От учреждения империи в 1804 г. до 1814 г. 3 страница

Эта разница в положении не могла не оказать громадного влияния на образ действий и характер обоих необыкновенных людей. Наполеон, располагая громадной силой и неоспоримым могуществом, совершенно свободно и безопасно мог отдаться своим планам и роли завоевателя; Кромвель же, лишенный той пассивной поддержки, к которой приводит усталость нации, и все время без перерыва подвергавшийся нападениям партий, все свои старания должен был направить на натравливание одних партий на другие и до самого своего конца действовал как военный диктатор партий. Наполеон свой гений употреблял на то, чтобы делать нечто новое, а Кромвель только на то, чтобы удержаться на своем месте, первый действовал открытой и решительной силой, второй – хитростью и лицемерием сдерживаемого честолюбия. Подобное положение должно было уничтожить господство их обоих. Всякая диктатура не может не быть временной, и как бы человек ни был велик и силен, ему никогда не удастся долгое время держать в повиновении партии или долго занимать королевский престол. Кромвель должен был, если бы он прожил несколько дольше, пасть вследствие внутренних заговоров, а падение Наполеона должно было иметь причиной восстание против него Европы. Такова судьба всякой власти, рожденной свободой, но переставшей на нее опираться.

В 1814 г. империя была разрушена; партии революции не существовали уже с 18 брюмера; все правительства этого политического периода пали одно за другим. Сенат обратился к прежней королевской фамилии. Уже и без того малопопулярный вследствие своей прежней раболепности, он окончательно упал в общественном мнении, издав конституцию, в общем довольно либеральную, но в которой решались, как одинаково важные, вопросы о гарантиях народа и о пенсиях для сенаторов. Граф д'Артуа, первый покинувший Францию, первый же и возвратился в нее в качестве королевского наместника. 23 апреля он подписал Парижскую конвенцию, по которой территория Франции была уменьшена до ее границ на 1 января 1792 г., и от нее были отобраны Бельгия, Савойя, Ницца и Женева, а также и громадное количество различных военных припасов. 24 апреля Людовик XVIII высадился в Кале и 3 мая 1814 г. торжественно въехал в Париж, предварительно, 2 мая, обнародовав Сент‑Уанский манифест, которым он устанавливал принципы представительного правления; 2 июня этот манифест был подкреплен изданием хартии.

Этой эпохой начинается новый ряд событий. 1814 год служил гранью для великого движения, совершавшегося в течение двадцати пяти предыдущих лет. Революция была политической, так как направлена была против абсолютной власти двора и классовых привилегий, и военной, ибо на нее напала Европа. Реакция, проявившаяся тогда, была направлена исключительно против империи; она вызвала в Европе коалиции, она ввела во Франции представительное правление; таков должен был быть ее первый период. Позже она создала Священный союз против народа и партийное правительство против хартии. Это ретроградное движение должно иметь свое течение и свой предел. В дальнейшем нет больше возможности создать сколько‑нибудь прочное и длительное правительство не иначе, как под условием удовлетворения тех обеих потребностей, ради удовлетворения которых была произведена вся революция. В правительственных учреждениях должна заключаться действительная политическая свобода, а в обществе – то материальное благосостояние, которое зависит от все далее развивающейся цивилизации.

Примечания^{8}

¹ Политическое деление королевства перед 1789 г. Перед началом революции Франция, по словам Мирабо, представляла собой неорганизованное соединение взаимно чуждых народностей. Короли владели сначала только одним французским герцогством (duché de France), а затем уже мало‑помалу расширили свои владения присоединением различных провинций, причем присоединение это производилось покупкой, захватом, как вымороченные или посредством браков. Таким образом, присоединенные провинции имели собственные законы, свои обычаи, свою таможню, свою магистратуру; нередко соблюдение тех или иных привилегий становилось условием самого присоединения.

