Глава 4. перевод: Zainka-Gwena (отрывок)

перевод: Zainka-Gwena (отрывок)

Дорога от Куско-авеню до дома Рики заняла двадцать минут. Солнце, казалось, садилось необычно медленно для этого времени года. Пока они добрались, стемнело.

– О чем ты хочешь поговорить? – спросил Рики, как только они вошли в его комнату. – Не люблю пустой болтовни. Переходи к делу.

Рики хотелось, чтобы все побыстрее закончилось и Катце ушел. Резкость была просто способом выразить это.

Он предложил Катце стул, но тот не стал садиться. Прислонился к стене и закурил.

– Этот молокосос Кирие, – произнес, наконец, Катце. – Со странными глазами. Знаешь его?

Услышав имя Кирие, Рики невольно нахмурился. Столько времени прошло – почему это имя вдруг всплыло? Трудно поверить, что история с Джиксами достигла даже слуха Катце… но, возможно, он не понимал, насколько хорошо Катце осведомлен о происходящем в трущобах. Катце был не из тех, кто приходит на переговоры неподготовленным.

– Что бы он ни натворил, меня это не касается, – отрезал Рики, желая снять с себя любую ответственность. Для Рики – и для всех старых «бизонов» – Кирие был источником беспокойства и неприятностей. Какими бы ни были намерения Катце, Рики не хотелось, чтобы имя Кирие для кого-то было прочно связано с ним.

– Неужели? Странно, потому что он, похоже, просто одержим тобой.

Этого Рики не мог отрицать. Хотя Кирие был, скорее, одержим соперничеством, чем самим Рики; он, фактически, винил Рики, что тот затмевает его. И все, кто знал их обоих, это понимали. Кирие мог привлечь к себе внимание, только устроив из-за чего-то шум без причины. Естественно, настолько разные люди ладили плохо.

Но Кирие не был простодушным сопляком с раздутым самомнением. В таком случае проблема легко решилась бы сама собой. У Кирие были еще и идеи, честолюбие и гордость. Леди Удача улыбнулась ему, и теперь его заносчивость не знала границ. Он с самого начала был мерзавцем, а теперь стал еще хуже.

Рики никогда не собирался любезничать с Кирие. И не реагировал, когда тот пытался разжечь пламя соперничества. Рики совершенно не волновало, сколько раз услышать презрительное: Тебе здесь не место.

Но теперь Кирие, похоже, мог причинить настоящий вред, а это было совершенно другое дело. Рики захотелось так наподдать мальчишке, чтобы тот никогда больше не появлялся.

– Он крутился на рынке Росаса – расспрашивал о тебе.

Рики не сознавал, что интерес Кирие зашел так далеко. Очевидно, поездок на аэрокаре по трущобам и громких заявлений было недостаточно: Кирие начал совать нос в дела Рики, возможно, выискивая какую-нибудь грязь.

Вроде бы, Рики был курьером давным-давно, но почему-то Робби и Кирие продолжали болтать об этом. Однако, в сущности, это Рики не тревожило: он полагал, что особой разницы не было бы.

Все было так странно. Рики понимал злобу Робби: то был давний враг. У них было общее прошлое, и хотя эта связь не была такой крепкой, как с Гаем, все трое не могли уйти от времени, когда вместе были в Гардиан.

Но Кирие – другое дело. Кирие был помехой, инородным телом, вторгшимся в повседневную жизнь Рики. Имя Кирие в устах Катце означало, что происходит что-то более серьезное. При этой мысли лицо Рики ожесточилось.

– Если станет известным, что я когда-то работал на тебя, это будет плохо для нас обоих, верно?

– Расслабься. Копание по верхам ничего не откроет.

Он был прав. Как один из работающих на Катце перевозчиков Рики всегда действовал строго по правилам, даже когда протаскивал контрабанду по тайным каналам. Вообще, когда Катце брался за работу, какой бы подозрительной она ни была, он никогда не подставлялся так, чтобы кто-то, вроде Кирие, мог бы что-то узнать.

