Введение. 1. В мотивационной сфере правонарушителей доминирующими оказываются низшие мотивы, которым высшие — нравственные — в силу их слабости не могут противостоять

1. В мотивационной сфере правонарушителей доминирующими оказываются низшие мотивы, которым высшие — нравственные — в силу их слабости не могут противостоять. У многих правонарушителей сильно выражены антисоциальные стремления при слабости нравственных мотивов. В то же время для правонарушителей характерна бедность интеллектуальных и вообще высших интересов. В этом отношении подростки-правонарушители сильно отличаются от школьников-неправонарушителей, у которых нравственные мотивы в несравненно большей мере являются регулятором их поведения, а высшие интересы и потребности более богаты и многообразны.
2. У определенного количества правонарушителей примитивные потребности находятся в сложном взаимодействии с имеющимися у них нравственными тенденциями. Вследствие этого возникает внутренняя неудовлетворенность собой, своим положением преступника и желание выйти из такого положения. Это дает основание для оптимистического прогноза в отношении перевоспитания таких правонарушителей.
3. При сравнении мотивационной сферы правонарушителей младшего и старшего подросткового возраста мы обнаружили, что:
а) Потребности правонарушителей этих двух групп по содержанию почти не отличаются друг от друга. Духовные интересы старших находятся на том же уровне, что и интересы младших. В то же время примитивные потребности как старших, так и младших одинаково остры и напряженны. Можно сказать, что по развитию примитивных и общественно вредных потребностей младшие правонарушители «поднялись» до уровня их развития у старших, а в отношении духовных и нравственных потребностей старшие правонарушители остались на уровне младших.
б) У школьников же, нравственное воспитание которых протекает успешно, с возрастом происходит значительное развитие и обогащение высших потребностей — они начинают занимать все большее место в жизни подростков.

4. В ходе исследования подтвердилась гипотеза Л. И. Божович о существовании групп несовершеннолетних правонарушителей, у которых имеется различное соотношение антиобщественных и нравственных стремлений.
а) Правонарушители, выделенные нами в группу «раскаивающихся», — наиболее перспективные в точки зрения возможности их исправления. Они имеют определенные нравственные тенденции, которые вступают в конфликт с побуждениями, толкающими на преступление. Но уровень их моральной зрелости оказывается не настолько высоким, чтобы сдержать эти побуждения, поэтому и становится возможным совершение преступления. В эту группу входит большое количество подростков, впервые оказавшихся правонарушителями.
б) Для второй группы — «бесконфликтных» правонарушителей характерны, с одной стороны, напряженные примитивные потребности, с другой — крайняя слабость моральных побуждений. Поэтому у них отсутствует конфликт, характерный для группы «раскаивающихся». «Бесконфликтные» правонарушители легко позволяют втянуть себя в любое преступление, а совершив его, не испытывают раскаяния. Более того, они находят для себя множество смягчающих обстоятельств («я не был зачинщиком»,"меня заставили"). «Бесконфликтные» правонарушители часто являются соучастниками самых разнообразных преступлений, включая и особо опасные. Их перевоспитание требует больших усилий.
в) В третью группу — «циников» входят подростки, у которых.имеют место аморальные убеждения в сочетании с сильными примитивными антиобщественными потребностями и агрессивными стремлениями. Эти особенности делают их (особенно старших) наиболее упорными и злостными нарушителями общественного порядка и уголовных законов, а также позволяют им быть инициаторами преступления и организаторами преступных группировок. Их перевоспитание требует большого труда и длительного времени.

Однако в эту группу могут попадать подростки, которые не столько разделяют циничные взгляды, сколько бравируют ими. Таковыми являются преимущественно младшие подростки, у которых бравада аморальными качествами является результатом аффективных переживаний, связанных с потерей ими удовлетворяющей их социальной позиции. Очень важно найти методы способные по строго объективным показателям дифференцировать таких подростков от подлинных «циников».

Выделение среди правонарушителей различных групп, отличающихся по структуре мотивов, может, как мы думаем, иметь практическое значение. Оно дает основания для индивидуального подхода к несовершеннолетним правонарушителям как при проведении следствия и суда, так и при их перевоспитании. Характеристика отдельных типов правонарушителей позволяет учитывать в процессе воспитательной работы в колониях и спецшколах особого режима не только особенности возраста и темперамента воспитанников, но и характер их нравственного недоразвития с точки зрения доминирования различных побуждений, присущих правонарушителям той или иной группы.

