ГЛАВА 13. (Перевод:Galia_Br; редактура:Дарья Галкина)

(Перевод: Galia_Br; редактура: Дарья Галкина )

Миша

На следующий день трансплантация[17], и мы встречаем отца в больнице. Комната, в которой они оставили нас, небольшая, с занавеской, парой стульев, и старой на вид машиной с большим количеством проводов. Там пахнет «Лизолом»[18], и громкие голоса из коридора доносятся из открытой двери.

Я изучил процедуру, прежде чем приехал в Нью-Йорк, и это не слишком сложно. Врач вставит иглу в мою руку и пропустит мою кровь через специальную машину, прежде чем она вернется в мои вены.

Мой отец что-то делает на своем телефоне, пока мы втроем сидим в тишине. Элла соскребает лак со своих ногтей, а я не могу перестать топать ногой по полу. У Эллы на шее засос, там, где я посасывал ее кожу прошлой ночью. Она пыталась скрыть его с помощью макияжа, но он все еще был заметен, и мне это нравилось.

— Миша, ты можешь перестать топать? — грубо спрашивает мой отец, смотря на мою ногу. — У меня болит голова.

Я перестаю дергать ногой, и Элла скользит по мне косым взглядом, прежде чем холодно смотрит на моего отца.

— А может, Вы оторветесь от своего телефона? — спрашивает она его, потянув концы своих рукавов. — Грубо с Вашей стороны сидеть в телефона, пока он сидит здесь, чтобы помочь Вам.

Боже, я люблю, когда она становится такой. Даже если это и бывает редко, ее вспыльчивость прекрасна. По крайней мере, для меня, но, вероятно, не для тех людей, на которых она направлена.

Мой отец хмуро смотрит на нее, нажимая кнопку на своем телефоне. — Извини?

— Да, извиняю, — противостоит она. — Вместо того чтобы делать это, вы должны сидеть здесь и благодарить его, вам так не кажется?

Я прикрываю рот рукой, чтобы скрыть улыбку, и кладу другую свою руку на ее, потирая пальцем ее запястье, думая о том, каково это было трогать ее прошлой ночью.

Мой отец смотрит на меня, надеясь, что я вмешаюсь, но я пожимаю плечами. — Ты сам по себе.

Медсестра входит раньше, чем кто-то смог сказать что-то еще. У нее в руках планшет, и ее глаза скользят по бумаге. Ее волосы того же оттенка, что и у Эллы, но она на десять лет старше, с карими глазами и веснушками. — Хорошо, это Миша?

Я посылаю ей харизматичную улыбку. — Ага, Вы даже правильно произнесли, что не часто случается.

Она улыбается мне, немного измотано, когда опускает планшет на стойку. — Будет лучше, если вы двое подождете снаружи. Это займет некоторое время.

Элла смотрит на меня, и я киваю головой, пока отец торопится выйти из комнаты, словно случился пожар.

Прежде чем она уходит, Элла целует меня в щеку. — Я буду прямо снаружи, если понадоблюсь тебе.

С прошлой ночи она ведет себя странно, более ласково, я не возражаю, но это вызывает недоумение.

Как только комната опустела, медсестра приготовила машину и вставила иглу в мою руку. Я едва замечаю жжение. Мои мысли с Эллой и с тем, что она сказала моему отцу.

Элла

Как только я увидела отца Миши, стало ясно, что он высокомерный мудак. Он носит костюм и держит портфель, словно должен доказать, что ему надо быть в каком-то важном месте. Миша не очень много говорил со мной о том, что происходит между ними, но было очевидно, что все было плохо.

Когда медсестра попросила нас уйти, я села в зале ожидания, а отец Миши сел напротив меня. Здесь громко, дети кричат и люди кашляют.

— Ты та маленькая девочка, что жила с нами по соседству, да? — спрашивает отец Миши презрительным тоном. Он выглядит как Миша, с голубыми глазами и привлекательными чертами лица, только старше. — Та, у которой были проблемы в семье.

Он бьет меня в слабое место, и я долго мысленно готовлюсь, прежде чем отплатить. — А вы не тот мудак, который ушел из своей семьи?

