Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Сатира и поучение в «Недоросле» Д.И. Фонвизина. 3 страница



Эта высокая эмоциональная нота, с которой начинается повествование об уроках ушедшей молодости, задает уровень восприятия центрального композиционного эпизода «Жития...», истории конфликта русских студентов с их куратором, майором Бокумом, который, собственно, и стал для Радищева своеобразной лабораторной моделью для исследования проблемы «самодержавства» на уровне быта и факта частной человеческой жизни.

Майор Бокум, в обязанности которого входила организация быта русских студентов в Лейпциге, и в распоряжении которого находились деньги, отпущенные правительством на их содержание, сразу повел себя как мелкий бытовой тиран. И эта бытовая ситуация, по прошествии времени, дала Радищеву повод для далеко идущих аналогий:

Имея власть в руке своей и деньги, забыл гофмейстер наш умеренность и, подобно правителям народов, возомнил, что он не для нас с нами; что власть, ему данная над нами, и определенные деньги не на нашу были пользу, но на его. Власть свою хотел он употребить на приведение нас к молчанию о его поступках.

Очевидно, что радищевская мысль развивается одновременно на двух уровнях: частного быта и идеологического обобщения; при этом частный быт является своеобразной реальной моделью типологической ситуации власти. В мельчайшей ячейке социума — группе людей, связанных иерархическими отношениями «начальник — подчиненный», Радищев видит актуальность тех же законов, которые действуют на самом высоком уровне социальной структуры, в государстве монархического типа, определяемом отношениями «властитель — подданные». Все этапы развития конфликта Радищев рассматривает под углом зрения этой аналогии, постоянно отождествляя позицию Бокума с позицией самовластного деспота, а положение студентов — с положением угнетенного народа:

<...> делали ему весьма краткие представления гораздо кротче, нежели когда-либо парижский парламент делывал французскому королю <…> Бокум отвергал их толи-ко же самовластно, как и король французский, говоря своему народу «В том состоит наше удовольствие»

Подобно как в обществах, где удручение начинает превышать пределы терпения и возникает отчаяние, так и в нашем обществе начинались сходбища, частые советования и все, что при заговорах бывает <...>).

И, конечно же, не случайна историческая аналогия с французской внутриполитической ситуацией: год публикации «Жития...» — 1789 — год начала Великой французской революции. Объективный ход европейской истории подтвердил справедливость априорного теоретического вывода, сделанного Радищевым из анализа частной бытовой ситуации: бунт неизбежно рождается из самой тяжести угнетения: «Человек много может сносить неприятностей, удручений и оскорблений. <...> Не доводи его токмо до крайности. Но сего-то притеснители частные и общие, по счастию человечества, не разумеют.

Бунт студентов спровоцировала пощечина, которую Бокум дал одному из них в ответ на просьбу затопить печь в его комнате. Студенты, бывшие все дворянами, решили, что обиженный должен требовать удовлетворения — то есть вызвать Бокума на поединок, а если он откажется, то вернуть ему пощечину. В результате студент Бокума «ударил и повторил удар». Студенты были заключены под стражу, произошло судебное разбирательство, им грозило исключение из университета, но все кончилось благополучно «по повелению нашего министра»: он помирил студентов с куратором, и все осталось как было: «он [Бокум] рачил о своем кармане, а мы жили на воле и не видали его месяца по два».

До этого момента повествования Радищев последовательно выстраивает аналогию между частной бытовой ситуацией и закономерностями жизни общества в целом. Исход конфликта студентов с куратором оставлен без сравнения с соответствующей социальной ситуацией, без комментариев и без вывода автора. Разумеется, аналогией бунта студентов на макроуровне социальной структуры является бунт угнетенных подданных, но Радищев вряд ли мог написать об этом открытым текстом в тот год, когда началась Великая французская революция. Что же касается комментариев и вывода, то основания для попытки их реконструкции дает образная система «Жития...», которое при всей светскости своего содержания генетически и ассоциативно восходит к жанру, ориентированному на сакральный мирообраз.

