Свежий воздух, Старый кошмар и что делать с еврейским трупом

Они сидели на берегу Ампера, и Лизель сказала Руди, что подумывает завладеть еще одной книгой из бургомистерского дома. Вместо «Свистуна» она несколько раз читала Максу «Зависшего человека». Хватало лишь на пару минут. Еще она пробовала «Пожатие плеч» и даже «Наставление могильщику», но все это было не то. Хорошо бы добыть что-нибудь новое, думала Лизель.

— Ты хоть последнюю-то прочла?

— Ясное дело.

Руди швырнул в реку камень.

— Интересно хоть?

— Ясное дело.

— «Ясное дело, ясное дело». — Руди попытался выворотить новый камень, но порезал палец.

— Так тебе и надо.

— Свинюха.

Если человек заканчивает разговор словом «свинюха», «свинух» или «засранец», это значит, что ты его уделал.

Для кражи условия были идеальные. Стоял мрачный день начала марта, температура чуть выше нуля — это куда более неуютно, чем минус десять. На улицах почти никого. И дождь — как серая карандашная стружка.

— Так мы идем?

— На великах, — сказал Руди. — Ты возьми какой-нибудь из наших.

* * *

В этот раз Руди значительно сильнее хотел лезть в окно сам.

— Сегодня моя очередь, — сказал он, пока они ехали, примерзая пальцами к рулям.

Лизель соображала быстро.

— Знаешь, Руди, наверное, лучше тебе не лазить. Там все заставлено всякими вещами. И темно. Балбес вроде тебя обязательно споткнется или во что-нибудь врежется.

— Премного благодарен. — В таком настроении Руди трудно было удержать.

— И еще там надо спрыгивать. Выше, чем ты думаешь.

— Ты что, хочешь сказать, что я, по-твоему, не сумею?

Лизель встала на педалях.

— Вовсе нет.

Переехали мост, и дорога завилась по холму, на Гранде-штрассе. Окно было открыто.

Как в прошлый раз, они оглядели дом. В освещенном окне первого этажа, где была, видимо, кухня, что-то можно было разглядеть. Там двигалась туда-сюда какая-то тень.

— Проедем несколько кругов вокруг квартала, — сказал Руди. — Хорошо, что взяли велики, а?

— Главное, не забудь свой.

— Очень смешно, свинюха. Велик-то чуть побольше твоих вонючих ботинок.

Они катались уже с четверть часа, а жена бургомистра все еще была внизу, слишком близко к библиотеке. Как она смеет так бдительно торчать на кухне! Для Руди кухня, несомненно, и была главной целью. Он пролез бы туда, набрал столько еды, сколько сможет унести, и лишь потом, если у него останется свободная секунда (только если останется), он бы на пути к выходу сунул в штаны какую-нибудь книгу. Все равно какую.

Однако у Руди был недостаток — нетерпение.

— Уже поздно, — сказал он, и стал поворачивать прочь. — Ты едешь?

Лизель не поехала.

Тут и думать не о чем. Она не для того тряслась всю дорогу в гору на этом ржавом велике, чтобы теперь уйти без книги. Лизель сунула велик рулем в сточную канаву, огляделась, не видать ли соседей, и двинулась к окну. На хорошей скорости, но без суеты. В этот раз она сняла ботинки без рук, наступая на задники.

Пальцы ухватились покрепче за дерево, и она проскользнула в дом.

Теперь, пусть лишь самую малость, но Лизель было спокойнее. В какие-то несколько секунд она обошла комнату, выискивая заглавие, которое ее бы не отпустило. Три или четыре раза уже почти протянула руку. И даже раздумывала, не взять ли несколько книг, но и в этот раз решила не нарушать сложившуюся систему. Сейчас ей была необходима только одна книга. Лизель вглядывалась в полки и ждала.

Свежая темнота влезла через окно за ее спиной. В воздухе околачивался запах пыли и воровства, и тут Лизель увидела.

Красная книга с черными буквами по корешку. «Der Traumträger». «Почтальон снов». Лизель подумала о Максе Ванденбурге и его снах. О муках совести. О спасении. О брошенных родных. О боксе с Гитлером. А еще подумала о своих снах — о брате, умиравшем в поезде и явившемся на крыльце вот тут, за углом от этой самой комнаты. Книжная воришка посмотрела на окровавленное колено мальчика — она спихнула его со ступеней собственной рукой.

Лизель вытянула книгу с полки, сунула ее под мышку, влезла на подоконник и выпрыгнула наружу — все в одно движение.

Ее ботинки Руди держал в руках. И велосипед наготове. Едва Лизель обулась, они покатили прочь.

— Езус, Мария и Йозеф, Мемингер! — Прежде Руди никогда не звал ее по фамилии. — Ты полный псих. Ты это понимаешь?

Лизель, очумело давя на педали, согласилась.

— Понимаю.

На мосту Руди подытожил их вечерние приключения:

— Эти люди или полные безумцы, — сказал он, — или просто любят подышать свежим воздухом.

* * * НЕБОЛЬШАЯ ПОДСКАЗКА * * *

Или, может, на Гранде-штрассе просто была одна женщина, у которой теперь появилась другая причина держать окно библиотеки открытым — впрочем, это во мне говорит цинизм; или надежда. Или то и другое вместе.

Лизель сунула «Почтальона снов» за пазуху и начала его читать в ту же минуту, едва оказалась дома. Сев на деревянный стул у своей кровати, она раскрыла книгу и прошептала:

— Макс, это новая книга. Специально для тебя. — Она стала читать: — «Глава первая: Вполне уместно, что, когда на свет появился почтальон снов, весь город спал…»

Каждый день Лизель читала по две главы из новой книги. Одну утром перед школой, другую — сразу же после возвращения. Иную ночь, когда не могла уснуть, она прочитывала еще полглавы. Иногда она так и засыпала, завалившись со стула на край кровати.

Это стало ее миссией.

Она кормила Макса «Почтальоном снов», как будто он мог питаться словами. Во вторник ей показалось, что Макс шевельнулся. Она поклялась бы, что глаза его открылись. Но если он их и открыл, то лишь на миг, и скорее, это сыграло воображение Лизель, принявшей желаемое за действительное.

К середине марта появились первые трещины.

Однажды днем на кухне Роза Хуберман — подходящий человек для острых ситуаций — едва не сорвалась. Она повысила голос, но тут же поспешила сбросить его. Лизель оторвалась от книги и тихонько вышла в коридор. Подойдя, насколько смогла, она все равно едва слышала Мамины слова. А когда расслышала, тут же пожалела, потому что это были страшные слова. Это была реальность.

* * * СОДЕРЖАНИЕ МАМИНОГО ГОЛОСА * * *

— Что, если он не очнется?

Что, если он здесь умрет, Ганси?

Скажи. Господи, что мы будем делать с телом? Мы не можем оставить его здесь — мы задохнемся от вони… и не можем вынести его вон и потащить по улице. И всем говорить:

«Нипочем не угадаете, что мы нашли сегодня утром у себя в подвале…»