Взгляд с наветренной стороны. 18 страница

начинался тогда, когда взрослые острова понимали, что они созрели для дальнейшей

жизни, и начинали покрываться разноцветными дивными цветами, которые со временем

должны были превратиться в новые островки.

- Неремети? - на всякий случай уточнил он. - Это где?

- В полумиллионе километров отсюда по прямой. Вы в полной безопасности.

- Звучит малоубедительно. Разве вы сами не скачете с ним туда-сюда?

Последнее, что я слышал, будто вы показывали ему завод, - Последние слова Циллер

произнес с какой-то издевательской интонацией.

- Да, завод по строительству космических судов, - обиженно уточнил аватар.

- Он сам попросил, смею добавить. А у меня нет никакого списка

достопримечательностей, которые я обязан ему показывать. На Мэйсаке, Циллер,

есть много мест, о которых вы еще и не слыхивали, даже при всей вашей любви

путешествовать по новым местам.

- Неужели? - Челгрианец в недоумении остановился и в упор посмотрел на

аватара.

- Конечно. - Тот тоже остановился, усмехнувшись. - Но не надо вытягивать

из меня все секреты сразу, хорошо? - шутливо развел он руками.

Циллер пошел дальше, продолжая вытирать шерсть и косо поглядывая на

собеседника, шедшего рядом.

- А вы знаете, что гораздо больше напоминаете женщину, чем мужчину? -

вдруг спросил он.

- Вы действительно так думаете? - поднял брови аватар.

- Решительно.

- А теперь он хочет увидеть самого Хаба, - вдруг ни с того ни сего

произнес аватар.

Циллер нахмурился.

- Надо же! Я сам никогда его не видел. И что, там действительно есть на

что посмотреть?

- Там даже существует целая обзорная галерея. Хорошая видимость, хотя

ничего особенно там, пожалуй, и не увидеть. А честно говоря, и вообще не на что

смотреть.

- Неужели вся ваша знаменитая машинерия настолько ничего собой не

представляет, что... Впрочем, я так и предполагал.

- И даже в еще большей степени.

- Значит, ему хватит лишь пары минут на всю эту процедуру, - Циллер вытер

подмышками и вокруг пятой конечности. - Вы сказали этому ублюдку, что я могу и

не появиться на первом исполнении собственной симфонии?

- Еще нет. Но я уверен, что этот вопрос поднимет Кэйб.

- И вы думаете, что он разыграет благородство и не придет сам?

- Я ни о чем не думаю. Этим занимается Терсоно. Я все же не хочу, чтобы он

думал о вас как о глупом мальчишке и злопыхателе.

- Однако это так и есть.

- Как дела с симфонией? - сменил тему аватар. - Готова ли она уже для

публики? Осталось всего пять дней - дальше тянуть некуда. Это будет настоящее

"Испытание светом".

- Да, все готово. Конечно, хотелось бы начисто забыть о ней, хотя бы на

пару дней, а потом проверить на свежую голову. Но ничего. - Он быстро глянул на

аватара. - А вы уверены, что все это действительно кому-нибудь нужно?

- Что, исполнение симфонии?

- Да.

- Абсолютно. Люди, даже без образования и слуха, все равно понимают

основные темы и мысли произведений - и это самое важное. - Аватар похлопал

Циллера по плечу, подняв целый фонтан брызг. Циллер поморщился: это хрупкое на

вид существо оказалось гораздо сильнее, чем ему представлялось. - Поверьте,

Циллер, все это работает. Кстати, тот отрывок, который вы мне прислали, просто

изумителен! Благодарю чрезвычайно!

- Спасибо. - Циллер все еще вытирался и как-то задумчиво глядел на

спутника.

- В чем дело?

- Я думаю.

- О чем?

- О том, о чем думал с самого первого дня моего приезда сюда, о том, о чем

никогда у вас не спрашивал, сначала оттого, что меня беспокоил ответ, а позже -

оттого, что, вероятно, уже знал его.

- Вот и хорошо. Но о чем же все-таки вы так долго думаете?