Таким образом, по словам Шампьона^{9}, перед 1789 г. мы находим во Франции „бретонскую нацию“ и особую бретонскую конституцию, на которую опирается поместное дворянство. Мирабо говорит о „провансальской нации“. Дофине пользуется всяким удобным случаем, чтобы напомнить, что оно уступлено французским королям под непременным условием не быть включенным непосредственно в состав королевства; оно „принадлежит королевству, но вовсе не составляет его части“. Бургундия в лице своего дворянства и духовенства говорит, что вообще „право жителей каждой провинции сохранять свои законы, обычаи и суды“ и что, в частности Бургундию, не могут облагать налогами даже Генеральные штаты. „Независимое королевство“ Наварра имеет претензию чеканить свою собственную монету и указывает на то, что король может „жаловать угодья и титул названного королевства исключительно подданным последнего“.

Различие между „провинциями“ было столь велико, что Мирабо не верил, чтобы когда‑нибудь во всей Франции мог царить один закон. Порталис (один из будущих творцов Code civile) утверждал, что об этом нельзя и думать, а Рабо Сент‑Этьен писал: „Не утопия ли мечтание о слиянии всех провинций под властью единого закона и введение повсюду однородной администрации?“

Хаосу местных законов, обычаев и привилегий естественно образовавшихся провинций чрезвычайно способствовало еще и искусственное, по произволу введенное то соединение нескольких областей в одно, то, наоборот, раздробление их. Иль‑де‑Франс и Париж, например, составляли две губернии; Гавр был выделен из Нормандии и т. д. Некоторые местности находились на совершенно странном положении: община Рарекур, например, лежавшая между Лотарингией, графством Бар и Шампанью, была вовсе свободна от государственных налогов, но платила подати королю, принцу Конде и австрийскому дому! Вся Франция была поделена на 129 духовных епархий, но 19 из них целиком или частью находились в зависимости от иностранных архиепископов.

² Цехи и корпорации. Ремесленные корпорации (цехи) существовали с давних времен; во Франции это были строго замкнутые союзы ремесленников различных специальностей, и новые члены к ним допускались только с общего согласия и по выдержании известного испытания. Каждая корпорация платила королю известную сумму ежегодных налогов, и это совершенно независимо от налогов местных, за право торговли на рынках и т. п. Монополия, предоставленная корпорациям, к тому же зачастую узурпируемая королями, допускала к занятиям ремеслами лишь небольшую группу людей, создавала из ремесла известного рода привилегию, часто даже наследственную, ибо во многих мастерствах установился обычай, по которому сын наследовал мастерство своего отца без всякой санкции корпорации и без обязательного для всякого „мастера“ экзамена.

³ Марсовым полем называлось народное собрание во времена Меровингов и Каролингов. В нем принимали участие все свободные французские воины. После крещения Хлодвига в Марсовых полях начали принимать участие архиепископы, своим влиянием и ведением прений на латинском языке мало‑помалу вскоре захватившие на этих собраниях всю власть в свои руки. Франкские воины, разделенные к тому же по своим поместьям, все в меньшем числе стали являться на Марсовы поля, и вскоре они потеряли характер народных собраний. При Карле Мартеле под влиянием вновь пришедших орд франков они снова становятся более популярными и получают название Майских полей, ибо собираются в мае месяце. Особенно оживленны они были в VIII ст. Карл Великий часто обращался к совещательному содействию Марсовых полей, собирал их часто два раза в год, но при нем они постепенно становятся местными, областными, и участие в них принимают исключительно знать и духовенство.

⁴ Вотчинные суды. Одной из привилегий феодальных вельмож было право суда над своими подданными. При этом некоторым из них предоставлено было безапелляционное право суда по всем уголовным и гражданским вопросам, с наложением самых разнообразных взысканий и наказаний вплоть до смертной казни, а другие могли налагать только денежные взыскания, и их приговоры могли быть обжалованы сюзеренному правителю. Такое различие, впрочем, появилось довольно поздно, а раньше всякий считал себе присвоенным право суда постольку, поскольку мог его защитить своей шпагой. Вотчинные суды руководствовались обычным правом, да и то постольку, поскольку это выгодно было для феодального владыки; в них царствовал самый грубый произвол, усиливавшийся еще различного рода суевериями, приводившими к так называемому Божьему суду в виде поединков и различного рода испытаний.

