Соединенные Штаты Америки. Чикаго. 9 марта, среда. Дронго и Нащекина встретились за завтраком

Дронго и Нащекина встретились за завтраком. Оба поднялись ни свет ни заря. Сказалась разница во времени. Прибывающие в Америку европейцы обычно просыпаются ранним утром и привыкают к иному временному распорядку примерно через неделю. В семь утра они уже завтракали. Дронго спросил, как Нащекина спала, и та честно призналась, что заснула поздно, а поднялась очень рано, еще до шести. В Москве в это время было около трех часов дня, и организм отказывался спать.

Саймонс должен был заехать за ними в половине девятого. Минут за десять до этого они уже спускались в холл отеля. Дронго подумал, что весной в Чикаго погода гораздо лучше, чем в Москве. Здесь было уже довольно тепло, тогда как в Москве все еще шел снег.

– Этот красавец из полиции считает себя неотразимым Дон Жуаном, — пробормотала Нащекина. Она была в легкой куртке и темном брючном костюме.

– Симпатичный офицер, — меланхолично поддержал Дронго, думая о своем. — Именно он вышел на Бачиньскую. Уговорил ее сдаться. Наверное, обладает даром убеждения. Думаю, женщинам он нравится.

– Вчера решил проверить свои способности на мне. Позвонил, хотел подняться ко мне в номер, — сообщила Нащекина. — И хотя мой английский очень сильно хромает, я смогла ему объяснить, что уже очень поздно.

– Он вас понял?

– Видимо, да, коли не решился взломать мою дверь.

– Хорошо, что он не итальянец, — улыбнулся Дронго. — А сам Конелли не пытался попасть к вам через окно?

– Нет, пока нет. Вы напрасно шутите. По-моему, Саймонс серьезно обиделся.

– Надеюсь, он все же приедет за нами.

Саймонс приехал. Ровно в половине девятого. И вел себя так любезно, словно вчерашнего инцидента вовсе не было. По дороге он более подробно рассказал о случившемся в доме родственницы Бачиньской, хотя ничего нового в общем-то не сообщил. Было ясно, что убийца заранее знал, где можно найти Олесю, и пришел точно по адресу. Молодую женщину спас звонок из Москвы, иначе она вернулась бы в квартиру и встретилась там с киллером.

Саймонс отвез их в управление ФБР, где гостей уже ждали. Среди встречавших был и Конелли. Но судя по всему, его не все узнавали в здании управления ФБР, где он якобы работал старшим агентом. Дронго и Нащекина сделали вид, что не замечают этих шероховатостей.

В комнате для допросов ждала Олеся Бачиньская. Рядом с ней находился переводчик. Саймонс и Конелли вошли к ним вместе с Дронго и Нащекиной. За прозрачной стеной двое операторов записывали все происходившее на видеокамеры, но Дронго и его спутница старались не обращать внимания на эту зеркальную стену.

– Госпожа Бачиньская, — торжественно начал Конелли, показывая на новых для нее людей, — эти двое экспертов прилетели из Москвы, чтобы помочь вам обнаружить убийцу. Вы можете отвечать на их вопросы, пользуясь услугами нашего переводчика, если чувствуете, что вашего английского недостаточно. Итак, начнем наш разговор. Вы согласны?

– Да, — кивнула Олеся. Она с интересом разглядывала новые лица. Ей было не совсем понятно, почему к ней в Чикаго приехали эти русские эксперты. Хотя мужчина был больше похож на итальянца.

Нащекина посмотрела на Дронго. Они с самого начала условились, что допрос будет вести именно он. В конце концов, именно он выдвинул версию о том, что Бачиньскую искали по каким-то другим, невыясненным причинам.

– Здравствуйте, пани Бачиньская, — начал Дронго, — я хотел бы задать вам несколько вопросов. Прошу вас не нервничать и отвечать на них как можно более спокойно. Если вы что-то не вспомните, ничего страшного. Насколько мне известно, вам показали пленку, на которой зафиксирован убийца вашей родственницы. Вы его раньше когда-нибудь видели?

– Нет, никогда, — ответила она. — Я вообще не знаю, почему он хотел меня убить.

