ЧАСТЬ IV. Кара Господня 5 страница

-- Что же тебе кажется, Лили? -- спросила Гермина, невольно понижая голос и наклоняясь к больной, лежащей по-прежнему не шевелясь под своим голубым одеялом. -- Скажи мне, Лили, что тебе "кажется", если тебя не слишком волнует этот разговор... Иногда легче делается, когда выскажешься...

Лилиана понизила голос.

-- Говори тише, Мина... Не разбудить бы нам Матильду. Бедняжка так устала возле меня... Я ведь понимаю, как тяжело вам сидеть здесь, возле меня, день и ночь.

Гермина провела рукой по горячему влажному лбу подруги и поспешно заговорила, чтобы отвлечь её внимание от мрачных мыслей:

-- Как ярко светит луна... Её лучи ярче света, падающего из окон кабинета моего мужа... Как он, однако, засиделся со своим гостем...

Лилиана приподнялась так быстро и неожиданно, что Гермина вздрогнула и остановилась. Широко раскрытые глаза больной уставились на красную полосу окна, светившегося вдали, по другую сторону громадного цветника, разделяющего оба корпуса обширного здания, загибающегося в форме "покоя".

-- Что с тобой, Лили?.. Куда ты смотришь такими испуганными глазами? Что тебе пришло в голову?.. -- растерянно прошептала Гермина.

-- Скажи мне, Мина, ты видела этого человека... того, который сегодня приехал к твоему мужу? -- чуть слышно прошептала Лилиана, с болезненной дрожью прижимаясь к груди подруги.

-- Да, конечно, -- спокойно и равнодушно ответила Гермина. -- Ведь этот мистер... мистер... право, не помню его фамилии, обедал вместе с ним и с твоим отцом.

-- Что он за человек, Гермина? Молодая женщина усмехнулась:

-- Право, не знаю... Как я могу судить о человеке, которого вижу в первый раз и с которым сказала не больше сотни слов, и притом самых обыденных. Если ты спрашиваешь о его наружности...

-- Ах, я не это хотела спросить, -- нетерпеливо перебила Лилиана. -- Представь себе, Мина, -- только ты не смейся надо мной... Я видела его во сне ровно шесть дней назад... Мой бедный Боб указал на него и сказал: "Берегись, Лилиана... это враг"... И с той ночи начался мой припадок. Этот сон был так ясен и убедителен, покойный муж стоял как живой передо мной, -- вот на том месте, где теперь стоит кресло Матильды... И он указывал мне рукой на освещённый луной цветник, на другом конце которого точно так же, как и сейчас, мерцало красным светом окно из кабинета твоего мужа... И в этом окне я ясно увидела лицо этого... американца. И он дышал такой злобой, что я в ужасе проснулась и закричала "спасите"... Представь же себе мой ужас, когда я узнала в этом приезжем американце страшное лицо, виденное мною в окне.

Гермина пожала плечами с невольной улыбкой.

-- Но Лилиана, радость моя, как же ты могла узнать человека, которого ни разу не видела?.. Ведь он только сегодня приехал, а ты не выходила из комнаты?

-- И все-таки, Мина, я видела его, когда он проходил с твоим мужем по саду... Я лежала в том кресле, где теперь спит Матильда, и прекрасно могла разглядеть это ужасное лицо... Неужели оно тебя не пугает?..

Гермина покачала прелестной головкой.

-- Воля твоя, я не вижу ничего страшного в этом рыжем американце. Хотя теперь, когда я припоминаю его, оно начинает мне казаться как будто знакомым. Но это очевидно только смутное сходство с кем-либо из случайно встреченных мною людей, так как сколько ни стараюсь, я всё же не могу припомнить, на кого оно похоже.

-- А я сразу узнала его... Таким точно стоял он предо мною во сне, когда мой бедный Ральф указал на него рукой...

-- Но что это?.. -- Молодые женщины ахнули... Возле окна стояла тёмная фигура мужчины. Гермина тихо вскрикнула... Матильда раскрыла глаза.

