Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Глава 3 кто написал Тору 6 страница



Дела Хэнкока в Эфиопии подходили к концу, продолжать расспросы о судьбе Ковчега в той накаленной эфиопской обстановке показалось ему опасным, и он покинул страну, чтобы, вернувшись в Лондон, обратиться за консультацией к специалистам. Одним из лучших знатоков эфиопских древностей считался в Великобритании профессор Панкхерст, основатель императорского Института эфиопских исследований в Аддис-Абебе, и Хэнкок направился к нему. Панкхерст подтвердил, что легенда о Менелике бытует в Эфиопии с незапамятных времен, а самая первая ее письменная версия содержится в манускрипте XIII века, именуемом «Кебра Нагаст». Сам Панкхерст, однако, не очень верил этой легенде. Связи между Эфиопией и древним Израилем, несомненно, существовали: эфиопская культура неслучайно имеет сильный привкус иудаизма, а одно из племен страны, фалаши, совершенно явно исповедует еврейскую религию; но это может быть результатом длительных контактов с древней еврейской общиной в Йемене, возникшей в I в. н. э., после завоевания Палестины римлянами. Что же касается Ковчега, то во времена Соломона он просто физически не мог быть доставлен в Аксум, потому что город этот возник лишь через восемь столетий после смерти Соломона. Разумеется, он мог быть перенесен в любое другое место, но легенда содержит и многие другие анахронизмы и сомнительные моменты. Например, в ней говорится, что со времен появления Ковчега в Эфиопии все христианские церкви усвоили обычай помещать в своих алтарях миниатюрные его копии, получившие название «табот» (сам Ковчег иногда именуется поэтому «Табота Цион»). Знает ли Хэнкок, как выглядят эти «таботы»? Нет? Так вот — это попросту несколько деревянных брусков, аккуратно уложенных в деревянный ящик. Если это — копия Ковчега, то как же выглядел тогда настоящий Ковчег?

— Выходит, тут и конец красивой легенде? — пробормотал Хэнкок и разочарованно усмехнулся.

Он не знал тогда, что для него это только начало.

* * *

Итак, эфиопская легенда о Похищении Ковчега из Иерусалима оказалась, по-видимому, красивой выдумкой. И, тем не менее, мысль о ней продолжала жить где-то в подсознании Хэнкока и заставляла его время от времени возвращаться к размышлениям о загадке Ковчега. Порой его возвращали к ней случайные упоминания в печати. Так, в одной из английских газет он натолкнулся на перепечатку рассказа группы израильских туристов, которые побывали на торжественной и таинственной религиозной церемонии в эфиопском городе Алибела, неподалеку от Аксума, где Хэнкок некогда разговаривал с хранителем Ковчега. Туристы рассказывали, что в этом древнем городе, с его высеченными в красных скалах одиннадцатью христианскими церквами, они стали свидетелями многотысячного ежегодного шествия, во главе которого выступали наряженные в ритуальные одеяния священнослужители, несшие на плечах покрытый тканью «Ковчег Завета». Этот Ковчег — или что бы там, ни было под тканью — священники вносили в шатер на берегу озера, и всю ночь, пока Ковчег пребывал в шатре, проводили в молитвах над ним. На следующий день, после торжественного молебна, который открывал сам архиепископ Аксума, Ковчег возвращался в храм и вновь поступал в распоряжение своего «хранителя». На все просьбы израильтян показать им Ковчег хранитель отвечал, что это невозможно. «Ковчег — это огонь живой, страх Господень, и он поглотит любого, кто явится к нему без спроса». Эти слова живо напомнили Хэнкоку ответ хранителя на его собственную просьбу показать Ковчег.

