Взятие Казани

Земли объединял ещё отец Иоанна, Василий III, но это не было созданием единого государства, ибо феодальная аристократия не желала терять свои права и привилегии. Извечный вопрос: что создаёт единую страну? Земли с народами, или народы с землями?

Для понимания весьма важны выработанные в ходе эволюции принципы взаимоотношений личности, общества и государства. Разброс цивилизаций на основе этих принципов очень широк.

На одном крайнем фланге окажутся общества, в которых развит принцип предельного индивидуализма. В идеале – это общество анархистов, где должна быть обеспечена полная свобода личности, но – подкреплённая абсолютным верховенством закона, который выше любого должностного лица.

На другом крайнем фланге расположены общества, стоящие на принципах абсолютного коллективизма, то есть полного подчинения личности обществу, его канонам. К числу таких относится Россия.

Промежуточное положение займёт всё разнообразие остальных форм взаимоотношений отдельной личности и общества.

Такое ранжирование цивилизаций, конечно, условно. В каждом обществе имеются многочисленные нюансы во взаимоотношениях личности и семьи, личности и разнообразных общественных структур. К тому же надо учитывать, что, невзирая ни на какие принципы, попадали во власть и дураки, и негодяи.

Но наша тема – Россия. Страна «абсолютного коллективизма». Как это ни парадоксально, оптимальный способ руководства такой страной – абсолютная монархия. Мы пытались уже показать: Москва стала центром, объединила все окружающие земли именно потому, что здесь, в лесах, подальше от всех былых центров, долгое время отрабатывалась именно такая система власти. А попутно выработалось интуитивное понимание каждым человеком, а значит, и все народом роли и места его национального государства. Для русского крестьянина, и не только крестьянина, всегда было важно, чтобы, по формулировке Пушкина, был в России человек, стоящий выше всего – даже выше закона. Чтобы где‑то наверху был человек, заранее освобождённый от всяких соблазнов лежащей во зле земли, для которого по праву его рождения и по долгу его рождения ничего, кроме блага русского народа, больше не нужно. Так писал Иван Солоневич: «я знаю, что Русский Престол – это не дансинг, а это почти Голгофа».

Иоанн IV был царём, который ввёл Россию в рамки Закона.

В феврале 1549 года, в восемнадцатилетнем возрасте, он собрал первый Земский собор с участием верхушки церкви и высших представителей боярства и дворянства. Царь обвинил бояр в злоупотреблениях и насилиях, но призвал забыть все обиды и действовать всем вместе на общее благо. Было объявлено о намеченных реформах и подготовке нового Судебника. Решением собора дворяне были освобождены от суда бояр‑наместников, и получили право на суд самого царя.

1550.– Вышел «Судебник» Иоанна IV, ограничивший власть наместников, отменивший податные льготы монастырей, ограничивший переходы крестьян двумя неделями (неделя до и после Юрьева дня). Появилось Уложение о военной службе дворян и детей боярских. Учреждено стрелецкое войско.

В усилении государства были заинтересованы практически все слои общества, то есть реформы проводились не в угоду какому‑либо одному сословию, и не против какого‑либо сословия. Реформы означали формирование Русского сословно‑представительного государства. При этом подразумевалось и осуществлялось на практике разумное равновесие в распределении власти между рядом сословий (Земские соборы), правительством (Избранная Рада) и царём.

1551.– Московский собор принимает и обнародует «Стоглав», кодекс правовых норм русской церкви («Стоглавый собор» духовенства и боярства проходил в 1550–1551 годы). Двуперстие для крёстного знамения утверждено в качестве догмата. Боярская дума собирается отныне крайне редко, – её заменяет узкий круг советников, Избранная рада, во главе с А. Ф. Адашёвым. Эпидемия чумы. Перепись земель. Финансовая реформа (продолжалась до 1552).

При подготовке к Собору проводилась сверка богослужебных книг с «греческими книгами», и если сегодня учебники сообщают: «Некоторые ошибки Стоглавого Собора были внесены в богослужебные книги и сделались главными началами для последующего церковного раскола», – а мы знаем, что через сто лет, при начале церковной реформы Никона в Москве не могли вообще найти какие‑либо «греческие книги», то следует спросить себя: насколько достоверны традиционные представления об истории религий?

В Свияжске в соборе, построенном как раз в 1551 году, сохранились уникальные свидетельства религиозных воззрений тех лет: во‑первых, единственное полное фресковое византийское оформление церкви, с четырёхконечными равносторонними крестами (никаких шести– или восьмиконечных), с единственной сохранившейся в нашей стране, не замалёванной фреской Св. Христофора со звериной головой, опёршегося на меч, и с единственным же прижизненным портретом самого 28‑летнего царя Иоанна.

Об изображении Св. Христофора ныне спорят. Неужели это христианская фреска? Да, вполне. Мученика Христофора обычно представляли с пёсьей головой, а в

Свияжске он – то ли с пёсьей, то ли с лошадиной. Сейчас таких изображений практически нигде не осталось; позднейшая церковь боролась с ними, как могла. Вот и о свияжских фресках бывший Тобольский архиепископ Евлампий Пятницкий в 1859 году писал в Священный Синод, что надо бы их переписать, ибо «порядок расписания не имеет богословской мысли и не каноничен». Но эта фреска цела, напоминая, что мы далеко не всё знаем об истории российских верований.

