По законам звездной стаи 19 страница

– Понятно, понятно, – резко бросила Инна, ерзая на месте. – А что с Протасовым?

– Сами знаете, большие деньги – большие проблемы. Саша захотел перевести капиталы в Москву, а Протасов был против. Саша потребовал свою долю, а это был немалый кусок! Игорь отказал. И тогда Саша нанял киллера. Протасов погиб при взрыве дома, там же сгорели его жена и ребенок. Так что, сами понимаете, наследников у него не осталось. Саша прибрал бизнес к рукам, перевел все в Москву, на этом история и закончилась.

– Почему вы думаете, что он причастен к убийству семьи Протасова? – тихо спросила Инна.

– Я слышала его разговор, – нехотя пояснила Виктория и нервно затянулась почти догоревшей сигаретой. – Случайно. Мы с Егором были за городом, в доме отдыха. Саша тоже оказался там. Узнав об этом, я решила уехать. Чтобы случайно не столкнуться с ним, я решила отсидеться в номере до вечера, а потом вызвать машину. Оказалось, что я живу прямо над ним. Он сидел на балконе и договаривался с каким‑то человеком. Знаете, он совершенно не волновался, что его услышат. Прямо так и сказал: «Протасов – это проблема, и ее надо решить». Когда я приехала в город, то узнала о…

Виктория открыла окно и выбросила окурок на улицу.

– Я тогда сразу поняла, что значит – «решить проблему». Через несколько недель, когда Саша попробовал урезать алименты, я сказала, что все знаю, и если ему дорога репутация, то лучше бы ему со мной не играть. Я сказала, чтобы он даже не пробовал угрожать мне, я все записала и передала в верные руки. Если со мной что‑то случится, ему не поздоровится…

– Да‑а‑а, – протянула Инна и откинулась на спинку сидения. – Кто бы мог подумать…

– Я должна вырвать Егора из его рук, – решительно сказала Виктория. – Понимаете, что он сделает с ребенком? Егор уже изменился! Вы не видите этого, потому что не растили его, но я‑то, я – вижу! Он стал совсем другим: жестким, агрессивным, он перечит матери, не уважает мое мнение… Стал жить с этой девицей, которая мне открыто хамит. Вы представляете, что Александр сейчас наговорит Егору?!

– Представляю, – невесело ухмыльнулась Инна.

В темноте Виктория не видела выражения ее лица…

– Что мне делать, скажите? – взмолилась она.

– Вам надо уехать, – решительно сказала Инна.

Виктория замерла, а потом недоуменно повторила:

– Уехать?

– Ну да, – подтвердила Инна. – Вернуться домой.

– Но Егор…

– Послушайте, – проникновенно, вложив в голос всю убедительность, на которую была способна, сказала Инна, – здесь вы Егора не убедите. Что бы вы ему ни сказали – это будет ваше слово против слова Александра. Вы играете на его территории, а это опасно! Здесь, окруженный деньгами и связями, он всемогущ! Хотите вернуть сына – уезжайте домой. Там ваше поле, ваши правила и ваши аргументы. Егору, чтобы выслушать, придется за вами поехать. Ну а дома, как известно, и родные стены помогают. Вы расскажете ему всю правду, покажете старые фотографии, документы… Кстати, а где компромат на Александра?

– Спрятан дома за картиной, – рассеянно сказала Виктория. – Вы думаете, что мне надо…

– Конечно, – тряхнула головой Инна. – И прямо сейчас. Мы вернемся домой, соберем вещи, и вы улетите…

– Нет, я лучше на поезде…

– На поезде так на поезде! Будет время подумать. Я помогу вам собраться, оставим Егору короткую записку, купим билет – и вперед. Вот увидите: хотя бы для того, чтобы выслушать вас, он бросится следом! Может быть, даже окажется на месте раньше вас, ведь он‑то летать не боится…

Инна в рекордные сроки домчалась до дома Егора, помогла распихать Виктории вещи по чемоданам и с той же скоростью доставила «бывшую» на вокзал. Чтобы Егор не поломал игру, обе синхронно отключили телефоны. Инна лично купила Виктории билет и, пожелав удачи, испарилась.