-- Что случилось? -- быстро вставая, спросила она. Но Лилиана успокоила, разглядев так неожиданно появившуюся фигуру:

-- Это наш старый друг... Входи, отец мой. Мы рады тебя видеть, -- возбуждённым шепотом заговорила она.

Тёмная мужская фигура шагнула из ярко освещённого луной сада на тенистую, увитую виноградом и розами, террасу, спускавшуюся в цветник, и через минуту уже стояла посреди комнаты.

-- Потушите лампу, -- произнёс он. -- Не надо света... Он может возбудить внимание тех, кто совещается там, -- старый негр протянул руку по направлению кабинета Лео.

Узнавшая "чёрного чародея" Матильда радостно кинулась к нему.

-- Ах, это ты, отец мой... Я посылала за тобой уже два раза, но тебя не могли найти... Ты уезжал куда-нибудь?

-- Я пытался спасти тех, кого ещё можно спасти... И сегодня я пришёл к вам... Приближается конец, дети мои. Смерть уже витает над грешным городом... Те, кто хотят жить, должны прокинуть его и бежать... бежать без оглядки...

Голос старика негра звучал бесконечной грустью. Чёрные глаза его горели ярким блеском.

Три молодые женщины стояли, не понимая смысла его слов, но не смея расспрашивать.

А старик продолжал:

-- Я предчувствую гнев Божий и вижу возмездие... Грозное, страшное, нечеловеческое!.. Вас, дети мои, я пришёл предупредить о гибели... Не смейтесь над бедным нищим негром.

Я пришёл сюда, чтобы спросить тебя, бедная молодая мать: способна ли ты решиться на смелое, на отчаянное дело... ради спасения твоего ребёнка?..

Чёрный отшельник ласково положил руку на голову Лилианы. Молодая женщина решительно подняла голову и сказала:

-- Да, отец мой... Для моего мальчика я на всё решусь, всё сделаю и всё вынесу...

-- Хорошо... В таком случае выслушай меня внимательно, а ты, дочь моя... -- старик внезапно повернулся к Гермине, -- пройди в сад и посмотри, чтобы никто не смог подойти к нашей террасе. Я боюсь соглядатаев и шпионов.

Гермина вышла.

-- Что должна сделать Лилиана?.. -- спросила Матильда.

-- Уехать... -- твёрдо произнёс негр. -- Немедленно покинуть Сен-Пьер и Мартинику. Даже имя своё она должна позабыть, помня только о своем ребёнке.

-- А мой отец?.. -- спросила Лилиана. -- Неужели я и от него принуждена буду отказаться?

-- Твой отец будет сопровождать тебя, -- произнёс старый негр. -- Он предупреждён об опасностях, окружающих тебя и твоего сына, и принял все меры для устройства вашей новой жизни... Он подготовил новое имя и безопасную жизнь для дочери и внука... Вот письмо твоего отца, Лилиана. В нём ты найдёшь все подробности твоего бегства, назначенного на завтрашнюю ночь...

-- Боже, так скоро... -- вскрикнула Матильда, испуганная мыслью о разлуке с любимой сестрой.

-- Вам нельзя терять ни часу, бедные дети, -- печально ответил негр. -- Вы окружены шайкой злодеев, шайкой, которая не остановится ни перед чем для достижения своей гнусной цели. Времени осталось немного... Итак, будь готова к завтрашнему вечеру, Лилиана...

IX. Исчезли...

За неделю до праздника Рождества Христова по Сен-Пьеру разнёсся слух об исчезновении дочерей маркиза Бессон-де-Риб. Этот слух распространялся с быстротой электрической искры по гостиным, трактирам и кабакам, по улицам, клубам и собраниям, сопровождаемый такими невероятными, противоречивыми и фантастическими вариациями, что у человека, выслушавшего хотя бы половину их, голова пошла бы кругом...