Катце был более уравновешенным, требовательным и квалифицированным дельцом, чем могло показаться с виду. Никто на черном рынке не сомневался в этом ни на секунду. Если Кирие обожжет пальцы, тыкая куда ни попадя, то, конечно, так ему и надо.

– Если это не проблема, то чего тебе надо? – спросил Рики. Он надеялся получить предупреждение, если надвигалась буря.

– Ты, случайно, не знаешь, кто поддерживает Кирие?

– Без понятия, – ответил Рики резко и напористее, чем необходимо. – Мне плевать, что он натворил. – Он уставился на Катце, пытаясь понять, на что тот намекает.

Рики знал, что Катце пришел не только из-за Кирие. Катце лучше всех знал, куда делись эти три пропавших года, и потому Рики изо всех сил старался избегать его. Какие бы «хорошие времена» не были у них в прошлом, Рики хотелось одного: схватить Катце за ворот, вытрясти всю информацию и больше никогда его не видеть.

Поэтому за прошедший год, за исключением вылазки на аукцион в парке Мистраль, он не совался в Мидас. А, придя туда, во второй раз столкнулся с Ясоном, и это потрясение только усилило в нем стремление избегать всего, что связано с блонди.

Но как бы упорно он не отворачивался от них, неприятности возникали с неожиданной стороны и в неожиданной форме. Внезапное появление Катце было самым заметным свидетельством этого. А уж то, что ему потребовалась личная встреча, только все осложняло.

Рики не мог не сознавать наличия проблем в отношениях с Катце: в них зияли трещины, заделать которые было не легко. И хотя инстинкт не предупреждал его о непосредственной опасности, от тревоги заломило суставы. Катце был намного опытнее. Если бы до этого дошло, Катце мог раздавить Рики в одно мгновение. Вот что означало иметь реальную власть.

– Со всей этой нынешней кутерьмой я больше беспокоюсь о том, чтобы все просто осталось, как есть. Когда начинаешь совать нос, куда не следует, обратно его можно не вытащить, – произнес Катце.

– Ну, ты даешь. Ты пришел аж сюда, только чтобы сказать мне это? Если Кирие когда-нибудь узнает об этом, он спятит, – съязвил Рики, преувеличенно пожимая плечами. Хотя Рики знал, что Катце не из тех, кто души не чает в бывших сотрудниках, этот разговор произвел на него странное впечатление. Катце вел себя так, словно прошедших четырех лет просто не было.

– Если бы было по-моему, я бы предпочел, чтобы мне не морочил голову какой-то дилетант. Ты, наверное, понимаешь, что наблюдать за тем, как человек продирается наверх только для того, чтобы его снова спихнули вниз, не доставляет мне удовольствия.

Слова Катце жалили. Намеки были прозрачны. Рики почувствовал, как сжимаются внутренности. Разум просто не успел приказать рту заткнуться.

– Катце… то, что ты мне тогда сказал. Четыре года назад…

По мере того, как мысли облекались в слова, вопросы становились яснее. За прошедшие четыре года он так и не смог придумать удовлетворительный ответ, а теперь перед ним сам Катце. Тот, кто должен бы знать гораздо больше него.

Рики понимал, почему Катце решил взять его курьером. Это была просто уловка, приманка. Главный вопрос был: почему Катце продал его Ясону?

Рики сознавал, что, вероятно, этот вопрос не стоит задавать. Время не повернуть вспять. Бередить старые раны бесполезно: прошлое от этого не исчезнет, только потечет свежая кровь.

С другой стороны, как только слова поднялись к губам, вместе с ними на прорвался и сдерживаемый гнев. Рики клялся себе, что никогда больше не произнесет это имя, и, однако, сдержать бурлящую ярость было невозможно.

