Вампиры в Англии, Ирландии и некоторых странах Западной Европы 4 страница

В современной Ирландии, как и Англии, вампира — хотя записи об этом встречаются редко — ни в коем случае нельзя назвать неизвестной фигурой, и я во всех деталях привожу самый интересный и значительный случай, о котором сообщил Р. С. Брин в «Оккультном обозрении» (октябрь 1925 г.)

«Эта история была рассказана мне много лет назад родственниками священника, который в ней фигурирует. Насколько мне удалось выяснить, у меня нет причин подвергать сомнению то, что все, написанное мною здесь, — констатация факта. Одно соображение заставляет меня согласиться, по крайней мере, с намерением рассказчиков быть правдивыми. Этот случай произошел в Ирландии, где огромное большинство жителей всегда были рьяными католиками. Этим людям никогда бы и в голову не пришло придумывать такую историю о церковнослужителе. Их благоговение перед священниками и вера в их святость столь сильны, что почти невозможно понять, как обстоятельства, о которых пойдет речь в рассказе, могли соединиться в уме простых людей с именем и памятью того, кто получил духовный сан. И тем не менее информация была получена от католиков, которые назвали себя свидетелями всего происшедшего. К тому же я прочел, что вампиризм появляется лишь в тех странах, которые являются духовно отсталыми, как в некоторых районах Восточной Европы. Но хотя, как я уже сказал, люди, среди которых произошли эти события, были католиками, они не были высоконравственными. Это дикий, обособленный край, покрытый горами. Даже в недавние годы из этих мест поступали сообщения о совершенных многочисленных ужасных насильственных преступлениях; некоторые из них были особенно бессмысленными. Несколько лет назад мне самому показали место, отмеченное белым крестом на камне у обочины дороги, где двадцатилетний парень за несколько дней до этого вышиб мозги у своего отца без какой-либо явной провокации. Кто-нибудь наверняка сказал бы, изучив обстоятельства дела, что это было очень похоже на дьявольское наваждение. Я никогда еще не был в таком уголке Ирландии, где жители всегда ощущали бы взаимопроникновение того, что невидимо, и того, что все же появляется. Чувствовалось, что они находятся в контакте с царством существ, о котором мы в своем мире ничего не знаем. Они были грубыми, храбрыми и, как мы сказали бы, суеверными. Элемент страха, страха перед неведомым, чувствовался всегда. Большинство обитателей этого края были бедны, но некоторые фермеры имели возможность жить с неким простым комфортом. Трактирщики и фермеры обычно отдавали одного из своих сыновей в лоно церкви.

Член семьи М., связанной с фермерством, получил духовное звание и, со временем, небольшой приход. У него была репутация тихого, безобидного человека, не очень любившего общество своей паствы и больше увлекавшегося чтением и учением. Его прихожане слушали поучительные проповеди своего пастыря, приносили к нему своих детей для крещения, периодически исповедовались ему и принимали из его рук святое причастие по воскресеньям и большим церковным праздникам. Он нечасто бывал в их домах, как это делали некоторые его более общительные коллеги в других приходах. Он проявлял гостеприимство к незнакомым людям и часто предоставлял кровати в своем небольшом домике в распоряжение припозднившихся путников и даже бродяг. И все-таки никому из его ближайших соседей и в голову не приходило прийти к нему неофициально. Они приходили к нему по церковным делам или вообще не приходили. Одним словом, его уважали, хоть и не очень любили.