Были и другие поводы для воспоминаний. В ходе работы над очередной книгой об Эфиопии Хэнкоку пришлось заняться изучением фалашей, и это заставило его прочесть, наконец, перевод того знаменитого манускрипта «Кобра Нагаст», о котором ему рассказывал профессор Пэнкхерст и в котором содержалась самая ранняя письменная версия эфиопской легенды о царице Савской и царе Соломоне, их сыне Менелике и похищении им Ковчега Завета из Иерусалимского Храма. И снова легенда произвела неотразимое впечатление на Хэнкока, хотя к тому времени он уже знал, что историки считают царицу Савскую вовсе не эфиопской, а йеменской владычицей, трон которой находился в Сабе, или Саве, и поныне остающейся столицей Йемена. Но самое глубокое впечатление, по сути — подлинное потрясение, заставившее Хэнкока. снова вернуться к поискам Ковчега, ожидало его впереди. И настигло оно его в совершенно неожиданном месте.

Летом 1989 года, закончив упомянутую книгу об Эфиопии, он вместе с семьей отправился в отпуск во Францию. Отпускные маршруты привели его в город Шартр, и он решил осмотреть тамошний знаменитый собор — чудо готической архитектуры, сооружение которого было начато в XI и завершено в XII веке. Путеводители рассказывали, что строители собора широко пользовались так называемой «гематрией» — древним еврейским шифром, связывающим числа с буквами алфавита, и с ее помощью зашифровали в архитектурных пропорциях собора множество сакральных тайн. Такие же сложные и понятные только посвященному знаки были скрыты в других деталях собора — в его скульптурах, арках и витражах. Вооружившись путеводителем, Хэнкок провел все утро в разглядывании этих сложнейших архитектурных ребусов. Проголодавшись, он направился в кафе напротив. Каково же было его удивление, когда он увидел вывеску. Кафе называлось «Царица Савская». Как очутилась здесь героиня древней легенды? Хозяин кафе охотно объяснил: «Прямо напротив, в южной арке собора, стоит статуя этой царицы». Действительно, присмотревшись к скульптурам и сверясь с путеводителем, Хэнкок убедился, что среди одиннадцати скульптурных фигур арки, изображавших еврейских пророков и царей, была и фигура царицы Савской с цветком в левой руке. Путеводитель извещал также, что арка с ее фигурами была сооружена в первой четверти XIII века как раз в то время, когда в Эфиопии был написан манускрипт «Кебра Нагаст», содержавший историю Менелика и Ковчега.

Появление языческой царицы среди героев еврейской истории было довольно странным. Библейский рассказ о ней ни словом не упоминает о ее переходе в иудаизм, который мог бы объяснить ее соседство с Соломоном и Давидом в арке собора. Зато в «Кебра Нагаст», напротив, утверждалось, что во время пребывания в Иерусалиме царица приняла иудаизм. И дополнялось это утверждение рассказом о том, как ее сын, принц Менелик, тоже бывший правоверным иудеем, принес иудаизм в Эфиопию. Но как могли создатели Шартрского собора узнать о легендах, содержащихся в манускрипте, написанном почти в то же время в далекой Эфиопии? С другой стороны, совпадение дат наводило на размышления.

Охваченный этими размышлениями Хэнкок снова заглянул в путеводитель и к своему изумлению обнаружил, что в соборе есть еще одна статуя царицы Савской. Она находилась в северном портале, куда Хэнкок торопливо и направился. В правой арке портала он увидел фигуру царицы, у ног которой свернулся маленький африканец. Путеводитель сообщал, что это фигурка «эфиопского слуги». Иными словами, путеводитель недвусмысленно отсылал царицу в Африку, как будто создатели собора действительно были уверены в ее эфиопском происхождении, на котором настаивала книга «Кебра Нагаст». Но еще более любопытным было то, что на колонне, отделявшей статую царицы от стоявшей в центральной арке статуи легендарного библейского царя-жреца Мельхиседека, Хэнкок обнаружил изображение небольшой тележки с установленным на ней ящиком или сундуком. Тележка стояла точно посредине между двумя фигурами, а под ней красовалась какая-то плохо различимая надпись. Угадать можно было только два слова: Archa Cederis — но и их Хэнкоку оказалось достаточно, потому что первое из этих слов тотчас напомнило ему английское «Ark», то есть «Ковчег».