- Можете ли попробовать вы или сам Разум воплотиться в меня как в

композитора, - то есть написать вещь, симфонию, например, которую все признали

бы моей, и я сам, прослушав ее, мог бы ею гордиться?

Аватар нахмурился, но не замедлил шага, а только крепко сцепил руки за

спиной.

- Да, я думаю, это возможно, - наконец нехотя сказал он.

- И это будет просто?

- Нет. Но не более трудно, чем любая другая сложная задача.

- Но ведь вы сделаете это гораздо быстрее, чем я?

- Полагаю, да.

- Хм... - Циллер замолчал и поглядел за спину аватара, туда, где медленно

проплывали скалы и тонкая паутина деревьев. Под ногами нежно покачивалась

палуба. - Так почему симфонию должен все же писать я или еще кто-либо?

Аватар удивился.

- Да хотя бы потому, что если ее пишете вы, то вы и обретаете чувство

удовлетворения от полученного результата.

- Оставим в стороне субъективную сторону. Зачем ее будут слушать?

- Людям приятно, что это создание такого же существа, как и они, а не

абстрактного разума.

- Оставим и это. Предположим, им никто не откроет тайну авторства.

- Это нечестная игра, информация всегда должна быть открытой.

- Но если вы можете...

- Циллер, вы что, сомневаетесь в том, что мировой разум или, скажем,

искусственный интеллект могут создать оригинальное произведение искусства?

- Они сами - произведение искусства, созданного нами.

- Это неважно, Циллер. Вы напоминаете мне сумасшедшего альпиниста.

- То есть?

- То есть - есть люди, которые тратят море времени, подвергают себя

постоянному риску, страданиям, а порой даже гибнут - и все это только для того,

чтобы подняться на какую-то дальнюю вершину. И подняться порой всего лишь для

того, чтобы обнаружить там компанию, только что прилетевшую туда на самолете и

спокойно расположившуюся для пикника.

- Неужели я кажусь вам таким альпинистом?

- Ну хорошо, подниматься на вершину на самолете, особенно в тот момент,

когда другие рискуют для этого жизнью, разумеется, неприлично и невежливо, но

такое может случиться и иногда случается. Однако хорошие манеры предполагают,

что альпинистам предложат разделить завтрак и выкажут им всяческий почет за их

рискованное восхождение.

Но в нашем случае важно то, что пропотевшие люди, рискующие в этот момент

жизнью, тоже могут нанять самолет, - если только их желание заключается

единственно в стремлении оказаться наверху и увидеть красивые виды. Однако

торжество достижения заключается не в самой вершине, а именно в дороге,

пройденной к ней и обратно. - Аватар сузил глаза и склонил набок голову: - Как

далеко могу я продолжить свою аналогию, господин Циллер?

- Вы уже высказались достаточно, но этот альпинист все еще гадает, должен

ли он переучивать свою душу и предаваться в дальнейшем радостям полета или лучше

ему найти другую вершину?..

- Творите, Циллер. Но пойдемте же: я должен еще увидеться с умирающим.

Аилом Доулинс лежал на смертном одре, окруженный семьей и друзьями. Навес,

который прикрывал корму судна на время прохождения водопада, был откинут, и

постель умирающего стояла теперь на открытом воздухе. Аилом Доулинс полулежал,

поддерживаемый специальными плавающими подушками на специальном матрасе, который

показался Циллеру похожим на кумулятивное облака.

Челгрианец отступил в толпу и смешался с шестьюдесятью или около того

людьми, которых было много, они сидели или стояли вокруг постели.

Аватар же подошел прямо к изголовью старика, взял умирающего за руку и

склонился, чтобы в последний раз напутствовать его. Потом он значительно кивнул

Циллеру, который, впрочем, попытался не понять этого знака и сделать вид, что

заинтересовался яркой птичкой, присевшей на мутно-молочные волны реки.

- Циллер, - раздался настойчивый голос аватара из крошечного компьютера в

ручке: - Прошу вас, подойдите. Аилом Доуленс будет рад увидеть вас.

