Море меняет

Теперь настало время все записать,

теперь, когда волны с грохотом перекатывают гальку

а холодный косой дождь гремит, барабанит

по жестяной крыше, и я едва могу различать свои

мысли,

и к этому примешивается вой ветра. Поверьте,

я мог бы спуститься сейчас к черным волнам,

да только это глупо – под такой-то тучей.

«Услышь нас, взываем к Тебе, Господь,

Спаси тех, кто в море, не дай утонуть».

Старая песнь вдруг срывается с губ,

Кажется, вслух пою. Но точно не знаю.

Я не стар, но когда просыпаюсь, меня донимает боль,

Воспоминание о минувшем. Взгляните на мои руки.

Они переломаны морем, их скрючило,

Словно они – обломки, выброшенные штормом

на берег.

Вот почему ручку так странно держу.

Отец называл море не иначе, как «вдовьим наделом».

А мать говорила: так было всегда,

Даже если море делалось гладким и серым, как небо.

И была права: отец утонул ясным днем.

Иногда я думаю: вынесло ли кости его на берег

и узнал бы я их, коли так —

изъеденные солью, отполированные волной?

Я был семнадцатилетним парнем, дерзким, как все

в эти годы,

считавшим, что море можно задобрить,

но матери я обещал, что в море не выйду.

Пристроила она меня к торговцу в лавку, я дни проводил

среди стопок бумаги и перьев; когда же мать умерла,

на все ее сбереженья

я купил небольшую лодку. Достал отцовские сети,

набрал команду, один старее другого,

и навсегда расстался с чернилами и бумагой.

И были у нас хорошие месяцы, были плохие.

Холод собачий, а в море вода солона и горька,

и сети резали руки,

а линь хитер и опасен; но все же

я ни за что на свете не отказался бы от этой доли. Тогда.

Весь мой мир был солон на вкус, и мне казалось,

я вечен,

я буду жить,

рассекая стремительно волны встречь ветру,

и солнце будет светить мне в спину, а я полечу

по волнам —

никому за мной не угнаться,

такой была моя жизнь.

Море бывает капризным. Ты скоро о том узнаешь.

В день, о котором хочу рассказать,

оно было насмешливо-злым и непостоянным,

и налетал порывами ветер со всех четырех сторон света,

и волны взбесились. А я растерялся.

Земля была далеко, когда я увидел руку,

увидел нечто, поднявшееся из глубин.

Вспомнив участь отца, я бросился на нос и закричал.

Никто не ответил, лишь одиночные крики чаек.

А воздух наполнился хлопаньем белых крыльев, и вдруг —

резкий удар по шее.

Помню, как медленно ко мне подступалось холодное море,

а потом окутало, поглотило, вобрало в себя.

И соль на губах. Морская вода и кости —

вот из чего состоит человек:

так говорил торговец, у которого я работал.

Не зря же вначале отходят воды, возвещая рожденье,

уверен, те воды на вкус солоны,

поскольку помню, как сам родился.

И мир подводный был так смутен. И холод, холод…

Не верю я, что точно ее видел. Поверить не могу.

То был сон, безумье – иль воздуха нехватка,

последствия удара: вот что это было.

Когда ж во сне увижу я ее, признаю сразу.

Она стара, как море, и молода, как волны и как пена.

Русалочьи глаза за мной следили. Я знал: она меня

хотела.

Хоть говорят: у всех, живущих в море, нет души, —

возможно,

у моря лишь одна душа живая, огромная, – и ею они дышат,

и пьют ее, через нее живут.

Она меня хотела. И получила бы, ничуть не сомневаюсь.

Но все ж…

На берег вытащив, на грудь давили,

пока не вырвало морской водой на гальку.

Холод! Какой был жуткий холод, я дрожал, и трясся,

и стонал.

А руки были сломаны, и ноги – изувечены,

так, словно вынырнул я из пучины,

где кости кто-то мне изрезал, под плотью cкрыв

послание и тайну.

На берег моя лодка не вернулась. И сгинула команда.

Живу теперь на подаянья:

в деревне говорят: коли б не милость моря,

что б мы были.

Уж столько лет прошло: чем их измерить? И женщины

то пожалеют, то с презреньем смотрят.

И ветер за окном уже не воет – вопит,

грохочет он дождем по крыше,

швыряет в стены гальку, камнем бьет о камень.

«Услышь нас, взываем к Тебе, Господь,

Спаси тех, кто в море, не дай утонуть».

Поверьте, я прямо сегодня спустился бы в море,

приполз бы туда на коленях.

Отдался бы тьме и воде.

И деве той, из пучины.

Я отдал бы ей это мясо с непрочных костей

и преобразился бы в нечто резное, чудное и страшное.

Но глупо об этом думать.

И шепчет мне голос: зовет меня шторм.

И шепчет мне голос: то голос песка.

И море мне шлет волну за волной.