– Ясон когда-то уже вешал мне на уши такую же лапшу. «Разве Катце не предостерегал тебя от излишнего любопытства?» То, что вы двое в таких хороших отношениях, меня сильно удивило.

– Ты и Кирие, – хмыкнул Катце. – Вы относитесь к совершенно разным категориям, организованным с совершенно разными намерениями. Все это было решено еще четыре года назад.

– Что, черт подери, это означает? – тихо прорычал Рики, несмотря на пронзительные вопли внутреннего голоса. Прищурившись, он ждал ответа Катце. Сердце колотилось быстрее от ожидания.

– Ты ведь, наверное, знаешь, что у Танагуры есть светлая и темная сторона? – спросил Катце.

Ага, в первый раз слышу. Но Рики не успел высказаться. Катце продолжал.

– И значит, должен существовать и тот, кто управляет темной стороной, верно?

Рики крепко прикусил нижнюю губу. Катце пытался сказать о чем-то… о чем не полагалось говорить вслух. Рики не сомневался, что прямо сейчас своими руками губит себя, но не мог решиться выставить Катце. Пусть потом он пожалеет об этом – ему необходимо знать правду.

Но… почему теперь? Он вернулся в трущобы год назад. Столько времени прошло, так что же теперь заставило Катце рассказать правду? И зачем использовать Кирие как предлог? От этого вопросов становилось только больше. Куда бы они ни вели, Рики просто не мог оставить их без ответов. Да и Катце не отстанет: тому явно надо было высказаться.

– Четыре года назад Ясон связался со мной через аукцион Гоша и спросил о монгреле с необычной внешностью. Черноволосый, черноглазый, упрямый парнишка с очень яркой индивидуальностью. Я понял, что он говорит о Рики, лидере Бизонов. Я был посредником на черном рынке, а ты – монгрелом из трущоб. Именно то, что нужно.

Рики помолчал.

– Так это ты устроил западню.

– Это Ясон велел мне использовать тебя и поглядеть, что получится. Я просто не отказал. Хотя, что бы я ни говорил сейчас, для тебя это все равно будет выглядеть подставой.

– Зачем же было выполнять? Ты боишься его?

– Ну да, боюсь, – отозвался Катце с вялым безразличием. – Каждый раз, когда этот холодный взгляд останавливается на мне… меня и сейчас трясет при мысли об этом.

И вот тут Рики понял, что Катце говорит правду. Слишком уж часто он чувствовал этот холодный взгляд сам. Годами он покорно, как ягненок, сносил унижение и муку этого взгляда.

Очень быстро это унижение сменилось безмерным страхом. Лучше уж было получить пощечину. В железной хватке Ясона боль была бесконечной, и Рики не сомневался, что Ясон знает, какую боль причиняет. Одного воспоминания хватило, чтобы прежние ощущения вновь охватили его. Рики полуосознанно мотнул головой, хватая ртом воздух.

– Но я должен был взять тебя на работу при одном условии. Ясону понравилась твоя гордость, но ему не был нужен тупой трущобный монгрел. Как и мне. Поэтому тебе дали задание, которое нужно было выполнить в положенный срок, и вот чем все, в конце концов, закончилось.

– Наша первая встреча.

– Точно.

Рики хотелось верить, что все началось с карточки, переданной Заком… но на самом деле, вся история больше напоминала домино, когда одна косточка сбивает все остальные. Все, что с ним произошло, было подстроено со дня их первой встречи. Точно так же, как Рики не мог забыть об унижении, Ясон – пусть и по своей воле – не мог выкинуть монгрела из головы. Понимание этого было мучительно – до боли.

– Ради тебя самого я надеялся, что ты окажешься просто обычным тупоголовым монгрелом. Но ты обладал наилучшими качествами, необходимыми, чтобы выбраться из этой дыры.

Рики невольно нахмурился. Сожаление, что он не оказался дураком, было не самым приятным комплиментом, тем более от Катце. Но Рики не мог считать себя и особенно умным – после того, как попался на крючок. Слова Катце звучали двусмысленно, а в упоминании «наилучших качеств» слышалась насмешка.