- Да? О, разумеется, - и Циллер весь подобрался, как перед прыжком.

- Я счастлив, что мне на долю выпала честь увидеть вас, господин Циллер, -

тихо поприветствовал его старик, пожимая руку. На близком расстоянии он не

выглядел таким уж стариком, хотя голос его и звучал очень слабо. Кожа его,

наоборот, была гораздо менее морщиниста, чем у многих, седые волосы густы и

блестящи. И даже слабое пожатие умирающего оказалось весьма ощутимым.

- Благодарю вас, хотя и несколько удивлен, учитывая ваши... м-м-м...

выступления и высказывания в адрес других композиторов, существующих в

галактике...

Седовласый человек на постели засмущался и даже скривился, словно от боли.

- О, господин Циллер, я, конечно, виноват. И понимаю, что вы тоже

чувствуете себя неуютно. Я был большим эгоистом. И этого бы не случилось, если

бы...

- Ничего. Я... Ладно. - Циллер почувствовал, что краснеет, и оглянулся.

Люди, стоявшие и сидевшие вокруг, выглядели сочувствующими и все понимающими. Он

ненавидел их. - Просто это немного странно - вот и все.

- Могу теперь сказать я, господин композитор? - Старик выпростал руку и

снова положил ее на запястье Циллера. - Наши пути могут казаться вам странными.

- Не больше, чем наши вам.

- Я вполне готов к смерти, господин Циллер, - улыбнулся Аилом Доулинс. - Я

прожил четыреста пятнадцать лет, сэр. Я видел чебайлитов во время миграции

Темных Небес, наблюдал вспышки солнца на Высоком Нудруне, держал на ладонях

своих новорожденных детей, проплывал пещерами Сарта и строил арки Лирутейла. Я

видел и сделал настолько много, что даже при всей работе моего нейтрального

лазера, который убирает все лишние воспоминания, считающиеся неважными и

ненужными, я все же многое оставляю в этом мире. - Он слегка сжал руку Циллера.

- Оставляю не в памяти - в реальности. Пришло время меняться, или просто

остановиться. Я уже вложил версию себя самого в групповой разум на случай, если

кто-нибудь вдруг захочет спросить меня о чем-то в будущем, - пожалуйста, но

реально жить я больше не хочу. И видеть ничего не хочу, если не считать городок

Оссульеру, мимо которого мы проплываем в данный момент. - Он улыбнулся аватару:

- Может быть, я и вернусь сюда когда-нибудь. Но лишь после того, как наступит

конец света.

- Вы еще высказывали пожелание возродиться в том случае, если город Нотрум

выиграет Кубок Орбиты, - грустно напомнил аватар и вздохнул. - Но я бы на вашем

месте также предпочел вариант конца света.

- Вы так считаете? - Глаза Айлома Доулинса вспыхнули. - Тогда я замолкаю.

- Он ласково похлопал Циллера по руке: - Только вот жаль, что я не услышу вашей

последней симфонии, маэстро. Это большой соблазн задержаться, но... Что ж, нас

всегда что-то удерживает, если не хватает решимости, так?

- Осмелюсь согласиться.

- Я надеюсь, вы не оскорблены, сэр? Я, правда, очень надеюсь на это.

- А если бы и был, то что это меняет, господин Доулинс? - ответил Циллер.

- Меняет, сэр. Если я буду знать, что вы очень страдаете, то погожу, хотя

и вынужден буду испытывать терпение этих милейших людей. - Он обвел рукой

собравшихся, но в ответ сразу же послышался дружелюбно протестующий гул. -

Видите, господин Циллер? Своей смертью я создал воистину гармоничный мир, чего,

пожалуй, мне никогда не удавалось при жизни.

- В таком случае я считаю за честь оказаться в этом мире, - Циллер тоже

похлопал по руке умирающего.

- Это великолепная работа, да, господин Циллер? Я так надеюсь на это.

