слишком поздно пришедших

единственно правильных мыслей?..»

Айтматов. Помню эту поэму, в которой высказана горькая правда времен застоя... Евгений Евтушенко пе­ревел ее в свое время на русский язык. Я тогда написал к ней предисловие и предложил для публикации журналу "Смена". Видимо, там поняли, какой смысл скрывается за этой аллегорией, и не решились печатать твое произ­ведение,

Шаханов. Года два-три спустя, при встрече на кон­ференции писателей Азии и Африки в Ташкенте главный редактор одного из самых массовых изданий журнала "Огонек" Анатолий Сафронов попросил:

- Дай какую-нибудь свою вещь, опубликую в нашем журнале. Я тут же вручил ему свою многострадальную "12-3=?". Позже он прислал мне письмо с извинениями по по­воду того, что не может напечатать поэму.

Сразу же после событий, грянувших в декабре 1986 года в Алматы, меня, по просьбе Евгения Евтушенко, принял заве­дующий отделом культуры ЦК КПСС Юрий Воронов. В на­шей беседе с глазу на глаз он, смеясь, рассказал, что по зада­нию члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС Суслова про­читал мою поэму "12-3=?", что она вызвала ряд недвусмыс­ленных усмешек со стороны молодых работников Централь­ного Комитета. Короче говоря, поэму быстро "примерили" на Кремль... Но, дескать он, Воронов, - в известной степени помешал тому, чтобы мое имя попало в черный список. Толь­ко тогда я понял, почему мою поэму нигде не публиковали,

Ну, а Горбачев, смело ворвавшись в критическую по­ру тоталитаризма в окостенелые ряды кремлевских старцев, внес в нашу жизнь такие понятия, как "перестройка" и "демократия". Дать народу, более семидесяти лет живущему с зашоренными глазами, ограниченному в своих устремлениях и познаниях, свободу слова, мысли и разви­тия — безусловно, смелый, радикальный и яркий поступок. И это нужно признать.

Чике, вы были в хороших отношениях с Михаилом Сергеевичем. Сознательно ли он пошел на этот опасный для него шаг или его к этому вынудили изменения в обществе и самом пути его развития?

Айтматов. Ты верно сказал. В ту пору Горбачев стал политическим деятелем, в котором в равной мере сочетались новаторство и внутренняя противоречивость. Кто знает, может, он и продолжал бы стоять у руководства партией, если бы пошел по пути своих предшественников. В то время в нашей стране демократический процесс набирал силу, перед каким-то совещанием в Кремле я встретился с Горбачевым.

- Пойдемте, поговорим не торопясь, - пригласил он меня в кабинет.

- Нынешнее положение в Средней Азии и Казахстана вам очень хорошо известно. Что вы думаете по поводу политической, экономической и культурной ситуации в этом регионе? - спросил он меня. Я рассказал обо всем, что знал и что думал по этому по­воду... Мы долго и заинтересованно говорили друг с другом.

Расскажу вам одну притчу о власти и властителе. Думаю, что вы правильно меня поймете, - сказал я.

Он молча кивнул.

- Правил в далекие годы в одной стране про­славленный император. Как-то, преодолев верхом дальний путь, явился к нему некий путник и обра­тился к властителю с такими словами: "Государь, вступая на престол, вы обещали своим подданным полную свободу. Однако, даруя народу свободу, не ждите от него добра и благодарности. Он будет ху­лить и поносить вас, станет угрозой вашему властво­ванию. И успокоится, наконец, только свергнув вас. Вот почему, пока еще не поздно, задумайтесь. Вы - на распутье. Дайте народу свободу или не выпускай­те своей власти из рук". По установившемуся по­рядку, вмешательство в дела его величества, сомне­ние в правильности его деяний являлось неслыхан­ной наглостью. Такой человек мог и головы лишить­ся. Знавшие это стражники императора застыли, готовые по первому же знаку снести бедняге голову. Но после долгого раздумья император произнес: "Наградите этого человека от моего имени. И отпус­тите его, пусть идет своей дорогой".

Горбачев молча выслушал мою притчу. Поняв, к че­му я ее рассказал, он даже слегка побледнел.

- Чингиз Турекулович, я теперь не отступлю. По­вернуть назад невозможно. Раз я обещал дать людям свободу, буду стоять до конца. Я готов идти вперед, даже если лишусь на этом пути власти или головы, -ответил он.

- В таком случае, желаю вам удачи на избранном пути, - сказал я ему. Мы тепло попрощались.

Сейчас мне кажется, будто сам Всевышний вложил те слова в мои уста.

Когда разразившийся в августе 1991 года в Москве путч "гэкачепистов" был под руководством Ельцина разгромлен, мне позвонили из парижской газеты "Пари-матч": "Вы близкий Горбачеву человек, его единомышленник. Теперь он уходит с исторической сцены. Что вы могли бы сказать об этом?", Тогда я повторил ту же притчу, которую рассказал Горбачеву. Газета ее тут же опубликовала. Побывав в 1989 году вместе с Горбачевым в составе делегации в Китае, я возвратился, переполненный впе­чатлениями. Главной целью того визита была нормализа­ция многолетних прохладных отношений между двумя сопредельными державами. Желательно было, по воз­можности, наращивать экономические, торговые связи. Это было время бурного процесса перестройки и демо­кратизации в Советском Союзе.

Весь мир пристально и неотрывно следил за этим. Го­воря по справедливости, перемены в стране и пробужде­ние общества оказали свое воздействие на все без ис­ключения государства.

По сей день в Европе не жалеют добрых слов, стоит только произнести слова "Горбачев", "перестройка". Для нашей страны это было началом новой истории, новой эпохи. Этого не следует забывать. Конечно же, не обхо­дилось и без сомнений: к чему все это приведет в итоге? Провозглашенная демократия сначала постепенно влияла на сознание людей, а затем уж из искры возгорелось пламя. Но это - тема отдельного разговора.

В дни нашего визита в Китай прошли массовые вы­ступления молодежи и студентов в Пекине. На столич­ной площади Тяньаньмэнь собрались тысячи людей, которые выдвинули ряд требований к своему правительству. Волнения не прекращались ни днем, ни но­чью, становились все опаснее. Страсти разгорелись еще больше, когда молодежь узнала о приезде в Китай Горбачева, людей стало еще больше, напряженность обстановки возросла.

- Пусть Горбачев выступит перед нами! Пусть подробно расскажет о демократических изменениях в СССР, - требовали участники событий. Об их требова­ниях круглосуточно извещали общественность радио и телевидение. Иностранные посольства в Китае гадали,
выдет Горбачев к демонстрантам или нет? Конечно, в такой острой ситуации Горбачеву пришлось тяжело. Что делать? В какой-то момент возникла мысль пойти на площадь и рассказать молодым людям о перестройке в СССР. Это могло усилить волнения.