Спустя полчаса, прочно застряв в пробке, Инна включила мобильный и набрала номер Романенко.

– Нам нужно встретиться, – быстро произнесла она. – Я кое‑что узнала… Кажется, я смогу избавиться от него.

В поезде Виктория успокоилась. Инна взяла билет в СВ, и на сей раз попутчиков у Виктории не было. Боль, обида, разочарование и ярость клокотали внутри так сильно, что она не смогла уснуть. Ночью разболелось сердце. В вагоне было невыносимо жарко, в купе – и вовсе пекло. Виктория выходила несколько раз за ночь, сидела в коридоре на откидном стульчике и мрачно смотрела в чернильную темноту, разбиваемую вспышками фонарей. Лишь под утро, подоткнув простыню и подсунув под голову лишнюю подушку, Виктория погрузилась в беспокойный сон.

На следующее утро все ей представилось в совершенно другом свете. Тщательно взвесив все «за» и «против», Виктория поняла – Инна права. Для того чтобы выяснить правду, Егор должен будет приехать к ней, и уж тогда она точно не выпустит его из рук! Она будет мягкой, доброй, страдающей, сын непременно пожалеет ее и поверит, а поверив, останется.

И все будет как прежде…

Виктория успокоилась, сходила в ресторан и даже купила на какой‑то маленькой станции стопку газет и книгу Донцовой – убить время.

В Омске, когда до Новосибирска оставалось чуть больше тринадцати часов, в купе Виктории подсел попутчик, элегантный мужчина лет сорока, в сером полупальто, мажорном разноцветном шарфе, укутавшим горло замысловатым узлом и небольшой сумкой‑саквояжем.

– Добрый день, – приветливо поздоровался мужчина. – Меня зовут Олег. Не возражаете, если мы дальше поедем вместе?

Глаза у него были замечательные: карие с желтыми прожилками, как у тигра.

На мгновение Виктории показалось, что за грязным окном вагона брызнули солнечные лучи.

– Здравствуйте, – улыбнулась Виктория. – Буду рада: я третьи сутки еду, и все одна.

– Прекрасно, – обрадовался Олег. – В том смысле, что мне будет приятно составить компанию такой очаровательной даме.

– Я выхожу в Новосибирске. А вы?

– Я поеду дальше, – ответил Олег и, небрежно бросив сумку под сидение, уселся напротив, пристроив пальтишко на вешалку. Под тонким свитером перекатывались тугие клубки мускулов, шерсть облегала выпуклую грудь. В треугольном вырезе были видны густые черные волосы. Виктория поймала себя на том, что разглядывает его с неприличным любопытством. Где‑то внизу живота зашевелилось давно забытое женское желание, тщательно подавляемое многие годы…

«Господи, какая я дура, – подумала Виктория, с вожделением глядя на поросшие волосами ручищи с тонкими, нервными пальцами музыканта, – ведь могла бы найти мужика, выйти замуж и совершенно не думать об Александре…»

Проводница принесла чай.

Потягивая коричневый кипяток из обрамленного нержавейкой стакана, Виктория на миг почувствовала отвращение к себе. Ей уже сорок семь, счастливая семейная жизнь длилась так недолго, а ведь все могло быть по‑другому! Встретила бы такого вот самца, впустила в свое гнездо. Стала бы заботливой женой, а он – верным мужем и заботливым отчимом. По выходным ходили бы в парк, пинали желтые листья, хохоча во весь голос. Она пекла бы плюшки, а он учил Егора музыке…

– Вы музыкант? – спросила она.

– Что? Почему вы так решили? – удивился Олег.

– Ну… – Она смутилась. – У вас такие руки, как у пианиста. Пальцы длинные. Сразу видно, что вы не кайлом машете.