- Мне трудно судить, господин Доулинс, но ваше предположение мне очень

приятно. - Он вздохнул: - Все покажет будущее - и только.

Человек в постели широко улыбнулся:

- Я надеюсь, все пройдет замечательно, маэстро.

- Я тоже.

Аилом Доулинс на мгновение прикрыл глаза и ослабил пожатие.

- Почел за честь, господин Циллер, - прошептал он, и Циллер осторожно

освободив руку, тихо отошел от постели в глубину толпы.

Городок Оссульера неожиданно выплыл после поворота из-за огромной скалы.

Он отчасти был вырублен в скалах, а отчасти сложен из камней, привезенных со

всего света. Река в этом месте утихала и, прирученная, бежала далее ровно и

спокойно, превращаясь в широкий канал, от которого отходили маленькие канальчики

где были оборудованы доки. Повсюду виднелись изящные мостики, выполненные из

пенометалла и дерева.

Берега каналов представляли собой ровные площадки, посыпанные золотистым

песком, на которых в тени растений было множество людей и животных, и

павильонов, а также светлых фонтанов и высоких колонн из кружевного металла.

Высокие мощные баржи глубоко осели, переполненные военными моряками, более

мелкие суденышки с их зеркальными парусами бросали повсюду на спокойные воды и

прибрежные сверкающие пески берегов яркие блики.

Над рекой террасами поднимался город; на галереях и площадях пестрели

навесы и зонтичные деревья. В черте города каналы уходили в трубы, специальные

ароматные костры дымились сиреневыми и оранжевыми дымками, уходившими в бледно-

голубое небо, где завивались в безмолвные спирали, создавая подобия мостов,

сверкавших во влажном воздухе всеми цветами радуги. Весь город был усеян дивными

цветами, гирляндами листьев, кружевными мхами и лианами.

Разносясь эхом по каньонам, отражаясь от палуб и мостов, играла музыка.

Появление каждой новой баржи тут же вызывало всеобщий восторг, и музыка начинала

греметь еще громче.

Циллер, стоявший у борта, равнодушно отвернулся от праздничной суеты

берегов и посмотрел на постель умирающего. Несколько человек вокруг плакали.

Композитор увидел, как аватар положил ладонь на лоб старика, а затем серебряными

пальцами прикрыл ему веки. Потом челгрианец снова стал смотреть на город, а

когда обернулся вновь, то увидел уже, как длинный серый дрон накрыл собой

постель, а люди встали вокруг ровным кругом. Там, где лежало тело, сверкало

серебряное поле, которое стало затем быстро угасать и скоро совсем исчезло. На

пустом месте расправили одеяло.

"В такие моменты люди всегда глядят на солнце", - вспомнил Циллер слова

Кэйба, сказанные им когда-то по такому же поводу. Такой способ перемещения

мертвого тела был самым обычным на Мэйсаке, да и во всей остальной Цивилизации.

Тело перемещалось в ядро какой-нибудь местной звезды, и именно поэтому люди и

смотрят на солнце, хотя и знают, что прежде чем фотоны, сформировавшиеся из

перемещенного тела, начнут давать свет, доходящий до места смерти, пройдет никак

не меньше миллиона лет.

Миллион лет. Неужели этот искусственный, тщательно сконструированный мир

все еще будет существовать тогда? Циллер сомневался. Возможно, не будет даже

самой Цивилизации. А Чел останется. Может, поэтому эти люди так и ведут себя,

что знают о неизбежности своей судьбы?

До ухода из Оссульеры нужно было провести еще одну церемонию. Должна была

возродиться женщина по имени Найзил Чазел, хранившаяся в состоянии разума. Она

была законсервирована всего восемьсот лет назад и была участницей Айдайранской

войны. Женщина просила возродить ее тогда, когда она сможет увидеть свет второго

Нового Близнеца над Мэйсаком. Для нее был специально выращен клон ее

первоначального тела, и разум ввести в него нужно было в течение часа с таким

расчетом, чтобы последующие пять или шесть дней происходила реакклиматизация,

которая должна была закончиться как раз к вспышке второй новой звезды.