– Или, возможно, правильнее сказать, что ты был сырьем наилучшего сорта. Ты обладал гордостью и честолюбием и был готов работать в поте лица, чтобы добиться желаемого. Ясон был удовлетворен результатами. Он всегда умел оценивать качество.

Тогда, вероятно, инстинкт обманул Ясона: лучше бы он и дальше занимался делами черного рынка. Это было бы полезнее, чем пытаться сделать пета из трущобного монгрела.

Катце многозначительно посмотрел на Рики, не желая быть единственным, кто дает информацию.

– Все это ведет к вопросу, ответ на который, Рики, я хочу получить от тебя: что происходит между тобой и Ясоном?

Острый блеск глаз Катце прорвался через обычно теплые интонации. Рики не мог найти слов. Не дождавшись ответа, Катце пожал плечами и продолжал:

– Сначала Ясон приказал высматривать в трущобах монету «Аврора». Я не мог понять, почему он считает, что она может появиться, поскольку этими монетами пользуются только петы в Эос. Не исходи приказ от Ясона, я бы просто посмеялся.

Рики помнил ту «Аврору». Символ его позора и растоптанной гордости. Поднимая ее, Рики не сознавал, как скоро узнает, что он – всего лишь потерявшийся в океане ребенок.

– Я смотрел и ждал, но монета так и не появилась.

Разумеется. Рики не посмел обналичить монетку или узнать, откуда она взялась. Выбросить ее он тоже не смог, а потому стал носить с собой как талисман – предупреждение самому себе. Он понятия не имел, что это такое, пока Алек не объяснил насчет «петской валюты». Открытие привело Рики в ярость.

– Вероятно, Ясон чего-то не рассчитал: монета не появилась. Но, в конечном счете, это не имело значения. Ему все равно был нужен ты.

Не зная причин, не зная общего замысла, Катце просто сделал то, что ему велено. Рики понял, что именно такими отношения Ясона и Катце были и всегда будут.

Но почему Катце сейчас рассказывает ему все это? Просто пытается добить его? Вопрос застрял у Рики в горле. Эту занозу ему не вытащить самому. Это был его последний, лучший шанс.

– Какое отношение все это имеет к Кирие? – в конце концов, спросил Рики. – Чего бы ты ни ожидал, это ничего не изменит. Любопытство до добра не доводит, помнишь? – Пустая заносчивость невежественного уличного мальчишки и желание удовлетворить любопытство дорого ему обошлись. Этот долг он выплатил, три года пробыв петом Ясона.

Рики не желал возвращаться к этой части своего прошлого. С этим покончено – раз и навсегда.

– Я дорого заплатил за гордость, в том числе и своим телом. И ни за что не полезу в это дело снова ради чужого человека. Тем более ради Кирие. – Этими словами Рики ясно дал понять, кто для него Кирие.

– Ты не понимаешь, каково мне? – Рики говорил все громче. Он продолжал на одном дыхании, не давая Катце шанса вставить хоть слово. – Если прищемишь руку, то все равно не узнаешь, что такое настоящая боль. Для этого руку надо сломать – чтоб уж наверняка. Вот как было со мной тогда. Хочешь сказать, что и с тобой было так же?

Рики не мог делать вид, будто этих трех лет не было. Но даже если полностью освободиться от них было невозможно, он, по крайней мере, мог двигаться дальше. Плевать, что его считают трусом, раз прошлое сковано цепями этих трех запятнанных позором лет. Рики не желал, чтобы его жизнь заканчивалась. Хотя такие мысли и приходили, он все равно любил жизнь. И не мог отбросить ее или отказаться. Это и означало быть живым.

– Странный вопрос. Что ты слышал обо мне? – спросил Катце.

– Ничего. Да стоит на тебя посмотреть – и сразу видно, что ты выиграл в лотерее жизни.

