Эволюционно-эпистемологическая модель научного познания

От имени эволюционной эпистемологии, выступал американский философ Стивен Тулмин (1922-1997). Общий смысл данного направления состоит в том, что оно изучает познание как момент эволюции живой природы и вскрывает механизмы познания в эволюционном ключе.

Эволюционная эпистемология основывалась на идее идентичности биологической эволюции и познавательного процесса и опиралась на представление о том, что познавательный аппарат человека- это механизм адаптации, развитый в процессе биологической эволюции. Поэтому познавательный процесс и развивается по типу эволюционного и, соответственно, может быть понят на основе современной теории эволюции.

Одно из определений эволюционной эпистемологии гласит: " Эволюционная эпистемология есть теория познания, которая исходит из трактовки человека как продукта биологической эволюции".

Таким образом, в качестве основного теоретического ресурса эволюционной эпистемологии выступает концепция органической эволюции.

Следует различать два значения эволюционной эпистемологии. Во-первых, попытку объяснения развития средств, форм и методов познания (органов познания) с привлечением эволюционной схемы. Во-вторых, стремление к эволюционному объяснению самого содержания знания (появления информации). Значение приобретают известные понятия изменчивости, отбора и закрепления.

Согласно первому значению эволюционной эпистемологии, акцент приходится на вопросы об эволюции органов познания, когнитивных структур и познавательных способностей, обеспечивающих возможность адекватного отражения мира. Суть его в утверждении, что наш познавательный аппарат - результат эволюции. В течение миллионов лет нервная система и органы восприятия живых, организмов трансформировались таким образом, чтобы обеспечить максимально адекватное отражение реальности.

Второе значение эволюционной эпистемологии есть непосредственно предмет философии науки, потому что в нем акцент перемещен на модель роста научного знания, которая оказывается по своему характеру и особенностям эволюционной. Здесь речь идет об эволюционной эпистемологии как одной из концепций философии науки. Она указывает на динамику научного знания, эквивалентную логическому истолкованию динамики эволюции. Данное направление называют также эволюционной теорией науки.

Когда говорят о различии эволюционной теория познания (ЭТП) и эволюционной теории науки (ЭТН), то имеют в виду следующее. Первая (ЭТП) исследует становление и формирование познавательного аппарата. Вторая (ЭТН) занимается продуктами познания: гипотезами, теориями, концепциями.

Сопоставления ЭТП и ЭТН еще более детализируют эволюционный подход в целом. В ЭТП регулятивной идеей оказывается соответствие; в ЭТН - истина. В первой теории способом достижения наиболее адекватного состояния становится приспособление, во второй - приближение к истине. Однако и в первом, и во втором случае существует тяга к единственной супертеории, чему в действительности соответствует эволюционное развитие. Далее утраченная информация безвозвратно теряется, на что намекает реальный факт - вымершие виды. Иногда информация может возобновляться, тогда речь идет о восстановлении забытых теорий. Следует обратить внимание и на типы вариаций, которые либо слепы, либо целенаправленны. Процесс передачи информации также может протекать двояко: либо своему потомству, либо всем заинтересованным ученым. Прогресс выступает или как побочный продукт эволюционного процесса, или как сознательно целенаправленный процесс. Характер новаций - квазинепрерывный либо скачкообразный. Ограничения проб предполагают множественность либо единичность.

Считается, что такой взгляд на познавательный процесс получил название "эволюционная эпистемология" в англоязычных странах, а в немецко-говорящих более употребим термин "эволюционная теория познания".

Исследователи отмечают, что главной философской предпосылкой эволюционной эпистемологии выступают постулаты "гипотетического реализма". По мнению Герхарда Фоллмера, к основным постулатам гипотетического реализма, на которых основывается эволюционная эпистемология, следует отнести:

1) постулат реальности (имеется реальный мир, независимый от восприятия и сознания);

2) постулат структурности;

3) постулат непрерывности (между всеми областями действительности существует непрерывная историческая и каузальная связь);

4) постулат о чужом сознании (так же, как я, другие индивиды обладают восприятием и сознанием);

5) постулат взаимодействия (наши органы аффициируются реальным миром);

6) постулат о функции мозга (мышление и сознание есть функция мозга, естественного органа);

7) постулат объективности (научные высказывания должны быть объективными)6.