⁵ Генеральные штаты. Генеральные штаты являются прямым продолжением Марсовых полей. Собирались они исключительно по желанию короля и не имели правильной периодичности. По указу короля, объявленному через соответственных чинов по всему королевству, дворянство и духовенство непосредственно выбирали своих депутатов, а третье сословие, как городское, так и сельское, на особых собраниях выбирало сначала выборщиков, которые затем собирались по округам и выбирали депутатов из своей среды. Каждое первоначальное собрание избирателей третьего сословия, кроме того, составляло список своих пожеланий и жалоб, а собрание выборщиков комбинировало из них общий окружной список. Число депутатов не было строго определено, да и не играло особой роли, ибо голосование в Генеральных штатах производилось по сословиям, а не поголовно. Такой общий способ составления Генеральных штатов имел, однако, и многочисленные исключения. В некоторых провинциях крестьяне, например, не пользовались совершенно никаким избирательным правом, а рядом с этим подобным правом обладали такие учреждения, как Парижская коммуна, университет и т. д. Выбранные депутаты собирались в назначенном королем месте, и каждое сословие отдельно выбирало свое бюро; затем происходило первое общее заседание под председательством короля; на нем король произносил тронную речь, а государственный канцлер излагал причины созыва Штатов. Королю тотчас же отвечали по одному оратору от духовенства, дворянства и, наконец, третьего сословия. Во время речи последнего оратора все низшее сословие стояло с непокрытыми головами и вообще оно было всячески перед остальными сословиями принижаемо. После королевского заседания каждое сословие работало отдельно и составляло из принесенных депутатами от избирателей мандатов один общий для всего сословия лист пожеланий (cahier de doléances). Затем назначалось второе королевское заседание, и на нем каждое сословие при соответствующей речи представляло королю свою cahier de doléances; затем вотировались, как это обыкновенно требовалось, те или иные налоги или другие финансовые меры, и Генеральные штаты распускались, не дождавшись никакого ответа на свои „листы пожеланий“.

Первое собрание Генеральных штатов было произведено королем Филиппом в 1302 г.; в них король искал поддержки в своей борьбе с папой Бонифацием VIII. Иногда Генеральные штаты собирались не со всей Франции, а только с части ее, и таким образом создались „провинциальные штаты“, роль которых, впрочем, в XVIII ст. была совершенно ничтожна, ибо они находились в полном распоряжении чиновников короля. Из наиболее значительных собраний Генеральных штатов можно указать на Штаты 1356 г., собранные в Париже для северной части Франции, и в Тулузе – для южной. Тулузские штаты, между прочим, настаивали на периодичности собраний депутатов от народа и непосредственном участии их в законодательной деятельности правительства; это же требование и так же безрезультатно было возобновлено Штатами, собранными в 1484 г. В 1614 г. Генеральные штаты были собраны в последний раз; на них в первый раз был возбужден вопрос о работе всех трех сословий вместе и о голосовании поголовном, а не по сословиям. Во время этих Штатов в первый раз с достаточной силой третье сословие показало свое нежелание подчиняться своим „старшим братьям“, т. е. дворянству и духовенству. Далее, короли, видя несогласия между сословиями и все более возрастающую силу сословия третьего, боялись уже созывать Генеральные штаты, и боязнь эта, с их точки зрения, была основательна, ибо Генеральные штаты, созванные в 1789 г., повели уже к революции.

⁶ Lettres de cachet. Так назывались запечатанные в конвертах приказы короля, касающиеся самых разнообразных предметов. Приказы эти всегда вначале собственноручно подписывались королем, а с XVI в. государственным секретарем. Обыкновенно при помощи подобных Lettres de cachet производилось заключение или ссылка неугодных королю лиц, и здесь с давних пор известна была масса злоупотреблений. Против них восставали еще в 1560–1561 гг. Орлеанские Генеральные штаты.