Однако как ни странно и ни невероятно было событие само по себе, в действительности его никто ни на минуту не усомнился, настолько сильно укоренилась в суеверном южном населении мысль, что "злой глаз" тяготеет над несчастным семейством.

Уже к полудню обе улицы, на которые выходила "вилла Маргарита" оказались настолько переполненными любопытными, что трамвай только с трудом, шаг за шагом, пробирался среди густой толпы. Его вагоны были переполнены любопытными, пытающимися заглядывать с крыши, через высокую ограду, в сад или двор усадьбы, где случилось такое удивительное происшествие.

Войти внутрь этой ограды удавалось весьма немногим, так как все двери охранялись полицейскими, пропускающими только после долгих переговоров, и то лишь с разрешения следственных властей, призванных маркизом.

-- Так значит, это правда?.. -- говорили вновь пришедшие. -- Так значит, молодые дамы действительно исчезли...

-- И не одни они... -- сообщили из толпы, куда успели уже проникнуть кое-какие сведения. -- Исчез и маленький внук маркиза, и его нянька со своим мужем и сыном... Исчез и старый Помпеи, и два выездных лакея молодой маркизы, мулат Дагеберт и его сын.

-- Да неужели же девять человек могут исчезнуть, не оставив никаких следов? -- раздавались громкие восклицания.

-- Следы-то, вероятно, какие-нибудь остались. Не стали бы иначе судебные власти сидеть там с восьми часов утра... Только нельзя узнать, в чём дело... Полиция никого не впускает и не выпускает никого из прислуги до окончания опроса домашних и осмотра.

-- А что старый маркиз? Бедный старик... Ведь он остался совсем один...

-- И не говорите, -- жалостливо отозвалась женщина, -- внук был его последним утешением, а без дочери он шагу никуда не делал... Такая красавица, такая умница... И как она ухаживала за отцом и за вдовой брата, которая ведь была не в себе после смерти мужа и сына...

-- Ну да, да... Если бы исчезла только молодая вдова, то в этом не было бы ничего удивительного. Все знали, что её преследовала мысль о самоубийстве, и что во время её припадков её нельзя было оставить одну. Её исчезновение никого бы не удивило. Но мадемуазель Матильда такая умная, энергичная и решительная. После всех этих несчастий она одна распоряжалась и по хозяйству, и на плантациях, и даже на фабриках. Ума не приложу, что значит её исчезновение? Как она могла решиться покинуть своего отца... И чего ради?

-- А может не "чего", а "кого" ради... У красивой молодой девицы легко может найтись причина для побега, -- отзывался какой-то злой язык из толпы. Но на него с искренним негодованием набросились люди, близкие к аристократическому семейству, то есть, попросту говоря, знакомые с кем-либо из прислуги маркиза.

-- Сейчас видно, что не знаете, о чем говорите... Матильде Бессон-де-Риб нечего было бегать из дому ради какой бы то ни было любви... Она была совершеннолетняя и независимая. Кого бы она ни полюбила, отец с радостью согласился б на её брак...

-- Даже если бы она полюбила какого-нибудь цветнокожего? -- недоверчиво отозвался молодой негр из "цивилизованных", в безукоризненно модном светлом костюме, делающем ещё смешнее и чернее его лоснящееся лицо с вывороченными губами. -- Позвольте в этом усомниться. У нас в клубе маркиза Бессон-де-Риб называют одним из столпов допотопного предрассудка, не допускающего смешанных браков... А потому, если бы его дочь случайно полюбила мулата или квартерона, то ей пришлось бы бежать из дома.

-- А вот и неправда, -- с негодованием воскликнула молоденькая белошвейка, не раз работавшая в доме Матильды. -- Всем известно, что старый маркиз разрешил даже своему единственному сыну жениться на внучке квартеронки... Да, кроме того, мадемуазель Матильда никого не любила... Уж это позвольте мне знать. Я ведь недаром по целым неделям живала в её доме и пользовалась доверием всех молодых дам, не исключая и леди Дженнер, которая живёт с мужем в доме маркиза.