В лихорадочном возбуждении он начал рассматривать колонну и, обойдя ее кругом, обнаружил еще одно каменное изображение той же тележки. На этот раз над ней склонился какой-то человек, а надпись под изображением тоже по-латыни — была подлинной. Что особенно поразило Хэнкока — так это то, что, на сей раз, тележка была изображена удаляющейся от Мельхиседека и приближающейся к царице Савской. Как будто бы строители собора намеренно хотели запечатлеть в камне эфиопскую легенду о похищении Ковчега из древнего Израиля (символом которого был Мельхиседек, поименованный в Библии «царем Салема», что обычно толковалось как древнее название Иерусалима) и переход его во владение Эфиопии (которую символизировала фигура царицы Савской). Хэнкок заметил еще, что царица здесь изображена без цветка, зато Мельхиседек держит в правой руке кадило (очень похожее на те, которые он видел в эфиопских церквях), а в левой — что-то вроде чаши или кубка, но не с жидкостью, а с каким-то цилиндрическим предметом внутри.

На сей раз путеводители не дали ответа. Правда, в путеводителе надпись, сопровождающая изображение тележки с Ковчегом, приводилась полностью, но познаний Хэнкока в латыни оказалось недостаточно, чтобы этот текст понять. Что же касается странных предметов в руках Мельхиседека, то один путеводитель сообщал, что это символы христианского причастия (поскольку легендарный царственный жрец считается предшественником Христа), зато другой утверждал нечто неожиданное: «Мельхиседек держит в левой руке чашу святого Грааля, в которой находится Камень» — и добавлял: «Это позволяет связать данную фигуру с известной поэмой Вольфрама фон Эшенбаха (согласно некоторым преданиям, члена ордена тамплиеров), считавшего, что Грааль — это Камень».

В истории Ковчега — и без того запутанной — явно проступали новые, загадочные детали. Тележка с Ковчегом, направлявшаяся от статуи Мельхиседека к статуе царицы Савской, явно связывала историю похищения Ковчега (если создатели собора действительно хотели рассказать о нем) с легендарным «царем Салема», а он был изображен, если верить путеводителю, с чашей святого Грааля в руке. Таким образом, эфиопская легенда о Ковчеге неожиданно переплеталась с христианской легендой о Граале. Тут было над чем подумать. Но в одиночку распутать все эти нити Хэнкок не мог — ему нужна была квалифицированная помощь. Он нашел ее в Тулузе, где в это самое время проводил свой отпуск его давний знакомый, известный историк искусства профессор Питер Ласско. С трудом дождавшись встречи, возбужденный Хэнкок обрушил на Ласско поток недоуменных вопросов. «Что означает чаша в руке Мельхиседека? Могла ли проникнуть в средневековую Европу эфиопская легенда? Что гласят латинские надписи на колонне Шартрского собора?»

Легче всего оказалось ответить на последний вопрос. Слою Arena действительно обозначало «Ковчег». Зато Ctdtris могло быть либо искаженным словом Foederis, то есть «Завет», либо необычной формой латинского глагола «cedere», то есть «отдавать» или «отпускать на волю». В сочетании это давало либо просто «Ковчег Завета», либо «Ковчег, который ты отдашь». Что же касается второй — более длинной надписи, то ее Ласско истолковал как «Сим отпускается Ковчег, который ты отдаешь» или как «Здесь скрыт Ковчег, который ты отдаешь» — в зависимости от того, каким образом были искажены резчиками старинные латинские слова. С толкованием Мельхиседека как символа древнего Израиля Ласско, однако, решительно не согласился: «Мельхиседек большинством ученых воспринимается как библейский прообраз Христа, поэтому чаша и прочие предметы в его руках, скорее всего, — символы христианского причастия».