– Вот это мы и постараемся узнать, — пояснил Дронго. — Может, вы раньше слышали его голос?

– Нет. Я бы запомнила. Но, по-моему, он не американец. Говорил с акцентом. Скорее, болгарин или румын.

– Может, украинец или молдаванин?

– Да, возможно. У молдаван и румын похожий язык?

– Одинаковый. Скажите, пани Бачиньская, как вы считаете, почему он пришел именно к вам?

– Я не знаю… — Она неуверенно взглянула на Саймонса и Конелли. — Я сама ничего не понимаю.

– И кто-то напал на ваш офис в Брюсселе. Вы об этом слышали?

– Да. Я прочитала в газетах. Такой ужас! Их всех убили.

– Вы не замечали в последние дни перед отъездом в Чикаго чего-нибудь подозрительного?

– Нет, ничего.

– Вы давно работаете с паном Дзевоньским? Неужели не замечали ничего странного?

– Он хороший человек, — не совсем уверенно произнесла Олеся. — Кстати, а где он сейчас?

– Отдыхает где-то на Востоке. — Дронго заметил, как внимательно слушает их разговор Конелли. Американцы подозревали в его вопросах какой-то подвох. Наверняка будут потом анализировать и изучать каждое прозвучавшее слово.

– Он меня спас, — напомнила она.

– Я знаю. — Рассказывать о том, что Дзевоньский находится в Москве и позвонил только потому, что ему разрешил это сделать Машков, было нельзя.

– Он мой хороший друг, — соврал Дронго, — но я прошу вас вспомнить. Может, вы все-таки замечали что-то странное. Или слышали что-то такое, что вызвало у вас удивление. Вспомните. Этим вы поможете пану Дзевоньскому. Или пану Тадеушу Марковскому, если называть его настоящим именем.

Конелли чуть нахмурился. Он явно слышал это имя не впервые. Олеся чуть изумленно посмотрела на Дронго. Она помнила, что нельзя называть шефа настоящим именем. И не сообщала этого имени даже в полиции Чикаго. Хотя судя по поведению Конелли, они уже давно выяснили, кто именно скрывается под именем пана Дзевоньского. Но если Дронго знает настоящее имя шефа, то возможно, он действительно его друг?

– Он очень хороший человек, — тихо повторила Олеся.

Саймонс шумно вздохнул. Он с самого начала подозревал, что ее с шефом связывают романтические отношения.

– Я не сомневаюсь. И все-таки вспомните, возможно, были какие-то обстоятельства, какие-то случаи, которые вызвали у вас удивление. Поймите, это нужно для того, чтобы помочь пану Тадеушу.

– Помочь? — Она неуверенно посмотрела на Дронго. Потом на Саймонса и Конелли.

Все наблюдали за ее реакцией.

– Погибли ваши друзья в брюссельском офисе, — напомнил Дронго. — Мы должны найти тех, кто это сделал.

– Да, — она задумалась. — Однажды в Шарлеруа нам позвонили и сообщили, что убит банкир Йозеф Прейс. — Олеся не стала говорить, что Дзевоньский предложил позвонившему получить деньги в Амстердаме. Он ведь просил об этом никому не рассказывать. А об убийстве она может сказать — о нем тогда написали все газеты.

– Как вел себя при этом ваш шеф?

– Никак. Выслушал и положил трубку, — соврала она.

И все заметили, что она соврала. Конелли помрачнел. Тут, конечно, не обычное убийство. Они уже изучили досье на этого бывшего генерала польской разведки Тадеуша Марковского. Досье оказалось объемным.

Дронго глянул на Нащекину. Трудно разговаривать с молодой женщиной, которая считает себя обязанной своему шефу.

– И больше ничего подозрительного вы не помните?

– Нет. У нас шла обычная работа. Приходили клиенты, и с ними разговаривал сам Дзевоньский.

– Понятно. — Он перевел дыхание. Нужно было приступать ко второй части допроса. Самой ответственной. И делать это в присутствии Конелли и Саймонса.