Когда священнику оставалось до пятидесяти лет совсем немного, он внезапно заболел и спустя недолгое время умер. Был погребен с теми простыми почестями, которые подобают похоронам ирландского сельского священника. Его тело — я должен был сказать — перед похоронами было перенесено в дом его матери, который находился в нескольких милях от его прихода. Именно там происходили похороны. Это была горестная картина, когда тело привезли домой к старой матери, главной гордостью которой в ее преклонные годы был ее „мальчик в церкви“, священник. И было еще горше смотреть, как гроб снова выносят из побеленного крестьянского дома, чтобы отнести того, кто в нем лежит, на каменистое кладбище в горах, где покоились кости не одного поколения его родственников. По обычаю, тело покойного сопровождали родственники усопшего обоего пола. Убитую горем мать оставили наедине с ее мыслями до конца дня в доме, который посетила смерть. Во второй половине дня она разрешила служанке, которая делала черную работу по дому, пойти на несколько часов к ее родным, которые жили на другом конце поля. Госпожа М. была мужественной, как любая другая женщина такого же социального положения, и в своем горе она хотела остаться одна.

Тем временем похоронная процессия медленно направлялась (длинная вереница рессорных двуколок, двухколесных колясок с четырьмя сиденьями, а также других экипажей) к месту назначения в горах. Люди не тратили много времени на осуществление и завершение своей печальной задачи, но им предстоял долгий путь, а солнце уже близилось к закату, когда процессия поднялась на последнюю цепь холмов на пути к дому, который все покинули утром. Это были похороны священника, и все участники похоронной процессии не останавливались в разбросанных там и сям пивных, попадавшихся им по дороге, как они наверняка сделали бы — и не раз, — если бы хоронили кого-то другого. Все они были трезвыми, но многие из них, особенно женщины, заснули. Близилась ночь. Ниже гребня холмов тени уже удлинялись, но на дороге из известняка еще было светло. У подножия склона седоки экипажей, ехавших первыми, внезапно увидели одинокую фигуру, которая быстро шла по направлению к ним. Когда расстояние между ними и пешеходом уменьшилось, они с изумлением увидели, что это священник. Они не знали никакого другого священника, который мог оказаться там в такой час. Те люди, которые участвовали в церемониях у могилы, еще не доехали до этого места по дороге домой. Седоки в экипажах начали гадать, кем мог быть этот человек. Люди обменивались репликами, а тем временем незнакомец уже подошел к самому первому экипажу. Двое сидевших в ней мужчин бодрствовали. Ошибки быть не могло. Они увидели совершенно отчетливо, что стоят лицом к лицу с человеком, которого они положили в могилу два или три часа тому назад. Он прошел мимо, слегка отвернувшись от них, но не настолько сильно, чтобы они совершенно определенно не разглядели его или не заметили мертвенную бледность его кожи, тяжелый блеск его широко раскрытых глаз и необычную длину его крепких белых зубов, на фоне которых красные губы казались совсем оттянутыми назад так, что были видны десны. На нем была надета не та одежда, в которую его обрядили для похорон, а приличный черный сюртук и другие предметы одежды, в которых его последний раз видели живым. Он прошел вдоль длинной вереницы экипажей и в конце концов исчез за поворотом дороги. Кто-нибудь в каждом экипаже или двуколке видел его — короче, большинство из тех, кто не спал, сидя в экипаже с той стороны дороги. Нервная дрожь от ужаса охватила всех. Приглушив голоса, страшно побледнев, все поспешили дальше, горя нетерпением добраться до какого-нибудь крова и пылающего очага, прежде чем на землю опустится жуткая ночь.

Сначала они заехали на ферму М. С фасада дома у двери было маленькое крылечко, а с каждой его стороны — по небольшому узкому окну. Здесь люди собрались и торопливо решили не говорить ни слова о том, что случилось, матери, лишившейся сына. Кто-то постучал в дом, но ответа не было. Они постучали снова, а так как их снова никто не впустил, они начали беспокоиться. Наконец кому-то пришло в голову заглянуть в одно из небольших боковых окошек, и тогда он увидел старую госпожу М., лежавшую на полу лицом вниз. Больше они не колебались, а буквально вломились в дом, и спустя недолгое время им удалось привести ее в сознание. Вот вкратце то, что она им рассказала.

