Разделы семиотики

Семиотика включает три раздела: синтаксис, семантику и прагматику. Синтаксис изучает, какие знаки допустимы в данной знаковой системе и какие отношения между ними могут возникать. Именно на уровне синтаксиса формируется самый первый, «рамочный» уровень сообщения: «Я - сообщение. Расшифруйте меня».

Отношения между знаком и означаемым изучает семантика. Объект, замещаемый знаком, обычно называют его значением (или денотатом от de noto – обозначаю). Информацию об этом объекте, заключенную в самом знаке или ассоциированную с ним по соглашению, - смыслом знака. Значение и смысл являются основными семантическими категориями. Отметим, что значения могут иметь весьма абстрактную природу. Так, значениями высказываний в классической логике считаются абстрактные объекты: «истина» и «ложь».

Прагматика изучает отношение субъекта, использующего знак, к самому знаку и выражаемому этим знаком содержанию, а также отношения субъектов в процессе знаковой коммуникации. Прагматическими являются, например, категории «понимание», «эстетическое воздействие знака», «уместность знака», «сакральность знака». Прагматический анализ предполагает выявление коннотаций знака (от con noto – вместе обозначаю) – представлений, ассоциированных субъектом с данным знаком. Коннотации знака принципиально зависят от контекста. Скажем, оборот «меры социальной защиты» имеет сейчас совершенно иные коннотации, чем он имел в сталинском обществе. В обыденном употреблении термин «сделка» обладает устойчивыми негативными коннотациями, хотя и выражает высокоценную юридическую категорию. Устойчивыми коннотациями современной культуры являются, например, «время – деньги» (потратить время), «сознание – свет» (отражение реальности), «общество – здание» (перестройка общества, базис и надстройка), «суд – взвешивание» (мера тяжести преступления).

Риторическими фигурами манипуляции с коннотациями являются такие приемы, как дисфемизация («ухудшение денотата») и эвфемизация («улучшение денотата»). Обороты «так называемый», «якобы» - стандартные средства дисфемизации («так называемый демократ», «одобрение, якобы выраженное собравшимися»). Примеры политической эвфемизация – «демаркация границ» (вместо «территориальные уступки»), «развивающиеся страны» (вместо «слаборазвитые страны»), «либерализация цен» (вместо «рост цен»). Принцип политкорректности, по сути, является требованием эвфемизации в обозначении табуированных социальных явлений («афроамериканцы» вместо «негры», «неподобающие отношения» вместо «супружеская измена», «альтернативно одаренные» вместо «психически больные», «золотые годы» вместо «старость»).

Рассмотрим в качестве примера знака обычную физическую карту. Синтаксический анализ карты даст нам лишь информацию о том, какого вида знаки использованы в ней – круги разных размеров, линии и пятна разных цветов и т.п. Ограничившись синтаксическим подходом, мы не поймем, что обозначено на карте и как она используется. В ходе семантического анализа знаки на карте соотносятся с обозначаемыми ими объектами, скажем, круги определенного диаметра с городами, имеющими определенную численность населения; линии - с реками или дорогами; пятна – с равнинами, горами, морями и т.п. По сути, семантика карты задается системой условных обозначений и масштабом, указание которых обычно сопровождает карту. К прагматическим аспектам географической карты относятся, в частности, степень её секретности и уместность принятых обозначений (так, с прагматической точки зрения вряд ли целесообразно обозначать реки желтыми, а пустыни зелеными, хотя семантически это, вообще говоря, безразлично).

Свойство «быть знаком» не является естественным, природным свойством вещи, обусловленным его физическими особенностями: слово «Москва» как материальный объект представляет собой лишь последовательность из шести букв и ничуть не больше похоже на город Москву, нежели, скажем, на Париж. Объект становится знаком не в силу своих физических особенностей, а благодаря установившейся практике знакового общения, конвенционально (т.е. путем соглашения) закрепляющей за ним знаковую функцию. Знаки образуют, таким образом, особую конвенциональную реальность, составляющую ядро культуры.

Осознание относительной самостоятельности семиотической реальности – важный момент в интеллектуальном становлении каждого человека. Психологам хорошо известно, что дошкольники часто обращаются с названиями предметов так, как если бы эти названия были неотъемлемыми свойствами самих предметов. С точки зрения малыша, корова называется коровой, потому что «у неё рога» (или «она дает молоко» и т.п.). Как отмечает Л.С.Выготский, дети бывают крайне обеспокоены, когда им сообщают, что привычные предметы могут иметь другие названия. «На вопрос, можно ли заменить название одного предмета другим, например, корову назвать чернилами, а чернила – коровой, дети отвечают, что это совершенно невозможно, потому что чернилами пишут, а корова дает молоко. Перенос имени означает как бы перенос свойства одной вещи на другую, настолько тесно и неразрывно связаны между собой свойства вещи и её название». До шестилетнего возраста ребенок обычно не различает знак и его значение, не воспринимает знаковые системы как самостоятельно существующую реальность со своими собственными законами. Получив, например, задание сравнить по длине слова «карандаш» и «карандашик», дети ориентируются на отношение предметов: «Карандаш длиннее, потому что карандашик – это когда он стал меньше». «Когда маленькие дети спрашивают о неизвестном предмете «Что это такое?», - замечает Ж.Пиаже, - то они хотят узнать его название и это слово – наименование – служит им не только символом, но и определением и даже объяснением». «Доверие языку», проявляющееся в отождествлении знака и значения, очевидно связано у ребенка с доверием взрослому: ведь именно такое название мама и папа дали этой вещи. Не случайно обнаружение конвенциональности названий нередко ведет к «семиотическому бунту» против взрослых, проявляющемся, например, в подростковой игре в «тайные языки». Полноценное овладение системой знаков родного языка предполагает осознание реальной степени его произвольности, ограниченной задачами эффективной коммуникации. Ведь не случайно на презрительное замечание Шалтая-Болтая: «Когда я беру слово, оно означает только то, что я хочу, не больше и не меньше», Алиса вежливо замечает: «Вопрос только в том, подчиняется ли оно Вам».

Любая культура складывается из множества знаковых систем. Это театр, кино, телевидение, музыка, танец, изобразительное искусство, костюм, народные приметы, обряды и т.п. Часто все эти системы называются языками. Мы не только метафорически, но и в достаточно точном смысле говорим о «языке театра», «языке кино», «языке живописи».