Советники Горбачева предостерегали:

- Вы официальный гость, прибывший по приглаше­нию китайского правительства. Ваша главная задача - достичь цели визита, заключить с руководством страны намоченные соглашения. Любой контакт с деструк­тивными силами (кем бы они ни были представлены) будет расценен как вмешательство во внутренние дела другого государства, и тогда вся работа пойдет насмарку. Тем не менее, страдая от невозможности высказаться о великих преобразованиях в своей стране, отцом кото­рых он сам являлся, вынужденный уклоняться от этой важной для него встречи, Горбачев стал совещаться с каждым из нас по отдельности. В конечном итоге в под­держку молодежи, собравшейся на площади Тяньань-тчэнь, было направлено открытое письмо Горбачева.

Что интересно, из окон правительственного дворца, где принимали нашу делегацию и давали обед в ее честь, хоро­шо было видно площадь Тяньаньмэнь, заполненную огром­ной толпой молодых людей, которые тут и там устанавли­вали палатки и не думали сдвигаться с места. Объединен­ные общей целью, молодые китайцы стекались со всех сто­рон, увеличивая волнующееся скопление. По площади не­возможно было ни на машине проехать, ни пешком пройти, а вскоре она была и вовсе оцеплена.

Какой парадокс! - Горбачев сидит внутри здания, а за стенами дворца волнуется молодежь, вдохновленная его иде­ями. Но они лишены возможности встретиться друг с другом и обмолвиться хотя бы словом. Вот что значат невидимые политические путы, которые вяжут по рукам и ногам.

Через два-три дня после того, как наша делегация вернулась на родину, в Китае началось кровопролитие. Мировая общественность хорошо знает о том, что в те дни в Пекине погибло много молодых людей.

Шаханов. Мне думается, Горбачев пришел к власти как человек демократического склада. Это конечно хо­рошо. С другой стороны, ему явно не хотелось расста­ваться и с диктаторством, сформированным тоталитар­ной системой. Конечно, он приложил много усилий к тому, чтобы "сварить две бараньи головы в одном котле" ~ как у нас говорят о попытке совместить заведомо не­совместимое. Никогда и никому это не удавалось - исто­рия об этом знает. Да, стал демократом - уничтожь дик­татуру. Или же - наоборот. На мой взгляд, Горбачева погубила нерешительность, которая не позволила ему распрощаться с диктатурой.

Айтматов. Да, твое отношение к Горбачеву построже, чем мое, - и это объяснимо. Ведь в то время декабрьские события 1986 года в Алматы оценивались весьма однобоко, либо вовсе замалчивались, а обвинение в "казахском на­ционализме" звучало непререкаемо. Тогда твое выступле­ние на первом съезде Народных депутатов СССР произвело впечатление разорвавшейся у Кремлевской стены бомбы, ли? Признаюсь, я опасался в то время, как бы с тобой не приключилось какой беды.

Шаханов. Да, и для Горбачева прошло время его власти. К сожалению, историческое значение декабрьских событий в Алматы еще далеко не полностью осознано. Нет и четкой международной оценки, что тоже не дает повода для успокоения. Однако, клеветническое обвинение в адрес народа было снято. В исканиях правды я неоднократно беседовал с Горбачевым. Однажды он даже пригрозил, что найдет способ закрыть мне рот! Тогда меня сильно поддержали нынешний Президент России Борис Ельцин и покойный (пусть земля ему будет пухом) выдающийся ученый-демократ Андрей Дмитриевич Сахаров. Но об этом другой разговор.

Когда в Москве обсуждался Ваш роман "Тавро Кассандры", зная заранее от вас, что будет участвовать Горбачев, я, тогда, в связи со служебными обстоятельствами, приехать не смог, хотя встретиться и поговорить спустя годы с политическим лидером, пытавшимся удержать в руках и демократию и диктатуру, очень хотелось.

Айтматов. Да, в разговоре о романе "Тавро Кассандры" участвовали Евтушенко, Вознесенский, Искан­дер, Дементьев, Гачев, жена Гачева - литератор и филолог Светлана Семенова. Выступил и Михаил Сергеевич. И сказал он вот что:

Всем проявлениям художественного творчества, которые прежде подвергались гонениям и притеснениям, в период перестройки была предоставлена полная свобода. В итого сейчас нас затопил поток примитивной низкопробной литературы, живописующей жестокость, насилие, убийства. Это не что иное, как использование свободы слова в противоположных целях, в неверном направлении. Я однозначно против этого...

Шаханов. От нашего общего друга Рустема Хаирова, который присутствовал на этой встрече, я слышал, что Горбачев отозвался о романе "Тавро Кассандры" исключительно высоко.

Айтматов. Да, роман ему, кажется, понравился. Давайте, однако, вернемся к нашей теме. Демократия должна формироваться лишь в качестве уверенности людей в завтрашнем дне. Мощным стимулом укрепления этой уверенности является единая для всего общества государственная Конституция. От простого чле­не общества до высшего должностного лица, которым является президент, - все должны подчиняться всеобщему закону. Если каждый раз с приходом нового президента или со сменой парламента будет сменяться в угоду новой элите и Конституция, то мы прежде всего утратим доверие людей. Вот пример: США вот уже два с половиной столе­тия живут на основе одной и той же Конституции.

Часто вспоминаю один случай, который произошел в Люксембурге.

Разве есть страна, которая обходится без каких-либо правонарушений? Суд Люксембурга признал одного чело­века виновным и приговорил его к лишению свободы на какой-то там срок. Получив на руки приговор суда и по­прощавшись с семьей, осужденный явился в тюрьму. На­чальник тюрьмы ему объясняет: сейчас, мол, мест нет, при­ходите через месяц, и отправляет нарушителя домой. В наз­наченное время тот снова приходит, теперь уже в сопро­вождении жены; место, однако, так и не освободилось. Это повторялось трижды в течение трех месяцев. Наконец, по­терявший всякое терпение преступник жалуется в газету: "Будет мне предоставлено место в тюрьме или нет? Столько времени я потратил впустую! Какая несправедливость!".

На публикацию письма общественность живо от­кликнулась; мол, попираются права человека, а кое-кто даже потребовал отстранить начальника тюрьмы от за­нимаемой должности!

Для наших сограждан, скорее готовых совершить под­коп под тюремными стенами и бежать куда глаза глядят, нежели добровольно идти с приговором суда в руках в тюрьму и требовать заключения, эта история покажется нелепой и смешной, а для цивилизованного государства это в порядке вещей. И произойти такое могло лишь там, где есть уважение и доверие к закону. Если правосудие признало тебя виновным, твой долг понести заслуженное наказание; пытаться сбежать от него, например, в том же Люксембурге никому и в голову не придет. Кем бы ты ни был - рабочим, богатым бизнесменом или суперменом т- все равно ты обязан почитать свою Конституцию.

Если коррупция становится основой отношений меж­ду правоохранительными органами и преступным миром, значит — демократия находится на краю пропасти.