Приблизительно за полчаса до их появления она услышала шаги на улице, вслед за которыми послышался громкий, требовательный стук в дверь. Она удивилась, что все возвратились так быстро, к тому же она ожидала услышать шум приближающихся экипажей. Она решила, что это не может быть кто-то из родственников, и поэтому, прежде чем открыть, выглянула в боковое окно. К своему ужасу, она увидела там своего умершего сына, который стоял при свете дня и выглядел во многом так же, каким она последний раз видела его живым. Он не смотрел на нее прямо. Но она тоже заметила необычную длину его зубов, холодный блеск глаз — я бы сказал, что-то волчье было во всем его облике — и смертельную бледность лица. Ее первым инстинктивным порывом было открыть дверь. Затем ее охватил страх, который подавил даже ее материнскую любовь. Она почувствовала, как подгибаются ноги, и упала в обморок, в котором и лежала, пока родственники ее не нашли.

В таком виде эта история была мне рассказана. Если у нее было продолжение, я о нем никогда не узнал. Был ли это случай вампиризма? Нельзя сказать, что подобные случаи неизвестны в Ирландии. Во всяком случае, я счел его достойным того, чтобы написать об этом».

Полагаю, мне редко доводилось сталкиваться с более интересным рассказом о вампире, и в нем есть немало моментов, которые могут быть рассмотрены подробно. Полезно было бы сделать необходимым расследование любых недавно происшедших событий, любое проявление вампиризма в каждом конкретном районе. Такие расследования могут причинить мучительные страдания оставшимся в живых и повлечь за собой прискорбную известность. Так что будет более разумным и человечным оставить все как есть. Каждая деталь этой истории несет на себе печать правды. Это действительно чрезвычайно выдающийся и поразительный рассказ.

Как в Англии и Ирландии, так и во Франции письменно зафиксированные случаи вампиризма немногочисленны. Кто-то, вероятно, может неправильно сказать: умышленно немногочисленны. В La-Bas Ж. К. Хайсманс говорит о «вампиризме» Жиля де Реса, но здесь современное французское слово используется в самом широком смысле. Жиль де Рес был некрофилом, некросадистом и мучился от безумной тяги к крови, гематомании. Но, строго говоря, он не был вампиром, хотя и испытывал жажду крови, как вампир.

Я слышал от тех, кто лично знал эту даму, что настоящую мадам Шантелув в La-Bas называли вампиршей. Ее присутствие, ее общество оказывало на тех, кто находился рядом с ней, такое действие, будто у них кто-то высасывает жизненные силы, а ее энергетический запас заметно увеличивался. Ее красота сияла ярче, а их подавленное состояние и слабость усиливались. Анализируя произведение Хайсманса, Г. Обо де ла Олт Шамбр пишет, что мадам Шантелув была «дьявольской испанкой, бывшей возлюбленной Хайсманса…».

Случай с сержантом Бертраном, который во время суда над ним был известен во всей Франции как «вампир», является классическим примером некрофилии. 10 июля 1849 г. военным советом под председательством полковника Манселона проводилось расследование. «Отмечается, что суд был переполнен людьми и присутствовало много дам». На протяжении многих месяцев различные кладбища в Париже и его окрестностях становились местом самого ужасного осквернения. Сторожа кладбища Пер-Лашез замечали или полагали, что они видят, фигуру, похожую на тень, перемещающуюся по ночам среди могил. Но им никогда не удавалось схватить ее, и некоторые начали предполагать, что это призрак. Были обнаружены страшно разоренные могилы. Тела были выброшены из гробов, стали добычей извращенца и расчленены. Когда подобные вещи на Пер-Лашез прекратились, они начались на отдаленном пригородном кладбище. Тело семилетней девочки, которая была похоронена в полдень, было найдено на следующее утро: оно было выкопано из земли, гроб — взломан, на трупе — следы варварства и извращения. «Были приняты все меры к тому, чтобы обнаружить преступника. Но единственным результатом усиленного наблюдения было то, что местом, где происходило осквернение, стало кладбище Монпарнас, где эксгумации стали происходить в таком количестве, что власти были в растерянности. Кстати, учитывая, что все кладбища окружены стенами и заперты железными воротами, кажется очень странным, что какой-нибудь упырь или вампир из плоти и крови мог бы в течение такого долгого времени заниматься своими делами без помех». Наконец, благодаря ловушке сторожа кладбища сумели захватить врасплох таинственного посетителя, который тем не менее, получив серьезные огнестрельные ранения, от них скрылся, оставляя кровавый след. Были найдены обрывки военной формы, и, когда саперы 74-го полка заметили, что вскоре после полуночи один из их сержантов возвратился с такими ранами, что его пришлось отправить в военный госпиталь Вал-де-Грас, стало ясно, что преступник найден. На допросе Бертран признался, что непреодолимая сила влекла его выкапывать трупы и вступать в половые сношения с ними, после чего он впадал в подобие транса или комы. Подробности того, как он осквернял трупы, были самого ужасного свойства, а расчленения он совершал в состоянии беспамятства. Но доктора сочли, что сержант вменяемый, и его приговорили к тюремному заключению.

