Специфика романа Достоевского : «полифонический» или «идеологический» роман? Формы исповеди в романах Достоевского

Все романы ФМД строятся оп принципу: в подполье (явном или скрытом) герой вынашивает идею, а потом идет к людям, чтоб проверить идею на практике (Раскольников, Кириллов да кто угодно).

Но в связи с тем, что практически каждый герой ФМД оригинален в положит смысле этого слова, идеями обладает каждый. Поэтому автор собирает большое кол-во персонажей в одном месте сразу, на каком-нибудь вечере, там каждый говорит про свое, происходит скандал и все снова разбегаются по подпольям (вечер у Настасьи Филипповны, праздник у Юлии Михайловны). Если в случае с НФ каждый говорил про свое (ее хотели выдать замуж, а НФ ставила опыт над Ганей, то спор об искусстве у ЮМ (вроде все говорят на отвлеченные темы) перерождается в бесчестие России («бесчестилась Россия разве можно было не выть от восторга»). Вывод: в романах ФМД даже самая маленькая идейка имеет общечеловеческий резонанс (бесчестие России, проверка на любовь к деньгам и следоват вопрос о чести и бесчестии, насколько чел-к может пасть в совей страсти), потому как «все виноваты за всех».

Исповедь у Достоевского может быть как публичной (покаяние Раскольникова), так и иметь интимный характер («У Тихона» глава в «Бесах», разговор Шатова и Ставрогина «Бесы»: «я верю в Россию, и в Бога буду веровать!»). Кроме того, перерождение и покаяние может происходить просто в душе персонажа (Алеша Карамазов после сна о Канне Галилейской). Важен характер исповеди: Тихон не может простить Ставрогина, так как его исповедь носит не покаянное настроение, а похвальбу а ля: «а посмотрите, как я сумел низко пасть!», и Тихон говорит от этом Ставрогину. Монах также говорит ему, что если он правильно принесет свое покаяние, то возвысится и будет большим молодцом во всех отношениях.

+покаяние кн Сережи из «Подростка». Он замешан косвенно в печатании фальшивых денег, но не может себе простить даже косвенного участия, признается во всем, умирает в тюрьме, считая себя благородным. Косвенное участие в преступлении и как бы покаяние Ставрогина перед Лизой в «Бесах». Ставрогин дал денег Федьке Каторжному, подразумевая, что тот зарежет Марью Лебядкину с братом, но сам в открытую об этом не просит, поэтому открываясь Лизе, он говорит, что виновен в их смерти. А Петр Верховенский предлагал ему соврать и выгараживал перед Лизой. Похожая ситуация в «Братьях Карамазовых»: Иван и Смердяков (про отца, кто виноват в убийстве, кто убил, кто на мысль натолкнул и кто просто желал отцу смерти - повинны все).

В «Дневнике писателя» Достоевский сам определил свой метод как «реализм в высшей степени». Д. изображает все глубины души человека. Самое интересное – это найти человека в человеке при полном реализме. Чтобы показать истинную природу человека надо изобразить его в пограничных ситуациях, на краю бездны. Перед нами предстает пошатнувшееся сознание, заблудшие души (Шатов в «Бесах», Раскольников в «Преступлении и наказании»). В пограничных ситуациях раскрываются все глубины человеческого «я». Человек находится во враждебном ему мире, но без него он не может жить.

5.

Энгельгардт предложил назвать роман Достоевского идеологическим романом, т.к. в его романах присутствует конфликт идей. Сам Д. называл этот конфликт «pro et contra», имеется в виду «за» или «против» веры. В художественном пространстве романов Д. обычно присутствует конфликт 2-х идей: Раскольников – Соня Мармеладова; старец Зосима – Иван Карамазов.

6. Вячеслав Иванов, определяя новую жанровое своеобразие романа Достоевского, назвал его произведения романом – трагедией, т.к. в его романах показана трагедия личности, одиночество, отчуждение. Перед героем всегда стоит проблема выбора, и ему самому надо решать, по какому пути он пойдет.

7. Михаил Михайлович Бахтин, определяя структурную особенность романов Достоевского, говорит о полифонии (многоголосье). Полифонический роман Д. теперь противостоит ранее господствовавшему в русской литературе монологическому роману, где преобладал голос автора.