То, что это возрождение пришлось как раз на печальное событие, смерть

Айлома Доулинса, должно было несколько расстроить Циллера, однако композитор

нашел это даже впечатляющим. Впрочем, смотреть на подобный процесс Циллер все

равно не собирался и, как только баржа причалила к берегу, выпрыгнул, погулял

немного по городу и отправился обратно в Акьюм.

- Да, один раз я был и близнецом. Я думаю, эта история всем прекрасно

известна, поскольку существует масса ее записей. Кроме того, есть и множество

других вариаций на эту тему, есть литературные и музыкальные произведения, в

основу которых положен этот сюжет; правда, все они грешат неточностями. Я бы

порекомендовал вам...

- Я прекрасно знаю все работы, но хотел бы услышать эту историю из первых

уст.

- Вы в этом уверены?

- Разумеется, уверен.

- В таком случае, ладно.

Аватар и челгрианец стояли в восьмиместном модуле, находившемся под

внешней поверхностью Орбиты. Модуль был аппаратом совершенным, способным

передвигаться и под водой, и в атмосфере, и в открытом космосе, причем на любых

релятивистских скоростях. Они стояли, глядя вперед; экран начинался у самых ног

простирался по стенам и заканчивался высоко над головами. Казалось, что они все

еще стоят перед стеклянным носом космического корабля, на котором были при

смерти Айлома Доулинса, случившейся за три дня до концерта в зале Штульен.

Циллер, как всегда после окончания работы и перед первым исполнением, был

охвачен привычным беспокойством. Он хотел отвлечься тем, чтобы посмотреть новые

виды на Мэйсаке, еще не виденные им, и потому попросил об этом, и вот теперь они

с аватаром спускались в небольшое космическое пространство, распростершееся

глубоко под Акьюмом.

Пространство это под плато Акьюм использовалось отчасти для хранения

старых космических судов, а в основном для размещения заводов и фабрик. Глубина

погружения здесь достигала почти километра.

Модуль медленно двинулся против направления вращения Орбиты, и навстречу

путешественникам сначала медленно, а потом все быстрее полетели звезды.

Внутренняя поверхность мира представляла собой сероватое блестящее

вещество, напоминавшее металл, мутно освещенный звездами и солнцем, отражающимся

от некоторых близлежащих планет. Циллер подумал, что в этом ровном и совершенном

пространстве, равнодушно раскинувшемся у них над головами, было что-то

угрожающее. Наконец, они оказались под Бычьей Горой, все еще не снижая скорости.

Серый потолок над ними исчез, сменившись чернотой на сотни километров в высоту,

освещенной микроскопическими звездочками. Вскоре приблизился и дальний склон

горы, казалось, угрожавший в следующее же мгновение раскроить острый нос модуля.

Циллер попытался ничем не выдать своего страха, но все-таки вздрогнул. Аватар же

не сделал ни единого движения. В следующее мгновение модуль легко вывернул в

полукилометре от препятствия.

И аватар стал рассказывать Циллеру свою историю.

Однажды разум, ставший впоследствии Хабом Мэйсака, то есть заместивший его

первоначальный разум, который решил сублимироваться незадолго до окончания

Айдайранской войны, сделался разумом некоего корабля под названием "Последнее

разрушение". Это было судно Генеральной системы Цивилизации, созданное в конце

того непростого тридцатилетия, когда стало окончательно ясно, что война между

Цивилизацией и Айдайраном скорее всего все-таки произойдет.

Судно "Последнее разрушение" было создано таким образом, чтобы в случае

сохранения мира оно могло служить гражданским кораблем, одновременно являясь

мощным военным судном, способным уничтожать противника, перевозить грузы,

транспортировать войска и - благодаря оружию последних систем - даже принимать

непосредственное участие в сражениях.