А вот на второй вопрос Ласско затруднился ответить: «Нет, я никогда не слышал, чтобы строители Шартрского собора вдохновлялись какими-либо иными рассказами, кроме библейских и христианских. Я не знаю ни одного источника, где бы отмечалось влияние эфиопских, да и вообще африканских мотивов на архитектуру собора…» Потом он замолчал, задумался и неожиданно добавил: «Впрочем, ошибаюсь… Мне кажется, что когда-то я читал статью, в которой говорилось о проникновении эфиопских идей в средневековую Европу. И знаете — речь там шла именно о святом Граале! Насколько я помню, автор утверждал, что Вольфрам фон Эшенбах находился под влиянием какой-то эфиопской христианской традиции». — «Да кто он такой, этот Эшенбах?» — нетерпеливо вскричал Хэнкок. «О, это довольно известная личность. Один из первых, кто писал о святом Граале. Он написал целую книгу о его поисках. Она называется «Парсифаль»…» — «По-моему, так называется опера Вагнера…» — неуверенно пробормотал Хэнкок. «Вот именно! Вагнер вдохновлялся романом Эшейбаха». — «И этот Эшенбах… когда он жил?» — «В конце двенадцатого — начале тринадцатого века. Тогда же, когда создавался северный портал Шартрского собора».

Какое-то время оба собеседника молчали. Потом Хэнкок с надеждой спросил:

«Эта статья, о которой вы упоминали, — кем она написана?» — «Убейте, не помню, — сконфуженно ответил Ласско. — Это было лет двадцать назад. Помню только, что это был какой-то Адольф. Имя немецкое, и оно связалось в моей памяти с именем Эшенбаха — он ведь тоже был немец».

Теперь в руках Хэнкока была уже не одна, а целых три загадки: загадка исчезнувшего Ковчега, загадка его непонятной связи с легендой о святом Граале и загадка имени автора той давней статьи, который, судя по воспоминаниям Ласско, уже двадцать лет назад заинтересовался той же проблемой.

Прошло больше года, прежде чем он нашел ответ на третью загадку. И этот ответ действительно пролил некий свет на первые две. Но, как это часто бывает, в более ярком, свете стали видны новые, еще более загадочные детали.

* * *

Итак, Хэнкок обнаружил загадочную цепочку: древняя Эфиопия — средневековая Франция, легенда о похищенном Ковчеге — легенда о святом Граале. Но что могло связывать эти отдаленные друг от друга места? Что могло быть общего между древнееврейской святыней и мистическим христианским сокровищем?

Если о Ковчеге история, как мы уже знаем, молчала, то о Граале она упоминала часто и пространно. Стоило Хэнкоку погрузиться в эти упоминания, как поиск немедленно привел его к любопытным и неожиданным выводам.

Самым известным источником сведений о фантастической чаше Грааля был знаменитый роман Томаса Мэллори «Смерть Артура». Написанный в XV веке, этот свод легенд о знаменитом английском короле Артуре, за Круглым столом которого собирались самые выдающиеся рыцари страны, посвящал Граалю одну из семи своих книг, озаглавленную в духе эпохи витиевато и велеречиво: «Повесть о святом Граале в кратком изводе с французского языка, каковая есть повесть, трактующая о самом истинном и самом священном, что есть на этом свете». Начиналась повесть с того, что однажды ко двору короля Артура явилась девица благородных кровей, которая попросила помощи королевских рыцарей в неком важном и запутанном деле. Эта просьба, которую рыцари, разумеется, сочли необходимым уважить, привела к запутанной череде невероятных приключений славного рыцарского коллектива, включавшего сэра Ланселота, сэра Галахада, сэра Гавейна и других сэров. В конце концов, им удалось найти искомый заколдованный замок, в глубинах которого обнаружилась скрытая комната, в центре которой виднелся серебряный престол, на каковом престоле покоилась некая таинственная чаша. Чаша эта оказалась способной на всевозможные необыкновенные чудеса. Одним из первых таких чудес было явление благообразного седовласого старца, который сообщил рыцарям, что он является первым христианским епископом Британии Иосифом Аримафейским, умершим двести лет назад. Поведав это, — старец исчез, уступив место самому Иисусу Христу, который сообщил пораженным рыцарям, что из найденной ими чаши он некогда ел и пил на Пасху, а позже ученик его, вышеупомянутый Иосиф Аримафейский, собрал в нее его кровь, пролитую во время распятия.