Конфуций говорил; "Когда государь справедлив и честен, наказывать виновного легко. Если же сам грязен, словно пес, что лижется со всякой собакой, как же потребуешь от под­данных честности, которой нет в тебе самом?..". Носить зва­ние президента целой страны - великая честь. Среди почти пяти миллиардов человек на земном шаре не так уж мало тех, кому довелось носить титулы королей, императоров, падишахов, ханов и президентов. Но сколько же среди них тех, кто и после утраты своей власти пользовался беззаветной народной любовью, чьи имена неизменно упоминались с благодарностью? Большинство властителей погубили такие опасные недуги, как жажда безмерных восхвалений, зло­употребление властью, жадность, коррумпированность, стяжательство, политическая неграмотность, отсутствие нравственных норм и, как следствие, подверженность влиянию тёмных сил, грязных идей...

Шаханов. Получившие независимость страны Центральной Азии избрали своих первых президентов, начали жить самостоятельно. Мы знаем, что лидеры братских наших народов, руководители государств с особым уважением относятся к Вам как к патриарху мировой литературы. Нурсултан Назарбаев вручил Вам почетное звание "Народный писатель Казахстана", Ислам Каримов прикрепил к Вашей груди одну из самых почетных наград, Узбекистана - орден Дружбы.

Немогу не сказать, что преклонение перед Вашим неповторимым творчеством читательской массы, огромное уважение к Вашей гражданственности и яркой личности - факт общепризнанный. Давайте же попробуем поговорить теперь о первых президентах наших молодых независи­мых государств.

Айтматов. Хорошо. Каждому лидеру оценку дает обычно история. Думаю, трудно установить те границы, которых следует придерживаться, высказывая мнение о том, кто в это время находится у власти.

Казахстан населяют более ста наций и народностей. Сама по себе эта данность уже есть критерий чрезвычайной сложности национальных и социальных проблем в Казахстане, компенсируемых за счет огромного потен­циала территорий, природных и человеческих ресурсов, возможностей экономического развития. Бесспорно, возглавлять такую страну в столь сложное время общественных перемен, в пору усложнения межнациональных и государственных отношений нелегко даже такому и известному в мире политику, как Нурсултан Назарбаев.

Мы с ним встречались в Алматы, Москве, Брюсселе и не раз беседовали. Во время этих встреч я воочию убедился, что Назарбаев - высокообразованный, масштабный политик. Не сомневаюсь. Именно ему предстояло взять на себя роль лидера конца XX века

Шаханов. Предваряя наш разговор о Нурсултане На­зарбаеве, расскажу об одной истории, свидетелем кото­рой довелось быть мне самому.

В свое время первым секретарем Балыкшынского райко­ма партии в Атырауской области работал Орынбасар Еркинов, человек незаурядный, неравнодушный к искусству. Как-то раз он пригласил к себе целую группу известных писате­лей и артистов, среди которых был и композитор Асет Бейсеуов, показал свой район, свозил на Каспийское море. Мы тоже не остались в долгу и вместе с Асетом написали песню "Журавли возвращаются с Яика (Урала)": я — слова, он — ме­лодию. Новая песня была исполнена на встрече в районном Дворце культуры. Набившиеся в зале люди овацией встрети­ли песню, и попросили исполнить ее еще раз. Песня зазвуча­ла повторно и тут, не выдержав, на сцену вышел Орынбасар и запел вместе с певцами.

Вы сами хорошо знаете служебный этикет партийных руководителей 70-х годов. В него абсолютно не вписы­вался выход на сцену с песней партийного босса. Даже мысль об этом представлялась странной.

Эта "выходка" Орынбасара достигла ушей одного из больших областных начальников. Тут же подняли вопрос, и дело дошло до того, что человека чуть не отстранили от должности. Уцелел наш районный руководитель, каким-то чудом.

Нурсултан Абишевич является политиком, выросшим и воспитанным в эпоху тоталитарного режима, вместе с тем это человек, глубоко чувствующий и понимающий искусство. Не считая зазорным для президента большой страны, сам иногда берет в руки домбру на торжествах и празднествах, и первым начинает петь любимые песни. Я не раз бывал свидетелем того, как они вместе со своей супругой Сарой Алпысовной поют дуэтом.

В конце 1993 года Международная ассоциация "Руханият" в Кыргызстане присвоила президенту Ка­захстана звание "Человек года". На церемонию награж­дения Нурсултан Абишевич приехал в сопровождении видных деятелей литературы и культуры нашей респу­блики - Абиша Кекильбаева, Алибека Днишева, Алтын-бека Коразбаева, Досхана Жолжаксынова... За чаепи­тием, состоявшимся после торжественной церемонии, он вместе с автором исполнил популярную в народе песню певца-композитора Алтынбека Коразбаева. А есть ли для композитора большая честь, чем исполнять собственную песню вместе с Президентом своей страны? Но время этих торжеств по его просьбе и при его поддержке Алибек Днишев и Досхан Жолжаксынов ис­полнили много замечательных песен.

Казалось, что даже я, причастный к одной из сфер творчества, не знаю некоторых произведений, вошедших в репертуар певцов. Когда случается иногда беседовать по душам с Президентом, с удовлетворением убеждаюсь, что он всерьез интересуется историей своего народа, старается глубоко ее постичь. Однажды, когда зашла о творчестве, он спросил меня:

«Ты читал исторические романы-эссе Койшыгары Салгарина "Золотой корень" и "Древо"?

Хотя эти книги и были в моей личной библиотеке, я не мог найти время прочитать их, и мне стало неловко.

По сей день не могу забыть одну забавную историю, и которой главным действующим лицом был сам Нурсултан Абишевич.

В то время главой республики был человек, приход которого к власти стал причиной декабрьского восстания моло­дежи, первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Колбин. У казахов о таких людях говорят: "Его плевок на землю ле­дышкой падает". В дни, когда всех всколыхнули самые противоречивые суждения о трагедии Арала, мы получили согласие Колбина на проведение совещания о катастрофе моря.

Договорились, что совещание состоится в Кзыл-Орде. В то время Нурсултан Абишевич был председателем Совета Министров республики. Все мы, вместе с министра­ми разных отраслей и главами ведомств, прилетели в областной центр. Колбин выступил с пространным вступтельным словом, затем заслушали доклад Н. Назарбаева, после чего слово было предоставлено мне как прези­денту Общественного комитета по спасению Арала. В своем выступлении, помнится, я привел такой пример.

Французкого короля Людовика XIV черт дернул увлечься стихотворством. И вот однажды, призвал к себе известного в тогдашней Франции критика, король дал прочитать ему одно из своих творений и попросил высказать свое мнение. Критик задумался: сказать правду королю – все равно, что сунуть голову в пасть льва, похвалить стихи – значит покривить душой, попрать истину. «Ваше Величество, вижу, Вы поставили перед собой очень трудную цель – написать бессмысленное и бессодержательное стихотворение. Это Вам великолепно удалось!»

Рассказав эту историю, я добавил, что немногие вла­стители любят, когда им нелицеприятно выкладывают всю правду. И все же встречаются люди, и их немало, которые находят способы в той или иной, осторожной форме говорить истину. Таких людей немало было и у нас. Потом я высказал все, что у меня на душе накипело - как об Аральской катастрофе, так и вообще о состоя­нии экологии Казахстана, и сошел с трибуны...