Например, изменить доминирующие у «циников» антиобщественные установки сразу, лобовой атакой не удается. Поэтому целесообразнее в работе с такими правонарушителями исходить из необходимости постеленного воспитания более высоких мотивов; чтобы приобщить их к труду, может оказаться полезным: а) начать с создания у них мотива личной выгоды в процессе.прогрессивно оплачиваемого труда на учебном производстве; б) затем побудить к нравственному поведению, опираясь на мотив самоутверждения в процессе общественной, учебной, трудовой и другой полезной деятельности, и, наконец, подойти к формированию у них общественно-ценных мотивов во всех областях их деятельности.
Если же перед правонарушителем из группы «циников» поставить такую задачу, которая сразу потребует от него максимального усилия и соответствующей коренной перестройки, то такой прием, уместный по отношению к «раскаивающимся», здесь может вызвать лишь агрессивный протест, а значит, почти наверняка и психологический «барьер» между воспитанником и воспитателем, а это не может не задержать процесс перевоспитания.

В заключение сравним наши выводы с выводами П. Г. Бельского и сделаем попытку выделить криминологический аспект исследуемой проблемы.

1. Как было сказано, в изучении несовершеннолетних правонарушителей мы исходили из того, что потребности, являясь источником активности личности, социально обусловлены и изменяются в зависимости от условий жизни и воспитания. П. Г. Бельский же игнорировал их динамическую и социальную природу, т. е. именно те особенности, которые отличают потребности человека от потребностей животных. Такая ограниченность в понимании сущности потребностей привела П. Г. Бельского к неверному выводу о неисправимости правонарушителей, поскольку они имеют «плохую наследственность», т. е. унаследованные гипертрофированные примитивные потребности. Нам кажется, что для понимания этиологии правонарушений прежде всего нужно принять во внимание социальную функцию примитивных потребностей: функцию их как способов самоутверждения. Что же касается физиологической и эмоциональной функций, чему большое внимание уделяет П. Г. Бельский, то эта сторона нам кажется не определяющей.
2. Из классификации правонарушителей, данной П. Г. Бельским, следует, что только небольшая часть их совершила свои преступления вследствие слабости этических эмоций. У большинства же причина в силе гиперэмоций. Наши данные расходятся с такой трактовкой. Дело в том, что сами по себе потребности в пище, сладком, сексуальные — это естественные потребности. Что касается вторичных потребностей — в спиртном, в курении, то о„и не являются природными потребностями организма. В то же время известно, что значительное количество молодежи употребляет спиртное, курит, но не совершает при этом преступлений. Следовательно, сами по себе элементарные потребности, даже если они очень сильны, могут и не приводить к преступному поведению. Для преступного же поведения характерен способ удовлетворения потребностей — антиобщественный, аморальный. Таким образом, криминогенны потребности не сами по себе, а в сочетании со слабостью или отсутствием моральных побуждений, которые противодействовали бы антиморальным способам удовлетворения. Полученные нами данные показали, что не у всех наших правонарушителей проявились сильные примитивные потребности, но у большинства обнаружились очень слабые нравственные побуждения или даже их отсутствие.
3. У П. Г. Бельского личность несовершеннолетнего правонарушителя рассматривается изолированно, вне связи с окружающими его в микросреде сверстниками и взрослыми. Такой подход был обусловлен обстановкой того времени: испытуемые П. Г. Бельского — дети и подростки — беспризорники, в недавнем прошлом бродяги. Они жили вне коллектива, не учились (до определения их в детский дом). Несовершеннолетний же правонарушитель нашего времени, как правило, совершает свое первое преступление еще будучи членом ученического коллектива. Поэтому нас интересовали взаимоотношения подростка с окружающими людьми (с коллективом сверстников), находясь среди которых он совершил преступление. Нас интересовало, в частности, как зависит чувство стыда перед окружающими людьми за свое преступление от взаимоотношений с этими людьми, и в первую очередь с товарищами по классу, группе, бригаде. Мы предполагаем, что у некоторой части правонарушителей, живущих в коллективе сверстников, до совершения преступления не было отчетливого доминирования определенных потребностей, а происходило колебание между нравственными мотивами и примитивными стремлениями. На нарушение баланса этого шаткого равновесия в ту или иную сторону влияли взаимоотношения подростка с окружающей его микросредой: отсутствие у него прочных связей с коллективом (ученическим или производственным), общение с аморальными людьми, содействовавшее его ориентации на аморальные примеры поведения: эти факторы могли склонить «чашу весов» в сторону безнравственного поступка. В то же время иное окружение и иное влияние могли бы этого же подростка стимулировать к общественно-одобряемому поведению.

Полученные нами результаты анализа мотивов и потребностей подростка-правонарушителя позволяют предположить, что дальнейшие исследования в этом направлении будут небесполезны для криминологии. Нам представляется, что учение о потребностях является точкой соприкосновения криминологии и психологии.