Из примечаний к книге Хэнкок узнал, что упоминание о ее французском, первоисточнике не было случайным — сочиняя свой роман в одиночестве тюремной камеры, куда его привели политические авантюры, английский дворянин Томас Мэллори действительно вдохновлялся более ранними французскими хрониками. Обратившись к этим хроникам, Хэнкок столь же быстро выяснил, что у их авторов не было еще никаких представлений ни о священной чаше, ни об Иосифе Аримафейском, ни об «Иисусовой крови». Король Артур в этих ранних рыцарских романах отправлялся не на поиски заколдованного замка, а, наподобие многих фольклорных героев, спускался в царство мертвых и искал там вовсе не чашу, а сказочный «котел изобилия» по имени «Анвен». Лишь позднее, к началу XII века, в романах артурова цикла стала появляться фигура пресловутого Иосифа, которая все чаще и чаще наделялась чертами «первокрестителя» бриттов и англосаксов. Одновременно с этим стала упоминаться в этих романах и христианская легенда о некой чаше, в которую тот же Иосиф якобы собрал кровь Иисуса. А потом произошло «сращение» двух предметов: артуров «котел изобилия» слился в воображении хронистов с чашей Иосифа. Даже название чудесной чаши пошло отсюда: кельтское слово «сгуо!» (корзина изобилия) превратилось в старофранцузское «sang real», или «истинную кровь», а это, в свою очередь, стало читаться, как «san great», то есть святой Грааль.

С этого момента похождения рыцарей короля Артура стали приобретать совершенно новый, христианско-мистический смысл. Теперь это были уже не просто странствия в поисках схваток и приключений, а целенаправленные поиски чаши святого Грааля, предпринимаемые ради содержащейся в ней Божественной благодати. Чудесная чаша начинает появляться также в живописи и скульптуре того времени, в том числе и на стенах тогдашних соборов, вроде Шартрского. А немного позже она уже оказывается в центре пространных романов, посвященных ее поиску и обретению. Первый такой роман написал в конце XII века знаменитый бретонский автор Кретьен де Труа, создатель пятитомного цикла о короле Артуре. О Граале там говорится много и возвышенно: он-де способен на то и на се, и на это, и вообще он «поддерживает жизнь во всей ее силе», но, как ни странно, при этом ни разу не сказано, как же выглядит этот необыкновенный предмет. Из контекста же совершенно невозможно понять, то ли это действительно чаша, то ли сосуд побольше, вроде супового котла (в одном месте Кретьен так и заявляет: герою, мол, подали в Граале очередную порцию пищи), то ли еще что-то третье. На мысль о «третьем» Хэнкока навело чтение второго по времени появления прославленного романа о Граале — написанной уже в начале XIII века книги немецкого автора Вольфрама фон Эшенбаха «Парциваль». Тут Грааль вообще именовался… «Камнем». В тексте Эшенбаха прямо и недвусмысленно говорилось: «Как бы ни был болен человек, с того дня, что он увидит Камень, он проживет, по меньшей мере, неделю, и даже цвет лица у него не изменится. Такая сила дана этому Камню над смертными, что их плоть и кости вскоре делаются такими же, как у молодых. Камень этот называется Грааль».

История явно усложняется. Оказывается, в момент своего первого появления в литературе Грааль не имел фиксированного облика: Кретьен представлял себе что-то вроде сосуда, Эшенбах — что-то вроде камня. Как же он превратился в «чашу»? Кто был «виновником» этого превращения? Как и в детективных романах, исторический «преступник» тоже оставляет за собой следы, и в данном случае цепочка таких следов вела, как вскоре выяснил Хэнкок, к знаменитому в раннем средневековье монашескому ордену цистерцианцев. Это его братья первыми составили свод апокрифов под общим названием «В поисках святого Крааля», после появления которого загадочный «сосуд» из романа Кретьена и «Камень» из книги Эшенбаха были полностью вытеснены новым представлением о Граале как о чаше с кровью Христовой. Но вскоре представление это претерпело еще один неожиданный и странный поворот.