1552, июнь. – Реорганизовав свою армию и увеличив артиллерию, Иоанн IV отправляется на завоевание Казани во главе огромного войска – 150 тыс. человек и 150 пушек. Теперь стрельцы шли в поход вместе с «пушечным нарядом», не уступавшим турецкому артиллерийскому корпусу «топчу оджагы». Россия вовремя перенимала военные новшества у турок, – ведь янычары уже не раз приходили на Оку, а крымцы утвердились в Казани; ещё немного, и пределы Османской Империи достигли бы Волги.

Татарские историки видят большую несправедливость в том, как обошёлся с Казанью Иоанн Грозный. Однако нам хотелось бы рассмотреть этот вопрос поподробнее, и без эмоций. По всей Европе шёл процесс эволюции национально‑государственных структур: одни союзы возникали, другие распадались; братья, возглавив соседние княжества, воевали друг с другом; враги искали общего сюзерена.

К воцарению Иоанна история военных контактов между Казанью и Москвой составляла уже 108 лет. Из одиннадцати войн шесть начинали казанцы (1439, 1445, 1505, 1521, 1523 и 1536 годы) и пять – московиты (1467, 1478, 1487, 1530 и 1545 годы). Войны 1549 и 1550 годов, проведённые Иоанном по настоянию митрополита Макария и бояр, войнами назвать трудно: это были походы, причём полностью неудачные. Но самое важное, что с московской стороны не было войн «с татарами»; не было даже династических войн. Шла борьба против общего врага, захватившего в Казани власть.

Ведь кто такие татары – вопрос не простой. Когда‑то земли от Балтики до Урала занимали немногочисленные финно‑угорские племена. Потом сюда пришли столь же немногочисленные славяне с запада, и тюрки с юга. Ассимилируясь с финно‑угорами, славяне породили русский этнос, а тюрки булгарский. Это был многовековой процесс; не исключено, а даже скорее всего, были и перемешивания славян с тюрками, а русских с булгарами, через обмен женщинами. (Биотехнологи обнаружили, что генетически современным русским москвичам ближе казанские татары, чем, например, русские‑костромичи.)

Существенно позже в Казани появились степняки – «чистые» тюрки. Но они появились не как равные среди равного оседлого населения, а принесли с собою новые для этих мест правила, выступая в качестве руководящей силы, ибо это были конные, мобильные воины. Со временем на всей казанской территории сложилась иерархия национальностей: чуваши, черемисы, булгары, – а на верху пирамиды оказались крымцы. Политически же казанская элита разделилась на две партии: «русскую» и «восточную». Мы здесь, кстати, видим аналогию с ситуацией в Великом княжестве Литовском, а позже и в Речи Посполитой, где тоже существовали «русская» (промосковская) и «западная» партии.

Первым пришлым ханом стал в Казани Улу‑Мухаммед; он организовал два первых военных похода на Москву, в 1439 и 1445 годах. Затем ни разу в Казани не было «собственного» хана: их поставлял или Крым, или Московия. Но крымцы были явными, очевидными вассалами турецкого султана, – через них шла экспансия Турции. А ведь ни Турция, ни Крым никогда не были родиной булгар!

Кто же воевал с Москвой? И с кем воевала Москва?.. Не случайно в книге «Очерки по истории Казанского ханства» (которую мы здесь широко используем) М. Худяков никогда не применяет термина «татарское правительство», а только «казанское», хотя слово «татары» то и дело спадает с его пера. С другой стороны, московитов, жителей региона, который в тот период ещё не объединил всей России под своим началом, он неизменно называет «русскими».

Только две державы представляли геополитические центры по, условно говоря, меридиану 40 градусов восточной долготы: Московия, превращавшаяся в Россию, и Турция. Логика событий вела к тому, что если Казань не будет в союзе с Москвой, то непременно станет полным вассалом Турции. Уже до воцарения Иоанна ситуация на восточном направлении внешней политики стала для Москвы нетерпимой. И хотя для царя важнее было западное направление политики, он отвлёкся на решение казанской проблемы, и поступил совершенно верно. Что ж, были и ошибки: куда без них. Но проблема была решена.

Так рассмотрим же, что и как было сделано.

После двух неудачных походов занялись выработкой серьёзного и подробного плана действий. Он был составлен умно и осторожно, и самое главное – был вполне осуществим, как показала история присоединения земель Ногайского царства через несколько лет. К обсуждению деталей привлекли многих, считавшихся специалистами, в том числе и казанских эмигрантов: «И нача государь со своими бояры мыслити, како с Казанию промышляти? И призывати почал казанских князей, которые из Казани приехали к нему служити…»

Прежде всего, надо было подготовиться с военно‑технической стороны. Важным элементом мыслилось строительство новой крепости, Свияжска. В отличие от построенного ранее Васильсурска, сооружения оборонительного характера, Свияжск должен был стать военной базой для наступления: «И умыслил государь город поставити на Свияге на устьи, на круглой горе, промеж Щучия озера и Свияги реки, и рать свою послати в судех многую и конную; да запасы свои царские посылати великие, да и вперёд к его приходам готов тот запас».