Центральный эпизод «Жития...» — эпизод с пощечиной, которую обиженный вернул обидчику вдвойне, ассоциативно соотносим с двумя этическими системами: кодексом дворянской чести, в котором пощечина является символом оскорбления, смываемого только кровью, и христианским моральным кодексом непротивления злу насилием, где пощечина является своеобразной метафорой зла вообще.

В тексте Радищева кодекс дворянской чести прямо отождествлен с библейской ветхозаветной моралью, требующей на обиду отвечать равной обидой: формула «око за око» (Исход. 21;24) обозначает естественную жажду мщения, нетерпимую, однако, в гражданском обществе: «От сего рождается мщение, или древний закон «око за око»; закон, <...> загражденный и умеряемый законом гражданским». Это отождествление может быть интерпретировано как своеобразная подсказка и фигура умолчания: если в гражданском обществе нетерпима ветхозаветная мораль, то, вероятно, действенной должна являться евангельская. Не введенная Радищевым в открытый текст эпизода цитата из Нагорной проповеди Христа прочно укоренена в его ассоциативном подтексте и неизбежно рождается в сфере рецепции: «Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Матф. 5;39).

В свете евангельской метафоры, которая в своем идеально-переносном смысле означает этический запрет на умножение суммы социального зла местью и насилием, обнаруживается достаточно неожиданный для общепризнанного «первого русского революционера» поворот социальной мысли. Показать неизбежность бунта и проанализировать социальные условия его возникновения — это еще не значит призвать к нему и увидеть в нем единственный путь избавления от тирании. Общие очертания мысли Радищева о том, какие результаты может принести социальный ответ насилием на насилие, с достаточной степенью достоверности могут быть реконструированы из описанной им лабораторной частной модели общественной закономерности.

На уровне частной бытовой ситуации, которая осуществилась по законам ветхозаветной морали, бунт студентов против куратора закончился на редкость безрезультатно: Бокум не утратил своей фактической власти, не понес наказания, условия жизни студентов не стали лучше. Единственным итогом происшествия стали три пощечины: в результате мести сумма зла возросла ровно втрое.

Европейская история к моменту создания «Жития...» еще не подтвердила справедливости радищевских выводов своим объективным ходом — Великая французская революция только началась. Но память о Пугачевском бунте, залившем Россию кровью дворян и крестьян и ничего не изменившем в социальной структуре русского самодержавия, а, напротив, спровоцировавшем ужесточение социально-политического угнетения, была еще достаточно свежа. Таким образом, текст «Жития...», последовательно развивающий аналогию между законами социальных отношений на бытовом микроуровне и общественном макроуровне, дает достаточно оснований для предположения о том, что радищевское мнение о продуктивности социального насилия — революции — не могло быть принципиально отличным от его мнения о продуктивности насилия бытового, хотя на последнем шаге анализа писатель и отказался от второго плана аналогии.

Однако подобное умозаключение отнюдь не означает того, что Радищев отказывается от борьбы с социальным насилием вообще. Напротив, «Житие Федора Васильевича Ушакова» неоспоримо свидетельствует о том, что писатель вплотную приблизился к осознанию ненасильственного и притом абсолютно эффективного пути борьбы с тиранией и вот-вот обнаружит силу, способную результативно противостоять всей машине государственного угнетения.

Общее направление публицистической мысли Радищева символически зафиксировано в движении жанровой структуры его публицистически-художественной прозы. От примечания к историко-политическому трактату через эпистолярный жанр к агиографии-автобиографии радищевские тексты все больше и больше приобретают характер частного документа отдельно взятой человеческой жизни. Постепенная конкретизация идеологического пафоса Радищева от уровня конфликтных абстрактных понятий («самодержавство» — «человеческое естество») до исторического (Петр I — русский народ) и бытового (Бокум — студенты) уровней проявления общей закономерности неизбежно приводит писателя к мысли о том, что равносильным противником тирании, истребляющей «вольность частную», является естественный носитель этой вольности — один отдельно взятый свободный частный человек. Именно эта мысль намечается в заключительных строках «Жития...», своеобразном реквиеме герою:

Он был, и его не стало. Из миллионов единый исторгнутый неприметен в обращении миров <…> Но то скажу справедливо, что всяк, кто знал Федора Васильевича жалел о безвременной его кончине, тот, кто провидит в темноту будущего и уразумеет, что бы он мог быть в обществе, тот чрез многие веки потужит о нем.

