Переступи порог

Акафист

Тихий летний вечер. В затихающем шуме города разда­ются мерные удары колокола. Это звонят в церкви неподале­ку от моего дома. Мне в этом отношении повезло — не каж­дый может похвастаться такой близостью храма. В Москве положение еще, можно сказать, благополучное. В 1988 году было 50 действующих храмов. В настоящее время число их все время увеличивается, особенно начиная с 1990 г., и уже приближается к 100. В 1992 г. в Москве действует уже 130 православных храмов (примеч. А. Б.). На 8 миллионов москви­чей это, конечно, немного. Ну, а что говорить про области Средней России, где по 15—20' храмов на всю область; в Си­бири ближайший храм может находиться за 500—1000 кило­метров, На Камчатке в 1980 г. храмов вообще не было, сей­час открылся один.

Сегодня четверг — это значит, звонят к акафисту. Не­громкие, звучные удары следуют один за другим. Они как бы.идут к нам из глубины истории нашей Московской Руси, напоминая о той вечности, которая всегда рядом с нами, сто­ит только протянуть руку — и она здесь, неизменная и не на­вязывающая себя. В то же время в этом есть что-то глубоко таинственное и неуловимое — это какое-то измерение бытия, которое нельзя остановить, подчинить себе. Оно неслышным, мощным потоком катится в каком-то другом пространстве, пронизывающем, тем не менее, собой нашу жизнь.

В начале нашего века во время церковных праздников в Москве просто гул стоял от множества звонящих колоко­лов. Церкви определяли всю архитектуру Москвы, да и всю ее жизнь. Кнут Гамсун писал, что Москва произвела на него большее впечатление, чем даже Константинополь. Большин­ство московских улиц, и переулков своими названиями было обязано располагавшимся на них храмам и монастырям:

Воздвиженка, Пречистенка, Якиманка, Варварка, Николь­ская и т. д. Теперь ни такого гула, ни таких названий почти нет. Однако те немногие колокола, которые остались, все же звонят. Звонят, заставляют задумываться, почему же так ма­ло осталось вас, колоколов и церквей? Что же случилось с вами? Что было и что будет? А главное — что есть сейчас? Потому что завтрашнее уже содержится, хотя часто неразли­чимо, в сегодняшнем-

Я очень Хорошо знаю, что происходит сейчас в храме. В алтаре неспешно облачается батюшка. На клирос один за Другим тянутся и ворчат «левые» певчие, всегда чем-то недо­вольные. Это, если поет левый хор, — старушки. Если сегод­ня будет правый, то это певцы-профессионалы, просто по большей части подрабатывающие. Верующих среди них ма­ло. Эти пока что оживленно делятся последними новостями и анекдотами.

Здесь следует сделать маленькое отступление. Дело в том, что данная книга была написана в 1983 году и имела Некоторое хождение в «самиздате». Ситуация в стране и в Русской Православной Церкви во многом радикально изме­нилась. Однако совсем изымать те места, которые обрисо­вывают церковную жизнь в то время, автор счел нецелесооб­разным, поскольку они дают возможность увидеть некую ис­торическую динамику жизни нашей Церкви в последние 10 лет. Поэтому, оставляя многое из написанного ранее, одно­временно автор будет обрисовывать современное положение.

Так, надо сказать, что в отношении певчих дело в значи­тельной степени изменилось к лучшему. Во-первых, в 1991 г. упразднен институт «уполномоченных» Совета по делам ре­лигии. «Государево око» — чиновники, подчиненные одновре­менно ЦК КПСС и КГБ, жестко контролировали всю церковно-приходскую жизнь, чтобы она ни на йоту не вышла за рамки писаных законов и неписаных «инструкций». Напри­мер, уполномоченный более или менее зорко следил за тем, Чтобы на клиросе не было молодежи, ни поющей, ни читаю­щей, ни прислуживающей. Разрешалось все это делать толь­ко пенсионерам. Присутствие молодого человека на клиросе всегда было некой поблажкой со стороны, уполномоченного, за которую его следовало регулярно «благодарить», как, впрочем, и за многое другое. Поэтому левый, то есть буднич­ный, хор (левый — то есть стоящий на левом клиросе: на Правом — праздничный хор профессиональных певцов) со­стоял, главным образом, из старушек, более или менее мо­гущих петь. Это, как правило, самые давнишние прихожане данного храма. Будучи людьми очень верующими и весьма строгих правил, они осознают себя носительницами и храни­тельницами местной церковной традиции, не без некоторого, впрочем, превозношения, свойственного старожилам.

В настоящее время такого рода запрет на молодежь, сла­ва Богу, снят, так что левые клиросы значительно «омоло­дились», пополнившись верующими и вполне благочестивыми Молодыми людьми и девушками, нередко с неплохими голо­сами.

Во-вторых, что касается правых хоров, то сложности, по­мимо уполномоченного, состояли еще и в том, что певцы-про­фессионалы, как правило, были вынуждены скрывать на сво­ей основной работе, что они еще поют и в церкви. Сейчас такое препятствие также исчезло, и на клиросе появились не только люди, «умеющие договориться» со светскими руково­дителями, но и просто верующие, быть может и не очень глубоко, но внешне вполне благочестивые певцы-профессионалы.

Но вернемся к нашему повествованию. В храме располага­ются по привычным «своим» местам десятка два-три стару­шек-завсегдатаев. Тихонько крестятся, ставят свечки. Сейчас начнется служба — вечерняя с акафистом, в которой каж­дое слово,.каждое движение заранее известно и расписано, причем основное содержание ее астрономически далеко от нашей жизни со всеми ее проблемами и заботами. Звучат приятные песнопения, торжественные возгласы священника, изредка из малопонятного языка прорываются отдельные различимые благочестивые слова. Горят свечи, полумрак.

Иногда, правда, умильное настроение какой-либо из ба­бушек без всякого перехода сменяется гневным шепотом на какого-нибудь молодого человека или девушку, зашедших на службу и своим смущенным видом или неловким движением (не той рукой свечку передали, не там встали) нарушивших привычную атмосферу. После чего бабушка, отчитавшая на­рушителя и восстановившая должный порядок, оглядывается на стоящих вокруг, еще более истово крестится, как бы гово­ря всем своим видом: «Господи, прости! Но ты сам ви­дишь, и Ангел потерял бы терпение от такого безобразия». И никого из присутствующих, по-видимому, не беспокоит во­прос, что же стоит за всеми этими малопонятными текстами. Напротив, все это как-то успокаивает,. и даже сама непо­нятность слов создает ощущение гарантии того,- что все в ми­ре как-то само, даже без нашего участия, устроится и совер­шится так, как «Богу угодно».