Имя лорда Дженнера породило новые мысли в головах любопытных:

-- А ведь если маленький маркиз не отыщется, так наследником семейных богатств останется сын от лорда Дженнера и старшей сестры мадемуазель Матильды?..

-- Да... Красавец мальчик. Только отец всё прячет его, -- отозвались голоса.

-- И хорошо делает, -- серьёзно заметила старая негритянка, ближе других стоявшая к главному подъезду. -- Братья, я говорю вам, что в доме маркизов Бессон-де-Риб поселилось несчастье, и лорд Дженнер хорошо делает, что усылает своего ребёнка подальше от семейства, на которое упал чей-то дурной глаз, и при том страшно сильный, против которого и "кинбуа" (талисман) не поможет...

-- Боже мой, какие ужасные вещи творятся у нас за последнее время... -- судорожно вздрагивая, произнесла торговка модным товаром, лавка которой украшала противоположный угол улицы. -- С тех пор, как эта ужасная "Чёрная рука" перебралась к нам из Нью-Йорка, я боюсь из дома выходить по вечерам... Того и гляди схватят и увезут Бог весть куда.

Общий смех ответил мулатке, фигура которой напоминала суповую миску, поставленную на бочонок, укрепленный на двух вёдрах.

-- Ну, уж вам-то нечего опасаться похитителей "Чёрной руки", -- ответил десяток весёлых мужских голосов. -- Эти разбойники выбирают только красивый и молодой товар...

Торговка обиделась.

-- Позабыли вы, что в жилах каждого христианина течёт одинаковая кровь. А я слышала от сведущих людей, -- мулатка понизила голос, так что только близ стоящие могли разобрать её слова, -- я слышала, что шайка "Чёрной руки" состоит из поклонников сатаны, приносящих кровавые жертвы своему идолу, для чего они и воруют христианских детей и честных девушек...

-- Как вам не стыдно повторять такие сказки, тетушка Жирофле, -- с негодованием отозвался красивый юноша, квартерон, студент масонского лицея, случайно остановившийся, проходя сквозь толпу. -- Ни один здравомыслящий человек не поверит в существование каких-то чёртопоклонников, приносящих человеческие жертвоприношения в нашей цивилизованной французской республике. В XX веке все давно уже перестали верить в самое существование сатаны...

Но ему возразили сразу десятка три голосов. Чёрные и цветные простолюдины Сен-Пьера были иного мнения. В собравшейся толпе нашлись бесчисленные убеждённые, открыто утверждающие, что существование поклонников сатаны -- всем известный факт. Некоторые рассказывали даже, что сами видели яркие огни на вершине Лысой горы, где совершают дьявольский шабаш колдуны и ведьмы, обожающие сатану в образе чёрного козла.

Молодой студент весело засмеялся, отмахиваясь от наседавших на него противников.

-- Ладно, ладно... Я не стану с вами спорить, друзья мои... Но для вашего успокоения напомню вам, что на днях откроется масонский храм у подножия этой Лысой горы... Его близость наверно разгонит всех ваших колдунов и ведьм, -- заметил он, осторожно пробираясь через толпу.

Но за его спиной толстая модистка проворчала на ухо своей соседке.

-- Не вышло бы как раз напротив, кумушка... Ох, не лежит у меня сердце к этим масонам... Да и мой духовник называет их врагами Христа... А это уж последнее дело...

-- Говорите поосторожней, тётушка, -- шёпотом обратилась к говорящей молоденькая негритянка, скользящая как угорь между тесными рядами любопытных. -- Дедушка уверяет, что те, кто слишком много говорит против масонов, недолговечны... Вот и бедные наши маркизы поумирали так неожиданно и внезапно потому, что остались верными святой Христовой Церкви...

-- Ой, не пугай меня, девочка... Расскажи лучше толком, если что-нибудь знаешь...