В «Житии Федора Васильевича Ушакова» история становления свободного самосознающего человека раскрыта на примере жизненного опыта автора, повествующего о «вожде моея юности», научившем его чувствовать, мыслить и жить. В «Путешествии из Петербурга в Москву» (1790) эта же самая история будет воспроизведена в обратном соотношении: автор станет ведущим, герой и читатель — ведомыми, но смысл ее от этого не меняется. В обоих произведениях освобождение в мысли и духе предстает необходимым условием и законом грядущего социального освобождения, и тесная концептуальная близость «Жития...» и «Путешествия...» подчеркнута фактом посвящения этих текстов одному и тому же человеку — другу Радищева A.M. Кутузову.

23- История создания и публикации «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева. Проблематика «Путешествия»

В июле 1789 г. Радищев приступил к публикации своего «Путешествия…». Сначала книгу нужно было провести через цензуру, и Радищев сдаёт книгу под названием «Путешествие» в Управу благочиния. Цензор Никита Рылеев доверившись, видимо, невинному географическому названию книги и невнимательно прочитав её, 22 июля 1789 г. подписал цензурное разрешение. После этого Радищев передал рукопись и цензурное разрешение в типографию, но типографщик, прочитав книгу, отказался её набирать. Тогда Радищев приобретает печатный станок и создаёт собственную типографию.

В 1790 г. «Путешествие из Петербурга в Москву» было напечатано и книга вышла в свет тиражом 650 экземпляров. Из этого тиража Радищев отдал в продажу 25 экземпляров и ещё 7 разослал разным лицам (в том числе, например, Державину). Один экземпляр попал к Екатерине II, реакция её была немедленной: «Тут рассеивание заразы французской…» Против Радищева было возбуждено уголовное дело.

В панике Радищев уничтожает тираж книги, но проданные 25 экземпляров и разосланные 7 уже не вернуть. 30 июня 1790 г. Радищев был арестован и посажен в Петропавловскую крепость. Следствие было поручено Шешковскому, известному своей свирепостью по делу Емельяна Пугачёва. По слухам, Радищев, узнав об этом, упал в обморок. Главной задачей следствия было выяснить, один Радищев написал книгу или у него есть сообщники. Следствие подозревало в соучастии нескольких человек (П.И.Челищева, А.Р.Воронцова, К.Р.Дашкову, А.М.Кутузова), была версия, что «Путешествие» написано по заказу масонов, но Радищев утверждал, что книгу сочинил он один без сообщников.

Суд признал Радищева виновным в издании книги, которая «наполнена самыми вредными умствованиями, нарушающими покой общественный, умаляющими должное к власти уважение, стремящимися к тому, чтоб произвести в народе негодование противу начальников и начальства, наконец, оскорбительными выражениями противу сана и власти царской». Приговор — смертная казнь через отсечение головы. Однако вскоре Екатерина помиловала приговоренного Радищева и отправила его в не 10 лет в сибирскую ссылку. Радищев вернулся в Петербург только в 1801 году, за год до своей смерти.

Такова последовательность событий, произошедших в связи с публикацией «Путешествия…». Отметим особо: первые читатели (Екатерина, Шешковский и др.) увидели в книге Радищева «рассеивание заразы французской», идеи революционного преобразования России, мысли о необходимости свержения монархической власти путём народного восстания. Именно так, так же определённо и однозначно «Путешествие из Петербурга в Москву» оценивалось в критике XIX века и особенно в советском литературоведении и критике [1]. Однако содержание книги Радищева не исчерпывается критикой самодержавия и вообще не ограничивается социально-политической проблематикой; сама идея революционного преобразования России, содержащаяся в книге Радищева, имеет сложную природу, о чём свидетельствует история создания текста «Путешествия из Петербурга в Москву» и история его существования уже после суда и ссылки Радищева.