Катце поморщился, и Рики внезапно осознал, что наступил на мину.

– Так ты думаешь, я выиграл в лотерее жизни? – саркастически спросил Катце. Голос его звучал как-то хрипло, придушенно. – Может, ты и прав, но как-то оно не похоже. – Он глубоко вздохнул. – Особенно потому, что когда-то я был фурнитуром блонди.

– Ты был – чем?

Рики далеко не сразу смог понять смысл того, что только что услышал. Но даже когда понял, потрясение еще стискивало мозг.

Катце был таким же трущобным монгрелом, как Рики… но он когда-то был фурнитуром блонди? Какого черта? Да как такое возможно? Как это влияет на отношения Ясона и Катце? Рики не мог даже вообразить. Он даже не знал, какое выражение придать лицу.

Фурнитуры.

В каждом помещении роскошной башни Эос, где проживала элита Танагуры, обитали юноши, которых называли «фурнитурами» – мебелью. Тут даже не подходило слово «живая». Коротко стриженные, в одинаковой одежде, подчеркивающей стройные линии тел, они были просто предметами роскоши, выполненными в виде органической бытовой техники.

Разумеется, они находились там не для собственного удовольствия. Их выбирали за внешность, гармонировавшую с интерьером, и умственные способности, достаточные для совместимости с новейшей электронной аппаратурой. Частная жизнь элиты в Эос была организована так, чтобы обеспечить наиболее эффективное исполнение обязанностей. И потому петами занимались фурнитуры. Чтобы избежать возможных неприятных последствий от контактов с петами, фурнитуров просто кастрировали.

Когда Рики узнал, как далеко заходит элита – пренебрегая андроидами и кастрируя людей, чтобы сделать из них живые бытовые приборы, – просто ради жизни в комфорте и праздности, ему стало физически дурно. Но в те времена у него не оставалось сил на сочувствие другим.

Рики знал Катце только как проницательного игрока, управляющего черным рынком. Ко времени их знакомства Катце уже стал бессердечным дельцом, до последней капли очистившим свое тело от человеческих эмоций. Рики частенько сомневался, действительно ли Катце человек, а не андроид. Очевидно, он был недалек от истины.

И все равно он не мог представить себе Катце эосским фурнитуром. Но и это было еще не все. Словно чтобы еще больше смутить Рики, Катце разразился еще одной сенсацией.

– Рики, ты знал, что все фурнитуры в Эосе – монгрелы из трущоб?

Кровь отлила от лица Рики.

Приятно познакомиться. Меня зовут Дэрил.

Перед мысленным взором Рики внезапно появилось тонкое лицо мальчика неопределенного возраста. «Мебель», установленная в жилище Ясона.

Господин Рики, мой долг – заботиться о тебе. Если тебе чего-то хочется, пожалуйста, скажи мне.

Тогда он ничего не понимал. Речи и поведение Дэрила безмерно раздражали Рики. И плевать, что влезать во все аспекты его жизни было долгом фурнитура.

***

Вставка из прошлого (отношения с Дэрилом)

***

Все, что делал Дэрил выводило его из себя.

Но что Дэрил… все фурнитуры в Эос … они все – монгрелы из трущоб?

Катце, должно быть, лжет. Это просто шутка, еще один обман. После второго потрясения подряд Рики мог только молча таращиться на Катце.

– Гардиан полностью во власти Танагуры. – Катце говорил медленно, чтобы разрешить любые сомнения Рики. – Ребенок с симпатичным личиком и неглупой головой, не имеющий никакого жизненного опыта, предназначен стать изготовленной на заказ живой мебелью в Эос.

То, что нечто такое отвратительное просто могло существовать… от этого Рики хотелось кричать. Но дрожащее, пересохшее горло, колотящийся пульс, мозг, заклинивший, как коробка с крышкой на проржавевших петлях… боль была такой, что он не мог издать ни звука. То, что говорил Катце, было более чем невозможно, более чем невероятно.