В эволюционной эпистемологии опыт и устранение ошибок считается единственным путем познания. Механизмом, его обеспечивающим, оказываются "вариации и селективные сохранения". Подчеркивается именно эволюционный характер познавательного процесса и констатируется постоянный рост его информационного содержания. Наряду с этим в эволюционной эпистемологии подчеркивается гипотетический характер знания, его индетерминистские элементы, непредсказуемость, открытость будущему, а также выделяется особая роль креативности.

Проблемными, требующими пристального внимания оказываются следующие положения. Если критерием для эволюционного успеха служит соответствие (а не истина), то его достижение всегда происходит с учетом специальной экологической ниши. Поэтому соответствие признается "соответствующим" лишь для данной ниши, а в общем случае оно покоится на иных допущениях. В условиях внутри- и межгрупповой конкуренции лучшее знание о внешнем мире является высшей ценностью для выживания.

Таким образом, общим для всех концепций эволюционной эпистемологии оказывается использование понятийного аппарата теории органической эволюции, а также стремление обнаружить сходные черты познавательной активности животных и человека (опосредованность, подверженность ошибкам, креативность). Вместе с тем эволюционная эписте-мология толкуется как одна из альтернативных моделей роста знания по отношению к другим познавательным концепциям.

В начале 60-х гг. Стивен Тулмин сформулировал оригинальную эволюционную программу исследования науки на основе идеи функционирования "стандартов рациональности и понимания". Стивен Тулмин прошел путь от неопозитивизма, махизма к эпистемологическому эволюционизму. Работа "Человеческое понимание" представляет собой итог пережитой им эволюции. Он усматривает прогресс науки и рост человеческого знания во все более глубоком и адекватном понимании. И в отличие от методологической доктрины К. Поппера, в основании которой "более полное знание через более истинные суждения", Ст. Тулмин мыслит "более глубокое понимание через более адекватные понятия".

Тулмин отталкивается от представления о двойственном характере человеческого понимания. "Человек познает, но он также и осознает то, что он познает". Заметим, однако, что внимание к процессу осознавания - не случайный ход. Само осознавание может предстать и как поведенческая процедура, когда осознавать необходимо, чтобы строить правильную, адекватную адаптационную или мобилизационную поведенческую линию. Здесь осознавание получает бытие в онтологическом, а точнее - в онтопсихологическом пространстве. Кроме того, оно может выступать и как осознавание сказанного, т.е. имеет логическое и рефлексивное бытие. В этом значении осознавание очень близко к знанию как таковому.

Исторически человеческое понимание развивается двумя дополняющими друг друга путями. Познавая мир вокруг себя, человек расширяет свое знание; вглядываясь "внутрь себя", рефлектируя по поводу своей познавательной деятельности, человек углубляет свое знание. Центральным элементом человеческого понимания являются понятия. Поэтому важной задачей для Тулмина становится попытка дать адекватное объяснение интеллектуального авторитета наших понятий, объяснить рост понятий и процесс их усвоения. Тулмид поразительно схож в своих выводах с установками традиционной гносеологии, развивающей идею социокультурной обусловленности понятий. Появлению новых осмысленных понятий предшествует осознание новых проблем и введение новых процедур, позволяющих решить эти проблемы. Понятия служат человеческим целям в реальных практических ситуациях. Изменения в применении понятий связаны с постепенным уточнением данных понятий или усложнением их значений.

Исследования философа концентрируются вокруг размышлений на тему: благодаря каким социально-историческим процессам и интеллектуальным процедурам изменяются и развиваются, передаваясь из поколения в поколение, популяции понятий и концептуальных систем - методы и инструменты коллективного понимания? Поставленная в связи с этим проблема изменчивости понятий и теорий опирается на социокультурные реалии. Именно то, что XX век обеспокоен нерешенной проблемой относительности, дает возможность Ст. Тулмину прийти к выводу о зависимости понятий и понимания от конкретной исторической ситуации и среды обитания. Какими понятиями человек пользуется, какие стандарты рационального суждения он признает, как он организует свою жизнь и интеризует свой опыт, зависит от того, когда человеку пришлось родиться и где ему довелось жить, отмечает ученый. Но если все человеческие понятия и интерпретации, рациональные стандарты исторически и культурно изменчивы, то в этом случае мы должны решить вопрос о том, какие же понятия у нас пользуются подлинным авторитетом.

Ст. Тулмин подчеркивает, что "проблема человеческого понимания в XX в. - это уже не аристотелевская проблема. Вместо неизменного разума, получающего команды от неизменной природы посредством неизменных принципов, мы хотели бы найти изменчивые познавательные отношения между изменяющимся человеком и изменяющейся природой".