⁷ Парламент. Во времена варварства под названием парламента понимали всякого рода политические сборища, в том числе и Марсовы поля. Затем парламентом стали называть королевский совет, составленный из великих вассалов, прелатов и других знатных близких к королю лиц. Таков был парламент Филиппа‑Августа и Людовика Святого; он собирался два раза в году, на Троицу и в день Всех Святых, и имел функции законодательные, финансовые и юридические.

Филипп Красивый дал большую правильность организации парламента и сделал из него высшую судебную инстанцию. Политические функции парламента отошли к Государственному совету, а финансовые – к счетной палате. Сам парламент распадался на три палаты: 1) палата челобитная, 2) палата следственная и 3) палата великая, или золотая – судная.

Вначале на каждое собрание парламента (происходившее, как мы видели, дважды в году) королем назначались отдельные члены из феодальных баронов, прелатов и юристов, но затем после того, как застой в судебных делах заставил из собирающегося периодически сделать парламент учреждением постоянным (это произошло во второй половине XIV ст.), должности членов парламента одно время стали выборными, а затем быстро превратились в дорого продающуюся привилегию.

К началу царствования Людовика XI (1461) парижский парламент состоял из 100 членов; 12 пэров Франции, 8 челобитчиков и 80 советников, наполовину духовных, а наполовину светских. К 1635 г. число членов парижского парламента было увеличено до 120. Должность советника парламента была пожизненной и, как мы уже указывали, могла быть продаваема. Все советники должны были иметь титул доктора, но он давался не за научные заслуги, а попросту продавался королем Франции.

Рядом с парижским парламентом, начиная с 1443 г., понемногу стали учреждаться парламенты провинциальные также с исключительно юридическими функциями. В 1769 г. таких парламентов (исключая парижский) насчитывалось двенадцать. Каждый парламент являлся высшей судебной инстанцией в своей провинции или области, но, надо сознаться, нередки были случаи, когда Совет короля или Государственный совет, узурпируя власть, кассировал их решения.

Итак, парламенты постановлением Филиппа Красивого были лишены всякой политической власти, но у парижского парламента была оставлена одна функция, имевшая близкое соприкосновение с законодательством. Он обязан был заносить в особые парламентские регистры все издаваемые королем законы, и действие всякого закона начиналось только с момента зарегистрирования его парламентом. Из этой, как было предположено, простой формальности парламент сделал средство политической борьбы. Перед регистрацией он начинал обсуждать новый королевский закон и зачастую отказывал в его регистрации до нового более строгого приказа короля (du très expès commandement du roi), которому не подчиниться уже не было возможности. Однако, и в этом случае парламент оказывал, случалось, оппозицию, заявлявши делавшийся известным всей стране протест (remontrances). Подобного рода протесты имели большое нравственное значение, и они в свое время если не вызвали, то поддержали Фронду. Завоеванное парламентом политическое значение то усиливалось (Мария Медичи, например, во время малолетства Людовика XIII приняла на себя обязательство слушаться советов парламента; в начале царствования Людовика XIV парламент объявил себя стоящим выше Генеральных штатов), то ослаблялось и совершенно замирало (как во время Ришелье и во вторую половину царствования Людовика XIV). Часть борьбы парламента за политическую власть и преобразование его канцлером Мопу изложены у Минье несколько далее.

⁸ Сословия. Во Франции считалось три сословия: дворянство, духовенство и третье сословие.