Введение

Все православные катехизисы говорят о браке как о «таинстве», т. е. о «тайне» Церкви. На первый взгляд такое определение кажется странным: брак существовал и у христианских народов, и у не­христианских, он известен был многим и многим по­колениям людей, в том числе и атеистам. Человек рождается, вступает в брак, рождает детей и умира­ет. Это законы природы, которые установил и бла­гословил Бог. Но брак особенно выделен Церковью. Особое благословение, которое преподается мужчи­не и женщине, вступающим в брак, называется «та­инством». Почему же? О браке писали очень много, писали люди различ­ных исповеданий и убеждений: католики и протес­танты, психологи, психиатры, социологи, юристы. Наш век породил мутный поток литературы, наце­ленной на чувственную природу человека. Публично обсуждаются вопросы, о которых прошлые поколе­ния, воспитанные в пуританском духе, никогда не рас­суждали даже наедине с собой. Общепризнанно, что Фрейд и Юнг революционизировали не только сек­суальную этику, но и наше понимание человеческой природы в целом. Между тем папа Павел VI, вопре­ки мнению большинства католических богословов, взял на себя трудную задачу защиты ставшего тра­диционным для католицизма запрещения искусствен­ных противозачаточных средств. Фактически тот кризис, который вызвала в католическом мире пап­ская Humanae vitae, имеет гораздо более глубокий смысл, чем проблема контроля над рождаемостью; энциклика предлагает определенную философию бра­ка и ответственности супругов друг перед другом. Все это требует православной оценки и ответа.

Обсуждение всех проблем, связанных с браком и сексом, находится вне пределов компетенции автора, ограниченного к тому же объемом публикации. Наша цель - раскрыть брак как таинство, т. е. углубиться в тот аспект его, которого не касаются ни психоло­гия, ни физиология, ни социология. Однако автор убежден, что православное понимание таинства бра­ка предполагает единственно возможное в христиан­стве отношение к наиболее жгучим проблемам со­временности. Это понимание, безусловно, расходит­ся с тем, которое признано традиционным в запад­ном христианстве. В этом различии таится, возмож­но, путь для практического преобразования брака в западном обществе.

Само представление о браке как о таинстве пред­полагает, что человек не только существо с опреде­ленными физиологическими, психологическими и со­циологическими функциями, но и гражданин Цар­ства Божия; с точки зрения православия жизнь чело­века в целом и в наиболее ответственные ее моменты в частности заключает в себе вечные ценности и Самого Бога.

Поэтому четвертая глава книги называется «Брак и Евхаристия». Евхаристия, или Божественная Ли­тургия, является тем мгновением и той точкой, в ко­торой христианин осознает свою истинную сущность. В Евхаристии Царство Божие, гражданином которо­го человек становится через крещение, становится не­посредственно достижимым для его духовного зре­ния. Божественная Литургия начинается возгласом: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа». В Литургии Церковь, это осязаемое собрание верных, перестает быть обычной человеческой орга­низацией и становится воистину Церковью Божией. В Евхаристии Сам Христос руководит этим собрани­ем, которое превращается в Его Тело. Рушатся все преграды между конкретными историческими мгно­вениями и вечностью. Церковь, таким образом, учит нас, что брак - это таинство, поскольку он соверша­ется в пределах Евхаристии.

Связь брака с Евхаристией может показаться не­ожиданной. Брак кажется сначала сугубо личным или семейным делом. Если Церковь его благословляет, он приобретает утешительный оттенок законности и до некоторой степени священности; но его связь с литургией для многих из нас остается пока неясной. Современный обряд венчания не имеет для нас оче­видной связи с Евхаристией, он превращается в празд­ник, на который мы зовем родственников и друзей. Но мы постараемся показать, что вне связи с Евха­ристией нельзя понять ни новозаветное учение о браке, ни сам обряд венчания в Православной Цер­кви. Евхаристия и соединение нас в Евхаристии -вот ключ к пониманию христианского отношения к браку в Церкви и вне ее. Многие затруднения, с которыми мы сталкиваемся в сегодняшнем мире, происходят именно от непонимания связи брака с Евхаристией.

Преодолеть это непонимание можно, лишь прямо посмотрев в лицо современному светскому обществу и четко сформулировав православный, христианский ответ на его вопросы. Действительно, евхаристичес­кое понимание брака ясно показывает, что суть хри­стианских требований к человеку - в отношении к нему как образу Божию, как к участнику божествен­ной жизни. Психологи и социологи, исходящие из своих, ограниченных постановкой проблем, областей исследования, могут достичь лишь слабого подобия этой истины, а не утверждения ее во всей полноте. Только христиане достаточно смелы, чтобы достичь ощущения, сформулированного святым Афанасием Александрийским: «Бог стал человеком, чтобы чело­век мог стать Богом». На этом тезисе основывается и смысл христианского брака.

Данные литургии и исторические факты, приводи­мые в этой книге, хорошо известны [1]. Наша задача заключается лишь в том, чтобы сделать необходи­мые выводы и попытаться определить, как вернуть современным христианам представление об истинной сущности брака.

1. См. особенно А. С. Павлов. Глава 50-я Кормчей книги. М., 1857 и С. В. Троицкий. Христианская философия брака. Париж, 1932.