***

Как уже говорилось, из 650 отпечатанных экземпляров «Путешествия…» уцелело около 30. «Между тем в самых разных кругах русского общества произведение вызвало широчайший интерес. Вполне естественно поэтому, что с книги немедленно стали изготовляться списки, затем списки со списков, со списков «списочного происхождения» новые списки и т.д.» [2] Таких списков существовало порядка 300 (при этом не следует забывать, что речь идёт не об эпиграмме из 4-х стихов, а о прозаическом произведении объёмом в несколько сотен листов, на переписывание которого требовалось не менее четырёх месяцев). Эти списки свидетельствуют об огромном интересе к произведению, но кроме того, они открывают проблему текста «Путешествия из Петербурга в Москву».

Списки имеют существенные различия, расхождения по тексту иногда достигают тысячи случаев, которые касаются не только пунктуации и в целом правописания, но и целых фрагментов глав «Путешествия…», строф оды «Вольность». Естественно предположить, что разночтения вызваны небрежностью писарей, однако специальные исследования показали, что разночтения имеют более сложное происхождение и зачастую неслучайны.

Проблема текста обострилась в 1930-е годы, когда обнаружилась парадоксальная ситуация: «Путешествие…» Радищева, которому большевики первому поставили памятник, как «основоположнику революционного движения в России», за 16 лет существования Советской власти ни разу не было переиздано [3]. Перед советским литературоведением встала задача опубликовать научно достоверный текст произведения Радищева. При этом обнаружилось, что Радищев долго работал над своей книгой и существовало не менее 6 редакций «Путешествия…», не считая окончательный печатный текст. Списки были сделаны не только с печатного текста, но и, вероятно, с ранних редакций книги, чем и объясняются многочисленные разночтения. Изучение всех вариантов «Путешествия…» давало возможность увидеть эволюцию замысла Радищева. Однако по мере этого сравнительного исследования обнаруживались всё новые трудности.

В 1964 г. в журнале «Новый мир» появилась большая публикация Георгия Шторма «Потаённый Радищев», где утверждалось, что Радищев уже после публикации «Путешествия…» продолжил работу над текстом, который остался рукописным, но является самым полным и достоверным текстом «Путешествия из Петербурга в Москву». Списки делались якобы и с этой рукописи. С мнением Шторма и его аргументами не согласились некоторые авторитетные «радищеведы». Проблема подлинного текста радищевского «Путешествия…» оказалась совершенно запутанной.

Оказалось, что есть списки «Путешествия…», более совершенные и искусные в литературном отношении, чем печатный текст, но с огромным количеством ошибок орфографии (например, «не» с глаголами написано слитно) и пунктуации; а есть списки, в которых, наоборот правописание соответствует принятой норме, но в художественном отношении текст ослаблен, обеднён. Значит, это не простые писарские копии, а списки с редакторской правкой? Трудно избавиться от предположения, что Радищев писал книгу не один, что эти списки принадлежат его соавтору или соавторам (не зря такая версия была у следователя Шешковского), однако найти соавторов Радищева не удаётся.

В Государственной Публичной библиотеке им. М.Е.Салтыкова-Щедрина хранится список «Путешествия…», принадлежавший неустановленному лицу с инициалами Н.Г. Список оформлен очень тщательно: на кожаном переплёте золотом вытиснено «Альбом», внутри два титульных листа, на одном из которых написано «Моё альбом. Книга 7. Н.Г.», на втором — «Путешествие из Петербурга в Москву. Сочинение Радищева» (нет ни эпиграфа, ни посвящения). Этот список содержит несколько тысяч мелких разночтений, а также крупные добавления и сокращения разного характера. Известны другие книги альбома неизвестного Н.Г. и по ним видно, что Н.Г. переписывал, но никогда не изменял литературные тексты, следовательно тысячи изменений в «Путешествии…» принадлежат не ему. Характер изменений показывает, что они сделаны в духе Радищева, что человек, правивший текст, прекрасно владел фразеологией и интонацией автора. Может быть перед нами та самая последняя версия «Путешествия…», сделанная самим Радищевым после 1790 года?