– Ах, вы об этом, – рассмеялся Олег. – Нет, я не музыкант, хотя в детстве играл на скрипке. А вы?

– Работала учительницей, – пожала плечами Виктория. – Но уже давно не работаю. Мне сын помогает, он очень хороший. Да вы его знаете, он на телевидении работает ведущим всяческих развлекательных программ. Погодите, вот…

Виктория засуетилась, нашла в сумочке фотографию Егора и показала Олегу. Тот посмотрел – явно из вежливости.

– Симпатичный парень. К сожалению, я очень редко смотрю телевизор, и в основном каналы с биржевыми сводками.

– Вы не сказали, кем вы работаете…

– Не сказал? Я – бизнесмен. Знаете, купил‑продал. У меня сеть магазинов ювелирных украшений.

– А сами почему не носите свою продукцию? – удивилась Виктория. – Ни колец – даже обручального не носите, ни цепочки… Сапожник без сапог?

– Что‑то вроде того, – ответил Олег, то ли не заметив намека на обручальное кольцо, то ли проигнорировав его. – А вы в Москве у сына гостили?

Виктория пустилась в пространный рассказ.

Вагон мягко раскачивало.

Время, вчера тянувшееся как резина, сегодня летело с курьерской скоростью.

За окном мелькали полустанки.

Виктория с сожалением подумала: она выйдет в Новосибирске ночью, когда Олег будет спать, и он, конечно, не пойдет проводить ее на перрон! Мыльно‑сериального сюжета не получится. Она поедет домой одна и там, в пустой квартире, забравшись в ванну, будет выть от тоски… если, конечно, не приедет Егор.

И от этой мысли настроение Виктории испортилось окончательно.

Ближе к вечеру, когда она решила немного поспать, Олег вдруг посмотрел на нее как‑то странно.

По коже Виктории побежали мурашки: неужели ЭТО случится здесь, прямо в вагоне, на узкой полке, под стук колес?!

От этого внезапно потемневшего взгляда ее бросило в жар. Виктория вдруг ощутила себя помятой, грязной, дурно пахнущей…

При мысли о том, что Олег, прикоснувшись к ней, почувствует сконцентрировавшееся на ее теле, волосах, одежде амбре, ее передернуло. Прежде чем Олег поднялся с места, Виктория рванула на себя дверь и опрометью рванулась в туалет.

В тесном, размеренно раскачивающемся туалете, Виктория стянула с себя свитер, затем, подумав, сняла лифчик, смочила и намылила полотенце и провела им по телу. Поразмыслив, она сняла брюки и трусики и начала лихорадочно скрести тело. Вагон качался, одежда валялась на крышке унитаза сомнительной чистоты неаппетитной кучкой. Голая Виктория поймала в зеркале свой взгляд и, внезапно устыдившись, покраснела.

Старая дура! На что ты рассчитываешь?!

Она торопливо оделась. После импровизированного душа стойкий запах пота и грязи от ее одежды казался особенно отвратительным. Она плеснула в лицо водой, наскоро вытерлась мокрым полотенцем и слегка коснулась пробкой от духов шеи и кистей рук.

Вот так. Теперь крепость падет с наименьшим уроном… если, конечно, неприятель захочет ее взять.

Олега в купе не было.

Виктория выдохнула и села на полку, взяв в руки книгу. За окном уже разлилась чернота. Вновь замелькали фонари и редкие, плохо освещенные полустанки, слишком незначительные, заброшенные, поэтому поезд проносился мимо них с брезгливой торопливостью.

Виктория вытянула из сумки сигареты и отправилась в тамбур. Олег стоял там и курил, пуская кольца в потолок. В кромешной тьме, рассеиваемой лишь мелькающими вспышками за окном, его глаза мерцали опасной притягивающей влажностью.

– Дайте прикурить, – хрипло сказала Виктория.

Олег шагнул к ней, резко дернул, развернув спиной, прижал к стене вагона большим горячим телом.