Объявили обеденный перерыв. Оказалось, в одном из помещений областного драматического театра имени Нартая Бекежанова, где происходило совещание, накры­ли стол. Нас пригласили к обеду, во главе стола сели Колбин с Назарбаевым, заведующий сектором ЦК КПСС (запамятовал, как его звали), первый секретарь Кзыл-Ординского обкома партии Ауельбеков и я — словом, разместились в пятером. И тут Нурсултан Абишевич с лукавинкой спросил меня, намеренно по-казахски:

- Ну что, напустить сейчас на тебя "дядюшку"? - имелся в виду сидевший здесь же Колбин. — Или дашь "ауз бастырык", выкуп за молчание?

- Ну_, "дядюшка"-то наш не ребенок, — ответил я, ни чего не подозревая.

- Ну, тогда смотри, — еще раз улыбнулся Нурсултан Аби­шевич и тут же продолжил по-русски, повернувшись ко мне:

- Мухтар! Присутствовавшие очень хорошо восприняли твое выступление, много аплодировали... Но как понять твои слова насчет короля? Какое это имеет отношение к Аралу? Не Геннадия ли Васильевича ты задеваешь этим примером?

В тот же миг Колбии изменился в лице.

- Э, в самом деле, ты под этим королем не меня ли вывел? А давеча я что-то не очень вник, - с напряжением спросил он меня,

- Нет-нет, что Вы, я имел в виду вовсе иное. Этим я подчеркивал совсем другую мысль, - ответил было я, но он, похоже, не верил мне, Обед продолжался при полном отсутствии у меня аппетита. Дело принимало плохой оборот, я не знал, как быть дальше. Но тут, хвала Аллаху, снова вмешался сам Нурсултан Абишевич:

- Геннадий Васильевич, я просто пошутил. Мухтар вообще имеет обыкновение подкреплять свои мысли, так сказать, всякими историческими параллелями, легенда­ми... Так что король не имеет к Вам никакого отношения. И люди, конечно, тоже совсем так не думают.

В общем, он выправил ситуацию, которую сам же и создал. То ли обладая сильным логическим мышлением, m ли хорошо разбираясь в человеческой психологии, но Назарбаев в свое время всегда мог направить мысли и настроение Колбина в нужное русло.

А-а, ну так бы сразу и сказал, - проговорил Колбин, к которому как будто снова вернулось прежнее благо­душное настроение.

Айтматов. Помню, как однажды, когда я приехал в Казахстан, Колбин специально пригласил и принял меня.

Часто первое впечатление о человеке бывает обманчивым. Мне он тогда показался достаточно разумным и рассудительным. Вероятно, ему хотелось казаться таким,

Шаханов.. Действительно, став руководителем респу­блики и желая найти поддержку среди деятелей литера­туры и искусства, Колбин был с ними сладкоречив и благожелателен.

Однако чувствовалось, что это шло не от чистого сердца. А лукавство, как известно, можно скрывать до поры до времени.

Поначалу он многих сразил заявлением: "Через год я буду делать доклады на казахском!". А прощался с Ка­захстаном, имея в своем словарном запасе только "Саламатсиз ба?" - "Здравствуйте".

Айтматов. Но разве бывало когда-нибудь, чтобы удача сопутствовала тому, кто надеялся на легкий успех, оставаясь равнодушным к национальным традициям, к духовной сокровищнице людей, которыми он управляет?

Шаханов. Однажды, в личной беседе с Нурсултаном Назарбаевым, я услышал от него такую легенду.

Жил некогда хан, власть и достояние которого шли в гору, и как-то выехал вместе со своей сви­той на охоту. Ехал он через лес, перевалил горный хребет, и тут вдруг выскочил прямо перед ним и испуганно бросился прочь красивый сайгак с мерцающими глазами и отливающим медью кру­пом. Хан пустил стрелу и ранил сайгака в заднюю ногy. Когда ханские воины с криками и гиканьем «тали загонять сайгака в тупик между пропастью и утесом, отчаявшееся животное, припадая на раненую ногу, бросилось к видневшейся вдали юрте м забежало в открытую дверь. Хозяева в это вре­мя сидели за накрытым дастарханом и обедали. Вбежавший сайгак, перепрыгнув расстеленный дастархан, упал без сил на почетном месте — торе, тяжело переводя дух, Выгони сайгака! - закричал хан, наклоняясь с коня к старцу, хозяину юрты. — Я гнался за ним с самого полудня и никто не усомнится, что это моя добыча!

— Дело говоришь, мой хан, - ответил старец. — Сайгак этот - твоя добыча, по он в моей юрте – и на почетном месте. Ты же видишь — вот расстелен дастархан. Никто не смеет его переступить. Даже смертельных врагов мирит священный обычай дастархана. Хоть ты и хан - но и ты не смеешь нарушить обычая предков.

Ничего не смог возразить хан - и повернул коня назад...

Айтматов. Поучительная легенда. Глава государства может достичь высот мудрости только через глубокое и искреннее уважение к традициям, нравам и обычаям своего народа. А те, кто этими ценностями пренебрегал и относился к ним надменно, неизбежно сталкивался с протестом и сопротивлением народа.

Шаханов. Во времена Хрущева один из идеологиче­ских руководителей Казахстана объявил древний обычай скотоводов-кочевников предлагать самому почетному гостю баранью голову пережитком феодализма, варварским предрассудком и даже направленным на сокраще­ние поголовья скота вредительством. Кончилось тем, что он восстановил против себя весь народ.

Была и еще такая любопытная история. Как-то в Ал­ма-Ату прибыл Хрущев для участия в каком-то торжественном заседании. По тогдашней традиции руководи­тели республики собирали для встречи почетного гостя и выстраивали перед зданием аэровокзала и по маршруту следования трудящихся столицы, пионеров с букетами цветов, молодежь с флажками, имитируя радостную об­становку. После долгого ожидания из самолета показался едва державшийся на ногах, хмельной Никита Сергее­вич, окинул орлиным взором столпившихся людей, сорвал с головы свою соломенную шляпу, высоко поднял ее и возгласил:

- Привет узбекскому народу! - забыв, видимо, в ка­кую из среднеазиатских республик он прибыл.

Думается, что в основе этой безответственности ле­жит недостаток внутренней культуры, пренебрежение и высокомерие.

Айтматов. СПрезидентом Узбекистана Исламом Каримовым я впервые встретился в 1990 году. Помнишь Ошскую трагедию? Я не мог равнодушно отнестись к нему, что нежданно-негаданно между двумя братскими народами вспыхнула вражда, пролилась человеческая кровь. Встретившись прямо во время сессии с Горбачевым, я попросил его: "Разрешите мне отправиться в Ош. Хочу быть там, попытаться разобраться, что к чему, по­мочь, чем смогу". Горбачев тут же вызвал председателя КГБ Крючкова, министра обороны Язова и поручил им немедленно подготовить к вылету специальный самолет В тот же день вместе с группой людей я вылетел с воен­ного аэродрома имени Чкалова. Приземлившись в Ташкенте, я тут же созвонился с первым секретарем Союза писателей Узбекистана Адилом Якубовым. Мы встретились и здесь же, в аэропорту, провели экстренное сове­щание.