В конце XII века орден цистерцианцев был преобразован и устроен совершенно по-новому. Инициатором и руководителем этого преобразования был знаменитый церковный деятель того времени — епископ Бернард Клервосский. Влияние Бернарда сказалось не только на деятельности ордена цистерцианцев и на христианском богословии; он наложил свой отпечаток также на тогдашнюю церковную живопись и архитектуру. А одной из основных его идей в этой области было символическое отождествление Богородицы со «священным сосудом», а проще говоря — с чашей Грааля. Подобно тому, как чаша эта, согласно легенде об Иосифе Аримафейском, содержала Иисусову кровь, чрево Богородицы в свое время содержало Иисусову плоть. Вот почему в скульптурах соборов, посвященных Богородице, строительство которых было вдохновлено Бернардом Клервосским, так часто появлялось изображение-чаши Грааля — это был попросту символ девы Марии.

Но у Бернарда, оказывается, была еще одна навязчивая идея. Он считал, что дева Мария подобна не только сосуду с плотью Христовой, но и хранилищу Христова учения! Вместе с Божественным младенцем ее чрево содержало в себе также и будущий Завет Христа с человечеством — так называемый Новый Завет, который, по убеждению христиан, отменил и заменил собой Ветхий Завет, заключенный Богом с праотцем Авраамом. И вот тут-то и возник в сознании Бернарда тот неожиданный поворот мысли, о котором мы только что упомянули. Если дева Мария хранила в себе Новый Завет в облике Иисуса, то она была подобна в этом тому знаменитому Ковчегу, который, согласно Библии, хранил в себе Ветхий Завет в виде скрижалей Моисея! И вот в молитвах, сочиненных епископом из Клерво, появляется выражение «Богоматерь Ковчега Завета». Родившись в XII веке, оно сохранилось до нашего времени: в Кирьят-Йаарим, что между Тель-Авивом и Иерусалимом, стоит построенная в 1924 году доминиканская церковь, которая так и называется «Храм девы Марии-Ковчега Завета». И украшен он изображением Ковчега.

Итак, дева Мария и «живой Грааль» с его Иисусовой кровью, и «живой Ковчег» с его каменными скрижалями. Это позволяет понять, почему Мельхиседек в арке Шартрского собора — посвященного, кстати, той же деве Марии! — держит в руках чашу Грааля, а рядом с ним находится скульптурное изображение Ковчега. Остаются, однако, две загадочные детали: «камень» в чаше, что в руках Мельхиседека, и тележка, на которой лежит Ковчег. Камень в чаше Грааля явно намекает на очень архаичное, еще доцистерцианское, эшенбаховское толкование Грааля как «Камня», а тележка напоминает об эфиопской легенде, рассказывающей о похищении Ковчега из Иерусалима и транспортировке его в Эфиопию.

И тут в мозгу Хэнкока вспыхнула дерзкая догадка: а не могло ли быть так, что именно эта эфиопская легенда, проникнув в христианскую Европу, и легла здесь в основу рассказа о чаше святого Грааля? Вообразим такую цепочку: европейским христианам известен евангельский рассказ о чаше, в которую тайный ученик Христа Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого учителя; с другой стороны, имеются смутные воспоминания, что какой-то Иосиф когда-то пришел из Иерусалима проповедовать христианство; а? с третьей, становится популярной легенда, что кто-то унес из того же Иерусалима Ковчег Завета, который есть символ девы Марии, которая, в свою очередь, есть символ чаши с кровью Иисуса. Так, может, чаша эта и есть вместилище каменных скрижалей, унесенное не каким-то там Менеликом, а Иосифом, и не в Эфиопию, а в Европу?! Если это так, то никакой чаши Грааля никогда и не было. В обоих рассказах — о короле Артуре и о принце Менелйке — речь шла не о двух разных предметах, а об одном и том же — и предметом этим в обоих случаях был утраченный Ковчег!