– Ты же не за этим пришла? – тихо спросил он.

Виктория что‑то булькнула в ответ, уронила голову куда‑то ему на плечо и закрыла глаза, подставив губы для поцелуя. Его длинные тонкие пальцы ласкали кожу ее щек, шеи, прикасаясь к губам, прошлись по груди, отчего Виктория сразу застонала, а потом одна рука скользнула на лоб, а вторая ухватилась за подбородок.

– Знаешь, – прошептал он ей в ухо, – мне так жаль…

Руки Олега сделали неуловимое резкое движение, сопровождаемое глухим хрустом. Глаза Виктории на миг вылезли из орбит, но спустя мгновение она уже грузно оседала на пол…

Олег вынул из кармана универсальный ключ, открыл дверь тамбура и, подтащив тело Виктории, выбросил его из вагона. Покатившись по насыпи, труп врезался в невысокую сосну, от удара сбросившую на тело снег с веток. В лицо Олега плеснул свет фонаря, потом промелькнула обитая досками будка и застывший железнодорожник в оранжевой жилетке поверх тулупчика, задравший вверх желтый флажок. Олегу даже показалось, что он уловил обреченную усталость на этом заиндевевшем лице.

Захлопнув дверь, он вернулся в купе.

Запершись изнутри, надел перчатки и протер все поверхности, к которым прикасался. Затолкав вещи Виктории под полку, он не торопясь собрался и, бегло взглянув на часы, спокойно перешел в соседний вагон. Проводница сонно взглянула на одетого пассажира с сумкой в руке и не сказала ни слова, открывая двери на очередной станции.

Олег спустился на платформу, уткнувшись лицом в шарф, подняв глаза на освещенную надпись на вокзале.

Барабинск.

Ну что же, пусть будет Барабинск.

Спустя три часа он уже зябко ежился в плацкартном вагоне поезда, отбывающего обратно в Москву.

Но перед отправлением он набрал хорошо знакомый номер. Несмотря на глухую ночь в Москве, собеседник взял трубку почти сразу.

– Бабушка уехала, – коротко сказал он.

– Понял, – ответил собеседник густым, красивым голосом.

Поезд тронулся.

Выждав несколько минут, Олег вышел в туалет, отключил телефон, вынул сим‑карту, батарейку и бросил их в унитаз. Заиндевевшее зеркало отразило тигриные глаза убийцы.

– Мне очень жаль, – тихо сказал Олег.

* * *

Похороны были скромными.

Проводить в последний путь Викторию Черскую пришло несколько бывших коллег и две соседки. Стоя на промозглом февральском ветру у стены колумбария Клещихинского кладбища, Егор пустым взглядом смотрел, как замуровывают урну с прахом матери. Тело Виктории, объеденное лисами, нашли только через три недели работники локомотивного депо. В разорванном кармане халата лежал железнодорожный билет. На конечной станции вещи пропавшей пассажирки обнаружила проводница, недоумевавшая: куда делась эта странная пара – ухоженная дама лет сорока пяти, с ледяным взглядом и манерами императрицы, и эффектный мужчина.

– Я еще удивилась, – рассказала проводница следователю. – Предлагала ему отдельное место, а он говорит: вдруг кто билет купил, мне потом снова пересаживаться придется. А кто купит‑то? В СВ немного народу ездит от Омска до Новосибирска, чего деньги тратить? На самолете куда проще: цена почти такая же и времени меньше…

Узнать, кто был соседом Виктории по купе, у следователя не составило труда, однако вскоре выяснилось: пассажир, ехавший вместе с Черской, умер несколько лет назад. На всякий случай его фотографию показали проводнице, но та решительно отказалась признавать в покойном загадочного спутника Виктории.

– Не, – помотала головой проводница. – Хоть и время прошло, я того мужчину ни с кем не перепутала бы. Очень видный, одет хорошо, брюнет. А этот, – проводница посмотрела на фото, – ханурик какой‑то…

Ничего не дал следствию и осмотр багажа Виктории. В нем и нашли адрес Егора. Следователи пришли к выводу, что убийца, скорее всего, ограбил Черскую: никаких ценных вещей и денег ни в чемодане, ни в шубе не нашли.