Проектировалось, а потом и было осуществлено создание по примеру Турции, передовой в то время страны, особого отборного войска, – и действительно был организован корпус стрельцов под командой «особых голов» (офицеров), в количестве тысячи человек, на 90% набранных из провинциальных дворян. Царь испоместил из них всех, кто не имел подмосковных, владениями в ближайших окрестностях столицы в пределах 70‑вёрстного радиуса от Москвы. Кстати, это позволяло подорвать частную военную службу у родовитых вельмож, создавав решительный перевес в пользу дворян. Царь получил регулярное войско, вооружённое огнестрельным оружием.

Армию усилили артиллерией; были вновь привлечены западноевропейские специалисты, которые ввели в военное дело новейшие инженерные изобретения, в том числе подкопы и мины под стены крепости. Пересмотрев причины неудач последних походов 1549 и 1550 годов, отказались от практики зимних походов, ранее представлявшихся более лёгкими в техническом отношении и экономными для населения, так как они не отрывали крестьян от полевых работ.

К выполнению военной части программы приступили ранней весной 1551 года. Внутри Руси была произведена заготовка строительных материалов для постройки крепости при устье Свияги, и весной сплавили лес по Волге. Одновременно началось установление блокады Казани. Один военный отряд пошёл к устью Свияги; также царь «с Вятки велел прийти Бахтеяру Зюзину с вятчаны на Каму, да сверху Волгою государь прислал многих казаков; а велел стати по всем перевозам по Каме, по Волге и по Вятке реке, чтобы воинские люди из Казани и в Казань не ездили». Кроме того, отряд касимовских татар пошёл «полем» на Волгу ниже Казани, чтобы, сделав на Волге суда, идти вверх по Волге и соединиться с русским войском в Свияжске. При русском отряде находились казанские эмигранты, числом до пятисот человек, а также Шах‑Али, претендент на ханский престол.

24 мая в устье Свияги, внутри Казанского ханства, была заложена русская крепость.

Затем начался этап политической агитации.

Окрестное население пригласили от имени русского государя «у Свияжска города быти». Среди чувашей, черемисов и даже среди татар нашлись лица, которые заявили о принятии русского подданства и получили за это свободу от податей на 3 года и подарки – жалование, шубы и деньги. Русские воеводы в Свияжске приводили к присяге жителей окрестных селений. Черемис и чувашей отправляли группами в Москву представляться ко двору государя, «а государь их жаловал великим жалованьем, кормил и поил у себя за столом».

Уже первичные действия парализовали нормальную жизнь Казанского царства. Прекратился торговый обмен, нарушился подвоз продуктов, волжская торговля была уничтожена: всюду стояли заставы, плавание по рекам было запрещено, товары осматривались и отбирались. Страна была охвачена кольцом непроходимой блокады.

В июне в Казани начались волнения. «Чуваша арская» (по‑видимому, Арские вотяки) приходили в столицу к ханскому двору «с боем на крымцев», и требовали подчинения московитам, но правительство крымца, оглана Кучака разогнало мятежников. Увеличивалось число недовольных непримиримостью правительства, которое довело жителей до такой крайности. Происходили волнения, и со дня на день можно было ждать переворота.

Понимая уже, чем дело кончится, крымский гарнизон решился на бегство, и триста человек, оставивши свои семьи, внезапно выехали из Казани. Судьба их оказалась печальной: «их побили на голову и потопили» на Каме. Сам Кучак попал в плен; всего в Москву было отправлено пленных 46 человек, – они все были казнены. Историк М. Худяков пишет: «Таков был конец крымского засилья в Казани; крымцы, составлявшие опору для хана Сафы и для Сююн‑Бике, окончили дни на плахе в русской столице».

После бегства крымского гарнизона дни крымской династии на казанском престоле были уже сочтены, – власть перешла к сторонникам мира с Россией. Образовалось временное правительство, во главе которого стали оглан Худай‑Кул и князь Нур‑Али Ширин. Новое правительство немедленно вступило в мирные переговоры, и в Свияжск была отправлена депутация приглашать Шах‑Али на престол. Начался дипломатический этап операции: Шах‑Али заключил с казанцами перемирие на 20 дней и предложил отправить послов в Москву.

Посольство отправилось, везя согласие признать ханом Шах‑Али, выдать русским хана Утямыша, царицу Сююн‑Бике и оставшиеся в Казани семейства бежавших крымцев, а также освободить всех русских пленных; со своей же стороны Казань требовала снятия блокады и восстановления свободы передвижения. Москва эти условия приняла. В то же время русское правительство прислало в Свияжск свою инструкцию, согласно которой Шах‑Али должен был управлять лишь луговой стороной и Арской землёй, тогда как горная сторона (нынешняя Чувашия) целиком должна принадлежать русскому государству, поскольку государь эту сторону «божиим милосердием взял, до их челобития». Об этом условии казанцы не были извещены, а Шах‑Али, узнав, что ханство должно разделиться на две части, очень возражал.