Следующий рассказ о французском вампире был помещен мисс Джесси Аделаидой Мидлтон в ее произведении «Еще одна книга о привидениях»:

«Французский виконт по имени Морьев был одним из немногих французских аристократов, сумевших сохранить свои владения в неспокойное время Французской революции. Он выглядел очень необычно, был очень высок и худ, с высоким лбом и выступающими зубами.

Под личиной учтивости и доброты он скрывал ужасно жестокий характер, который проявился, когда пожары великой революции догорели и вокруг снова стало спокойно. Чтобы свести счеты с рабочим классом, он посылал по очереди за своими домашними слугами и работниками и после беседы с каждым из них отрезал им головы. Неудивительно, что он сам встретил свою насильственную смерть от руки какого-то крестьянина.

Однако, как только виконта положили в могилу, в ближайших окрестностях умерло ужасающее количество маленьких детей, и у каждого из них на горле были отметины от зубов вампира. Позднее, когда после похорон уже прошло некоторое время и возводился склеп, произошли еще девять подобных случаев за неделю. Страшные убийства происходили до тех пор, пока не прошли семьдесят два года и внук виконта не унаследовал его титул.

Услышав жуткие истории о своем дедушке, молодой де Морьев пришел посоветоваться со священником о том, как уложить в могилу призрак его страшного предка. После обсуждения этого вопроса было решено вскрыть могилу. К этому был привлечен человек, которому особенно удавались дела подобного рода, и склеп был вскрыт в присутствии властей.

Было обнаружено, что все гробы подверглись обычному процессу гниения, за исключением гроба старого виконта, который после семидесяти двух лет был абсолютно крепок и цел. Крышка гроба была сдвинута, и тело в нем не было тронуто тлением и казалось вполне свежим. На лице трупа был румянец, а в сердце и груди пульсировала кровь. Кожа была мягкой и выглядела естественно. На руках и ногах выросли ногти.

Тело вынули из гроба, и знающий человек вогнал в сердце покойного кол из боярышника, в результате чего из него полились кровь и вода, а труп застонал и завыл.

После этого останки были сожжены на берегу моря. И с того самого дня дети перестали умирать, и в окрестностях прекратились загадочные преступления.

Были изучены семейные архивы, и выяснилось, что старый виконт приехал из Персии, где взял в жены женщину из Индии, а потом он поселился во Франции и принял ее гражданство. Вампирские наклонности были у него в крови».