Единственной, кто мог пролить свет на это темное дело, была Инна, нервно перебиравшая ногами в слишком тонких для Новосибирска сапожках. Она прилетела на похороны вместе с Егором, Аллой и Антоном и ерзала под подозрительными взглядами подруг Виктории. Те явно знали, кто она такая, подходили с сочувственными словами к Егору, пожимали руки Алле и даже Антону, но Инну обходили стороной, смотря дерзко и вызывающе.

Мерзкие бабы…

Настроение было паршивым, несмотря на подстегивающий адреналин. Инна не могла дождаться того момента, пока сможет пошарить за картиной в поисках компромата на собственного мужа. Мысль, что все вот‑вот получится, то поднимала ее до небес, то роняла в бездну…

– Зачем тебе ехать? – мрачно осведомился Александр, когда Инна заявила ему о намерении сопровождать Егора. – Он большой мальчик, справится.

– Саша, но ведь похороны надо организовать, – мягко возразила Инна. – Тело забрать из морга, ресторан заказать. У Егора опыта нет, голова кругом идет. Где гарантия, что он там не начнет… – Инна долго подбирала более корректное слово, но потом махнула рукой и сказал прямо:

– …истерить? Здесь нужна женская рука. И вообще…

– С ним же Алла поедет, – буркнул Боталов.

– Алла будет его утешать, а я делом займусь. Может, там убрать надо будет или приготовить…

– Приготовит она, – вдруг весело фыркнул Александр. – Ты электрочайник не знаешь с какой стороны включается. Когда бутерброды в последний раз делала? Помнишь, что это такое? Берешь хлебушек, а на него мажешь масло, толстым слоем, сверху кусок сыра… Ладно, поезжай.

У Инны отлегло от сердца.

Ее всю колотило, словно она намеревалась в одиночку ограбить Форт‑Нокс.

Кто его знает, сколько там картин и какой они величины, представляют ли ценность или же это просто репродукции! Что, если Егор начнет распродавать или, что еще хуже, раздавать вещи Виктории всем желающим по исконно русскому обычаю? И уплывет картина посторонней тете или дяде, как пресловутые стулья с зашитыми внутри бриллиантами мадам Петуховой.

Нет, упускать сокровище, большее, чем богатство, Инна была не намерена!

К вящему ее неудовольствию, следом за Егором увязалась не только Алла, но и Антон, решивший помочь другу. Когда Инна попыталась возразить: мол, это все‑таки семейное дело, Егор зыркнул на нее чернющими глазами‑омутами с мгновенно плеснувшей в них яростью. Инна предпочла оставить эту тему в покое, успокоив себя: когда в доме полно народу, пошарить по углам будет куда легче! На похороны собирался приехать и Димка.

В Новосибирске вся ее бравада и уверенность слетели, как шелуха. Инна так давно нигде не была, что совершенно растерялась.