"Модная" торговка попыталась было схватить рукой пёструю юбку молоденькой внучки "чёрного чародея", но её уже и след простыл.

В эту минуту общее внимание привлекли судебные власти, появившиеся на главном подъезде в сопровождении лорда Дженнера и маркиза Бессон-де-Риб.

Собравшаяся толпа почтительно обнажила головы. Навстречу старому аристократу понесся шёпот сочувствия. Он остановился на мгновение, точно ослеплённый солнечными лучами, и прислонился к дверям, как человек, теряющий сознание. Но эта слабость сейчас же прошла, подавленная силой воли... Маркиз молча поклонился собравшемуся народу и, пожав руку следователю, исчез в дверях, сейчас же за ним затворившихся.

Лорд Дженнер взял под руку молодого прокурора, на красивом лице которого ясно виднелись следы смешанной крови, и пошел по тротуару между расступающейся толпой. Вслед за ними шагал развалистой походкой следователь, уже немолодой блондин, с серьёзным выражением умного лица и проницательными светло-голубыми глазами.

Толпа провожала "власти" любопытными взглядами, надеясь прочесть на их лицах разрешение ужасной загадки, ещё раз наполнившей горем и страхом этот несчастный дом. Но на лице следователя нельзя было прочесть ничего, кроме серьёзной озабоченности. Изящный же молодой прокурор хотя и обменивался громкими фразами с лордом Дженнером, но понять из них можно было только то, что сами следственные власти ещё ничего не понимали.

Разочарованные любопытные принялись добывать сведения иными путями, а так как среди толпы было немало приятелей, родных, соседей или кумовьев многочисленной прислуги маркиза Бессон-де-Риб, с одной стороны, а с другой, полиция по уходе следователей охраняла входы, и особенно выходы, далеко не так сурово, как прежде, то на площади скоро стало известно не только всё то, что знали следователи, но даже и немного больше...

Об исчезновении барыни и барышни первая дала знать камеристка Матильды, Розалия, пришедшая будить свою молодую госпожу по обыкновению южных стран -- в 6 часов утра. Накануне молодые дамы провели целый день как обычно. Лорд Дженнер с приезжим приятелем американцем отправились после завтрака по делам.

После первого завтрака маркиз, по обыкновению, зашёл поздороваться с вдовой своего сына. На этот раз молодая женщина, очевидно, чувствовала себя гораздо лучше обыкновенного. Она даже поинтересовалась некоторыми подробностями домашнего хозяйства, чего ни разу не было со времени смерти её мужа, и позвала к себе в спальню несколько человек из старинной прислуги, которых и одарила в память мужа и сына...

С маркизом она говорила совсем как здоровая, и даже улыбнулась раза два, по уверению Ханны, принесшей эту радостную весть в людскую, когда её отпустили обедать с мужем. От Ханны же узнала прислуга, что старый маркиз просидел вместе с барышней Матильдой в комнате больной дочери целых три часа, причём все трое разговаривали очень живо и громко на каком-то иностранном языке. Уходя, маркиз крепко обнял и благословил как молодую маркизу, так и своего внука, которому он надел на шею большой золотой крест с бриллиантами. Молодая маркиза плакала.

Затем ко второму завтраку в комнату маркизы Лилианы зашла леди Дженнер. Между прочим, эта же Ханна рассказывала в людской, что молодая леди уговаривала барышню Матильду принять приглашение на большой маскарад, назначенный в городской ратуше для встречи Нового Года, и что все три дамы долго выбирали костюмы из большой книги с рисунками. Даже маркиза Лилиана заинтересовалась этой книгой и высказывала своё мнение о костюмах... Слушая эти слова молодой нянюшки, вся прислуга искренне обрадовалась. А старая доверенная ключница даже перекрестилась, заметив, что авось, Бог даст, в здоровье больной произойдёт поворот к лучшему.