А у Достоевского голоса автора не слышно, он находится наравне со своими персонажами. Звучат лишь голоса персонажей, им автор дает высказаться до конца. Позиция самого автора просматривается через высказывания его любимых героев (Алёша Карамазов, князь Мышкин). Никаких авторских отступлений, как у Льва Николаевича Толстого мы здесь не встретим.

Д. изображает не просто человека, а его самосознание, герой его интересует как одна из точек зрения на мир и на самого себя. У Д. герой сам все говорит о себе.

По словам Бахтина, герои Достоевского внутренне не завершены. В человеке есть что-то такое, что только сам он может открыть в свободном акте самопознания. Заметим, что излюбленной формой Достоевского была форма исповеди.

Оскар Уайльд говорил, что «главная заслуга Достоевского в том, что он никогда не объясняет своих персонажей полностью, и герои Достоевского всегда поражают тем, что они творят или делают, и таят в себе до конца вечную тайну бытия». Это как раз соотносится с тем, что Д. называл «реализмом в высшей степени».

Заслуживает внимания и работа видного русского писателя и ученого Леонида Петровича Гроссмана о Достоевском, которая вышла в свет в 1059 г. в сборнике АНСССР «Творчество Достоевского». Продолжая развивать идеи Вяч Иванова и М. Бахтина о конструктивном принципе многоголосия, положенном в основу композиции романов Достоевского, Гороссману удалось выделить еще много нового. Три части работы Гроссмана раскрывают три аспекта повествовательной системы Д.: жанровую специфику, законы композиции и творческий метод.

Гроссман утверждает, что особый тип романа возник у молодого писателя еще в 1840-е гг., «когда русская критика стала углубленно разрабатывать теорию повествовательных жанров». Теорию жанра романа Гроссман связывает прежде всего с Белинским: жанр - новейшая эпопея, сочетающая реализм «события с раскрытием его драматизма и выражением лирического отношения к нему автора».

Напр., уже с первых страниц «Преступления и наказания» мы погружаемся в безысходный ужас современности, который укрепляет Раскольникова в его решении начать борьбу с этим миром. Пред нами рисуется жанровая картина грязной распивочной натюрмортом убогой стойки: черные сухари, крошеные огурцы, залитый и липкий стол. Это настоящий физиологический очерк с деталями петербургской трущобы и типажами трактирщика в засаленном жилете и лоснящимся лицом, пропойцы-чиновника Мармеладова о оборванном фраке без пуговиц.

Описание комнаты отставного офицера Снегирева из «Братьев Карамазовых», который содержит семью Инвалидов и влачит жалкое существование, также можно привести в качестве примера характерной жанровой сцены.

Описание «нищеты безнадежной» в «Преступлении и наказании» выдержано в характерном стиле натуральной школы. Обрисована столичная статистика: титулярный советник, которого прогнали из департамента за постоянные запои; дочь, проживающая по желтому билету; малые дети, чахнущие в темном углу; жена, больная туберкулезом. Такова новейшая физиология пореформенного Петербурга 1860-х гг.

Но из этих угрюмых дагерротипов незаметно пробивается и растет человеческая трагедия Достоевского. Безответная Соня соглашается на бесчестье, чтобы спасти малолетних от голодной смерти. Старый драдедамовый платок еле скрывает рыдания опозоренной девушки. Катерина Ивановна, продавшая свою падчерицу, молча становится перед ней на колени «и так весь вечер на коленях простояла, ноги ей целовала, встать не хотела…»

Кажется, романист достиг вершин своего трагического искусства, но он стремиться выше – к завершающему обобщению. Из повседневных мук и горестей столичных углов вырастает видение мировой справедливости, утопия премудрого суда, иллюзия окончательного оправдания человека. Монолог Мармеладова завершается поэтическим мифом о возрожденной грешнице и прекрасном человеке, этой излюбленной темой живописцев и поэтов, которую Д. положил в основу своего любимого романа «Идиот». Но уже в истории Раскольникова публицистическая тема о «пьяненьких» как бы перерастает в сказочную тему о несбыточном правосудии. Жанрист петербургских трущоб ударяет по сердцам со всей силой великого поэта.