Ситуация была предельно ясной: два братских народа схватились друг с другом. Как остановить конфликт, как загасить неожиданно вспыхнувший огонь вражды - вот вопрос, который мучил нас. Слухи множились ежечасно и каждый бил прямо по сердцу: "Десятки тысяч узбеков ферганской области готовятся выступить в сторону Оша!", "Со вчерашнего дня алайские кыргызы сели на коней!".

Тогда я предложил руководителям различных общественных организаций Узбекистана: "Давайте, братья, немедленно прекратим пререкания: ты не прав, я прав. Если начистоту - виноваты мы все. Не будем же обост­рить напряженность". Меня единодушно поддержали.

Вскоре в аэропорт приехал и первый секретарь ЦК КП Узбекистана Ислам Каримов, узнавший о моем приезде. Как всегда - деятельный, энергичный, сконцентрирован­ный на конкретной проблеме. Доверительно побеседовали наедине. Говорю ему: "Остановите ферганцев, готовых идти в Ош. Если эти массы людей двинутся друг на друга, то остановить и успокоить их будет нелегко. И кончиться это может большой резней. Мы со своей стороны прило­жим нее усилия, чтобы успокоить Ошскую область".

Наши намерения с Каримовым совпали. Он сразу же меня полностью поддержал, и после встречи проводил до самолета. Побывав в Ошской области и ознакомившись с обстановкой, я обратился к народу Узбекистана по республиканскому телевидению. Искренне говорил о том, с чего начались события, к каким бедствиям это может привести если противостояние будет нарастать. Со мной рядом в этот момент находились Адиль Якубов и Пиримкул Кадыров, они также поддержали меня и призвали весь узбекский народ к спокойствию.

Тогда в устранении конфликта, возникшего между двумя издавна братскими народами, Ислам Каримов про­явил здравый смысл и мудрость, достойные крупного государственного деятеля.

Как-то ПЕН-клуб Казахстана одно из своих очередных заседаний провел в Костанае. Приняв участие в его заседа­нии по приглашению президента ПЕН-клуба Абдижамила Нурпеисова и возвращаясь во Франкфурт, я заехал по пути в Ташкент. Вечером меня посетил Ислам Каримов, и мы провели вместе с ним долгие часы в беседе и раздумьях о проблемах современной культуры в Центральной Азии.

Прежде я воспринимал этого человека только как опытного хозяйственника и политика. Но в этот раз я убедился, что это крупный деятель, прекрасно знающий историю своего народа и государства, с глубокими по­знаниями в самых различных областях культуры и ис­кусства. Именно в ту нашу встречу зародилась идея о создании и проведении Ассамблеи культур народов Центральной Азии.

Шаханов. Да, в 1995 году в Ташкенте начала работу Ассамблея культур народов Центральной Азии, прези­дентом которой единогласно были избраны Вы. Впервые деятели литературы и искусства стран, которые с обре­тением независимости обособились и растеряли связи между собой, смогли снова встретиться, непринужденно пообщаться, обсудить накопившиеся проблемы, На этом авторитетном форуме мне довелось встретиться с узбек­скими писателями и поэтами Адилом Якубовым, Шукрулло, Абдуллой Ариповым, Аманом Матжаном, Жамал Кемал, Якубжаном Хожамбердиевым, Ахмаджоном Мелибаевым, кинодраматургом Хайруллой Жураевым. От них я услышал много теплых слов об Исламе Каримове, все мои товарищи по перу говорили о высоком интеллекте Президента Узбекистана. Свидетельством его кровной заботы о писателях и поэтах республики является, в частности, то, что за один только год им было выделено пятьдесят квартир. Это, безусловно, воспринимается как создание условий для сохранения и расцвета духовного богатства народа.

Скрывать не стану, раньше, слыша разные разговоры, я не был удовлетворен личностью Каримова как полити­ка. Но из той поездки я вернулся с большим чувством уважения к Президенту братской страны Айтматов. Еще с детских лет осталась в моей памяти услышанная некогда одна легенда, имеющая отноше­ние» к Амиру Темуру.

Этот великий властитель ко Всему прочему всячески развивал искусство зодчества в Бухаре и Самарканде; при нем строилось множество мече­тей, мавзолеев, минареты которых упирались в самое небо. Со временем он превратил свои вла­дения в центр знаний и науки, О красоте и изя­ществе его персидских садов и бассейнов инозем­ные владыки писали с восхищением. И тут опять вступает в действие легенда. Пока владыка тре­петно создавал два своих города-жемчужины, ве­ликий поэт Ходжа Хафиз написал о них такие строки:

"Когда красотку из Шираза в свои объятия беру,

За родинку ее отдам я и Самарканд, и Бухару!"

Узнавший об этом Амир якобы очень рассер­дился:

- Привести его ко мне! Хочу взглянуть на это­го поэта, готового за женскую родинку отдать два моих прекрасных города.

Но странствующего поэта найти было невоз­можно. И вот однажды, когда Темур в солнечный день стоял на террасе своего дворца, мимо брел Хафиз, Стражники тут же схватили его и немед­ленно притащили к Темуру.

-Так это ты выставил на торги Самарканд и Бухару? — грозно спросил Темур. - И всего лишь за родинку красотки сразу два города!

И тогда Ходжа Хафиз молвил:

- О великий Амир! Все мое богатство – на мне самом, да и то вы видите, какое оно. А бед­ный человек щедрый. Вот я и отдал оба города красавице, чтобы возвысить ее.

Смотрит Темур - а у поэта и в самом деле только разодранный халат и рваные башмаки - и ничего больше,

- Ну что ж, это благородный и достойный по­ступок, - рассмеялся он от души. — Если я великий Амир, то ты великий поэт. Для тебя - самое почетное место в моем дворце, проведи здесь остаток своих дней без забот и печали, твори свободно свои сочинения! Помедлив, Темур бросил на своих прибли­женных острый взгляд и сказал:

- Счастлив народ, где падишах ищет своего поэта, но несчастен народ, где поэт разыскивает своего государя. Запомните это!

Шаханов. А теперь о дне сегодняшнем, Весной 1995 года кыргызская пресса подняла суматоху: "Возможно, Айтматов выдвигает себя в президенты!".

Те, кто хорошо знал о Вашем авторитете в Кыргыз­стане и во всем тюркском мире, говорили: "А что, Чике вполне может стать президентом". Эти слухи множились день ото дня, и тут Вы позвонили из Бельгии. Я расска­зал Вам о том, что говорят люди, а Вы попросили меня: "Пожалуйста, как человек, близкий мне и кыргызскому народу, дай интервью в печати и постарайся объяснить, что это пустые разговоры, не имеющие ничего общего с истиной. Скорее всего, это затея тех, кому нужно противостояние и напряжение в обществе".