Так как лорд Дженнер уехал со своим приятелем в Порт-де-Франс, а старый маркиз сейчас же после второго завтрака приказал оседлать лошадь, и отправился верхом на плантацию, где шёл ремонт складов, повреждённых последней бурей, то молодые дамы пообедали втроём в комнате маркизы Лилианы. Прислуживал им, по обыкновению, старый Помпеи и его внук Ивон, муж Ханны.

Кроме Помпея, Ивона и Ханны в комнате больной допускались ещё выездной Дагобер и грум Антоша.

Ханна прибежала после обеда, чтобы взять своего трёхлетнего сына у присматривавшей за ним пожилой родственницы, так как маленький маркиз раскапризничался и не хотел укладываться спать, не повидавшись со своим обычным и единственным товарищем детских игр.

На другое утро молоденькая мулатка Розалия, первая горничная маркизы Матильды, взошла в общую прихожую молодых дам, куда выходили двери от комнат Матильды и Лилианы. Обыкновенно двери больной маркизы запирались каждый вечер, тогда как двери в покои Матильды оставались открытыми. На этот раз было как раз наоборот. Дверь будуара Лилианы оказалась только притворённой, тогда как дверь в маленькую гостиную Матильды была заперта на ключ...

Вначале Розалия не обратила особенного внимания на это обстоятельство. Немного заспавшись, она опоздала разбудить Матильду, встававшую ежедневно в 6 часов утра. Лилиана же, наоборот, спала по утрам, проводя целые ночи без сна, почему её будить никогда не позволялось. Поэтому Розалия осторожно проскользнула мимо приотворённой двери в уборную Лилианы, предполагая, что Ханна проснулась раньше обыкновенного и занята уборкой комнат, в которые, кроме неё, не пускалась ни одна женская прислуга. Взявшись за ручку двери, ведущей в маленькую гостиную Матильды, Розалия удивилась, найдя её запертой, чего никогда не бывало. Матильда запирала только двери своей спальни. Озадаченная необычайным фактом, Розалия приложила глаз к замку и удивилась ещё больше, обнаружив, что ключа внутри не было. Это было уже совсем странно... Не могла же молодая хозяйка не только запереть свои двери, но даже вынуть из них ключ, ложась в постель, когда она накануне сама приказывала своей горничной разбудить себя на полчаса раньше обыкновенного. Как же могла бы Розалия исполнить это приказание, когда спальня её барышни отделена была от этой двери двумя комнатами...

Камеристка призадумалась и, желая посоветоваться с Ханной и просить её позволения пройти к своей барышне через уборную молодой маркизы, соединяющуюся со спальней Матильды, она осторожно приотворила дверь в будуар Лилианы, где надеялась застать Ханну. Но комната была пуста, как и следующая, маленькая столовая, из которой одна дверь вела в уборную Лилианы, а другая -- в спальню Матильды.

Обе двери были заперты, и снова в обеих не было ключей...

Ошеломлённая Розалия постучалась в дверь, ведущую к Матильде. Сначала осторожно, чтобы не обеспокоить Лилиану, спальня которой отделялась от столовой только небольшой уборной, затем громче и громче... и, наконец, с решимостью отчаяния... Но никто не отвечал ей... На половине Лилианы, так же, как и у Матильды, всё оставалось тихо...

Тогда Розалии стало страшно и она, как сумасшедшая, прибежала обратно в людскую, где сидели за кофе важнейшие особы: старая ключница, почтенный погребщик, доверенный, дворецкий, сменивший Помпея, принуждённого посвятить себя всецело молодой маркизе, и, наконец, камердинер старого маркиза.

Эти четыре влиятельные личности обеспокоились не менее Розалии, но всё же решились сначала убедиться самим в положении дела, прежде чем пугать господина маркиза, вернувшегося из плантаций чрезвычайно утомлённым только поздней ночью.

Однако, так как на усиленный стук и громкие призывы отвечало на половинах молодых дам только зловещее молчание, камердинер решился, наконец, предупредить маркиза, в то время как Розалия побежала к леди Дженнер.