Дворянство, ко времени, непосредственно предшествовавшему революции, дворянство состояло из поземельного дворянства – потомков завоевателей Галлии (было время, когда дворянство исключительно связывалось с землей, и существовало даже выражение: Point de seigneur sans terre), из дворянства, жалованного королем, и, наконец, из дворянства, приобретшего это звание службой (служилое дворянство). Дворянство до 1781 г. давала военная служба, причем менялись только несколько раз условия (продолжительность службы, чин и т. д.), при которых оно давалось; давала его служба в парламентах и некоторых высших государственных должностях (noblesse de robe), давало его занятие мест в некоторых городских управлениях (noblesse de cloche). За малыми исключениями все служилое дворянство было потомственным и давало право на все принадлежащие этому классу привилегии, а они были значительны. О привилегиях чисто феодальных мы скажем позже (см. примечания 21 и 22), а теперь укажем на то, что земли дворянства были освобождены от земельных податей и что дворянство имело к своим услугам особые суды. Служба, как мы видели, давала дворянство, но и тут в конце концов создались привилегии, и, например, с 1781 г. офицерские должности стали доступными только для дворян. Общее число дворян ко времени 1789 г. определить довольно трудно. Тэн считает, что в это время во Франции было до 140 000 дворян и что, таким образом, одно дворянское семейство приходилось на тысячу жителей. Расчет этот, однако, очень приблизительный. Чрезвычайно сравнительно многочислен был класс людей, не обладавших дворянством, но получивших право приобрести феодальные дворянские земли; много было постоянно людей, ложно присваивавших себе дворянское звание, и проверка дворянских грамот, предпринятая в 1666 г. по настоянию Кольбера, открыла 40 000 таких самозванцев.

Духовенство было по численности почти таково же, как дворянство; Тэн считает во Франции в 1789 г. 130 000 духовных лиц. Влиянием во Франции духовенство пользовалось огромным. Вначале, тотчас после крещения франков, влияние это зависело от культурности и образованности духовенства сравнительно с остальным населением (даже высшими его классами), а затем оно поддерживалось однажды уже завоеванным привилегированным положением. Духовенство пользовалось всеми феодальными привилегиями дворянства, но, кроме того, имело много и своих социальных преимуществ, прав и вольностей. Оно имело свои суды и все время боролось (подчас весьма успешно) за расширение их компетенции; одно время, например, им подлежал разбор всех дел, касающихся браков и завещаний; они добивались ведать все дела несчастных (вдов, сирот, вообще неимущих), как находящихся на попечении церкви. Земли духовенства были освобождены от налогов, да и вообще духовенство не платило почти никаких налогов, а само получало десятину, т. е. десятую часть всех доходов, получаемых с земли. Сначала десятина была свободным даром верных детей церкви, но затем указом Карла Великого была сделана обязательной.

Третье сословие, или, как его еще называли, „общины“, было сословием горожан, и в него входили все самостоятельные французские подданные, не состоящие на чьей‑либо службе и независимо занимающиеся каким‑либо промыслом^{10}. Основание ему дали те городские общины или коммуны, которые получили свое начало на юге Франции еще во время владычества в Галлии Рима, а затем в течение XII ст. вся Франция была покрыта сетью почти самостоятельных демократических городских общин, и это общинное устройство сплотило и организовало третье сословие во Франции так, как ни в одном другом государстве. Образование новых общин и помощь старым составляло сначала заботу французских королей, ибо в общинах они находили поддержку в своей борьбе с феодальным дворянством. Однако доброе согласие между коммунами и королевской властью продолжалось недолго, и в XIV ст. (во второй его половине) произошел между ними полный разрыв. На собрании Генеральных штатов в 1357 г. третье сословие открыто выступило против королевской власти и своей нравственной силой принудило к ряду довольно либеральных реформ. При Генрихе IV и во время Фронды третье сословие опять оказалось на стороне короля, но конец царствования Людовика XIV и все царствование Людовика XV с произволом его любовниц и любимцев окончательно порвало связь короля с общинами, и они стали в оппозицию к королю, как все время были в оппозиции с дворянством и почти все время с духовенством. Королевская власть в XVI и XVII вв. мало‑помалу совершенно уничтожила самостоятельность городских общин, но организованность третьего сословия, бывшего к тому же незамкнутым и все время освежавшегося притоком новых сил, осталась, и она позволила затем буржуазии победоносно выступить во время революции.