В любом романе Д. мы найдем такие же принципы оформления целого на основе контраста падения человека и его духовной красоты. В «Идиоте» развертывается безнадежная биография одаренной женской натуры (Настасья Филипповна) и раскрывается печальная судьба возвышенного мечтателя (князя Мышкина) в среде моральных отбросов общества.

Не отступает Д. от этого композиционного закона и в романе-памфлете «Бесы». Но здесь проза жизни, ее трагизм и поэзия сопоставлены не в органическом слиянии, а в резком противопоставлении. Фон исповеди Страврогина – удручающая пошлость жизни, разврат и скука. Вспомним эпизод с изнасилованной Ставрогиным и потом повесившейся одиннадцатилетней Матрешой, который не вошел в окончательный текст романа. Трагедия девочки проходит в жалкой обстановке петербургской мещанской квартиры. По основному контрастному закону всех его композиций, страшную драму порока, преступления и гибели ребенка сменяет лучезарное видение первобытной невинности, чистоты и счастья. Ставроогин вспоминает во сне идиллический ландшафт Клода Лоррена «Ацис и Галатея» с беззаботными и прекрасными людьми.

Тем же конструктивным законам подчинен и последний роман Д. «Братья Карамазовы». Образ Дмитрия Карамазова взят из жизни, писатель изобразил в нем мнимого «отцеубийцу» омского острога поручика Ильинского.

Судьба Дмитрия трагична. Человек высоких взлетов души, он не в силах вырваться из омута опутавших его пороков. Ошибочно обвиненный в отцеубийстве, он должен искупить чужое преступление 20-летней каторгой. Но и в момент катастрофы происходит как бы внутреннее просветление всего его существа. Он видит во сне погорелое селенье, исхудалых баб с ревущими на руках детьми, он хочет знать, почему они бедны и им так плохо, и он хочет вступить в борьбу с этим злом, «чтоб не было вовсе слез от сей минуты…». Дмитрий хочет стать заступником обитателей деревни.

Установив связь эпоса с поэзией и драмой во внутренней структуре романов Д., Гроссман определяет жанр романов писателя как «философская поэма».Определение не ново, т.к. сам Д. подчеркивал связь художественной идеи с поэтической, в «Дневнике писателя» и «Записных книжках» Д. не раз называл свои романы поэмами. Да и сам себя писатель называл не иначе как «поэтом в первоначальном смысле слова, т.е. творцом высокого стиля, песнопевцем великой темы».

По мнению Гроссмана в романах Д. проглядывает двуплановость композиции. Романы Д. - «огромные обобщения его больших романов, в которых суровый суд над страшной буржуазной современностью переходит в своеобразные этические системы и парадоксальные утопии грядущей гармонии человечества».

Романам Д. присуща множественность действия. В «Прест. и нак.» сюжетные линии Раскольникова и Сони Мармеладовой, Лужина и Свидригайлова; в «Бесах» - сюжетные лини Ставрогина, Петра Верхованского и его отца Степана Трофимовича, Шатова, Кириллова; в «Братьях Карамазовых» - история 3-х братьев, как три судьбоносных дороги, история жизни старца Зосимы, позиция старого кардинала – Великого инквизитора. Развитие каждой темы движется по музыкальному закону контрапункта. Вслед за Д. о законе контрапункта первыми заговорили Вяч. Иванов в работе «Достоевский и роман-трагедия» (1914) и М. Бахтин в книге «Проблемы творчества Д.» (1928). Такая конструктивная система была названа Бахтиным многоголосьем и отсюда предложенный им термин –полифонический роман.

Композиционный закон контрапункта, по мнению Гроссмана, в значительной степени диктует особенности развития сюжетного действия. У Д. нет плавного, мерного и последовательно развевающегося рассказа, он дает всегда стремительное движение сюжета, прерываемое неожиданными событиями, которые ломают, взрывают намеченный путь повествования, резко изменяя его направление и продолжая его развитие как бы в новой плоскости и уже с иной ориентацией. Иногда направление и после такого взрыва сохраняется, но зато чрезвычайно усиливается темп движения, заостряется конфликт и действие продолжается в повышенной атмосфере, пока новая катастрофа не внесет ряд непредвиденный осложнений.