Срочно организовав интервью, я способствовал тому, чтобы эти сплетни не разрослись на кыргызской земле. Позднее и Нурсултан Назарбаев, рассказав мне о Вашей с ним встрече во Франции и об обмене мнениями вокруг этого вопроса, заметил:

- На что большому писателю президентство?.. У ли­тературы - иные задачи. Слава богу, авторитет у Чике ничуть не меньше президентского. Все это - просто люд­ская молва,

- Чике, все хорошо помнят, что с самого начала, ког­да члены парламента республики предложили в прези­денты Вашу кандидатуру, Вы отказались и назвали имя Аскара Акаева. Имеющий самое непосредственное от­ношение к этой истории наш друг и товарищ по перу, один из лидеров демократического движения Кыргыз­стана, Казат Акматов рассказывает так:

"С 1990 года возглавляемая мной партия "Демократическое движение Кыргызстана" (ДДК) внесла на рассмотрение сессии парламента пред­ложение о введении в стране поста президента. Хотя поначалу эту нашу инициативу не поддержал ни один депутат, со временем число наших сторон­ников увеличилось. Однако наше предложение встретило сильное сопротивление со стороны ЦК КП Кыргызстана. Вероятно, многие не могли пред­ставить себе, что Кыргызстан станет суверенным государством. Не желая расставаться с сосредото­ченными в их руках рычагами власти, они заявля­ли, что в Советском Союзе есть только один прези­дент. Этого достаточно. Нет никакой необходимос­ти выбирать в каждой республике по президенту.

В том же году, в результате напряженных дис­куссий на сессии, прошедшей в ноябре, сторонни­ки введения президентской власти одержали побе­ду, и партийная организация республики - пусть и ненадолго - сошла с исторической сцены.

Ни одна из кандидатур в обоих турах голосова­ния не получила решающего большинства голосов. Парламент оказался в политическом тупике. По­дискутировав, сессия, наконец, вынесла решение создать комиссию в составе 25 депутатов, среди ко­торых был и я. Нашей задачей было найти одно­значный ответ на сложный вопрос: кого предло­жить кандидатом на пост первого президента Кыр­гызстана?

Нашего заключения сессия с нетерпением жда­ла в течение трех дней. Постепенно члены комис­сии разделились на две группы. 12 депутатов на­стаивали на проведении всенародного референду­ма, стремясь провести на пост президента прежне­го главу республики, другие же двенадцать депута­тов (один воздержался) считали, что должны быть выдвинуты новые кандидатуры. Разгорелся спор. Пристально следившая за этой политической кам­панией общественность была обеспокоена. Демо­кратическое движение "Кыргызстан" организовало круглосуточное пикетирование молодежи с плака­тами «Айтматова - в президенты!» здания парла­мента, где проходила сессия. Возле "Белого дома" 140 человек объявили голодовку, В таком затрудни­тельном положении члены комиссии решили:

- Предлагаем в президенты кандидатуру Айт­матова,

В то время писатель находился в Москве.

- Сейчас же свяжись с ним по телефону и срочно зови сюда. Пусть приезжает, - в один голос заявили те, кто находился в самой гуще кампании.
Вместе с Тулемушем Океевым и Барпы Рыспаевым я связался с писателем, он оказался дома.

Очень внимательно выслушавший мою новость Айтматов ответил:

- Я не имею ни готовности, ни желания быть президентом. Тысячу раз спасибо вам за доверие, это очень ответственный и почетный пост. Поэтому для него больше подходит экономист, юрист или специалист по сельскому хозяйству. Не хочу ме­нять писательскую работу на высокую должность. Есть у меня много творческих замыслов, дай Бог претворить их в жизнь.

Я оказался в затруднении. Мы сказали ему, что достаточно ему дать свое согласие — и он будет президентом. И в наших словах действительно был большой резон. Если бы тогда Айтматов ответил: "Хорошо, решайте сами", - вне всяких сомнений, парламент избрал бы его президентом.

- А кого Вы бы сами предложили? – спросили мы его, когда окончательно убедились, что он не согласен ни в какую.

- Вот теперь молодцы, давно бы так, - сразу успокоился он. - Я бы, например, предложил в президенты кандидатуру Аскара Акаева, Он человек высокообразованный, честный, широко эруди­рованный, со временем из него может получиться истинный лидер.

Аскар в это время находился на сессии Верхов­ного Совета СССР в Москве.

- Можно ли внести это предложение от Ва­шего имени в парламент?

-Да, и передайте от меня привет парламенту. Если избрать Аскара, это будет хорошо и для народа, и для вас самих.

- Ожидавшие в тревоге мнения выдающегося писателя 114 депутатов парламента, услышав, нако­нец, его предложение, с облегчением вздохнули.

Таким образом, получивший во втором туре большинство голосов, Аскар Акаев был избран первым Президентом Кыргызской Республики".

Чике, как явствует из слов Казата, Ваш отказ от предложения общественности и парламента правильно было бы расценить с одной стороны, как присущую Вам от Природы скромность, а с другой - как Вашу предан­ность писательской стезе. Не так ли?

Айтматов. У каждого в меру его сил и возможно­стей есть собственная высота. Судьбой мне было угото­вано писательское перо. Если умело им пользоваться, то сила слова может стать бесценным оружием.

Шаханов. Впервые я познакомился с Аскаром Акаевым, будучи членом Верховного Совета СССР, В ходе той сессии я испытал особое удовлетворение от его гражданственности.

Я в те дни прилагал все усилия для того, чтобы вопрос о декабрьских событиях в Алматы был включен в повестку дня сессии. Вы тогда были в зарубежной поездке. В это труднейшее время светлой памяти Андрей Дмитриевич Сахаров пришел ко мне и посоветовал так: если в поддержку вопроса поставит свои подписи одна четвертая часть членов одной палаты, то есть 68 человек, то поднятый во­прос будет включен в повестку дня без обсуждения. несколько дней кряду, сбиваясь с ног, я бегал за каждым депутатом, давая почитать те 2-3 листка бумаги, что были у меня на руках, по 4-5 минут застывая за загривком у каж­дого. Тем временем прошло три-четыре дня. Тогда из 24 депутатов из Кыргызстана нашлось всего два человека, ко­торые безбоязненно поставили свои подписи в поддержку обсуждения вопроса о декабрьских событиях! Один из них - как раз Аскар Акаев, второй - водитель, избранный депу­татом от Таласской области - Телдибек Керимбеков.

Сами знаете, водитель может и не бояться лишиться руля своей машины. Но Аскар Акаев при еще сильном тоталитарном режиме был президентом Академии наук республики, но при этом без малейших колебаний подписался в поддержку действий демократической молодежи Казахстана, поднявшейся против этого режима. Эту подпись я расценил как гражданский подвиг академика Аскара Акаева. А ведь за один только этот поступок он мог лишиться своей высокой должности. С тех самых пор я тесно сдружился с этим чрезвычайно культурным, учтивым и доброжелательным человеком.

Айтматов. Нынешнее межвременье всесторонне испытывает президентов стран, только-только обретших суверенитет. Подобные тяготы выпадают на долю об­щества в двух случаях: во время войны и в период глубо­ких социальных перемен.