– Я хочу вам напомнить, — начал Дронго, — что примерно семь или восемь месяцев назад к вам в офис приезжал русский господин. Его звали Андреем Михайловичем. Мы составили фоторобот, можете на него посмотреть. — Он достал фотографию и взглянул на Конелли. Тот согласно кивнул. Дронго передал фотографию Бачиньской. Фоторобот сделали по описаниям Дзевоньского, который подробно рассказал, как выглядел его «заказчик».

– Да, это он, — сразу сказала Олеся. — Я его помню. Такой вежливый русский джентльмен. Он к нам приходил три раза. Нет, два. Или может три, точно не помню.

– И разговаривал с паном Тадеушем?

– Да. Всегда в его кабинете.

– Вы не слышали, о чем они говорили?

– Нет. — Олеся хотела вернуть фотографию Дронго, но Конелли с легкой извиняющейся улыбкой перехватил снимок и вопросительно посмотрел на Дронго. Они знали, что все будет именно так. И если американцы найдут этого человека, то в Москве не станут возражать. Поэтому Дронго согласно кивнул. Пусть оставит эту фотографию у себя.

– Вы не знаете, зачем он приходил?

– Нет.

– Вы не знаете его телефона?

– Нет.

– Откуда он приезжал?

– Не знаю.

– С кем он еще приходил?

– Всегда один.

– И вы ему не звонили?

– Он сам нам звонил.

– Может, он приносил какой-то чемоданчик или документы?

– Я не видела. Нет, не помню. Не видела…

– И больше вы ничего о нем не знаете?

– Нет. — Она не понимала, почему ей задают все эти вопросы.

Дронго опять взглянул на Нащекину. Их миссия терпела крах. Бачиньская не могла сообщить ничего нового.

– Это очень важно, — сказал Дронго, — вспомните, Олеся. Может, вы видели его где-то еще? Или что-то слышали о нем? Не отвечайте сразу. Постарайтесь спокойно вспомнить.

Она сдвинула брови, явно что-то припоминая. Это был очень важный момент.

– Кто он такой? — совершенно не вовремя поинтересовался Саймонс.

– Мы считаем его исключительно опасным террористом, — ответила Нащекина.

Она понимала, что Дронго установил определенный внутренний контакт с Бачиньской и его нельзя сбивать. Конелли также терпеливо ждал.

– По-моему, я никогда его больше не видела, — не совсем уверенно произнесла Бачиньская.

– Может, слышали о нем? Или кто-то говорил об этом человеке? Его зовут Андрей Михайлович, — терпеливо повторил Дронго.

– Пан Дзевоньский не разрешал нам присутствовать в его кабинете во время встреч.

– Возможно, вы видели его не в вашем офисе, — попытался подсказать Дронго. — Возможно, вы встречались с ним где-то в другом месте.

– Никогда, — сразу ответила она. — Я не могла встречаться с этим человеком. Ему много лет, и нам не разрешали встречаться с нашими клиентами. Это абсолютно исключено…

– Вы давно живете в Бельгии, — не унимался Дронго, — вспомните, где вы могли видеть этого человека. В последние месяцы. Ведь у вас было не так много работы. Дзевоньский все время отсутствовал, его не было в Бельгии уже несколько месяцев.

– Откуда вы знаете? — удивилась Олеся.

– Нам нужно ему помочь, — снова соврал Дронго.

– Нет, — отрезала девушка после минутного колебания, — я ничего не помню.

Дронго повернулся к Нащекиной. Трудно признаваться в своем поражении. Конелли испытующе смотрел, как эти приезжие эксперты будут искать выход.

– Может, гипноз, — подсказала Нащекина.

Конелли знал русский язык.

– Она — свидетель, — напомнил он по-русски, — а согласно нашим законам мы не можем подвергать ее никаким допросам с применением гипноза. Это будет приравнено к пытке. В нашей стране никто не разрешит допрашивать свидетеля таким образом.

– Господин Конелли, — негромко ответил также по-русски Дронго. — В вашей стране держат десятки и сотни заключенных на базе в Гуантанамо без решения суда, только потому, что эти люди подозреваются в террористической деятельности. Мало того что они сидят там годами, их еще и подвергают пыткам. В том числе физическим.