Не то чтобы она вообще нигде не бывала, с этим как раз проблем не было. Светские вечеринки, пати и препати, с отвратительными закусками и духотой, толпой раззолоченных девиц и мерзких мужчин‑альфонсов с прилизанными волосами, томными взглядами, готовых отдаться тут же кому угодно, мужчине, женщине – лишь бы попасть туда, за заветную створку гламура, – все это давно приелось. Инна давно выучила правило – перед вечеринкой наедаться до отвала дома, потому что там, на этих пати, поесть все равно не удастся. Во‑первых, все вкусненькое уже сожрали вездесущие проныры папагатто – так Инна называла «случайных гостей». Определение было подсмотрено ею в старом итальянском фильме про таких вот никчемушных людишек, умудряющихся попасть куда угодно без приглашения, ненавязчиво подсесть за ваш столик и угоститься на халяву, подобно фальшивому генералу Папагатто, блистательно сыгранному известным актером. «Папагатто» лезли отовсюду, едва заслышав про «кормушку», жрали в три глотки, так же пили, да еще и по карманам распихивали. К незваным гостям относились и журналисты, сующие в лицо покрытый вонючей губкой микрофон и так же алчно пожиравшие съестное. После набега «папагатто» на столах оставались квелые бутерброды с залежалым сыром, одинокие канапешечки и фрукты, а также пропадали мелочи вроде случайно забытых телефонов, косметичек и дорогих «Паркеров». К тому же вездесущие журналисты успевали еще и подловить моменты, когда люди жевали, отчего на снимках высокие гости выходили с перекошенными лицами, надутыми, как у хомяков, щеками и полуприкрытыми веками, придающими физиономии дебильный вид. Инна хватала бокал с шампанским или водой и ходила с ним везде, время от времени потягивая или делая вид, что потягивает пузырящийся «Дон Периньон». С бокалами снимки выходили вполне «благородными».

Помимо светских раутов хватало и поездок, в основном заграничных – в красивые места, города, экзотические страны. И все для того, чтобы на очередном светском рауте небрежно обронить, что сумочки от Прадо в Париже стоят дешевле, чем в Москве, и уж там точно не подсунут такую же, как у «этой дуры» Лизы или Лауры. Слетать в Париж за сумочкой для людей ее круга было так же просто, как кому‑то прокатиться на метро с одного края Москвы на другой. Южный загар не сходил с Инны месяцами – просто не успевал. К чему солярий, если триста шестьдесят пять дней в году солнце в ее распоряжении?!

Конечно, все это стало возможным благодаря замужеству с Боталовым.

Она и до этого каталась, как сыр в масле, иначе они бы просто не смогли познакомиться. Это в дурацких сериалах зеленоглазый Принц на белом «Мерседесе» совершенно случайно спускается в метро, а там – Она, сидит на лавочке с томиком Пастернака. На деле это – две параллельные вселенные, никогда не пересекающиеся или почти никогда. Исключение составляли жены, вышедшие за нынешних олигархов еще при царе Горохе, да так и не отправленные ими на заслуженный отдых в тьмутаракань, или дамочки совершенно иного пошиба – опытные хищницы, отлавливающие свои жертвы в фитнес‑клубах, дорогих ресторанах и даже саунах. Но Инна всегда принадлежала к сливкам общества, так что выйти замуж за слесаря не могла никак.

Но куда бы ни ездила, она, по сути, никогда не бывала одна, никогда не принимала решений, всегда пребывая в статусе приложения к супругу. Везде по мановению пальца возникали стройные ряды холуев, принимающих шубку, подносящих огонек к сигарете, предлагающих еще бокал вина – люди, которых она и за людей не считала, не замечая их действий, пока они не нарушали правила игры и каким‑то образом не выводили ее из себя.

А сейчас, стоя на промозглом ветру в своей игрушечной шубке, Инна мерзла, проклиная в глубине души погибшую Викторию, дурацкий план ехать за компроматом в Новосибирск, а также Егора со всеми его друзьями, затянувшими момент прощания до такой степени, что пальцы в тоненьких сапогах пришлось поджимать от холода.

Дожидаться, пока толпы посторонних уберутся из квартиры, было почти нестерпимо. Инна нервно курила на балконе, потом вышла предложить свою помощь, чтобы хоть как‑то занять руки.

Но хозяйка из нее и правда была никакая.

Алла, распоряжавшаяся на кухне, это быстро поняла.

– Инн, ты лучше сядь в уголок, возьми в руки полотенчико и делай вид, что протираешь тарелку, – посоветовала она. – Иначе ты тут всю посуду переколотишь или в кастрюли стрихнину насыплешь по ошибке вместо соли.

– А здесь есть стрихнин? – заинтересовалась Инна.

