Интеллектуальные влияния

Мировоззрение К. Маннгейма сформировалось под влияни­ем многих интеллектуальных течений, впитало их все и посте­пенно приобрело собственные характерные очертания. Родной Маннгейму Будапешт целиком находился под немецким куль­турным влиянием. Поэтому идеи, которые он воспринял в юности, были в большей или меньшей степени аналогичны тем, с которыми сталкивался молодой интеллектуал всюду, где распространялась немецкая культура. Хотя жизнь в Будапеште заметно отличалась от жизни в Берлине или Вене, содержание идей, в атмосфере которых находился многообещающий моло­дой человек в Будапеште, очень немногим отличалось от идей­ного опыта его современников в других центрах немецкой культуры.

Почти во всех его сочинениях под наслоениями культурного критицизма можно обнаружить следы забытой науки о духе (Geisteswissenschaft) и малопонятных гегелевских формулиро­вок, остатки позитивизма и оптимистического мелиоризма,

Глава 28. Социология знания Карла Маннгейма

влияние которых Маннгейм испытал вначале вместе с рефор­мистски настроенной интеллектуальной элитой предвоенного Будапешта.

Когда К. Маннгейм отправился в Берлин в первую учебную поездку за границу, на него, по-видимому, произвел большое впечатление Г. Зиммель. Совершенно очевидно, что влияние Зиммеля — прямое, а затем и опосредованное через его друга Г. Лукача, — на какое-то время преобладало в мировосприятии Маннгейма. И именно философские идеи Зиммеля, а не его формальная социология, особенно поразили Маннгейма. Пер­вая влиянием Зиммеля отмечена научная статья Маннгейма, написанная на основе лекции «Душа и Культура»¹, которую он прочел в Будапеште во время войны, когда ему было 24 года.

В частности, проводимое им различие между объективной и субъективной культурой или между культурой, передаваемой действующему в истории актору (historical actor), и его собст­венными идеями и идеалами, которые данный индивид стре­мится реализовать, является чисто зиммелевским. В унисон с Зиммелем Маннгейм здесь подчеркивал трагическое несоответ­ствие между индивидуальной душой и объективной культурой, в которой она существует. Тот, кто хочет созидать, обязан под­чиняться руководству объективной культуры, хотя такое подчи­нение способствует развитию неискренности, искаженному представлению взглядов, «подавляя душу чуждыми силами ста­новящейся все более автономной объективной культуры, кото­рая связана с душой не более, чем паразит с телом своего хо­зяина»².

Хотя лекция, прочитанная в Будапеште, и пронизана зимме­левским ощущением острого культурного кризиса — настрое­нием, широко распространенным в годы, непосредственно предшествовавшие войне, в ней нет той скрытой безысходно­сти, которую в этот период выражал сам Зиммель. Маннгейм, его молодой ученик, осознающий этот кризис, по-прежнему стремится найти из него выход, новую отправную точку. Даже если, писал он, объективная культура «окружает нас как огром­ный независимый Левиафан»³, она не может развиваться и

¹ Немецкий перевод этой лекции включен в книгу: Wolff К. Н. Karl Mannheim, Wissenssoziologie. Neuwied; Berlin, 1964. P. 66—84.

² Ibid. P. 74.

³ Ibid. P. 84.

Раздел IV. Социология между двумя мировыми войнами

продолжать существовать без участия в ней индивидов. И зада­ча молодого поколения состоит в том, чтобы в будущем актив­но прилагать усилия к культурному возрождению, когда духов­ные порывы индивидов не будут уничтожены под давлением чуждых им культурных ценностей.

Подобно большинству европейских интеллигентов молодой К. Маннгейм, очевидно, воспринимал войну как катастрофу таких масштабов, что она вынуждает обратиться к новым идеа­лам. Прежний оптимистический позитивизм оказался уже не­адекватным; ему не удалось объяснить или отвратить опасность краха западной цивилизации, которую принесла война.