На протяжении первой фазы конфликта айдайранцы давили Цивилизацию на всех

фронтах, и той не оставалось ничего иного, как понемногу отступать,

ограничиваясь случайными и бесполезными контратаками. Приходилось эвакуировать

заводы, но количество боевых кораблей, способных вести широкомасштабные боевые

действия, все еще было недостаточно. За все отдувались одни пограничные суда.

Случались сражения, в которых военная гордость пограничников бросала их в

атаки на огромные, втрое превосходящие по силам караваны противника, что по

большей части, конечно же, заканчивалось поражением. Но тем временем Цивилизация

вовсю продолжала готовиться к широкомасштабной войне, создавая крупные военные

суда.

"Последнее разрушение" представляло собой супермощный боевой корабль,

запросто поражающий любую цель противника, но и он имел недостаток: корабль не

обладал той гибкостью и мобильностью, какими обладали флотилии мелких судов, и

потому не позволял достичь необходимого перевеса, даже несмотря на уникальную

систему бинарного выживания. К тому же, если флотилия небольших судов могла

потерять в бою несколько машин и завтра как ни в чем не бывало снова ринуться в

атаку, крупный корабль мог лишь или торжествовать победу - или получить

смертельные разрушения.

Потеря такого корабля грозила весьма неприятными и серьезными

последствиями, и поэтому все стратегические операции с применением этаких

супермашин обдумывались самым тщательным образом.

Но вот однажды, после особенно неудачной операции и проигрыша важного

сражения, "Последнее разрушение" отчаянно ринулось в совершенно дикую и опасную

область, в самую глубинку процветающей сферы айдайранской гегемонии.

Еще перед отбытием, понимая, что эта вылазка может закончиться для него

плачевно и, скорее всего, станет его последней операцией, корабль передал свой

разум, - а главное, душу, - другому кораблю такого же класса. Тот корабль, в

свою очередь, передал их запись разуму Цивилизации, находящемуся на дальнем краю

галактики, где информация о разуме суперсудна пребывала бы в спокойствии и

безопасности. Затем, в сопровождении всего лишь нескольких вспомогательных

машин, которые едва заслуживали и названия-то военных судов, поскольку были

всего-навсего полууправляемыми торпедами, "Последнее разрушение" пустилось в

рискованное путешествие по галактике, нависая над звездами, словно огромный

коготь хищника.

Судно погрузилось в паутину айдайранских заградительных сетей, логических

поддержек и охраняемых проходов, как коршун в гнездо однодневных котят, громя и

разрушая все, что попадалось на пути, идя на предельной боевой скорости по

пространству, которое Айдайран, естественно, считал совершено безопасным от

любых посягательств каких-либо судов Цивилизации.

Заранее было согласовано, что никакой связи с судном не будет, если только

оно само каким-нибудь чудом не сумеет возвратиться в сферу влияния Цивилизации.

Единственное, что было известно, так это то, что корабль счастливо избежал

немедленного обнаружения и уничтожения, а полууправляемые торпеды, по-прежнему

нетронутые, шли у него в кильватере, чтобы хоть как-нибудь отражать прямые удары

боевых судов противника, если встреча с такими все-таки произойдет. "Последнее

разрушение" не оставлял вокруг практически ничего.

Потом, через разные нейтральные суда, проходившие айдайранские

пространства, стали доходить слухи о том, что в некоем отдалении, на самых

задворках галактики, крутится плотным роем айдайранский флот, и что это странное

скопление кораблей закончилось гигантским аннигиляторным взрывом.

Проанализировав информацию о взрыве и его последствиях, установлено, что этот

взрыв в точности напоминает тот, который мог бы произвести корабль "Последнее

разрушение" в своем отчаянном усилии разрушить в предсмертной агонии как можно

больше.

Новости о сражении, посмертном успехе и жертве "Последнего разрушения"

занимали первое место в репортажах на протяжении всего дня, но война со всеми ее

ужасами и смертями, героизмом и предательством, зрелищностью и мерзостью, тем не

менее, все еще продолжалась.