Алла пожала плечами:

– Не знаю. Но если судить по характеру Виктории, царство ей небесное, у нее тут должен быть и стрихнин, и мышьяк, и кураре. Стервь была та еще.

– Некрасиво о покойных плохо говорить, – строго сказала Инна.

Алла усмехнулась и полезла в холодильник.

– Я ж не плохо, я как есть, – сказала она. – Удивляюсь, как при такой жизни Егор вырос нормальным! Наверное, не в нее пошел.

– Да, Егор больше на отца похож, – согласилась Инна и с сомнением посмотрела на скрипящую от чистоты тарелку.

Может, еще протереть?

Прямо над ее головой висела небольшая репродукция, не то Шишкина, не то Айвазовского. При всей своей тяге к светской жизни, многочисленным посещениям вернисажей и выставок, Инна так и не научилась отличать Рембрандта от Шагала, а Дали от Ван Гога. Единственными познаниями в области искусства были вдолбленные еще в школьные годы знания, что «Черный квадрат» написал Малевич, а Мону Лизу – Леонардо Да Винчи…

Или все‑таки Рафаэль?

В трехкомнатной квартире Виктории висело много картин, но даже неискушенный взгляд Инны легко отличил: шедевров тут нет. Это были чисто интерьерные работы, «правильные» пейзажи, скучные до ломоты в зубах. Никакого авангарда, чистая классика. Там лес с медведями, тут шторм, там натюрморт – стеклянная банка с ромашками…

Ничего интересного.

Ценности картины не представляли, и, скорее всего, наследник определит им место на помойке.

Гости все толклись и толклись, а Егор с кислой миной отвечал на сочувственные речи и, что самое ужасное, раздавал вещи матери направо и налево «на добрую память».

Инна стиснула зубы, надеясь, что до художественных произведений дело пока не дойдет.

– Пока Егор ушами хлопает, Викины подружки полдома вытаскают, – сказала Алла, нежданно‑негаданно оказавшись на ее, Инниной, стороне. – Одну тетку я поймала за тем, что она шарила в комоде! Представляешь, оказалось, что там шкатулка стояла с цацками, так та чуть не умыкнула… Хорошо, я вовремя зашла.

– Да, гнать их надо, – согласилась Инна, косясь на картину над головой. – Сколько еще это будет продолжаться?! Может быть, им как‑то намекнуть, что пора бы честь знать?

Алла с сомнением посмотрела на Инну, неуверенно оглянулась в сторону гостиной, где гости переговаривались приглушенными голосами, а потом решительно направилась на поиски Егора.

Инна с вожделением посмотрела на картину: успеет или нет?

Нет, не стоит…

Антон кисло улыбался и все пытался вырвать свой рукав из когтистых лапочек дамы лет сорока, умильно улыбавшейся ему и вот уже полчаса умолявшей прийти к ней на кофе. Антон в панике огляделся по сторонам, надеясь на подмогу, но помощи было ждать неоткуда. Егор с пространным видом стоял у окна, Алла что‑то нашептывала ему на ухо, косясь в сторону горстки людей, алчно налегавших на закуски.

Почему Егор не устроил поминки в ресторане? Это было ему вполне по карману, Антон охотно добавил бы денег, лишь бы сейчас вырваться из лап вампирши, отчего‑то посчитавшей его своей законной добычей.

– А правда, что вы предпочитаете женщин постарше? – бестактно поинтересовалась вампирша, мурлыкая ему в ухо. Антон вздрогнул и посмотрел на нее в упор.

– Что?

– Я говорю, у меня дома есть бутылочка отличного коньяка, – ответила дама и потупила глазки в притворном смущении, умудрившись даже покраснеть. – Эти похороны… Все так ужасно… Бедная Вика!

Антон, которого уже давно так беспардонно не клеили, открыл рот для возмущенного отпора, но в этот момент кто‑то позвонил в дверь.

Егор пошел открывать, двигаясь, как сомнамбула. Антон проводил его взглядом. Бедняга! Потерять мать, да еще при таких обстоятельствах.