Полемизируя с "революционной" теорией Т. Куна о процессе концептуальных изменений, он ставит под сомнение само понятие революция и считает, что новые идеи могут входить в общество не сразу, а постепенно. Вместо революционного объяснения интеллектуальных изменений, которое задается целью показать, как целое - "концептуальные системы" сменяют друг друга, он задает эволюционное объяснение, которое показывает, как постепенно трансформируются "концептуальные популяции" (термин, введенный им в качестве синонима научной теории).

При этом важно не только совершенствование понятий, чтобы в результате получить более точную и подробную понятийную картину. Важно понимание того, что несмотря на значимость индивидуальной инициативы, которая может привести к открытию новых истин, развитие новых понятий- это дело коллективное. Прежде чем новое предположение станет реальной возможностью, оно должно быть коллективно принятым как заслуживающее внимания, т.е. достойное экспериментирования и скорейшей разработки. Таким образом, создание новых концептуальных возможностей требует не только коллективной неудовлетворенности существующим кругом понятий или индивидуального предложения какой-либо альтернативной процедуры объяснения, но и сочетания того и другого.

Само понимание определяется как соответствие утверждений принятым стандартам или матрицам. А эволюция науки предполагает улучшение понимания. Последнее предусматривает устранение того, что не укладывается в матрицу понимания, т.е. устранение аномалий. Рациональность означает прежде всего соответствие исторически обусловленным нормативам научного исследования, в частности нормативам оценки и выбора теорий. Это говорит о некоторой релятивности стандартов рациональности, о том, что они зависимы и меняются вместе с изменением "идеалов естественного порядка".

Таким образом, эволюционная модель развития науки, по Тулмину, представляет собой взаимодействие "инноваций и отбора". Основные характеристики данного процесса таковы.

• Во-первых, интеллектуальное содержание научной дисциплины, с одной стороны, подвержено изменениям, а с другой - обнаруживает явную преемственность.

• Во-вторых, в интеллектуальной дисциплине постоянно появляются пробные идеи или методы, однако только немногие из них завоевывают прочное место в системе дисциплинарного знания.

• В-третьих, этот двусторонний процесс производит заметные концептуальные изменения только при наличии дополнительных условий: а) достаточного количества людей, способных поддерживать поток интеллектуальных нововведений; б) наличие "форумов конкуренции", в которых пробные интеллектуальные нововведения могут существовать в течение длительного времени, чтобы обнаружить свои достоинства и недостатки.

• В-четвертых, интеллектуальная экология любой исторической и культурной ситуации состоит в том, что дисциплинарный отбор признает те из конкурирующих нововведений, которые лучше всего отвечают требованиям местной "интеллектуальной среды".

Следовательно, в процессе развития науки надо четко различать две группы вопросов: первая указывает на факторы, обусловливающие появление теоретических инноваций; вторые - на факторы, определяющие закрепление того или иного концептуального варианта. Решающим условием для выживания инноваций становится ее вклад в установление соответствия между объяснением данного феномена и "объяснительным идеалом".

Наука оценивается двояко: и как совокупность интеллектуальных дисциплин, и как профессиональный институт. Проблемы, на которых концентрируется работа последующих поколений ученых, образуют в своей совокупности длительно существующее генеалогическое древо. Механизм эволюции концептуальных популяций состоит в их взаимодействии с внутринаучными (интеллектуальными) и ненаучными (социальными и экономическими) факторами. Изучая процесс концептуальной изменчивости, мы обнаруживаем, что внутренние, интеллектуальные, и внешние, социальные, факторы воздействуют на него совместно, подобно двум самостоятельно действующим фильтрам. Социальные факторы ограничивают возможности и побудительные мотивы интеллектуального новаторства. Социальные факторы необходимы, но решающими являются только интеллектуальные факторы.

Оставаясь на почве эволюционной эпистемологии, Ст. Тулмин говорит о взаимосвязи всех элементов, составляющих здание науки. "Наука, рассматриваемая в качестве целостной человеческой инициативы, не является ни только компендиумом идей аргументов, ни только системой институтов и заседаний. Дисциплинарные (или интеллектуальные) и профессиональные (или человеческие) аспекты науки должны быть тесно взаимосвязанными, но ни один из них не может быть полностью первичным или вторичным по отношению к другому".