– Вы прилетели сюда, чтобы рассказать мне об этом? — спросил Конелли. Нужно отдать ему должное, он умел держать удар.

– Вы говорите по-русски? — вмешалась Олеся. Будучи полькой, она понимала русский язык. — Вы знаете русский язык?

– Немного, — ответил Конелли.

– Я еще раз прошу вас, пани Бачиньская, сосредоточиться и вспомнить, где вы могли видеть этого человека, — напомнил Дронго.

Нащекина нахмурилась. Она уже смирилась с поражением, и такая настойчивость Дронго казалась ей ненужной.

– Нет, — повторила Олеся, — я его нигде больше не видела.

– Может, она права, — снова вмешался Саймонс, — почему вы так уверены, что она должна знать этого типа?

– Иначе ее не хотели бы убить в Чикаго, — пояснил Дронго. — Они и так разрушили офис, перебили всех в Брюсселе. Для чего тогда они приехали в Чикаго?

– Может, хотели выйти через нее на этого Дзевоньского?

– Нет. Они точно знали, что не смогут на него выйти. Им нужна была она. И должна быть причина, по которой ее хотели убить.

– Она работала в офисе Дзевоньского. Этого достаточно, — упрямо напомнил Саймонс. — В моей практике таких случаев сколько угодно. Убирают всех свидетелей.

– Свидетелей чего? — разозлился Дронго. — Что она может рассказать? Что она знает? У нас есть его фоторобот, о нем может все рассказать сам Дзевоньский, а она видела только приходившего к ним мужчину и больше ничего не знает. Тогда почему ее хотят убить?

– А почему убили остальных? — начал нервничать Саймонс.

– Им важно было разгромить офис. Поэтому они и перебили всех находившихся там людей. Сожгли документы, похитили жесткие диски. Но почему они так упрямо преследуют Олесю Бачиньскую?

– Перестаньте, — вмешался Конелли. — Мы все равно ничего не узнаем таким образом. Нужно заканчивать.

– Да, — согласилась Нащекина, — очевидно, она ничего не может вспомнить.

– Олеся, — попытался в последний раз Дронго, — вспомните, где еще вы могли встретить этого человека? В ресторанах, в барах, в кафе, в клубах, в театрах, на футболе… Где?

Она опять нахмурилась, пытаясь вспомнить.

– Перестаньте, — строго сказал, поднимаясь со стула, Конелли, — все и так ясно.

– Нельзя выжать из человека то, чего он не помнит, — рассудительно пробормотал Саймонс. Ему было приятно, что этот приехавший щеголь потерпел поражение. Он справедливо подозревал, что сам накануне потерпел неудачу именно из-за того, что этот тип был рядом с женщиной. И возможно, нравился ей.

– Вам придется охранять ее все время, — тихо произнес Дронго по-русски, обращаясь к Конелли, — пока мы не найдем этого человека. Вы допускаете ошибку.

– Мы применим к ней программу защиты свидетелей, — отреагировал тот. — В нашей стране с этим нет особых проблем. Мисс Бачиньская не может вернуться в Бельгию. Кроме того, она стала наследницей миллионов своей убитой родственницы. И наверняка сама не захочет уехать обратно в Европу.

Бачиньская поняла, о чем они говорят.

– Я не хочу в Европу, — заявила она по-польски. — Мне лучше остаться здесь.

– Вы останетесь, — успокоил ее Дронго, обращаясь к ней по-английски, — можете ни о чем не волноваться. Тем более что вы тут получили наследство. Надеюсь, с его оформлением у вас не будет проблем.

– Спасибо. — Олеся вдруг изменилась в лице. — С оформлением? С оформлением этой квартиры?

– Нотариус подтвердит завещание, — вмешался Саймонс. Он поднялся, собираясь выйти.

Следом за ним поднялась Нащекина. Только Дронго упрямо сидел на стуле.

– Пойдемте, — предложил Саймонс. Этот тип вызывал у него теперь сожаление.

– Возможно, она еще что-то вспомнит, — предположил Конелли.

– Да, — вдруг сказала Олеся, — я его видела еще один раз.