Переговоры для заключения окончательного договора состоялись в Свияжске 9 августа. Шах‑Али произнёс «от государя жалованную речь». Неожиданное объявление условия, касавшегося присоединения горной стороны к Московии, произвело тяжёлое впечатление на казанцев. Посольство заявило, что многое является неприемлемым, и это не было пустой фразой. Шах‑Али не стал вступать в пререкания и велел делать по государеву наказу, в случае же не принятия русских условий грозил разрывом переговоров и немедленным наступлением русского войска. В итоге договор был подписан на тех условиях, какие предложила Москва, вопрос же о горной стороне, с согласия обоих сторон, решено было передать собранию «всей земли», которое должно было быть созвано на границе спорной территории.

14 августа состоялось народное собрание – курултай, которое должно было выразить волю народа по вопросу о горной стороне. В собрании принимали участие духовенство, огланы, князья и мурзы. Собрание началось чтением договорных условий, предложенных московским правительством. Казанцы «все стали о горной стороне говорити, что того им учинити не можно, что земля разделити», но русские упорно стояли на том, что сам бог государю то учинил, и что «тому уже инако не бывать, как его бог учинил», и достигли того, что казанцы согласились на русские предложения. Договор был подписан.

Кроме того, было отменено христианское рабство, и все русские пленники, находившиеся в пределах Казанского ханства, должны были получить освобождение. В первую очередь, немедленно, следовало освободить рабов, которыми владели в Казани князья, об остальных же невольниках казанцы дали обязательство, что они будут освобождены все до одного, – и впредь было запрещено, под страхом смертной казни, владеть русскими невольниками.

«Отмена христианского рабства составляла крупнейшую реформу в экономической жизни Казанского ханства, и эта реформа была обусловлена не внутренними потребностями, а давлением иностранного государства», – пишет М. Худяков. Понять эту фразу можно по‑разному. Действительно, без дармового труда рабов благосостояние рабовладельцев должно было ухудшиться. Потребностей к такому шагу у рабовладельцев, конечно, не было, – понадобилось принуждение «иностранного государства».

После подписания договора началась поголовная присяга казанцев: к присяге пошли все люди казанские по сто человек, и по двести, и по триста. Присягали три дня кряду.

16 августа состоялся въезд Шах‑Али в столицу. Вместе с ним в Казань вошёл гарнизон – 300 человек касимовских татар и 200 русских стрельцов. 17 августа представители Москвы предложили хану приступить к освобождению пленных и рабов. Хан послал приставов, и приказал собрать всех пленных к себе на двор и объявил им свободу. В первый же день было освобождено 2700 человек. Затем, судя по спискам, которые вели в Свияжске при выдаче хлебного довольствия, во всём Казанском ханстве было освобождено 60 тысяч невольников. Как потом оказалось, многих всё же спрятали.

Затем в Казани осталось только русское посольство для наблюдения за освобождением рабов «и иных для управных дел», а русские войска были уведены, заставы сняты, блокада отменена.

В октябре в Казани в среде самого правительства возник раскол; во главе оппозиции стали сибирские князья Бибарс Растов с братьями. Они вступили в сношения с ногайцами, но заговор был раскрыт. Хан пригласил заговорщиков на пир во дворец и верные хану князья произвели во время пира резню; успевших выскочить во двор убивали русские стрельцы, окружившие ханский дворец. Убийства были произведены также и в частных домах; всего в течение двух дней было убито 70 человек. Но многие успели бежать в ногайские степи.

Между тем, Шах‑Али был в безвыходном положении. Он дал слово казанцам «выпросить» у русских горную сторону и хорошо сознавал, что спокойствие не наступит, пока она не будет возвращена. Но на все просьбы он получал от русских категорический отказ: правительство заявляло, что царь её не отдаст – «ему её бог дал», «да если и отдать, то, как же быть Свияжскому городу?», и т. д. Кроме того, русское правительство упрекало хана в несоблюдении пункта договора об освобождении всех невольников и постоянно пугало угрозой войны.

Пришло время для последнего пункта программы, политического: создания унии, союза двух государств. Для этого следовало заменить хана русским наместником. В таком случае, нужда в разделении ханства на две части вообще отпадала; согласившись на унию, казанцы получали обратно горную сторону. Как реально осуществить этот проект? Сторонники Москвы, находившиеся в Свияжске – князь Чапкун Отучев, Бурнаш и другие, советовали русским открыть военные действия против Казани. Казанское же посольство, оставшееся в Москве (князь Нур‑Али Булатов Ширин и князь Костров, хаджи Али‑Мерден) рекомендовало низложить Шах‑Али и назначить в Казань русского наместника. Это более соответствовало намерениям русского правительства, желавшего покончить дело без войны.