Однако решающая роль принадлежит " научной элите ", которая является носителем научной рациональности. От нее зависит успешность "искусственного отбора", "выведение" новых продуктивных понятийных популяций. Вместе с тем Тулмин против превращения критериев рациональности в универсальные, а проблематику истины пытается рассмотреть с позиций прагматизма и инструментализма.

Ст. Тулмин приходит к пониманию современной роли институциональности, подчеркивая, что рациональные инициативы в естественных науках - не просто изменчивые популяции понятий, связанные между собой в формализованные теории, но прежде всего изменчивые популяции ученых, объединенных в строгие институты. Новые понятия, теория или стратегия становятся эффективной возможностью научной дисциплины только тогда, когда они серьезно воспринимаются влиятельными представителями соответствующей профессии, и полностью устанавливаются только в том случае, если получают позитивное подтверждение.

Однако изменчивый характер науки воплощается в изменяющихся установках ученых, в связи с чем Тулмин подчеркивает особую роль лидеров и авторитетов в научном сообществе. Исторически сменяющие друг друга ученые воплощают историческую смену процедур объяснений. Содержание науки предстает в виде "передачи" совокупности интеллектуальных представлений последующему поколению в процессе обучения. Эволюция науки есть улучшенное понимание. Ст. Тулмин обращает внимание на тот факт, что каждое новое поколение учащихся, развивая свои собственные интеллектуальные перспективы, в то же время оттачивает оружие, чтобы в конечном итоге завоевать свою специальность.

1. Научные традиции и научные революции типы научной рациональности (Т. Кун «Структура научных революций)

Если науку рассматривать как совокупность фактов, теорий и методов, собранных в находящихся в обращении учебниках, то в таком случае учёные — это люди, которые более или менее успешно вносят свою лепту в создание этой совокупности. Развитие науки при таком подходе — это постепенный процесс, в котором факты, теории и методы слагаются во всё возрастающий запас достижений, представляющий собой научную методологию и знание. Различаются же между собой школы не отдельными частными недостатками используемых методов, а тем, что мы будем называть несоизмеримостью способов видения мира и практики научного исследования в этом мире. Формообразующим ингредиентом убеждений всегда являются личные и исторические факторы.

Нормальная наука, на развитие которой вынуждено тратить почти всё своё время большинство учёных, основывается на допущении, что научное сообщество знает, каков окружающий нас мир. Исключительные ситуации, в которых возникает смена профессиональных предписаний, будут рассматриваться в данной работе как научные революции. Усвоение новой теории требует перестройки прежней и переоценки прежних фактов, внутреннего революционного процесса, который редко оказывается под силу одному учёному и никогда не совершается в один день. Конкуренция между различными группами научного сообщества является историческим процессом, который приводит к отрицанию некоторой ранее общепринятой теории или к признанию другой.

«Нормальная наука» означает исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых научных достижений, которые в течение некоторого времени признаются определённым научным сообществом как основа для его дальнейшей практической деятельности. Учёные, научная деятельность которых строится на основе одинаковых парадигм, опираются на одни и те же правила и стандарты научной практики. Формирование парадигмы является признаком зрелости развития научной дисциплины. Принимаемая в качестве парадигмы теория должна казаться лучшей, чем конкурирующие с ней другие теории, но она вовсе не обязана объяснять все факты, которые могут встретиться па её пути. Когда отдельный учёный может принять парадигму без доказательства, ему не приходится в своей работе перестраивать всю область заново, начиная с исходных принципов, и оправдывать введение каждого нового понятия. Творчески мыслящий учёный может начать своё исследование там, где оно остановилось. Успех парадигмы вначале представляет собой в основном открывающуюся перспективу успеха в решении ряда проблем особого рода.

Изучение традиций нормальной науки раскрывает множество дополнительных правил, а они в свою очередь дают массу информации о тех предписаниях, которые выводят учёные из своих парадигм. Наиболее очевидные и обязывающие правила - это эксплицитные утверждения о научном законе, о научных понятиях и теориях. Менее локальными и преходящими характеристиками науки являются предписания более высокого уровня; квазиметафизические предписания, которые историческое исследование постоянно обнаруживает в науке. Этот набор предписаний оказался и метафизическим и методологическим. Наконец, на ещё более высоком уровне есть другая система предписаний. Учёный должен, например, стремиться понять мир, расширять пределы области познания и повышать точность, с которой она должна быть упорядочена. От отдельного учёного требуется затем лишь решение оставшихся нерешёнными головоломок. Нормальная наука — это в высокой степени детерминированная деятельность, но вовсе нет необходимости в том, чтобы она была полностью детерминирована определёнными правилами. Правила вытекают из парадигм, но парадигмы сами могут управлять исследованием даже в отсутствие правил.