Нет. Наверное… ему просто не хотелось верить.

– Почему, по-твоему, естественные роды упрямо сохраняются только в Церес? Ты когда-нибудь задумывался, что это значит?

Рики покачал головой. Никогда. Для него это просто было неважно. Гардиан никогда не был для него раем.

– Ты правда веришь, люди должны иметь право делать это так, как назначено Богом?

Об этом Рики тоже особо не задумывался, хотя не мог бы сказать, что действительно верит в это. Но не мог и полностью заставить себя отрицать это. Слишком глубоко въелась вера. Таким сделал его Церес.

– Без генетических переделок мужчины и женщины рождались бы почти в равных пропорциях. Единственная причина, по которой женщин рождается меньше, в том, что кто-то уже настроил базовые биологические факторы. Это делалось на протяжении многих поколений.

Рики с трудом сглотнул, не сводя с Катце пристального взгляда.

– Танагура занимается регулированием рождаемости. Трущобные монгрелы превращены в мусор, и граждане Мидаса считают себя лучше нас. Мы – наглядный пример того, что бывает с теми, кто не желает пресмыкаться, как они. Если бы все жили хорошо, всё бы вышло из равновесия. Они не могут жить с нами, но не могут и перебить нас всех – иначе весы наклонятся слишком далеко в одну сторону. Женщины, рожающие детей без разбора, создали бы проблему, потому и придумана эта игра. Теперь, в какую бы сторону мяч не покатился, он всегда оказывается в канаве.

В трущобах в какую бы сторону мяч не покатился, он всегда оказывается в канаве. Ледяное эхо этих слов заставило Рики покачнуться.

Катце криво усмехнулся.

– Когда я узнал, что избран стать фурнитуром в Эос, – зло бросил он, – я был в восторге. Раз уж у меня подходящие для этого лицо и мозги, я, наверное, отличаюсь от остальных. Я покидал Гардиан для чего-то лучшего. Но, в конечном счете, мусор остается мусором… и я был просто еще одним бестолковым ребенком.

Тяжелые слова Катце липли, как густой клей. Рики отлично знал, о чем тот говорит.

– В первую ночь в Танагуре нас привезли в медицинский центр, и мы, наконец, узнали, что на самом деле означает быть фурнитуром. Это был шок. Я совершенно растерялся.

Перед мысленным взором Рики утонченные, напоминающие андроида черты Катце внезапно слились с чертами Дэрила. Рики понятия не имел, сколько на самом деле лет Дэрилу, да и никогда не пытался узнать. Дэрил исполнял все приказы Ясона, и это делало его врагом. Рики не мог сочувствовать одному из своих мучителей и не хотел ответного сочувствия. В результате он бы только обнаружил свои слабые места.

Поэтому Рики отгораживался упрямством, затыкал уши и отталкивал любую протянутую руку. Он должен был твердо стоять на ногах. Когда дело касалось гордости, делавшей его тем, кто он есть, компромиссов быть не могло. Не было преувеличением сказать, что звание трущобного монгрела было для Рики неотъемлемой частью защиты ощущения своего «я».

– Мы покончим с этой твоей гордостью, – насмешливо шептал ему Ясон. – Она отправится на помойку, где ей самое место.

Голос Катце вырвал его из задумчивости.

– В любом случае, – продолжал Катце, – я подумал, что это лучше, чем закончить убогую жизнь в трущобах. Мы были избраны и не могли отказаться. И даже будь у нас выбор, не думаю, что кто-нибудь отказался бы.

Если бы я все толковал так позитивно, может, смог бы хорошо жить в Эос, подумал вдруг Рики. Он неловко облизнул потрескавшиеся губы. Но реальность «хорошей жизни» в Эос была гораздо грубее и больнее. Он не мог бы вернуться к этому.