В январе 1552 года московское правительство привлекло казанское посольство к обсуждению вопросов о причинах недовольства ханом, о способах его устранения, о том, «наместнику у них коим обычаем быти», и как ему присягать. В Москве никак не желали оскорбить национальных чувств будущих союзников.

Послы рекомендовали следующие мероприятия, при которых будущее устройство Казанского ханства под властью русского государя мыслилось вполне автономным. Они предлагали в своей программе: 1) сохранение в Казани мусульманской администрации, причём русскому наместнику предоставлялось право назначений и увольнений – он определял, кто из казанцев должен находиться на службе в Казани, кто на службе по деревням, и кто удалялся в отставку в свои поместья; 2) сохранение автономии Казанского ханства в финансовом отношении – казной распоряжался наместник, а не центральное правительство русского государства; 3) прерогатива наделения землями предоставлялась не наместнику, а самому царю – единственный пункт программы, ограничивавший автономию местной администрации.

Итак, по проекту, выработанному самими казанцами, устанавливалась уния двух государств. Внутренняя организация казанского ханства должна была остаться неприкосновенной; всё сводилось к замене хана русским наместником, назначавшимся царём из числа русских людей, и к осуществлению основных пожеланий русского правительства – вечного мира между обоими государствами и уничтожения христианского рабства; казанцы получали воссоединение обеих частей своего государства, так как на искусственное отторжение горной стороны русское правительство могло смотреть лишь как на временную, а не постоянную меру.

Этот проект был одобрен комиссией И. В. Шереметева, А. Ф. Адашёва и И. Михайлова, и принят царём. К осуществлению его тотчас же и приступили. В феврале 1552 года в Казань прибыл русский посол – сам А. Ф. Адашёв, с целью низложить хана с престола. Адашёв предложил ему впустить в город русского наместника и сдать крепость. Шах‑Али решительно отказался передать власть и крепость наместнику, но дал согласие на отречение от престола. 6 марта он вывел русский гарнизон из Казани, и вместе с ним уехал в Свияжск. Под фальшивым предлогом ему удалось вывести с собой из Казани 84 князей и мурз; их он передал русским в качестве заложников.

В тот же день в Казани была опубликована царская грамота о том, что 1) «по казанских князей челобитью» государь низвёл хана с престола и дал им своего наместника; 2) наместником назначен свияжский воевода князь Семён Иванович Микулинский; 3) все казанские «лутчие люди» должны явиться в Свияжск и принести присягу наместнику. Объявление акта о присоединении Казанского ханства к России было встречено в столице с видимым спокойствием. Казанцы с огланом Худай‑Кулом во главе дали согласие и просили наместника прислать в город князей Чапкуна Отучева и Бурнаша, которые привели бы казанцев к присяге.

7 марта Чапкун Отучев, Бурнаш и стрелецкий голова Иван Черемисинов приехали в Казань и привели казанцев к присяге.

8 марта они возвратились в Свияжск, и туда же отправилось посольство – муллы, князья и оглан Худай‑Кул, которым наместник и другие воеводы присягнули в том, что на казанских «добрых людей» распространяются все привилегии русских «добрых людей», то есть бояр и дворян. Вслед затем в Казань снова прибыли И. Черемисинов и переводчик для приведения к присяге всего населения, а также князья Чапкун Отучев и Кул‑Али, и четверо детей боярских, чтобы следить за порядком перед въездом наместника и приготовить дворы для размещения русского гарнизона. Вечером наместнику доносили, что в городе всё спокойно. Ночью в Казань прибыл багаж наместника и семьдесят казаков. Наутро был назначен въезд наместника в Казань.

Мы приближаемся к переломному моменту: через несколько часов казанцы САМИ повёрнут колёса своей судьбы в сторону трагедии, нарушив договор, изменив только что принятой присяге.

9 марта утром наместник, князь С. И. Микулинский выехал из Свияжска в Казань. Вместе с ним ехали воеводы, двигался военный отряд, сзади следовали заложники, выведенные Шах‑Али 6 марта. На Волге у Крохова острова наместника встретили и приветствовали некоторые князья и другие казанцы. Затем на пути повстречалась ханша, жена Шах‑Али, ехавшая в Свияжск. Из Казани к наместнику постоянно скакали русские гонцы с донесениями: в городе всё было спокойно, Иван Черемисинов продолжал приводить жителей к присяге. Когда приехали на Бежбалду, трое из сопровождавших – князь Ислам, князь Кебек и мурза Алике Нарыков попросили разрешение ехать вперёд. Разрешение было дано, и они уехали в город.

Прибыв в Казань, эти трое заперли крепостные ворота и распространили ложный слух, будто русские намерены устроить резню, перебить всех казанцев. Слух произвёл смущение, и многие стали вооружаться. Между тем, воеводы и русский отряд медленно приближались к городу, двигаясь по открытой равнине, отделявшей Бежбалду от столицы. Наместник подъехал к Казани, и на Булаке его встретили выехавшие навстречу князь Кул‑Али и Иван Черемисинов, который доложил: «Лиха есмя по сесь час не видали; а те, перво как прибежали от вас князи, так лихие слова почали говорити, и люди замешались, иные на себя доспех кладут». Бояре подъехали к крепости, к Царёвым (Ханским) воротам. Ворота были заперты; перед ними наместника встретили оглан Худай‑Кул, князь Алиман и другие князья. Они успокаивали бояр, просили не волноваться, говорили, что возмутили народ лихие люди, и надо подождать, пока успокоятся.

