V. — Изменения в социальном строе и общественном сознании

До своего поглощения более сильными со­седями государства Великой Китайской рав­нины не пребывали в бездействии, а вмешива­лись в политику, пытаясь устанавливать пере­мирия между крупными царствами. Поскольку они были слабы, их единственным средством воздействия были дипломатия и искусство убеждения. Так в конфликтах, захлестнувших начиная с VII в. до н. э. государства долин Янц­зы и Хуанхэ, развивалось тонкое искусство дипломатических комбинаций и моралистиче­ской риторики, оказывавших глубочайшее влияние на китайскую мысль и литературу вплоть до начала нашей эры. Видя угрозу со стороны окраинных царств, древние города-го­сударства держались за свои традиции так сильно, что и пришельцы не оставались нечув­ствительными к тому, что в их глазах предста­вало как истинные благородство и «китай-скость». Очевидно, важность, которую в то вре­мя приобрели нравственные и ритуальные тре­бования как побудительные мотивы действий людей и государств, отчасти объясняет проис­хождение идеала «порядочного человека», ко­торый в начале V в. до н. э. стал центральным в учении Конфуция.

Вооруженные же столкновения постепенно заставили осознать реальность военных и эко­номических факторов (исход войны в конеч­ном счете представлялся уже не вердиктом сонма богов, а логическим следствием степени силы или слабости противника). На смену аристократической иерархии, почитанию тра­диционных обрядов пришли отношения силы не только между царствами, но и внутри каж­дого из царств. Около 600 г. до н. э. начались кровопролитные ссоры между знатными семь­ями за власть, острое соперничество между князьями и землевладельцами, драматические попытки глав государств освободиться от опе­ки могущественных семейств. Эти конфликты приводили то к устранению родовой знати и выдвижению новых людей, полностью предан­ных государю (в Цзинь конца VII в. до н. э.), то к фактической узурпации царской власти (в Лу в 562 г. до н. э., где законный государь со­хранял функции верховного жреца, но поте­рял реальную власть), то к полной узурпации царских прерогатив (в Ци в начале V в. до н. э.) и даже к территориальному дроблению (в Цзинь в 453 г. до н. э.).

Когда непрочные преграды, созданные обычными установлениями, рухнули, традици­онные политические и социальные структуры постепенно распались. Некоторые мыслители эпохи Борющихся царств, особенно Мэнцзы (конец IV в. до н. э.) в знаменитом рассужде­нии, открывающем сборник его поучений, открыто говорил о разрушительном действии жажды власти и богатства —«корысти» (ли).

На смену отношениям архаического типа, основанным на кровном родстве, почитании обрядов и власти религии, пришли личные от­ношения людей друг к другу в результате сво­бодного согласия. Всякая знатная семья стремилась создать себе клиентелу. Главам госу­дарств, не имевшим больше эффективных средств для удержания власти из-за прекраще­ния поступления дани (воинами, колесницами и продуктами земледелия), пришлось устанав­ливать повинности для того, чтобы набрать войска. Наемные войска и личная «гвардия» царя— в числе новшеств этой эпохи.

VI в. до н. э. был временем первых налого­вых и аграрных реформ: они зафиксированы в Лу (маленькое государство в Шаньдуне) в 594 и 590 гг. до н. э., в Чжэн (Хэнань) в 543 и 538 гг. до н. э. Если в архаическую эпоху крестьяне, очевидно, были вынуждены даром обрабаты­вать земли, доход с которых удерживало благо­родное сословие, то начиная с VI в. до н. э. в обиход вошла система зернового налога. Как правило он составлял десятую часть урожая и рассчитывался, вероятно, исходя из среднего­дового сбора зерна либо из реального урожая за каждый год. Практика натурального обло­жения, весьма вероятно, сопровождалась чув­ствительной переменой в положении крестьян (земледельцы получили больше свободы и не­зависимости от своих старых хозяев). Швоз-можно, что некоторая автономия деревень на­чалась как раз с того момента, когда традици­онный сбор дани сменился настоящей фис­кальной системой.

Примерно в то же время (во второй полови­не VI в. до н. э.) появились записи уголовных законов на треножниках. Это было важнейшее новшество, приход писаного права на смену не­писаным обычным правилам в отношениях между знатью и сельским населением, ибо вме­сте с ним рождалась централизованная власть. С развитием политической власти китайское общество постепенно становилось более цель­ным. В то время, как в архаическом обществе, по-видимому, существовало много мелких со­циальных групп, весьма разнообразных по ста­тусу, теперь складывались более крупные и ор­ганичные образования. Традиционно сущест­вовавшее при империи деление китайского об­щества на знать (позднее ученых), крестьян, ремесленников и торговцев, несомненно, нача­ло развиваться в эпоху царств-гегемонов.

Острота конфликтов повлекла за собой утя­желение повинностей, лежавших на крестьян­стве, и конфуцианская критика вполне спра­ведливо видела связь между упадком древних установлений и нищетой, до которой доводила крестьян жадная до роскоши и власти знать. Раскопки и здесь дают нам ценнейшие сведе­ния: начиная с конца VI в. до н. э. в погребаль­ных обрядах становятся заметны стремление к роскоши и пренебрежение традициями. Имен­но тогда в гробницы наряду со священными со- судами начинают помещать ценные вещи бы­тового назначения.

По мере обострения морального кризиса уси­лилось и различие жизненных позиций: в ре­зультате распрей, беспорядков и смут, овладев­ших китайским миром начиная с VII в. до н. э.[27], появились моральная рефлексия и положитель­ные знания.