– Нельзя добиться успеха, не отказавшись от чего-либо. И я стал заботиться о петах. Фурнитуры – предметы одноразового пользования… ты делаешь то, что тебе велят, чтобы выжить. Запираешь все эмоции и… справляешься, даже если приходится наказывать человека, который родом оттуда же, откуда и ты. Вот, что необходимо, чтобы хорошо служить блонди. Ты больше не человек, но если не пытаться выйти за эти рамки – можно быть вполне довольным жизнью…

Рики сжал кулаки. Слова Катце показывали, что значит быть фурнитуром блонди в совершенно ином свете.

В Эос единственный закон – слово господина.

***

Хотя пета и фурнитура могли держать в одной и той же комнате, их ценность была совершенно разной. Рики считал их двумя отдельными породами.

Он ошибочно полагал, что фурнитуров разводят и обучают в специальных местах, как и петов…

***

Рики считал, что Дэрил теперь просто ухаживает за другими петами Ясона. С Рики или без него, Эос не изменился. Так, во всяком случае, полагал он.

Но раз Дэрил родом из тех же трущоб, что и он сам… эти три года в Эос казались теперь совсем иными. Какого черта? Какого хера? Он не хотел знать, но теперь знал. Внезапно Рики охватила ненависть к Катце, вонзившему в него страшную правду, как копье, – особенно сейчас, когда он больше не с Дэрилом.

– В бытность фурнитуром, – объяснил Катце, – я презирал доносы и злословие. Но что-то во всем этом было. Пять лет я смотрел на Мидас свысока. И это было приятно. Ощущение было такое, будто мне нечего бояться в этом мире.

Фурнитур блонди. Очень возможно, что его хозяином был сам Ясон.

– Вот потому, наверное, я и заключил ту сделку с дьяволом. Ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не говорить. Таков железный закон фурнитуров. Стоит один раз вкусить запретный плод любопытства – и от этого вкуса уже не избавиться.

Мозг сжало, словно тисками. Слова Катце звучали очень весомо. Прозрение было болезненным, но Рики не мог отворачиваться от реальности.

Для Рики эти три года были лишь удушающим унижением. Но Катце продолжал свои откровения, и Рики изо всех сил старался понять его. Слова Катце были как гнойная инфекция.

– Я знал, что Гардиан – игрушка в руках Танагуры, – безжалостно продолжал Катце. – Но я был любопытен. Используя терминал в своей комнате, я полгода обыскивал базы данных. Хорошо, что эти заносчивые петы невежественны: мне не надо было беспокоиться, что они что-то увидят. Хотя служба безопасности работала хорошо.

В этом был смысл. Рождающиеся, вырастающие и умирающие в клетках петы всю жизнь жили, ничего не зная о внешнем мире. Салон, где собирались петы, с точки зрения Рики, был извращенной площадкой для игр расфуфыренных детей. Все вокруг них было упрощенным, а служба безопасности следила за каждым шагом. Без кольца, служившего удостоверением личности, пет не мог даже выйти из своей комнаты.

– Но в каждой системе есть дыры. Если на них правильно надавить, в систему можно забраться даже без паролей.

– Это я знаю, – усмехнулся Рики. Он не был тупицей-монгрелом. – Алек говорил, что компьютер хуже женщины. Пойдешь в лобовую атаку – получишь по физиономии. Поведешь себя, как джентльмен, проведешь обходной маневр – и довольно скоро получишь, что хотел.

На мгновение Катце застыл. Внезапное молчание, видимо, возникло из-за упоминания об Алеке. Имя прежнего напарника всплыло случайно, но реакция Катце была интересной.

Рики решил не спрашивать, работает ли еще Алек курьером. Катце тоже не поддержал эту тему.

– Поскольку время доступа к базам данных было ограниченно, я не мог получить все, что хотел, за один раз, но как же было здорово отрубать соединение, на шаг опережая службу безопасности! Это возбуждало недостающие части тела. Ответы не были сразу очевидны, но я не мог сопротивляться этому острому чувству. Ты знаешь, о чем я говорю.

