Глава 23. Диспозиция вокруг дома была весьма оживленной

Диспозиция вокруг дома была весьма оживленной. Пришли, насколько я сумел разглядеть, почти все. Присутствовали даже больная Маринка и Витька с Милкой на руках.

– Ты‑то зачем? – спросил я у Витьки. Митька стоял рядом и таращил совиные, почти без ресниц глаза. – Холодно же, ребенка простудишь.

– Она закаленная, – усмехнулась Витька, потом добавила. – Вы Митьку не понимаете, как я, и объяснить ему не сможете. Так уж получилось: у него сила за двоих, у меня – мозги.

Для Витьки это была очень длинная и философская речь, и я понял, что они с Митькой тоже волнуются за Стешу, но не умеют об этом сказать.

К мордатому «консьержу», в связи с обострением обстановки, тоже прибыло подкрепление: три «быка», одетые в одинаковые кожаные куртки, курили в кулаки у самой парадной и посматривали на нас с агрессивным удивлением. «Консьерж» время от времени выглядывал из подъезда и о чем‑то с ними переговаривался. Возможно, передавал инструкции. Наши развлекались вовсю. Таракан, Ванька и еще кто‑то кидали снежки в разные окна. Маринка, приложив варежки ко рту, истошно орала в темноту: «Стешка, вызывай милицию! Телефон, Стешка, телефон! Звони 01, 02 или 03. Стешка! Кричи в трубку: убивают!» Игорь Овсянников, засунув в рот едва ли не целую пятерню, оглушительно свистел. Вадик подбегал к охранникам на безопасное расстояние, несколько раз подпрыгивал на месте, а потом клянчил противным голоском: «Дя‑яденьки, пустите погреться! Ну дя‑деньки!» Вера Иглич прошептала что‑то ему на ухо, и он сменил пластинку: «Дя‑яденьки, пустите! У меня папа тоже новый русский! Мне туда можно!» Вся сцена напоминала кадры из передачи про животных: группа носорогов в саванне встречается со стадом обезьян.

– Никто не выходил? – спросил я у Витьки. Она отрицательно помотала головой.

Время от времени к дому подъезжали иномарки. Из них вылезали дорого одетые люди, брезгливо посматривали в нашу сторону, неодобрительно в сторону охранников и цедили сквозь зубы: «Совсем шпана распоясалась! За что платим охране?»

Охрана на входе пыталась оправдываться и втягивала головы в воротники курток, как черепахи в панцирь.

Внезапно из темноты показалась инвалидная коляска. Свет фонарей играл на ее никелированных деталях. Коляску катил Пантелей. Вслед за ним шли четверо молодых людей, похожих на младших братьев «консьержа» и компании. Юрка был совсем синий и улыбался через силу.

– Давай домой, – шепотом сказал я ему. – Иглич тебя отвезет.

Юрка закусил губу и отрицательно помотал головой.

На оценку обстановки у Пантелея и его бойцов ушло около минуты.

– Нам это не надо, – спокойно высказался тот, который, видимо, был у них за старшего. – Малолеток попугать или за хорошие бабки – другое дело. А так… Вдруг там этой девчонки и вовсе нету?

– Можно бабки, – вдруг встрял малыш Вадик. – Очень большие. – Все присутствующие разом уставились на него. – Вы сейчас принцессу Стешу освободите, а потом украдете меня. То есть, я сам к вам приду. И вы попросите у папы выкуп, а я буду плакать в трубку и говорить, чтоб он в милицию не обращался, потому что иначе меня на кусочки порежут. И все – будут вам деньги. У меня папа очень богатый, а я – единственный сын. Ясно?

Несколько секунд все, включая Пантелея и быков, потрясенно молчали.

Потом Пантелей выругался так замысловато, что у всех пацанов брови от удивления и восхищения поползли вверх. Он коротко переговорил со своими, и все пятеро решительно двинулись к подъезду. Остальные потянулись следом. Я заметил, что Таракан и Митька как‑то подозрительно держат правые руки в карманах. Мне это очень не понравилось, но делать было уже нечего. Я тоже пошел.

Все уже началось и «наши» явно побеждали, когда к подъезду с воем подкатила милицейская машина. Я бросился к выскакивающим из нее милиционерам, чтобы объяснить, что к чему, но меня тут же швырнули лицом в снег. Я облизал разбитую губу и попытался встать… Потом еще раз… И еще…

В конце концов рядом со мной шлепнулась рыдающая Ленка, обхватила меня руками, не давая встать, и закричала мне прямо в лицо:

– Я все узнала! Его фамилия Кондратьев. Артем Кондратьев. Он здесь живет, в этой парадной, на четвертом этаже. Его отец – большая шишка в городе. Не бандит как бы, наоборот – власть. Я сразу в милицию, как ты велел. Свекла там был, что‑то такое бормотал, отводил глаза, говорил, что ищут Димуру и Табаки, я им кричала, что Димура и Табаки – ни при чем, что надо ехать к этому Артему. А у них уже что‑то такое было, им кто‑то позвонил, и он все спрашивал про Вадика, я потом поняла, что его, наверное, отец ищет. Они мне пытались какую‑то таблетку дать или укол, но я вырвалась и убежала. А им уже при мне кто‑то позвонил, может, из этого дома, и, наверное, велел с вами разобраться, вот они и разбираются… А против Кондратьева они ничего не могут. И Стешку потом накачают наркотиками или убьют, чтоб она ничего не рассказала! Анто‑он! Что же это?! – Ленка захлебнулась рыданиями.

– Пусти меня, – твердо сказал я Ленке. – Сейчас я попытаюсь все уладить.

Ленка сразу же послушалась и отпустила меня. А я пополз по‑пластунски в ту сторону, где, по моим расчетам, находилась Юркина коляска. К происходящему вокруг парадного входа я не очень присматривался и прислушивался, потому что все это уже не имело особого значения. Успел только увидеть непонятно откуда взявшегося Сергея Анатольевича, географа. Он грудью наскакивал на какого‑то милиционера и кричал сорванным голосом:

– Что вы делаете?! Это же дети! Я – их учитель! Что вы делаете?!

– Антон, что у тебя с лицом?! – спросил Юрка.

– Ничего, – ответил я и замычал от злости, потому что рядом с Юркиным креслом стоял Мишаня. – Что?!

– Я старался по‑всякому, – сказал Мишаня и опустил голову. – У меня не вышло.

– Он с этой стороны, – сказал Юрка. – Наплевать! – прорычал я. – Юрка, давай!

– Ты думаешь?..

– Давай!!! – крикнул я, почувствовал, как закипает подо лбом знакомый жар, протянул вперед руку и потерял сознание.