Все обернулись к ней. Саймонс нахмурился. Он не ожидал такого развития ситуации.

– Я видела его, когда мы вместе с Раулем оформляли машину, — вдруг ошеломленно сообщила Олеся. — Он был в офисе той фирмы. Они сидели втроем. Когда мы проходили, дверь закрыли, но я его заметила. И он тоже нас увидел. Меня с Раулем.

– Кто такой Рауль? — быстро спросил Конелли.

– Это мой друг. Бывший друг, — поправилась Бачиньская.

Нащекина шагнула к ней. Она не могла поверить, что ситуация так изменилась.

– Название фирмы помните?

– «Одеон». Они торгуют автомобилями. В основном подержанными. Но привозили на заказ и новые машины.

– Как зовут вашего друга? — громко спросил Конелли.

– Рауль Феррейра, — ответила Бачиньская, — он сейчас выступает за итальянский футбольный клуб.

– Какой клуб? Название помните?

– Да, конечно. Он выступает за «Парму». Они его купили.

Конелли и Саймонс переглянулись. Первый достал сотовый телефон и набрал номер.

– Срочно найдите мне номер телефона футбольного клуба «Парма». Да, в Италии. Срочно. Код я знаю, конечно.

Все смотрели на Дронго. Он единственный сохранял относительное спокойствие.

– Вы уверены, что видели его именно там? — уточнил Конелли.

– Да, я вспомнила. Мы оформляли машину. Новый «Лексус» для Рауля. И там я увидела этого русского. Он сидел в офисе с двумя другими мужчинами. Увидев нас, он отвернулся и ничего не сказал. Но я его рассмотрела.

Раздался телефонный звонок. Конелли, прижав телефон к уху, молча записал номер, который ему продиктовали. Затем начал звонить в Италию. Через минуту ему ответили.

– Это футбольный клуб «Парма»? — спросил он по-итальянски.

– Да, синьор, чем мы можем быть полезны?

– Меня интересует футболист из Португалии, выступающий за ваш клуб. Рауль Феррейра. Скажите, я могу узнать номер его телефона?

– Извините, синьор, но разве вы не знаете о том, что с ним случилось?

– Нет, не знаю.

– Он погиб три дня назад в автомобильной катастрофе. Выехал на своем мотоцикле на встречную полосу и погиб. Очень сожалею, синьор, но об этом написали все наши газеты.

– Спасибо, — Конелли положил трубку и повернулся к Дронго.

– Не говорите ничего в ее присутствии, — попросил по-итальянски тот. Он уже понял, что произошло что-то трагическое.

– Спасибо, госпожа Бачиньская, — кивнул Конелли, — вы можете подождать нас в другой комнате.

Саймонс нахмурился.

– Что случилось? — не выдержал он.

Конелли терпеливо ждал, когда выйдет Олеся. Она встала, недоуменно взглянула на них и переспросила:

– Мне выйти?

– Мы закончили, — кивнул Конелли. — Можете подождать нас в соседней комнате.

«У этого американца абсолютно железные нервы, — подумал Дронго. — Он никак не выдал своего потрясения». Бачиньская молча вышла из комнаты. Когда за ней закрылась дверь, Саймонс недоуменно взглянул на Конелли. Тот тихо сообщил:

– Ее друг погиб в автомобильной катастрофе три дня назад.

– Убийство, — понял лейтенант.

– Безусловно, — кивнул Конелли. — Наш гость был прав. Очевидно, этот русский запомнил несчастную девушку и ее друга. И с этого момента их участь была предрешена. Девочке повезло, ее спасло только чудо. Бачиньскую должны были убить, как и остальных.

Саймонс умел признавать профессионализм других. Он был лейтенантом чикагской полиции, а в американской полиции лейтенантом не может стать случайный человек, не обладающий настоящими профессиональными навыками. И не уважающий других профессионалов. Поэтому он повернулся к Дронго и протянул ему руку.

– Вы оказались правы, — сказал он. — Ее хотели убить именно из-за этого.

Нащекина улыбнулась. Ей было приятно, что Дронго сумел доказать свою правоту. И их дальняя поездка оказалась не напрасной.