Через четверть часа у запертых дверей Матильды старый маркиз, мрачный и сосредоточенный, встретился с смертельно перепуганной Герминой. Обменявшись несколькими словами, оба убедились в том, что каждый из них ожидает чего-то ужасного.

Гермина беспомощно заплакала... Маркиз же спокойно и решительно приказал взломать двери...

Дрожа от волнения, вошла Гермина в спальню Лилианы... Комната была пуста... Ни молодой маркизы, ни её ребенка, ни Ханны с её маленьким сыном не было и следа. В комнате всё было в полном порядке. Казалось, обитательница её вышла на минуту и сейчас же вернётся. Приготовленная на ночь постель была не смята, а на ночном столике лежало незапечатанное письмо, адресованное маркизу.

Дрожащими руками взял старик маленький конверт и пробежал глазами коротенькую записочку, затем молча протянул её Гермине.

Всего три строчки, написанные твёрдой рукой:

"Храни тебя Господь, отец мой... Я постараюсь спасти моего сына от врагов, погубивших его отца и брата, как и твою жену и мать... Бог да сохранит вас от этого врага. Я решилась искать спасение в бегстве... Передай Матильде и Гермине просьбу помолиться за вашу бедную Лилиану"...

У Гермины опустились руки.

-- Боже мой... Что это значит? -- прошептала она. -- О каком враге говорит она?.. А где же Матильда? Маркиз безнадёжно опустил голову.

-- Не знаю... -- прошептал он едва слышно. -- Но боюсь самого худшего...

-- Пройдёмте посмотрим. Узнаем хоть что-нибудь, -- поторопила Гермина. -- Из уборной Лилианы есть дверь в спальню Матильды...

Быть может, она не заперта.

Дверь была заперта, но призванный слесарь легко отпер её.

Матильды не было следа... Но не было также и записки... Зато в глаза бросился страшный беспорядок. Опрокинутые стулья, сдвинутая мебель и разбросанные вещи исключали всякую мысль о добровольном удалении владелицы этой комнаты.

При виде этого беспорядка Гермина с рыданием упала в кресло. Маркиз выпрямился и твёрдым голосом приказал поскорей уведомить полицию и судебные власти.

X. Между сообщниками

Следователь уже закончил осмотр квартиры, когда лорд Дженнер, вернувшись из Порт-де-Франса, подъехал к дому своего тестя.

Выражение глубокого недоумения отразилось на красивом лице англичанина, когда Гермина, захлебываясь слезами, рассказала ему о непонятном исчезновении своих подруг.

-- Ты что-то путаешь, -- нетерпеливо произнес он. -- Куда же обе они могли деться?.. Подожди меня одну минуту. Я пойду узнаю, в чём дело...

Но Гермина казалась настолько расстроенной, что лорд Дженнер тут же приказал своему камердинеру поскорей поехать за доктором для молодой женщины, которая едва держалась на ногах от волнения и горя...

К крайнему неудовольствию лорда Дженнера, следователь оказался антисемитом, а, следовательно, и антимасоном, переведённым именно за эти качества, неугодные жидо-масонскому ставленнику, тогдашнему министру юстиции -- Бриссону, из Парижа на Мартинику. Зато прокурор, изящный молодой мулат, был масон довольно высокий степени и сообщил ему, что из дома маркиза исчезло восемь человек, девятый же был найден мёртвым, убитым ударом кинжала в спину в отдалённой части сада, на том самом месте, граничащим с пустынным бульваром, где совершено было похищение одного из близнецов Лилианы.

Лорд Джевид Моор вернулся в Сен-Пьер из Порт-де-Франса, где до него дошли слухи о необычайном происшествии в семействе маркиза Бессон-де-Риб. Оставшись наедине с Лео, он потребовал от него объяснений происшедшего.

Лорд Дженнер пожал плечами.