По последним исследованиям этого вопроса выходит, что часть поправок действительно принадлежит Радищеву, который в 1801 году собирался переиздать «Путешествие…», другая часть поправок принадлежит сыновьям писателя — Павлу и Николаю Радищевым — которые помогали отцу редактировать текст в соответствии с нормами литературного языка начала XIX века. Таким образом, приходится констатировать, что проблема подлинного авторского и окончательного текста «Путешествия из Петербурга в Москву» до сих пор не решена. Однако совершенно ясно, что Радищев многие годы работал над текстом «Путешествия…» (до его публикации и, предположительно, после) и замысел его претерпел изменения. По этой причине любое однозначное толкование «Путешествия…» без учёта эволюции замысла становится сомнительным; требует корректировки привычное толкование «Путешествия…».

Конечно, трудно не заметить связи между двумя событиями, случившимися в 1789 году: публикация «Путешествия…» совпадает с началом Французской революции. Тем более, что в составе текста «Путешествия…» была ода «Вольность», 45 и 46 строфы которой посвящены, казалось бы, Французской революции (приветствуют победившую революцию):

О! вы, счастливые народы,

Где случай вольность даровал!

Блюдите дар благой природы,

В сердцах что вечный начертал.

Се хлябь разверстая, цветами

Усыпанная, под ногами

У вас, готова вас сглотить.

Не забывай ни на минуту,

Где крепость сил в немощность люту,

Что свет во тьму льзя претворить.

К тебе душа моя вспаленна,

К тебе, словутая страна,

Стремится, гнетом где согбенна

Лежала вольность попрана;

Ликуешь ты! а мы здесь страждем!

Того ж, того ж и мы все жаждем;

Пример твой мету обнажил;

Твоей я славе непричастен —

Позволь, кой дух мой неподвластен,

Чтоб брег твой пепл хотя мой скрыл. (С.136) [4]

Исследователи однако обратили внимание на то, что «Путешествие…» было отдано в цензуру за полгода до начала революции и установили, что в 45 и 46 строфах Радищев перефразировал абзац из книги французского историка и философа-просветителя Г.Рейналя «Американская революция» (1781) [5]. Революционные идеи в «Путешествии…» Радищева связаны не столько с французской революцией, сколько вызваны самостоятельными размышлениями Радищева над историческим развитием России. Конечно, Радищев при этом учитывает широкий круг современной литературы по истории, философии, юриспруденции, экономике. Таким образом «Путешествие из Петербурга в Москву» до сих пор остаётся произведением, прочитанным не до конца, некое «зерно» замысла Радищева постоянно ускользает от исследователей.

Трудность истолкования «Путешествия…» возникает от того, что замысел Радищева менялся, а этапы этого изменения увидеть оказывается невозможным. Особенность типографского процесса XVIII века состоит в том, что книга печаталась не в один раз, а постранично: из-за ограниченного количества шрифта и его дороговизны книга набиралась кусками по одному печатному листу, после правки печатался весь завод этого листа, затем набор отмывался от краски, литеры разбирались по кассам и снова шли на набор следующего листа. Такой способ печати оставлял автору возможность править книгу по мере её печатания, именно так поступал и Радищев, вот почему мы имеем меняющийся, «дрейфующий» текст. Логика изменений не всегда понятна. Так например, Радищев многократно меняет текст оды «Вольность», причём не из цензурных соображений: самые «криминальные», революционные строфы сохраняются, а другие убираются или сокращаются [6].

История создания «Путешествия из Петербурга в Москву» полна нерешённых вопросов, поэтому толкование «Путешествия…» существует как гипотеза. Наиболее приемлемым можно признать интерпретацию, основывающуюся на публикации 1790 г.

24- Композиция «Путешествия из Петербурга в Москву»Радищева, его жанровое своеобразие

Александр Николаевич Радищев — первый в России революционный писатель, провозгласивший право народа на насильственное свержение деспотической власти помещиков и царя. Радищев — предшественник декабристской и революционно-демократической мысли XIX в. Лучшим произведением Радищева является его «Путешествие», Эта книга оказалась вершиной общественной мысли в России XVIII в.

«Путешествие» — одно из ярких произведений русского сентиментализма. Это в высшей степени эмоциональная книга. «Чувствительность», по глубокому убеждению Радищева, — самое ценное качество человека.