Мужество Акаева, которое порой меня изумляет, в том, что часто оказываясь между молотом и наковальней, подвергаясь неизбежному давлению с противоположных сторон, он при этом открыл широкую дорогу для свободы слова. Там, где есть запрет на свободу слова и опозицию - там умирает истина.

Порой власть рассматривает оппозицию как угрозу своему существованию. Но чаще всего это не так. Каков политический курс страны, кто является душителем демо­кратических процессов, кто из нас запустил руку в государ­ственную казну, куда были потрачены иностранные креди­ты и многое, многое другое - вся эта информация должна доставляться гражданам без утайки. Оппозиция же - комплексный контроль за всем, а в демократическом обществе — это честный противник, нелицеприятно подвергающий твои промахи жесткой критике. Оглядываясь на нее, ты и исправляешь собственные ошибки.

Шаханов. Вообще, Аскар Акаев, на мой взгляд, - фи­гура масштабная, в которой органично слились воедино талант ученого, политика и незаурядные гражданские качества. Правда, когда он, став первым Президентом Кыргызской Республики, только начал выполнять свои обязанности, иные упрекали его в мягкотелости, излиш­ней деликатности. Но за прошедшее время он успел до­казать, что управлять страной можно и не оскорбляя ничьего достоинства, не хватая никого за грудки, не за­ставляя, что называется, "есть землю".

Глубоко знающий историю своего народа, его куль­туру и традиции, Акаев свои суждения сопрягает как истинный ученый с системой общечеловеческих ценно­стей и многовековым философским опытом народа. Каждый, кому довелось сколько-нибудь побеседовать с Акаевым, не мог не заметить, что за вежливой улыбкой либо приветливым вниманием, которые чаще всего от­ражены на его лице, кроется громадный интеллект и обширный кругозор.

На вечере, посвященном моему творчеству и прохо­дившем в Кыргызской государственной филармонии имени Токтогула в Бишкеке, молодой кыргызский поэт Омурбек Тилебаев прочитал очень хорошие стихи. Сидевший в зале Президент республики, сказав: "Из этого парня выйдет хороший поэт", записал его имя в свой блокнот. Не отвергать, а заинтересованно поддерживать любое едва мелькнувшее новшество, могущее пополнить копилку национального достояния, - одно из необходимых качеств руководителя страны.

Акаев на свои средства (гонорары от публикаций) со­оружает памятник Алыкулу Осмонову - великому кыр­гызскому лирическому поэту, чья короткая жизнь про­мелькнула, подобно ослепительной комете на небосклоне кыргызской литературы.

Надо признать, что в последние годы интерес людей к искусству вообще, а в том числе и к театру значительно ослаб. Главную роль здесь играет, безусловно, тяже­лейшая экономическая ситуация в стране.

Бешкекский театр, руководимый народным артистом Киргизии Арсеном Омиралиевым, подготовил для своих зрителей пьесу японского драматурга Модзаэмона Тикамцу "Амудзима". На премьеру были приглашены видные общественные и государственные деятели, представители иностранных посольств во главе с Аскаром Акаевым.

Это произведение впервые было поставлено на кыргызском языке, но артисты, занятые в спектакле, запом­нились и полюбились зрителям своей прекрасной рабо­той, глубоким проникновением в культуру японского народа, точной передачей его мировоззрения, нацио­нальных особенностей и характера.

После премьеры произошел обмен мнениями. В этом осуждении приняли участие бывший Главный консул Киргизии в Японии, ныне госсекретарь Кыргызской Республики Ишенбай Абдуразаков, посол России Михаил Романов, посол Пакистана Назар Аббас, посол Индии Рим Сваруп Мукиджа и я. В завершении беседы слово взял Аскар Акаев и вдохновенно заговорил о просмот­ренном спектакле. Собравшиеся были поражены всесто­ронним пониманием Президентом художественного произведения, его обширной эрудицией, мощным интеллек­том. Как выяснилось, Акаев попросил принести ему пьесу и внимательно прочел ее. Затем изучил перевод, сравнил его с подстрочником. Удачные места перевода бы­ли подтверждены точными примерами. Не успокоившись на этом, Президент узнал о других произведениях, написанных Модзаэмоном Тикамацу, о том, на каких языках они были опубликованы, более того, провел детальный сравнительный анализ этих произведений с произведениями подобного жанра других авторов.

Убедительность выступления Акаева, говорившего о точном воспроизведении актерами авторского замысла, о высоком уровне спектакля была встречена бурными аплодисментами собравшихся.

Незнаю как остальные, но мне было очень стыдно за то, что я пришел на спектакль неподготовленным.

Айтматов. Да, отрадно, что на кыргызской земле mу меня такой брат, как Акаев, который доказал, что даже безграничную власть можно осуществлять с пози­ции человечности.

Что ж, маша беседа, которую мы начали от египетских пирамид, незаметно и вполне естественно свелась к нашим замечательным современникам - президентам трех братских сопредельных государств. Лидера, кото­рый угодил бы всем поголовно, я не встречал никогда - и в существование такого не верю. Так что, вполне веро­ятно, что о Назарбаеве, Каримове и Акаеве в народе и в обществе говорят и думают разное, что оценки их лич­ностей часто противоречат одна другой. В конце концов это естественно и с точки зрения демократии тоже.

Мы же остановились на их первоначальных шагах у вершин власти, их духовном богатстве, на многих связан­ных с ними событиях, коим мы сами были свидетелями...

Не станам таить мы и ту тревогу, которая кроется у нас в душе.

Шаханов. Основанием для такой тревоги, по-видимому, является нынешний режим Сапармурада Ниязова - Туркменбаши. Хорошо зная, какие бедствия при­нес народу культ личности, Ниязов, тем не менее, сам пошел по этому пути. Разве не может вызвать смех у всякого, кто хоть немножко знаком с историей то, что он сам себе воздвиг при жизни более 200 памятников? Или, к примеру, что скажут - далее не потомки, а современ­ники о присвоении имени Ниязова несметному числу хозяйств, районов, городов и даже каналу, о его изобра­жении на банкнотах?

Айтматов. В одном корейском журнале, выходящем на русском языке, я прочитал об истории, связанной с Ким Ир Сеном, правившим северной частью Кореи поч­ти полвека и фактически обожествленном прижизненно. Однажды река, вышедшая из берегов, затопила при­брежные селения. Бурным потоком несло молодую жен­щину с младенцем, которая, увидев в воде портрет Ким Ир Сена, бросила свое дитя и, схватив портрет вождя, вытащила его на берег. Журнал назвал этот поступок высочайшим патриотизмом. Конечно, это не что иное как проявление идолопоклонства и политического ман­куртизма.

К великому сожалению, безграничная власть порой может привести людей к утере самооценки, осознания своего человеческого достоинства.