Открытие начинается с осознания аномалии, то есть с установления того факта, что природа каким-то образом нарушила навеянные парадигмой ожидания, направляющие развитие нормальной науки. Это приводит затем к более или менее расширенному исследованию области аномалии. И этот процесс завершается только тогда, когда парадигмальная теория приспосабливается к новым обстоятельствам таким образом, что аномалии сами становятся ожидаемыми. Открытие никогда невозможно приурочить к определённому моменту; часто его нельзя и точно датировать.

В науке открытие всегда сопровождается трудностями. Сначала воспринимается только ожидаемое и обычное даже при обстоятельствах, при которых позднее всё-таки обнаруживается аномалия. Однако дальнейшее ознакомление приводит к осознанию некоторых погрешностей или к нахождению связи между результатом и тем, что из предшествующего привело к ошибке. Такое осознание аномалии открывает период, когда концептуальные категории подгоняются до тех пор, пока полученная аномалия не становится ожидаемым результатом. В этом пункте процесс открытия заканчивается.

В развитии любой науки первая общепринятая парадигма обычно считается вполне приемлемой для большинства наблюдений и экспериментов, доступных специалистам в данной области. Наука со временем становится всё более строгой. С другой стороны, нормальная наука ведёт к накоплению подробной информации и к уточнению соответствия между наблюдением и теорией, которого невозможно было бы достигнуть как-то иначе. И даже когда техника существует, первооткрывателем оказывается тот, кто, точно зная, чего он ожидает, способен распознать то, чту отклоняется от ожидаемого результата. Аномалия появляется только на фоне парадигмы.

В каждом случае новая теория возникла только после резко выраженных неудач в деятельности по нормальному решению проблем. Новая теория предстаёт как непосредственная реакция на кризис. Предшествующая практика нормальной науки дала все основания считать их решёнными или почти решёнными. Неудача с новым видом проблем часто разочаровывает, но никогда не удивляет. Наконец, всем этим примерам свойствен признак: разрешение кризиса в каждом из них было частично предвосхищено в течение периода, когда в науке не было кризиса, но предвосхищения игнорировались.

Н а одном и том же наборе данных всегда можно возвести более чем один теоретический конструкт. Но подобное изобретение альтернатив — это как раз то средство, к которому учёные прибегают редко. Как и в производстве, в науке смена инструментов — крайняя мера. Значение кризисов заключается именно в том, что они говорят о своевременности смены инструментов. Решение отказаться от парадигмы всегда одновременно есть решение принять другую парадигму, а приговор, приводящий к такому решению, включает как сопоставление обеих парадигм с природой, так и сравнение парадигм друг с другом. Научные революции рассматриваются здесь как такие некумулятивные эпизоды развития науки, во время которых старая парадигма замещается целиком или частично новой парадигмой, несовместимой со старой. Научные революции должны рассматриваться как революционные преобразования только по отношению к той отрасли, чью парадигму они затрагивают.

Ранее мы главным образом рассматривали роль парадигмы в качестве средства выражения и распространения научной теории. В этой роли её функция состоит в том, чтобы сообщать учёному, какие сущности есть в природе, а какие отсутствуют, и указывать, в каких формах они проявляются. Информация такого рода позволяет составить план, детали которого освещаются зрелым научным исследованием. В частности, приведённые примеры показывают, что парадигмы дают учёным не только план деятельности, но также указывают и некоторые направления, существенные для реализации плана. Осваивая парадигму, учёный овладевает сразу теорией, методами и стандартами, которые обычно самым теснейшим образом переплетаются между собой. Поэтому, когда парадигма изменяется, обычно происходят изменения в критериях, определяющих правильность как выбора проблем, так и предлагаемых решений.

Поэтому во время революции, когда начинает изменяться нормальная научная традиция, учёный должен научиться заново воспринимать окружающий мир. Только после этого мир его исследования будет казаться в отдельных случаях несовместимым с миром, в котором он «жил» до сих пор. Это составляет причину, в силу которой школы, исповедующие различные парадигмы, всегда действуют как бы наперекор друг другу.