На первой странице автор указывает на причину, побудившую его написать книгу: Я оглянулся вокруг и душа моя застродала от человеческих страданий. Жалость рождает желание помочь угнетенным. К кругу «чувствительных» героев относится и путешественник. Он эмоционален, впечатлителен, отзывчив к чужой радости и к чужому горю. Одним из выражений чувствительности в «Путешествии» служат слезы, которых герои сентиментальных произведений никогда не стыдятся, видя в них проявление тонкой духовной организации человека. В слезах прощается путешественник с друзьями. Повышенная чувствительность путешественника выражается не только в слезах, но и в жестах, поступках. Так, на станции Городня он «прижимает к сердцу» молодого рекрута, хотя видит его впервые. В Едрове он обнимает и целует крестьянскую девушку Анюту, что привело ее в немалое смущение. В противоположность крестьянам помещики изображены в «Путешествии» как люди, утратившие не только чувствительность, но и элементарные человеческие качества. Праздность и привычка повелевать глубоко развратила их и развила высокомерие и черствость. Дворянка из главы «Городня» «с красотою телесною соединяла скареднейшую душу и сердце жестокое и суровое». Жанр «путешествия», выбранный Радищевым, чрезвычайно характерен для сентиментализма. Он берет свое начало от «Сентиментального путешествия» Стерна. Форма, созданная Стерном, могла наполняться самым разнообразным содержанием. Но механизм использован Радищевым вовсе не постерновски и с другими целями. «П.» изложено в форме записок путешественника, куда искусно введены произведения других жанров: сатирический «сон», ода «Вольность», публицистические статьи (напр., «о происхождении цензуры», глава «Торжок»). Такая форма худ. произведения была новаторской для рус. лит-ры 18в. И давала Р. возможность глубоко и многопланово рассказать об общественной и духовной жизни нации. Стиль книги Радищева сложен, но в этой сложности есть своя логика и свое единство. Р. приводящий в систему многообразные впечатления внешнего мира— факт, чувство, мысль. Первый из них — реально-бытовой — связан с описанием многочисленных явлений, наблюдаемых путешественником. Лексика этого стилистического пласта отличается конкретностью, предметностью. Второй стилистический плаcт — эмоциональный. Он связан с психологической реакцией путешественника или других рассказчиков на те или иные факты и события. Здесь представлены самые разнообразные чувства: умиление, радость, восхищение, сострадание, скорбь. Третий пласт — идеологический — содержит размышления автора, в ряде случаев выраженные в пространных «проэктах». В основе этих рассуждений — просветительские идеи: право на самозащиту, воспитание человека и гражданина, законы природы и законы общества. Для этого пласта характерно употребление церковнославянской лексики, высокая гражданская речь. Радищев сосредоточил внимание не на моральных, а на социальных и политических проблемах крепостнического государства. Как добросовестный следователь, Радищев собирает улики против самодержавного государства. Чем больше обличающих фактов, тем убедительнее приговор. Здесь типичное представлено множеством персонажей, в массе своей дающих представление о сущности, о социальной природе двух главных сословий тогдашнего русского общества — помещиков и крестьян. Основа «Путешествия» - призыв к революции, но Р. понимает, что настоящее освобождение возможно только через десятилетия, поэтому пока надо хоть как-то облегчить участь кр-н другими путями.

Идеи и образы «Путешествия из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева.

София – Тосна –Чудово − Спасская Полесть – Подберезье – Новгород – Зайцево – Крестцы – Яжелбицы – Валдай – Едрово – Хотилово – Торжок – Медное – Городня – Пешки

Основные темы:

- тема судьбы русского крестьянства

- тема крепостного права

- тема самодержавия (оно враг народа, «губитель» его счастья; при её раскрытии используется обличительный пафос)

- тема революции, восстания против существующего строя

- воспитание молодого поколения

Впервые в русской литературе темой книги стала тема народа и признание его главной движущей силой истории.

Жанр путешествия был особенно популярен среди сентименталистов. Писатели-сентименталисты стремились изобразить свои впечатления и чувства, вызванные сменой картин внешнего мира.

