-либо поддержки, будучи еще новорож­денным младенцем, — не есть ли это выше ес­тества человеческого?

Постыжен здесь всякий мужской возраст, не усердствующий в славословии Божием: младенец стоит три часа во славу Пресвятой Троицы, а совершенные мужи не хотят посто­ять в церкви и одного часа со страхом Божи­им, с благоговением и вниманием, а если и стоят, то стоят как бесчувственные истуканы. Имеют уши, а читаемого и поющегося не слу­шают (см. Пс. 113, 14), и слушая не внимают. Имеют ум, а не помышляют о Божественном, о суете мирской только думают. Только телом стоят в храме Божием, а ум их мыслит или о жене и детях, или о яствах, поварами приго­товляемых, или о бочках в погребе, или о сун­дуках в кладовой и о деньгах, или о товарах, отпущенных в какой-либо город и находя­щихся в дороге, или об имениях, отправлен­ных в чужую страну на кораблях и ладьях. Стоят в церкви, а «из сердца исходят злые по­мыслы» (Мф. 15, 19; Мк. 7, 21), воровство, убийства, прелюбодеяния, хулы и прочие не­богоугодные дела. А что произносят уста их в храме Божием? Молитву ли? Редко молитву, больше же пустые разговоры: говорят друг с другом о внешних попечениях. Здесь и торг, здесь и покупки, здесь и управление домом, здесь и осуждение ближних.