Глава 77. Дянь‑му

Считалось, что Дянь‑му освещает молнией сердца.

А я иду, шагаю по Москве. Вот уже часа три иду‑шагаю, в надежде, что дурь как‑нибудь сама собой из меня повыбьется, что рассеется почти метафизический ужас перед бандой «невидимых наблюдателей», каковых я, вероятно, сам же и изобрел, долго ли умеючи... Бреду без цели, щедро расходую на холяву потребленные калории, жду, когда ветер переменится. Рассеянно глазею по сторонам, равнодушно, но внимательно изучаю прохожих, словно бы они – детали мозаики, которую мне вскоре предстоит разобрать, смешать и собрать заново.

И вдруг вижу знакомое лицо. Не просто «знакомое лицо», а много, много больше. Лицо Ады. Серые, круглые глаза, волосы взъерошены как перья, маленький детский рот кривится улыбкой: правый уголок вверх, левый – вниз. Точно она. Идет по противоположной стороне улицы в умопомрачительных лиловых лосинах и просторной шелковой рубашке чуть ли не до колен, и я, очертя голову, кидаюсь в поток машин, благо ползут они в этот предвечерний час пик едва‑едва, и лавировать меж ними – дело нехитрое. Ну, стукнут слегка, ну, обматерят пару раз – переживу! (На сей раз, впрочем, не стукнули, даже обматерить не успели, так стремительно я несся.) «Ада, – кричу, – Ада, ты здесь откуда взялась?»

Не оборачивается. Но мне сейчас плевать, хочет она меня видеть, или нет. Важно другое: я хочу, чтобы она меня увидела. Обижаться, грустить, чувствовать себя лишним, назойливым мудачёнком будем позже, а еще лучше – вовсе не будем, потому что Ада – вот она: горделивая посадка головы, острые локти, тяжелые бедра, легкая, немного подпрыгивающая походка. «Если ты когда‑нибудь увидишь меня на улице, беги навстречу, ори, делай все, чтобы привлечь мое внимание», – попросила она, прощаясь. Ну вот, бегу, ору. (Скандал заказывали? Получите.) Еще пять минут назад я не подозревал, что есть лишь один способ почувствовать себя абсолютно счастливым: встретить Аду. Теперь я это знаю. Это, кажется, приговор, но мне совсем не страшно. Хуже того, я в восторге.

Настигаю ее, наконец, нападаю сзади, обнимаю за плечи.

– Совсем озверели? Руки уберите!

Разворачивается резко, хорошо хоть по роже не заехала; впрочем, руки мои сами собой стекают вдоль туловища двумя вялыми струйками. Боже, какой облом! Не она, не Ада. Просто очень, очень похожа. Фантастически похожа, но все равно не она. Господи, слышишь ли ты меня? Если ты есть, ты предатель, Господи, а если тебя нет... Я так не играю!

Незнакомка молча смотрит на меня, читает с лица партитуру симфонии «Смятение чувств». Ее черты смягчаются. Судя по всему, вид мой сейчас может разжалобить даже распоследнего изувера.

– Вы меня с кем‑то перепутали, – не спрашивает, утверждает.

Обреченно киваю, не в силах обсуждать эту тему.

– У вас такое лицо... Мне даже жаль, что я – не она. Но тут я не в силах ничего изменить. Извините.

Голос у нее хриплый, но не резкий. Воркующий, голубиный, клокочущий голос, словно бы невидимая ладошка в плюшевой перчатке нежно гладит барабанные мои перепонки, к ласке не слишком привычные. Не хочу, чтобы она умолкала, не хочу, чтобы она уходила, и не знаю, как предотвратить катастрофу.

– Это вы меня извините, – бормочу. – Напал на вас... Но я был уверен. Вы очень похожи. Настолько, если вы скажете, что вы все‑таки Ада и просто решили сделать вид, будто мы незнакомы, я вам поверю.

– Нет, – вздыхает. – Я не Ада. Куда уж мне. Я – Маша... Я пойду, если вы не возражаете?

– Эта женщина, – говорю торопливо, – Ада, за которую я вас принял, живет в другом городе... если она вообще хоть где‑то живет. Я не знаю ее адреса и телефона. Мы были знакомы меньше суток. Возможно, она мне приснилась. Не знаю. Я уже ничего не знаю.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Затем, чтобы вы поняли: если теперь мне придется постоянно высматривать в толпе вас обеих, я сойду с ума. Можно сделать так, чтобы вы никуда не уходили? Или, если вам обязательно надо уходить, чтобы это случилось не сразу? Можно?

– Теоретически говоря, можно, – невозмутимо кивает она. – Хотите сказать, вы теряете голову, когда видите женщин такого типа? Интересная инверсия.

– Вероятно, именно так и обстоят дела, – я смеюсь от облегчения, потому что уже понятно: никуда она не уйдет. – Но трудно утверждать наверняка, для этого мне не хватает данных. Таких как вы мало. За последние двадцать семь лет вы – вторая.