Старушка рядом со мной поворачивает голову в нашем направлении, избегая моего взгляда из-за моего сквернословия.

Отец Миши наклоняется вперед на своем сидении, застегивая манжет одного из своих рукавов. — Мне хотелось бы знать, почему ты думаешь, что можешь так со мной разговаривать. Ты совсем не знаешь меня.

— Нет, я знаю вас. — Я скрещиваю ноги и опускаю руки на колени. — Вы мужик, который бросил самого великолепного человека, которого я знаю. И знаете что, я даже рада, что вы это сделали, в противном случае Миша мог бы стать таким же мудаком, как и Вы.

Отец Миши смотрит на меня так, словно хочет ударить меня, и пожилая женщина хмурит на меня свои глаза, собираясь что-то сказать, но я покидаю комнату раньше, чем у нее появляется возможность.

Я брожу вокруг больничных залов, прохожу мимо письменного стола медсестры, решая украсть леденец из коробочки, чтобы отдать его Мише для поднятия настроения. Больница - это грустное место, полное плача и кричащих людей, и пиканья машин. Будто все ждут, что кто-то умрет, и это наполняет воздух чувством нервозности. Это возвращает меня в день, когда умерла моя мама, и мы поехали с ней в больницу, хоть она и была мертва, когда мы прибыли. Я не плакала, но папа и Дин плакали, обнимая друг друга, пока я стояла в конце коридора, наблюдая, как мимо проходят доктора и медсестры.

Я чувствовала себя неуместно, словно не должна быть там. Наконец, я закончила тем, что ушла домой, свернулась на своей кровати и уставилась в потолок, пока не встало солнце, зная, что моя жизнь уже не будет прежней.

Когда я достигаю отделения услуг психиатра, мне кажется, будто невидимая рука обвивается вокруг моей шеи и душит меня. Я быстро отступаю назад, врезаясь в медсестру, которая носит синюю одежду медицинского персонала.

— Что ты здесь делаешь? — Она смотрит через мое плечо на закрытую дверь. — Ты не должна быть здесь.

Я отхожу от нее. — Ничего. Я просто искала уборную.

Я собираю свои мысли о том, что могу закончить в таком месте как это, и возвращаюсь к ресепшену. Миша ждет меня на одном из стульев, листая журнал. Его кожа бледная, и светлые волосы прилипли ко лбу. На нем надета футболка группы «Rise Against» и черные джинсы, кожаные ленты на его запястьях заменены повязкой.

Пряча леденец в руке за спиной, я подхожу к нему. — Ты выжил.

Он смотрит на меня и устало улыбается. — Конечно, выжил, но куда ты ушла?

— Вообще-то никуда. — Я сажусь на стул рядом с ним, и он откидывает журнал на стол. — Я хотела убраться подальше от твоего отца.

Он рассматривает мое лицо. — Что ты ему сказала? Потому что он вернулся в комнату разозленным.

Я пожимаю одним плечом. — Ничего, кроме правды.

Улыбаясь, он протягивает ноги перед собой и поднимает руки над головой. — Если с тобой все хорошо, я бы хотел вернуться обратно в номер и лечь спать. Это отняло у меня много сил.

— Ты не хочешь подождать, пока выйдет твой отец?

— Нет, ни капельки. — Он опускает руки на колени. — Что ты прячешь за спиной?

Мой рот изгибается в улыбке, когда я протягиваю ему руку с красным леденцом на ладони. — Это для очень храброго мальчика.

Он мягко смеется и берет леденец. — Господи, как же я люблю тебя.

Я поднимаюсь на ноги и помогаю ему. Его движения вялые, когда мы направляемся в сторону раздвижных дверей.

Он сдирает обертку с леденца и засовывает его в рот. — Как бы сильно мне не нравился твой подарок, существует масса других способов, благодаря которым ты можешь заставить меня чувствовать себя лучше, когда мы вернемся в комнату.

Я смеюсь себе под нос, не протестуя, потому что в этот момент я все сделаю для него.