В Италии, особенно в области Абруцци, крестьяне боятся «колдунью, которая сосет кровь». Мать видит, что ее дитя чахнет и угасает, и ума не может приложить, как ему помочь. Она идет к священнику, который читает над бедным ребенком святое Евангелие, покрыв его голову широкой епитрахилью. Мать возвращается домой и вешает над дверью крест из воска, который был освящен в день Вознесения Господня. Она берет щепотку соли, завязывает ее в небольшой полотняный мешочек и вешает этот амулет на шею своему ребенку. Она отрезает у него локон и сжигает его, чтобы дым отогнал ведьму подальше. Она окропляет дверные петли святой водой и трижды читает вслух «Верую». Затем ее муж «стоит семь ночей», то есть стоит на карауле семь долгих ночей. Может быть, ему удастся поймать ведьму и схватить ее за волосы.

В полночь ведьма намазывает свое тело волшебной мазью, садится верхом на большого козла и кричит: «Прочь, прочь, через бурю и снег вези меня к орешнику Беневенто!» (Беневенто находится в области Кампания неподалеку, южнее. — Ред.) По пути на шабаш она проникает в дома и сосет кровь у маленьких детей, которые начинают болеть, чахнуть и в конце концов умирают. Возможно, в каком-нибудь доме отец, сильно беспокоящийся о своем младенце, «стоит семь ночей». Перевернутый вверх дном глиняный горшок скрывает яркий свет. В темноте отец занимает свою сторожевую позицию. Если ему удастся уколоть ведьму булавкой, даже слегка, она будет обнаружена. Сторож слышит шум. Он быстро снимает горшок с лампы. Но ведьма уже скрылась.

На заре он идет искать знахарку (ворожею) и просит ее сказать, как можно спасти ребенка от неминуемой опасности. Она велит ему убить собаку или кошку и положить ее за дверью дома. Ведьма не сможет войти в него, пока не сосчитает все волоски на шкуре убитого животного, а пока она будет занята этим, уже рассветет. И тогда ведьма должна будет лететь к себе домой, потому что если она задержится до восхода солнца, то не сможет скрыться и будет обнаружена на деревенской улице совершенно голой.

Эти подробности дает нам де Нино в своем ценном исследовании «Обычаи и нравы жителей Абруцци», и кажется вероятным, что это и есть тот источник, из которого Габриэле Д’Аннунцио (1863–1938; итальянский писатель. В большинстве его произведений — культ сильной личности. — Ред.) почерпнул материал для следующего эпизода, который происходит в четвертой части «Торжества смерти» под названием «Новая жизнь». Маленький сын крестьянки Либераты Манеллы угасает и уже близок к смерти. Бедный ребенок лежит в своей грубой колыбели. «Несчастное создание, раздетое, исхудавшее, бледное, постоянно стонало и слабо шевелило истончившимися руками и ногами, как будто прося о помощи».

Несчастная мать, охваченная горем, время от времени механически качает колыбель. «Святые образа и все, чем была увешана елка, качались от этого плача». Другая женщина, по имени Кандия, рассказывает о различных способах, которые использовали родители, чтобы рассеять чары, убивавшие их дитя. «Что они только не делали! Она рассказала им, какие есть способы и заклинания. Пришел священник и осенял ребенка крестом, освященным в день Вознесения Господня, окропляли святой водой и громко читали „Верую!“ три раза. Затем взяли щепоть соли, завязали ее в узелок и повесили его на шею умирающего ребенка. Его отец провел семь ночей на карауле в ожидании ведьмы. Перед ним стоял светильник, покрытый горшком, а он прислушивался к шорохам овец. Он был готов напасть на ведьму и поразить ее. Достаточно было бы укола иголкой, чтобы ведьма стала видимой для глаз человека. Но все семь ночей прошли впустую. Сыночек худел, чах с каждым часом, и не было никакого средства к спасению. В результате безутешный отец по совету знахарки убил собаку и положил ее труп у порога. Ведьма не смогла бы зайти в дом, не пересчитав все шерстинки мертвой собаки». Подобные предания бытуют и на Сицилии. Признано, что единственным надежным средством является защита церкви, и, как принято у христиан в любой христианской стране, именно к благословению церкви они прибегают за помощью, чтобы изгнать нечистую силу, защититься от сил зла и оградить себя от воинства тьмы и дьявола.