Озадаченные бояре послали в крепость оглана Худай‑Кула и князя Бурнаша спросить, почему казанцы изменили, а также уверить, что русские никакого зла никому не причинят. Казанцы ответили, что жители боятся резни, слушать объяснений не пожелали и выпустили оглана Худай‑Кула и князя Бурнаша с ответом из крепости. Русские неоднократно пытались начинать переговоры, но не добились никаких результатов. Воеводы стояли у ворот весь день и переночевали в посаде. Утром переговоры возобновились и продолжались до полудня без всякого результата: князь Чапкун решил не сдавать Казань русским без боя. Русские стрельцы и имущество воевод, присланные в Казань, были задержаны в крепости.

Видя безнадёжность своего предприятия, князь С. И. Микулинский решил возвратиться в Свияжск. Ему и не оставалось ничего другого, ибо брать крепость силой он не мог, не имея полномочий и войска. Наместник с немалым конфузом отправился обратно, причём на прощанье русские ни посада не сожгли, никого не убили и не разграбили.

Проект мирной унии рухнул.

После своей бескровной «победы» казанцы поубивали стрельцов и других русских, оказавшихся в городе в момент переворота, всего 180 человек. Привезённую в ханский дворец «рухлядь воеводскую» поделили между собой.

«На смену унывавшего и малодушного, не отличавшегося благоразумием правительства Худай‑Кула, в Казани было образовано новое правительство, полное пламенного патриотизма и энергично выхватившее из рук иностранцев инициативу. Во главе правительства стал князь Чапкун Отучев. Своей задачей оно поставило спасение независимости и национальную оборону».

Мы выделили эту фразу из книги М. Худякова курсивом. Худяков настоящий учёный, историк, но всё же он сам был уроженцем Татарии и, наверное, пламенным патриотом. Мы с уважением относимся к его мнению, но всё же эта фраза представляется нам поразительной. Не потому, что сами казанцы гоняли по углам своих вотяков и мордву, наплевав на их патриотизм. И не потому, что сами предпочли войну миру со своим ближайшим соседом. Она поразительна при сравнении с фактами, которые сообщает историк в следующих же абзацах, сразу после восхищения правительством, которое, «выхватив из рук иностранцев инициативу», озаботилось спасением независимости:

«Правительство немедленно занялось вопросом об избрании хана, и на престол был приглашён астраханский царевич Ядыгар‑Мухаммед, живший в Ногайском княжестве; к нему было тотчас же снаряжено посольство».

Хан Ядыгар (иначе – Едигер) из Астраханской династии был внуком сарайского хана Сеид‑Ахмеда и сыном астраханского хана Касима. В 1542 году Едигер выехал на службу в Россию, и если бывал в Казани, то в составе русского войска в 1550 году. В том же году он оставил русскую службу и уехал в Ногайское княжество. Вот его и позвали, для вящего избавления от иностранного владычества.

Мы видим здесь возможность ещё раз показать принципиальную разницу в стиле правления, принятом в России и волжской Булгарии. В России в первые же годы царствования Иоанна Грозного завершился «фазовый переход», – структура власти окончательно приняла форму абсолютной монархии. Этот стиль правления вырабатывался долго: ещё прадеда Иоанна Грозного, Василия II Тёмного, меняли на троне то Юрий Дмитриевич Галицкий, то Василий Юрьевич Косой, то Дмитрий Юрьевич Шемяка. Но уже его дед и отец могли оставить заботы об удержании у власти, и сконцентрироваться целиком на интересах страны; они стали собою олицетворять государство. Оказалось, что это – лучший стиль правления, какой только может быть на наших широтах, что подтверждается результатами, – ростом страны.

По московским понятиям того времени, настоящий суверен должен был отвечать трём условиям: происходить из древнего рода, занимать трон по праву наследования и не зависеть ни от какой другой власти, внешней или внутренней. Иначе это не властитель, а временщик. Покуда польский трон занимал наследственный монарх Сигизмунд Август, Иоанн IV, обращаясь к королю Польскому, звал его братом. Однако он отказался называть так преемника Сигизмунда, Стефана Батория, потому что этого короля избрали на должность.

Когда перед Москвой вставал вопрос об установлении отношений с какой‑либо иностранной державой, она доискивалась, сам ли себе во всём хозяин её король, – не только в сношениях с другими странами (такими вещами западная дипломатия тоже всегда интересовалась), но и в своём собственном королевстве. Так было уже при отце Иоанна: в 1532 году на предложение Бабура, главы только что основанной в Индии Могольской династии, «быть в дружбе и братстве» с Великим князем московским Василием III, Москва ответила отказом, ибо не было ясно, Бабур – государь, или государству тому урядник.