Президентская власть - великий дар судьбы, выпа­дающий человеку. Один восходит на этот политический Олимп благодаря своему политическому таланту, уму, неординарности, другим выдающимся качествам. Друго­му бразды правления вручает случай, что часто происхо­дит в переходный исторический момент. И может стать так, что эти бразды правления превращаются в путы на ногах у народа.

Об этом свидетельствуют многие исторические факты и свидетельства, о которых мы уже упоминали.

Шаханов. Для правителя есть лишь три истинных "гири" на весах истории: прошлое, настоящее и будущее людей. И ум его должен быть в этом судьей. Иначе он рискует лишиться народного доверия. Когда Ахметжана Есимова, которого я очень уважаю, избрали акимом Алмитинской областной администрации, я сказал ему шутя:

- Для настоящего джигита большая должность — большое испытание. Не только в наши дни, но и в преж­ние времена было мало людей, равнодушных к славе и почестям. Будем же надеяться на то, чтобы ты оказался в этом небольшом списке.

У рожденного в бедной юрте и достигшего вершин почестей Аяз би даже в самом расцвете его могущества и богатства у дверей Дворца висели лохмотья, которые он носил в бедности, дабы помнить о прошлом.

Айтматов. К примеру, когда я узнал о том, что Ислам Каримов снял с работы двух руководителей в Жизакской области, которые во время визита Президента повесили его большой портрет, я искренне порадовался за него.

Шаханов. Это похвально. Здесь Ислам Абдутаниевич следует примеру своего великого предка, и мне хочется причитать свое новое стихотворение "Последний завет Тимypa":

Войска Амира Темура

Из похода дальнего

Возвратились в Самарканд.

Вечером под сияющим куполом Кук Сарая

Темур собрал всех,

Кто способствовал его победе.

Над людской радостью

Тихо плыла музыка,

Как белая лебедь на небе

И тихо встал Ходжа Хафиз,

Прочитал изумительные свои газели.

Темур взволнованно кивал головой:

Какая красота!

Какая щедрость чувств!

Кто то встав с места,

Несколько раз кланяясь,

Раболепно изрек Амиру:

- О, величайший из великих,

Мудрейший из мудрых,

Храбрейший из храбрых.

Вы еще и любитель поэзии,

Так тонко ощущаете силу слова.

Мы рады и счастливы,

Что у нас есть такой падишах!

- Довольно! — воскликнул Амир. —

Ты искусно лжешь!

Ведь восхищаться мудростью

И ценить красоту -

Обязанность каждого!

И хвалить за это - невежество!

И сурово взглянув, спросил:

- Кто ты такой?

- Я, хакин Хорасана,
С великой победой
Поздравить вас пришел!

- Ты с этого часа не хаким,
Я лишаю тебя власти.

- В чем провинился я, о великий Амир?—
Дрожа, спросил бедняга.

- Ты хитер, как степная лиса,
И знаешь, что перед лестью
Устоявших почти нет.
Лесть убивает правду

В сердце властелина,

И это отразится горем

В судьбах его подчиненных,

Теперь в стране, где я властвую,

Каждый льстец должен быть наказан

За прославления, начиная с меня,

За чрезмерные хвалебные Оды,

И тогда в стране будет порядок.

А ты прочь с моей дороги!

Сказав, Темур гордо покинул пир...

Да, столетья для истории как миг.

И мы на его родине

На юбилее его

Чтим память о нем.

В зале рядом с нами

Сидит новый молодой хаким.

Я так хочу, я так хочу,

чтобы он задумался

Над последним заветом Темура,

Пусть хотя бы с опозданием

На шесть с половиной веков

Айтматов. Да, над этим стихотворением все мы должны задуматься...

Я получаю множество писем со всех концов Кыргыз­стана. Снижение жизненного уровня народа, экологиче­ские бедствия, распад человеческих качеств - всего не перескажешь, это нескончаемая горестная песнь. Одно письмо особенно запало в душу.

- Надо бы внести в нашу Конституцию, - пишет ав­тор, - дополнения о "благословении" и "проклятии". То­му руководителю, который сделал многое для своего на­рода, продвинул общество вперед и в трудный час вывел и из тягот, будем давать благословение. Пусть он с этой поры носит почетное звание - "Благословенный человек". Ну, а тот руководитель, который раскалывал общество, занимался недобрыми делами, разбазаривая государственное добро, ставил собственную корысть выше общенародных интересов, наоборот, должен бы получать от нас в качестве напутствия недоброе слово, проклятие, пусть он сторонится людей, не смея смотреть им в глаза, как проклятый народом.

Вот так простые люди из аила близко к сердцу при­нимают эти вопросы.

Шаханов. Вы, Чике, пожалуй, хорошо знаете не только глав республик Средней Азии и Казахстана, но и руководителей других стран содружества. Что в этих людях может вызвать тревогу за будущее народов?

Айтматов. Думаю, таких тревожных моментов четы­ре. Все чаще некоторые президенты употребляют место­имение " я ", Этого стоит опасаться, потому что сегодняш­нее "я" завтра может перейти в известную формулу — "Государство - это я".

Вo-вторых, бывает, что правители, упиваясь безгра­ничной властью, допускают серьезные ошибки в своих действиях, но не позволяют обсуждать и критиковать их, «кривая промахи от народа. Но в странах, идущих по демократическому пути развития, строго следят за пре­зидентскими поступками и решениями, чему есть немало подтверждений.

Третья опасность кроется в том, что президент пытается ограничить права и возможности парламента, сужая его власть и стремясь подчинить своей воле. К примеру, Президент одной из западных стран был наказан по решению парламента штрафом за то, что личный самолет главы государства простоял по его вине в пустом ожида­нии около двух часов.

И, в-четвертых, всяческое поощрение безмерного восхваления, идолопоклонства и лести. Мало таких лидеров, которых славословия не волнуют и оставляют равнодуш­ными. Хотя такие люди, безусловно, встречаются. Очень важно вовремя опомниться, взять себя под контроль и найти силы для противостояния таким искушениям. Это валено и для руководителя страны и для его народа.

Ну вот, мы побеседовали об отношении разных прави­телей - с незапамятных времен до конца XX столетия — к духовным богатствам, поговорили об их убеждениях, судь­бах, правде и кривде, истинном и ложном. И если эта наша беседа побудит задуматься хотя бы на мгновенье наших современников — нынешних и, возможно, будущих прези­дентов наших независимых государств, мы можем считать нашу задачу выполненной. Потому и хочу завершить эту беседу суждениями мудрых людей, живших в разные эпо­хи, о том, что же это все-таки такое - власть и духовность.

Пифагор: "Одинаково опасно глупцу вручать меч, а бессовестному доверять власть'".

Ш. Монтескье: "Нет врага страшнее тирана, действующего согласно присяге, в рамках закона и под сенью праведного знамени".

Д. Дидро: " Власть, основанная на насилии, становится жертвой насилия".

Ж. Лабрюйер: "Почетное место достойного человека еще более возвышает, мелкого же — из­мельчает совершенно".

В заключение хочется сказать: упаси нас, судьба, от тех правителей, которые прокладывают свой путь в сто­роне от духовной жизни и моральных ценностей народа!