⁹ Интенданты. Интендантами назывался целый ряд разнообразнейших чиновников, но здесь речь идет о так называемых intendants des provinc. Такое наименование со времен Ришелье получили особые чиновники, посылаемые королем в различные части королевства „для наблюдения за всем, что касается отправления правосудия, полиции и финансов, для поддержания во всем порядка и исполнения поручений короля или королевского совета“. Подобного рода интенданты были облечены громадной властью. Вообще говоря, власть их была административная: они наблюдали за протестантами, в их непосредственном ведении находились евреи; они должны были наблюдать за содержанием и ремонтом приходских церквей и заботиться о квартирах для священства, а также на их обязанности лежал и еще ряд дел, касавшихся религии и духовенства. Их заботам были поручены университеты, гимназии и публичные библиотеки; земледелие в самом широком смысле слова, торговля и промышленность, включая пути сообщения; они наблюдали за набором рекрутов и содержанием солдат, их контролю подчинены были сборы всевозможных податей, – короче говоря, нет почти ни одной отрасли государственного и общественного управления, которых так или иначе не касались бы интенданты. Рядом с административной властью интендантам короли зачастую передавали и власть судебную, когда желали какое‑либо дело изъять из ведения обыкновенных судов; судебная власть интендантов в этом случае была выше таковой же парламентов, и решение их было безапелляционно.

¹⁰ Деятельность Тюрго. О деятельности Тюрго, в значительной степени способствовавшей развитию общественного самосознания, мы приведем еще выписку из „Французской революции“ В. Блосса^{11} „Тюрго был против займов и повышения налогов: он стоял за полную свободу торговли и сношений. Ему удалось испугать молодого двадцатидвухлетнего короля страшным призраком революции и склонить его к своим планам. Прежде всего он объявил свободу торговли хлебом. Это было важное нововведение, так как раньше перевозить хлеб из одной провинции в другую можно было только с разрешения властей. За противозаконную торговлю хлебом грозила ссылка на галеры и даже смертная казнь. Поэтому в одной провинции мог свирепствовать голод, тогда как в другой был излишек в хлебе. Так как урожай 1774 г. был плох, то Тюрго введением свободы хлебной торговли думал принести пользу стране. Но против него вооружились все привилегированные. Лишь чрезвычайное королевское заседание „на подушках“ заставило парижский парламент, представлявший интересы привилегированных, внести эдикт о свободе хлебной торговли в регистры. Но в народе распространился слух, что свобода хлебной торговли вызвала дороговизну хлеба, и невежественная толпа разъярилась против министра‑реформатора. Дело дошло до мучной войны: народ разграбил и разрушил государственные и частные хлебные магазины, что, конечно, только ухудшило его положение. Но неудача реформы Тюрго произошла главным образом оттого, что сношения были тогда еще не развиты и не организованы.

Эта первая неудача не ослабила энергии Тюрго Он снова расположил молодого короля в пользу своих реформаторских идей, и, таким образом, 6 февраля 1776 г. появилось шесть знаменитых декретов, сильно взволновавших старую Францию.

В этих декретах молодой король объявлял французам отмену барщинных работ. Затем, ими отменялось много старых предписаний, стеснявших торговлю предметами первой необходимости. Четвертый из этих декретов уничтожал цехи и звание мастера, а также вводил полную свободу торговли и промыслов. Только цирюльники, аптекари, золотых дел мастера, литографы и книгопродавцы были изъяты из действия этого декрета.