Рики знал, о чем говорит Катце. Этот трепет. Это возбуждение. Когда-то он рыскал по Мидасу в поисках таких же мгновений экстаза.

– Монгрел из трущоб, превращенный в мебель, украл секреты Танагуры – и никто не заметил. Я не смог сдержать волнения и посвятил в свой секрет других. Но ты видишь, что это дало мне. – Катце провел пальцем по длинному шраму на лице. – Ясон сказал только, что я это заслужил – с этой своей тонкой улыбочкой. – Словно представив себе эту улыбку и этот жестокий, насмешливый голос, Катце содрогнулся, и глаза его потемнели.

– Он знал с самого начала… и ждал лишь моей оплошности. Все это было частью игры. Вот как там ведут дела, Рики. Я считаю, мне повезло, что я отделался раной на лице. Альтернативой было провести всю жизнь товаром на рынках.

В словах Катце не было хвастовства, не было подавленных страстей. Он говорил о своем прошлом так же бесстрастно, как говорил бы о чужом. Сколько же горечи он проглотил? Вопросы терзали Рики. В конце концов, он только неловко опустил глаза.

Но мысли не унимались. Что у Катце на уме? Почему он заговорил о прошлом сейчас? Далеко-далеко отсюда, в другом мире, кто-то однажды сказал ему: Разделенная радость удваивается. Разделенное страдание уменьшается вдвое. Просто невероятно, но неужели Катце руководствовался этим?

Исключено.

Он не хотел спрашивать. Не хотел знать. Ничего не слышать, ничего не видеть, ничего не говорить. Но независимо от своих желаний, Рики знал, что не должен отворачиваться от правды. Иначе ему никогда не освободиться от проклятия, которое взвалил на него Катце.

– Я по-прежнему не понимаю, какое отношение все это имеет к Кирие, – медленно и зло произнес Рики, – но мне, на самом деле, плевать. Я не желаю с ним связываться, даже если ты пытаешься сказать, что он копнул слишком глубоко. Кроме того, ты так близок к Ясону, что власти у тебя должно быть больше, чем у меня. Спасай Кирие сам.

Не было никаких сомнений, что это Кирие взорвал штаб-квартиру Джиксов. Из-за этого, даже если Рики и не хотел иметь с мальчишкой ничего общего, ему приходилось прибирать за Кирие. И меньше всего Рики хотелось взваливать на себя еще одну неприятную задачу.

– Три года, Катце. Если ты в свое время был фурнитуром, то представляешь себе… – под пристальным взглядом Катце Рики умолк, но через мгновение ответил твердым взглядом.

– Катце, если не хочешь, чтобы Кирие совершил ту же ошибку, что и я, попробуй убедить его сам. Я не хочу иметь никаких дел с Ясоном. Я получил свободу и оставляю прошлое в прошлом.

Катце глубоко вздохнул. Вытащил еще одну сигарету. Пурпурный дымок потянулся вверх и, не найдя выхода, безнадежно повис между ними – подобно их молчанию, – пока не истаял.

В какой-то момент начался дождь, промочив холодную ночь. Рики бросился на узкую постель и уставился на грязный потолочный люк. Куда бы ни был устремлен его взгляд, смотрел он не на нынешнюю реальность.

В глубинах памяти еще отдавались слова Катце. И не те, что относились к Кирие.

– Помни, Рики, – сказал Катце уже в дверях. – То, что Ясон снял с тебя кольцо пета, не означает, что он закончил с тобой. Он никогда не бывал так щедр.

Он говорил без всякого выражения, словно бы сам с собой. А взгляд был такой значительный, что Рики ощетинился.

Что же, черт побери, он пытался сказать мне?

И снова Рики понял, что отчаянно не хочет ничего знать. Не хочет, чтобы его впутывали в чужую драку. И все же, несмотря на отвращение, глубинный смысл слов Катце просачивался в его разум.

Он плохо спал в ту ночь.