Постепенно Цивилизация смогла развернуть свою военную промышленность в

полный рост; айдайранцы, вынужденные тратить слишком много времени и средств на

контролирование огромных завоеванных территорий и уже неспособные столь же

мощно, как раньше, противостоять растущей силе Цивилизации, стали отступать.

Флот же новых военных судов Цивилизации все рос, уже независимо от войны.

Новое свидетельство об уничтожении "Последнего разрушения" и вражеских

судов, которые он сумел уничтожить в своем последнем усилии, пришло от

нейтрального судна одной из Вовлеченных стран, которое проходило неподалеку от

места катастрофы. Спасенная в архивах личность погибшего корабля была должным

образом извлечена из места хранения и помещена в другое судно такого же класса.

Это судно тут же присоединилось к борьбе, бросаясь из битвы в битву, не ведая,

что каждая из них может стать для него последней, и храня в своей памяти все

воспоминания своего прежнего воплощения.

Сложность же заключалась в следующем.

Первоначальный разум корабля уничтожен не был. Как судно высокого класса,

корабль боролся до конца, бескомпромиссно, честно, решительно, не думая о

собственном спасении, но в самом конце его существования разум все же успел

спастись в одной из торпед.

Отброшенная взрывом саморазрушения большого корабля, торпеда оторвалась от

основного тела галактики с количеством энергии, которой еле-еле хватало для

поддержания жизни, и летела достаточно долго уже не как корабль, а, скорее, как

шрапнель, совершенно безоружная, почти слепая, полностью беззащитная и боявшаяся

воспользоваться своими двигателями из страха быть обнаруженной. Но в конце

концов к этому пришлось прибегнуть, хотя и тогда торпеда задействовала их лишь

по минимуму.

Если бы у айдайранцев было побольше времени, они, конечно, стали бы искать

любые выжившие фрагменты "Последнего разрушения" и нашли бы их, но у них было

слишком много более неотложных дел. И к тому времени, когда все поняли, что

разрушение военного судна было необратимым, полуразрушенная торпеда,

находившаяся на колоссальном расстоянии от великого диска звезд, которым

являлась галактика, оказалась уже совершенно недосягаемой для обнаружения.

Постепенно она привела себя в порядок. Прошли сотни дней. И торпеда

решилась, наконец, использовать свои двигатели в полную мощь, чтобы приблизиться

к тем районам, которые, как она надеялась, все еще удерживались Цивилизацией. Не

зная, кому принадлежат территории, торпеда решила все же не подавать сигналов,

по крайней мере, до тех пор, пока не окажется в районе, точно не находящемся под

контролем Айдайрана.

Поначалу вдруг полученный от нее сигнал произвел переполох, но тут же

навстречу был выслан торпедоносец, который и взял ее на борт. Ей сразу же

сообщили, что у нее есть теперь близнец. Это оказалось первым, но далеко не

последним таким случаем в этой войне, несмотря на все усилия Цивилизации каждый

раз документально подтверждать смерть всех разумов. Первоначальный разум,

перемещенный в другой корабль того же класса, что и его первый обладатель,

получил имя "Последнее разрушение I", а корабль с копией - "Последнее разрушение

II".

Они старались всегда держаться вместе и бились бок о бок во всех основных

сражениях войны еще на протяжении сорока лет. И оба корабля, конечно же,

участвовали в знаменитой Битве Новых Близнецов в районе, известном как

Шестипалая Рука.

В этой битве один из них выжил, другой был убит.

Но они отправили свои разумы на хранение еще до начала сражения, и потом

выживший взял себе душу убитого, как они и договаривались заранее. Вскоре, во

время другой крупной битвы, и этот выживший корабль тоже был почти полностью

аннигилирован и вынужден передать и свою душу, и душу погибшего близнеца одному

крошечному суденышку.

- Так который же из них тогда все же умер, первый или второй? -

поинтересовался Циллер.

- Они бились бок о бок, когда это произошло, и потому все очень запутано,

- улыбнулся аватар. - Я разобрался в том, кто выжил, а кто умер, уже много лет

спустя, проведя колоссальную детективную работу. Убит был второй, первый выжил.