Тюрго дал этим декретам, правда, несколько доктринерскую, но удачно изложенную мотивировку. Так, в декрете об уничтожении цехов говорилось: „Мы считаем своей обязанностью обеспечить всем нашим подданным полное и неограниченное пользование их правами; особенно обязаны мы охранять тот класс людей, который не имеет иной собственности, кроме своего труда и прилежания, и который поэтому больше всего имеет нужду и право черпать в полном размере из этого единственного источника все средства для своего существования. С болью видели мы многочисленные и разнообразные нарушения, которым подвергалось это естественное и всеобщее право путем различных ограничений; ограничения эти хотя имеют за себя давность, но они не могут быть узаконены ни временем, ни господствующими взглядами, ни даже авторитетом, который их, по‑видимому, освятил“. Такие слова в устах французского короля производили тогда огромное действие. Здесь формально объявлялось право на труд, как действительно и говорится в другом месте этого замечательного документа, где сказано, что Бог, давший людям различные потребности, дал также в собственность каждого человека и право трудиться. „Право на труд“, как мы дальше увидим, неоднократно снова всплывало в различные периоды революции. Конечно, о том, как воспользоваться этим „правом“ на деле, тогда были еще менее ясные представления, чем теперь.

В общем же деятельность Тюрго была направлена лишь к осуществлению системы свободной конкуренции.

Тут‑то и заволновались привилегированные. Цехами они бы еще пожертвовали, но отмена барщины задела их за живое. У дворянства и духовенства совесть была неспокойна: они боялись, что теперь, чего доброго, вскоре еще обложат налогами их имения и доходы. Цеховые мастера были в высшей степени возбуждены: они должны были потерять привилегированное звание мастера. Говорили, что после объявления свободы промыслов все сельское население устремится в города, и некому будет обрабатывать землю. Двор и парламенты, восстановленные лишь Людовиком XVI, вооружились против реформ Тюрго. Правда, шесть его декретов были внесены в регистры королевским заседанием „на подушках“, но противодействие парламентов все еще продолжалось. Когда же Тюрго выразил мысль, что необходимо созвать собрание народных представителей, против него восстали соединенными силами двор, дворянство, духовенство и разъяренный, обманутый ими народ, в пользу которого Тюрго предпринимал свои реформы. Слабого и бесхарактерного короля уверили, что Тюрго лишь притворяется, будто он хочет предотвратить революцию, что на самом деле он старается вызвать ее. И король удалил Тюрго – ровно через два месяца после того, как он заставил парламент занести в регистры его декреты. В августе 1776 г. цехи с некоторыми изменениями были снова восстановлены; восстановлена была и барщина. Тюрго избавил фабрики от „регламентов“, – теперь они снова были введены“.

¹¹ Генерал‑контролер финансов наблюдал за всей государственной отчетностью и вел записи приходов и расходов. Должность эта была создана в 1547 г. королем Генрихом II, но до 1661 г. их функции заключались исключительно в проверке оправдательных документов по государственному приходо‑расходу и выработке совместно с финансовыми интендантами списка сумм, выплачиваемых Лувру. С 1661 г. генерал‑контролер финансов стал вообще во главе всей финансовой администрации страны. Первым таким генерал‑контролером был Кольбер, и он занимал эту должность вплоть до 1683 г. В 1791 г. должность генерал‑контролера была заменена должностью министра финансов (ministre des contribution et revens publics).

¹² Собрание нотаблей заменяло собой Генеральные штаты в период от 1614 до 1789 г. Уже Карл V, встречая в выборных Генеральных штатах оппозицию, неоднократно вместо них созывал собрания, всех членов которых сам непосредственно назначал. В 1367 и 1369 гг. им были созваны собрания, например, из прелатов, дворянства, юристов и представителей богатой буржуазии, подтвердившие его решимость воевать с англичанами и ввести некоторые реформы в администрацию королевства. В XV в. Людовик XI собирал нотаблей в Туре, а в 1527 г. Франциск I в Колонне. Собрание нотаблей обсуждало в 1560 г. различные государственные дела в Фонтенбло; наконец, Ришелье собирал нотаблей в 1626 г. Следующее обращение к нотаблям было при Колоне и, наконец, последнее непосредственно перед Генеральными штатами 1789 г. при Неккере. Собрание при Колоне состояло из 137 членов; 129 из них принадлежало к дворянству и духовенству, а 8 к богатой буржуазии, тянувшейся во дворянство.