-- Ты требуешь слишком многого, дядя... В сущности, я знаю немногим больше твоего об этой неприятной истории. Ведь тебе, конечно, уже известно, что Матильда в наших руках...

-- Не в Матильде дело, -- ответил нетерпеливо "мистер Смайльс" -- Где Лилиана?.. Если её исчезновение не твоих рук дело, то что же оно значит? Куда могла она деваться. И при том не одна, а с сыновьями и целой свитой негров?..

-- Вот чего я не могу разузнать за эти пять суток, -- мрачно нахмурив брови, произнес Лео. -- Все исчезнувшие точно сквозь землю провалились. И, очевидно, вместе с ними мистер Смис, отец Лилианы, тоже уехавший из Сан-Лучии неизвестно куда на своей яхте. Для меня очевидно, что это исчезновение готовилось издавна, и притом именно этим проклятым англичанином, который два месяца назад продал свою виллу богатому соотечественнику и умудрился перевести все свои капиталы неизвестно куда. Вот и всё, что мне удалось узнать достоверно... -- Впрочем, нет, -- я узнал также, что мистер Смис выехал пять дней тому назад на свой паровой яхте "Нереида". В ту самую ночь, когда отсюда исчезла его дочь. "Нереида", очевидно, приезжала за ней... Но как могла добраться до яхты целая группа, не обратив на себя ничьего внимания, -- вот что мне совершенно непонятно. Должны же были они сесть где-нибудь в лодку?.. А между тем самые тщательные расспросы на берегу не привели ни к чему. Очевидно, яхта не приставала к берегу, а дожидалась настолько далеко в море, что в гавани её никто не заметил. Но тем трудней было и отъезжающим до неё добраться. На пристанях их никто не видел, и прибрежные рыбаки их не перевозили. Это установлено чуть не поголовным опросом. Остаётся предположить, что беглецы сели в лодку где-либо далеко за пределами города в пустынном месте побережья... Но как они могли пройти до этого места невидимками?.. Да и не могла же Лилиана, избалованная, больная и слабая, добраться пешком до границ города.

-- А извозчики?.. -- перебил мистер Смайльс. -- Разве не мог какой-нибудь экипаж, или хотя бы верховые лошади, ожидать на пустынном бульваре?

-- Да, конечно. Но это можно было бы узнать и выследить... Между тем никто не слыхал топота копыт или стука колёс в необычные часы в ночь исчезновения. Следователь расспрашивал всех соседей маркиза. Право, можно подумать, что они бежали на воздушном шаре... Тем более, что нашлись люди, утверждавшие, что видели в небе какой-то странный метеор.

Лорд Моор громко рассмеялся.

-- Ну, брат... Не пиши романов. Управляемые аэростаты такая редкость, что думать о них не приходится в данном случае.

-- Да я, конечно, серьёзно и не думаю ни о чём подобном. Но именно поэтому меня и бесит неразрешимость этой загадки.

-- Да... Всё это чрезвычайно странно и неприятно, -- согласился лорд Моор. -- Но, в конце концов, это исчезновение всё же помогает нашим планам. Не так уже трудно посеять убеждение в том, что сумасшедшая мать покончила с собой и с ребёнком. А затем... Останется только устранить маркиза.

Лорд Дженнер с досадой махнул рукой.

-- Я не узнаю твоей осмотрительности, дядя... Ты говоришь в данном случае как неопытный ребёнок и забываешь самые простые вещи... Устранить маркиза, конечно, нетрудно. Но от этого мы ничего не выиграем. Скорей проиграем... По правде сказать, мы уже опоздали это сделать...

-- Как так, Лео?..

-- Очень просто... Припомни, что по французскому закону человек, или ребёнок, пропавший без вести, признаётся умершим только после пятилетнего отсутствия или неполучения о нём каких бы то ни было известий. Следовательно, целых пять лет состояние малолетнего маркиза Рауля Бессон-де-Риб будет находиться под опекой, также как и состояние его тётки, Матильды, -- в случае смерти его деда и её отца...