Позже, в 1570 году Иоанн IV писал королеве Елизавете:

«И мы чаяли того что ты на своём государстве государыня и сама владеешь и своей государьской чести смотришь и своему государству прибытка. И мы потому такие дела и хотели с тобою делати. Лжно у тебя мимо тебя люди владеют и не токмо люди, но мужики торговые и о наших о государских головах и о чести и о землях прибытка не смотрят, а ищут своих торговых прибытков».

Предъявляемым Москвою высоким требованиям отвечали только два властителя в мире: турецкий султан и её собственный Великий князь. Вот между ними, на самом‑то деле, и шёл спор о всей Восточной Европе. Государь, его окружение, и даже обычные служилые люди просто психологически не могли воспринимать крымских царевичей на казанском престоле иначе, как третьеразрядных руководителей: такой хан был вассалом Крыма, вассала Турции. Могли ли в Москве серьёзно отнестись к хану Едигеру, наследнику угасшей династии, который уж и не чаял, к какому забору прислониться?

Между тем, правительство Чапкуна Отучева, отказавшись от союза с Москвой и, соответственно, мирного решения проблемы целостности ханства, решило силой вернуть горную сторону. Сначала казанцы потерпели неудачу, но затем вся горная сторона отложилась от Москвы, и только Свияжск остался в руках русского воинства.

Нельзя сказать, что результаты годичных усилий московского правительства свелись к нулю. Да, политическая программа оставалась невыполненной: всех успехов было – Свияжск и освобождение из плена невольников, – но теперь у России была реформированная армия и наработанный опыт. Была возможность снова начинать блокаду речных путей, и так как надежд на добровольное присоединение Казанского ханства к России не осталось, правительство стало готовиться к серьёзной войне.

Немедленно по открытии навигации была возобновлена оккупация речных путей и установлена блокада Казани; заставы поставили, как и в предыдущем году, по берегам Волги, Камы и Вятки. В Свияжск двинули оборонительную артиллерию, направили туда и обширный запас продовольствия, для снабжения всех оккупационных отрядов.

А казанцы захватили на лугах у Свияжска стада, привезённые русскими для заготовки питания; затем посланная в погоню сотня казаков потеряла 70 человек, вооружённых пищалями, а казачий отряд из 30 человек, ехавший в Свияжск за продовольствием для главной камской заставы, попал в плен, был доставлен в столицу, где всех пленников убили. На Каме русские прозевали хана Едигера, который незаметно переправился через реку, и, прибыв в Казань, занял ханский престол.

Русское правительство стало готовиться к наступательным военным действиям в мае; в середине июня царь выехал из Москвы в армию. Турция немедленно вмешалась: в тот самый момент, когда русская армия выступала в поход, хан Девлет с крымским войском и турецкими янычарами неожиданно вторгся в Россию, и быстро дошёл до Тулы. Русские принуждены были прежде, чем начать поход против Казани, двинуть свои главные силы – правый фланг, авангард и половину царской гвардии, против крымцев и турок. Расчёт хана Девлета не удался: он полагал, что русское войско успело продвинуться на восток, и путь на Москву свободен. В виду приближения значительных русских сил, осада Тулы была прекращена, и Девлет отступил.

После этого прерванный поход на Казань был возобновлён. Русскому правительству стоило огромных усилий организовать этот грандиозный поход, и дело не обошлось без заминок: новгородцы заявили, что они отказываются участвовать, так как им невозможно быть так долго в пути и стоять под Казанью. Правительство на это ответило, что кто не желает участвовать в походе, может вернуться обратно, но кто пойдёт, будут наделены поместьями под Казанью. Мера подействовала, и все новгородские дети боярские, мелкопоместные дворяне изъявили единогласно желание идти в поход.

5 августа русская армия переправилась через Суру и вступила в пределы Казанского ханства. На границе царя встретили гонцы из Свияжска и депутация «горных людей». 13 августа достигли Свияжска. С 16 по 20 августа производилась переправа через Волгу; 20 августа царь высадился на устье Казанки, близ заводи Тирсн‑Узяк.

Войска готовились к долгой осаде и были намерены даже зимовать под Казанью. Осада была подготовлена тщательным оборудованием военной базы в Свияжске, где были устроены громадные склады продовольствия и снаряжения; без этого осада была бы немыслима. Казанская артиллерия значительно уступала русской, насчитывавшей 150 орудий, но главную особенность военной организации у русских составляло применение новейших технических изобретений, в том числе – подкопов и мин при помощи пороха, и эти усовершенствования сыграли решающую роль при осаде Казани. Русское правительство позаботилось тем, чтобы поставить своё осадное дело наравне с западноевропейской техникой, а руководителем минных подкопов был, по преданию, английский инженер по фамилии Бутлер. И потому осада оказалась менее долговременной, чем ожидалось: крепость не могла устоять против разрушительного действия подкопов под стены, взрывавшихся при помощи пороха.