Форма путешествия позволила писателю концентрированно рассказать о всевозможных сторонах русской действительности, показать жизнь разных слоёв общества, не связывая себя условностями строгой жанровой формы. Жанр путешествия помог объединить в книге материал, созданный в разные годы, различный в стилевом отношении.

«Путешествие» - обобщение и типизация многочисленных поездок автора по России, а также его косвенного опыта в этой области.

В книге есть и исторические экскурсы, и демографические наблюдения, и политические теории, и фольклорные записи автора. Часть материала «подаётся» от лица встречающихся по пути людей (например, размышления о цензуре и экскурс в историю цензуры, мысли о особенностях русского стихосложения, о значении для России деятельности Ломоносова).

«Путешествие» состоит из 26 глав (12 из которых освещают положение крестьянства), очень разных по объёму. Кроме «Выезда» и «Слова о Ломоносове», все главы носят названия почтовых станций.

Большинство глав состоит из 2 частей: одна – яркий очерк увиденного/услышанного, образная зарисовка дорожного впечатления; другая – размышления автора по поводу виденного, написанные в патетическом, возвышенном тоне. Однако встречаются также главы только очерковые или, наоборот, представляющие собой только социологический трактат.

«Новгород»: портреты купцов. «Карп Дементьич – седая борода, в восемь вершков нижней губы…кланяется об руку…всех величает: благодетель мой…Аксинья Парфентьевна, любезная его супруга. В 60 лет бела как снег и красна как маков цвет, губки всегда сжимает кольцом…Алексей Карпович, сосед мой застольный…на пятнадцатом году матери дал оплеуху». Радищев далёк от сурового обличения плутней купцов – он лишь иронизирует над хитрецами. Он сознаёт, что в соществующей социальной несправедливости виноват общественный строй. И персонаже – жертвы этой системы.

«Любань». Начинается так: «Зимою ли я ехал или летом, для вас, думаю, равно. Может быть, и зимой и летом» (затем автор всё же пишет, что дело было летом). То есть для описываемой писателем ситуации время года и погода не важны. Изложение конкретных событий переводится в условный и обобщённый план. Чтобы отдохнуть от дорожной тряски, путешественник останавливает кибитку и заводит разговор с пашущим в воскресенье крестьянином. Предварительно он делает выводы («Пашущий крестьянин принадлежит, конечно, помещику, который оброку с него не берёт. Крестьянин пашет с великим тщанием. Нива, конечно, не господская»), свидетельствующие о его глубоком знании жизни и наблюдательности. Далее выясняется, что крестьянин действительно обрабатывает свою землю и только в воскресенье, так как в другие дни должен работать на барщине. В ответ на лаконичный рассказ пахаря о тягости крепостного гнёта путешественник возражает: «Друг мой, ты ошибаешься! Мучить людей законы запрещают». «Мучить, - отвечает крестьянин, - правда. Но небось, барин, не захочешь в мою кожу». В совершенно независимом тоне пахаря и его иронично-презрительных словах обнаруживается антагонизм между сочувственно настроенным помещиком-дворянином и крепостным. Правильная книжная речь путешественника противостоит выразительной и свободной от диалектизмов речи крестьянина. Граница между частями главы очень заметна. От бытового выразительного языка мы переходим в сферу высокого, насыщенного славянизмами стиля: «Разговор сего земледельца возбудил во мне множество мыслей… Углублённый в сих размышлениях, я нечаянно обратил взор мой на моего слугу… Вдруг почувствовал я быстрый мраз, протекающий кровь мою…». Мысли путешественника переносятся на Петрушку – его дворового человека, который, однако, неплохо живёт в сравнении с дворовыми других помещиков. Но тут путник вспоминает, что и он не всегда справедливо с ним поступает: «Вспомни тот день, как Петрушка пьян был и не поспел тебя одеть. Вспомни о пощёчине. О, если бы он тогда, хоть пьяный, опомнился и тебе отвечал бы соразмерно твоему вопросу!». В этом внутреннем монологе героя заметно чувство классовой вины. Здесь также проявляется стремление автора делать очень широкие обобщения из частного факта.





Дата публикования: 2015-01-15; Прочитано: 309 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.015 с)...