Догадка была действительно дерзкой. Но хуже того — она была еще и фантастичной. В самом деле, даже согласившись с тем, что святой Грааль — это просто Ковчег Завета, как объяснить проникновение эфиопской легенды в средневековую Европу? И не просто проникновение, но и такое распространение, которое позволило Вольфраму фон Эшенбаху назвать Грааль «Камнем», а великому Бернарду Клервосскому связать оба предмета в единый религиозный символ? Мыслимо ли это и как это могло произойти?

Свет на загадку пролила та статья, о которой в давнем разговоре с Хэнкоком упомянул, если помните, профессор Ласко. В конце концов, Хэнкок все-таки статью эту разыскал. Ее автором оказалась известная медиевистка (специалистка по средним векам) Елена Адольф. Название статьи было сложным и академически занудным: «Новые соображения о восточных источниках романа «Парциваль» Вольфрама фон Эшенбаха». Одно слово в этом названии приковало внимание Хэнкока: «ВОСТОЧНЫЕ…» Он трясущимися руками развернул журнал. И сразу же понял: да, Елена Адольф утверждает, что Эшенбах «знал историю Грааля в ее восточном, точнее — эфиопском, варианте».

Эфиопский вариант легенды о Граале… Это означало, что его дерзкая гипотеза переставала, по крайней мере, быть фантастичной. Ибо слова Елены Адольф Давали этой гипотезе первое, но зато вполне серьезное подтверждение. И подталкивали мысль к новому поиску. Следы утраченного Ковчега, несомненно, следовало искать в Эфиопии.

Елену Адольф, эту авторитетную специалистку по средневековой литературе, интересовал чисто литературоведческий вопрос: почему Вольфрам фон Эшенбах, взявшись завершить незаконченный роман Кретьена де Труа о поисках святого Грааля, вдруг повернул своего «Парцифаля» в совершенно неожиданную сторону — превратил тот Грааль, что у Кретьена выглядел скорее как сосуд, в какой-то непонятный «Камень»? Эту загадку она объясняла тем, что Эшенбах, судя по всему, был знаком с эфиопским источником под названием «Кебра Нагаст» — тем самым, в котором рассказывается история похищения иерусалимского Ковчега Завета Менеликом, сыном царя Соломона и царицы Савской, первым «царем Эфиопии». Легенда из «Кебра Нагаст», утверждала Адольф, видимо, произвела на Эшенбаха такое впечатление, что он решил как-то совместить ее с легендой о Граале. Может быть, он рассчитывал, что это сделает его роман еще более популярным среди читателей, чем роман Кретьена.

* * *

Елена Адольф не пыталась объяснить, каким образом эфиопская легенда могла попасть в средневековую Европу. Ее как литературоведа это и не особенно интересовало. Она лишь мельком заметила, «что переносчиками предания могли быть еврейские купцы, которые в те времена смело странствовали по различным частям света, наверняка бывали в Эфиопии, где было свое иудейское население, фалаши, а уж в Европе и вообще чувствовали себя как дома». Хэнкока, напротив, не интересовали литературные влияния. Ему было куда важнее, что Адольф тоже, в сущности, связала Грааль с Ковчегом. Но его предположения шли куда дальше, чем гипотезы Елены Адольф. Не может ли быть, что Эшенбах не столько намеревался расцветить свое повествование о Граале еще одной красивой легендой, сколько хотел рассказать именно о судьбе и поисках загадочно исчезнувшего Ковчега, а для этого зашифровал его историю — скрыл ее под маской рассказа о поисках Грааля? Коль скоро дело было так, то. и в тексте романа могли содержаться — скрытые, конечно, и понятные лишь для посвященных — указания на место, где и доселе хранится эта древняя священная реликвия.