2 октября Казань была взята. Этот день, по мнению М. Худякова, «знаменовал собою гибель материального благосостояния, накопленного целыми поколениями, и утрату культурно‑бытовых ценностей, которые теперь были безжалостно извлечены из укромных уголков, где они бережно сохранялись, без сожаления были изломаны, изуродованы, потеряны, уничтожены. Тысячи драгоценностей, ювелирных украшений, тканей, произведений высокого мастерства и искусства безвозвратно погибли. Богатству народа был нанесён страшный удар, от которого он едва ли мог бы оправиться. Громадный город сделался жертвою солдатского грабежа».

Более того, взятие Казани многие «политически окрашенные» историки рассматривают как проявление имперских амбиций русских, занятых порабощением народов. А некоторые «специалисты» говорят даже о том, что присоединение к России Казанского ханства было актом геноцида дотоле свободного татарского народа.

На самом же деле битва за Казань шла, главным образом, не между русскими и «свободным народом», а между войсками Иоанна Грозного и армией, призванной Едигером из Астрахани и Крыма. Трудно сказать, сколько всего он привёл иностранных боевиков, а во время решающей схватки его окружало 10 тысяч воинов. Что касается московского войска, то в нём татар было больше! Под русскими знамёнами было 60 тысяч московских и касимовских (Шагалиевских) татар, в основном в коннице. Согласно «Казанскому летописцу», Иоанн Грозный так «учинял началники воев»: «В преднем же полку началных воевод устави над своею силою: татарского крымскаго царевича Тактамыша и царевича шибанского Кудаита… В правой руце началных воевод устави: касимовского царя Шигалея… В левой же руце началные воеводы: астороханский царевич Кайбула… В сторожевом же полце началныя воеводы: царевич Дербыш‑Алейо».

Ранее в том же «Летописце» сообщено следующее: «прииде в Муром‑град царь Шигалей ис предела своего, ис Касимова, с ним же силы его варвар 30 000; и два царевича Астроханской Орды… Кайбула именем, другой же – Дербыш‑Алей…, дающиеся волею своею в послужение царю великому князю, а с ними татар их дватцать тысящ».

Именно татары первыми пошли в прорыв – в пролом стены после её подрыва, и именно они отличились особой жестокостью в расправах, когда город был взят. Русские же поддержали их в полной мере, лишь наткнувшись на десятки тысяч замученных русских рабов.

Эти данные не было секретом никогда. Но во все столетия, прошедшие с тех дней, из каких‑то соображений продолжается противопоставление русских и татар: «Чудовищное избиение жителей взятой Казани составляет одну из самых тяжёлых страниц русской истории. Такою колоссальною гекатомбою человеческих жертв закончился «крестовый поход» христолюбивого воинства против казанцев, первое выступление русского государства на путь территориальных завоеваний». Что ни слово, то ложь. Неужели надо, чтобы эта история повторилась ещё раз?..

После взятия города поздравления царю принёс бывший хан Шах‑Али: «Буди, государь, здрав, победив сопостаты, и на своей вотчине на Казани вовеки!» А царевич Едигер оказался в плену, но вскоре принял крещение и получил новое имя – Симеон Касаевич. Он не только сохранил титул «царь Казанский», но и занял высшее положение в Московском государстве – в летописях при описании различных церемоний царь Казанский упоминается на втором месте после Иоанна Грозного, – возможно, для примера прочим государям.

…12 октября Иоанн IV двинулся в обратный поход. В Казань был назначен наместник – князь А. Б. Горбатый‑Шуйский.

В течение нескольких лет были покорены подвластные Казани народы (черемисы, мордва, чуваши, башкиры – в главе «Всея Русь при Иоанне Грозном» мы рассказывали, как было организовано на этих землях внутреннее устройство). Всё среднее и нижнее Поволжье, и вся область на реке Каме, вошло в состав Московского государства.

Военные успехи открыли для колонизации огромные пространства плодородных и малонаселённых земель. В 1580‑е годы здесь возникают новые города – Самара, Саратов, Царицын, Уфа. Отстроенная Казань превратилась в большой город с каменным кремлём.

Преобразовав свою страну по турецкому образцу, Иоанн IV создал могущественную военную державу, которая за несколько лет вдвое увеличила свою территорию.

Были приобретены огромные пространства чернозёмных земель. Они плодоносили втрое‑вчетверо лучше, чем песчаные почвы Руси. Эти пространства были почти не заселены; кочевники сами не пахали землю, и не давали этого делать другим. Лишь вокруг Казани имелись довольно многочисленные поля и деревни оседлых булгар, которых затем назвали татарами. Русские крестьяне массами переселялись на степные просторы. На переправах и в устьях рек строились городки‑укрепления; под их стенами крестьяне‑переселенцы распахивали поля, постепенно продвигая пашню вглубь степей и лесов. Местные землепашцы – татары, мордва, чуваши – считались такими же черносошными крестьянами, как переселенцы; они платили «ясак» и русским «даньщикам», и местным помещикам‑«мурзам».

И точно также татарская знать была уравнена с русскими дворянами. Уже вскоре татарские полки под командой Шах‑Али и ходили вместе с русскими полками на Ригу и Ревель.