У входной двери происходило что‑то странное. Судя по звукам, в квартиру ворвался спецназ. Кто‑то громко кричал, что‑то стучало и колотилось.

Разговоры «скорбящих» смолкли, гости оторвались от салатов и начали встревоженно оглядываться. Вырвав руку из липких лап вампирши, Антон поспешил в прихожую: вдруг потребуется его помощь! Из кухни вышла встревоженная Инна с тарелкой в руках. Огибая людей, к дверям неслась Алла, явно готовая отразить вражескую атаку.

Врагов в прихожей не было.

Там, спотыкаясь о кучу чужой обуви, топтался Димка, втаскивая в квартиру необъятный чемодан.

Антон выдохнул и поспешил на помощь.

– У меня через два дня выступление, я подумал – а чего я буду ждать? Приеду пораньше, – тараторил Димка. – Привет, Алка, Антоха, здорово! Представляете, первый сольник! Юра сказал, что сперва надо провинцию обкатать, ну мы и покатили. В Саратове концерт отменили, я сразу сюда, всех там бросил…

Гости оборачивались из‑за стола так, что едва шеи не вывихнули. Мрачное мероприятие теперь казалось весьма увлекательным действием. Не каждый день на похоронах присутствуют звезды: и Черницын, и Белов, опять же сам Егор какая‑никакая, а знаменитость! Димка бросил чемодан и, ступая прямо по чьим‑то разбросанным сапогам, кинулся обнимать Егора.

– Я тебе так сочувствую, это же просто ужас! – скороговоркой выпалил он. Особого трагизма в его голосе не чувствовалось, и следующая фраза это подтвердила:

– Мы, кстати, тоже ехали на поезде – холодища жуткая, я спал одетым! Сейчас чувствую себя таким грязным, ужас! Мечтаю поесть и помыться…

Антон хмыкнул.

Инна подошла к Димке и что‑то шепнула ему на ухо.

Антон напрягся: сейчас Димка проникнется трагичностью момента, скажет что‑нибудь пафосное и трогательное про внезапно оборвавшуюся жизнь еще такой молодой женщины, потупит взор и сядет в уголочке раздавать автографы…

Но Димка удивил:

– Дамы и господа, я прошу прощения, но нам, самым близким людям, пора остаться одним. Извините нас, но тяжесть этого момента…

Дальше тяжести момента Димка явно не выучил и потому беспомощно оглянулся на Инну, которая мрачной тенью возникла у него за плечом, всем своим видом показывая, что гостям, и правда, пора.

Собравшиеся стушевались. С одной стороны, покрутиться в этой чудной квартире со знаменитостями хотелось всем, с другой – повод явно был неподходящим. После недолгих сомнений гости нестройным караванчиком потянулись к выходу.

– Наконец‑то, – устало сказала Алла и рухнула в кресло. – Не надо было устраивать поминки дома.

– Да, в ресторане было бы проще, – негромко согласился Егор. – Но мама их не любила. С моей стороны это было бы… было бы…

Его губы искривились на мгновение, голос дрогнул. Глаза предательски заблестели, наливаясь влагой.

Алла вскочила и бросилась к нему, но он дернулся, уходя в сторону от объятий. Она остановилась с протянутой рукой.

Егор деревянным шагом вышел из гостиной и удалился в спальню.

Димка притулился на краешке дивана и смотрел на всех испуганными глазами.

Инна молчала и комкала в руках ненужное полотенце.

– Пойду, посмотрю, как он там, – неловко сказал Антон. – Вы тут посидите. Наверное, к нему сейчас лучше не лезть.

Егор лежал на кровати в комнате Виктории и, завернувшись в розовое покрывало с рюшами, смотрел в стенку.

– Гош, ты как?

– Надо Димку как‑то пристроить, – тускло произнес Егор, не поворачиваясь. – Мы с Аллой останемся тут, Инна в моей комнате, ты на диване в гостиной… а Димку куда?