Как дешифруются тайные послания? Один способ состоит в поиске ключа к шифру. Для этого применяются всевозможные научные методы в сочетании с интуицией и косвенными соображениями. Однако куда надежнее другой способ: нужно хорошо знать, что вы хотите найти. И тогда успешная расшифровка вам почти гарантирована. Хэнкок выбрал именно этот путь. Он стал вчитываться в текст «Парцифаля». Мелкие детали, не замеченные при первом чтении, теперь останавливали его буквально на каждом шагу. Вот, например, у Эшенбаха говорится, что Грааль способен прорицать будущее, и в Библии о Ковчеге сказано примерно то же самое. Грааль — источник плодородия, и библейский Ковчег — источник плодородия. Грааль сам собой светится, и Моисей, возвратившийся с горы Синай со скрижалями Завета, тоже светился, да так, что сыны Израиля боялись к нему приближаться. Мало того! Когда Моисей первый раз спустился со скрижалями, он увидел, что евреи за время его отсутствия начали поклоняться Золотому тельцу. А у Эшенбаха рассказывается о неком Флегетанисе, который тоже «поклонялся тельцу, как Богу». Совпадение?

Нет, явно не просто совпадение. Этому Флегетанису в романе отведена важная роль: именно ему небеса открывают имя Грааля. Иными словами, Грааль имеет прямую связь с небесами. Но ведь и скрижали Завета имеют такую связь! Сказано же в Библии, что они продиктованы («открыты») Моисею Богом. Какой реальный смысл может стоять за этим настойчивым упоминанием о небесном характере обоих предметов? Не идет ли речь о метеорите? Некоторые историки давно предположили, что моисеевы «скрижали» были в действительности двумя кусками «небесного камня». Древние народы весьма почитали такие «послания небес». Знаменитый черный камень, вмурованный в угол мекканской Каабы и почитаемый всеми мусульманами мира, — это ведь тоже не что иное, как метеорит. По преданию, он упал с неба на землю еще во времена Адама, чтобы вобрать в себя адамов «первородный грех»; затем перешел к Аврааму; а уже потом оказался во владении пророка Магомета. Любопытная деталь вдруг приковала внимание Хэнкока: у мусульман амулеты из метеоритного камня назывались «бетиль», что в средневековой Европе превратилось в «ляпис бетилис». А у Эшенбаха имя Камня-Грааля, открывшееся Флегетанису, было «ляпис экзилис» — словно нарочито искаженное «ляпис бетилис», да еще со своим многозначительно намекающим смыслом: ведь «ляпис экзилис», если перевести с латыни, — это «камень с неба». Нет, решительно все дороги, то бишь все намеки и совпадения, вели в Эфиопию. Недоставало лишь прямо указующего туда перста.

Но и перст, оказывается, был! Нужно было только проникнуть в еще более глубокие пласты эшенбаховского шифра — и Хэнкок это сделал. Вчитываясь в текст «Парцифаля», он обнаружил одно странное и, на первый взгляд, мало связанное с основным сюжетом место — что-то вроде вставной легенды. Рассказывалось о неком рыцаре Гамурете, который отправился в страну Зазаманк и там встретился, с прекрасной ТЕМНОКОЖЕЙ царицей Белаканой. От этой встречи родился сын по имени Фейрефиз, но случилось это уже после того, как рыцарь Гамурет покинул свою темную возлюбленную и вернулся в Европу. Там он сошелся еще с одной красавицей, на сей раз белой, которая родила ему Парцифаля — истинного героя романа и главного искателя Грааля. Оставим на время Парцифаля и зададимся вопросом: что можно сказать о его отце? Или его история — роман любвеобильного белого аристократа и темнокожей царицы из экзотической страны — не напоминает нам что-то мучительно знакомое? Разумеется! При некотором усилии воображения можно немедленно опознать в рассказе основные черты истории Соломона и царицы Савской: любвеобильный герой, темная царица, экзотическая страна, незаконный сын. А вот и решающее доказательство: в «Кебра Нагаст» царь Соломон прямо говорит: «Этот сын, который похитил Ковчег Завета, он от женщины иного цвета, из другой страны, и даже вовсе черный…»





Дата публикования: 2015-01-14; Прочитано: 474 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.01 с)...