Глава 4. Эмили допила бренди, откинулась на мягкую высокую спинку кресла, положила руки на подлокотники

Эмили допила бренди, откинулась на мягкую высокую спинку кресла, положила руки на подлокотники. Когда в комнату вернулся Дэйтон, она протянула ему пустой бокал:

– Принесите еще.

Дэйтон взял бокал и направился в гостиную, к бару. Эмили поглядела ему вслед, затем перевела взгляд на мужа:

– Прости, что не позвонила.

– Ничего страшного. Как там Джейн?

– Прекрасно. Я хотела позвонить.

– Я уже сказал тебе, что можешь не беспокоиться по этому поводу.

– Я думала, ты разозлишься.

– Ни в коем случае.

– Ты скучал по мне?

– Какая глупость! – воскликнул Грэм, взмахом руки останавливая ее. – Ты же знаешь, что я без тебя места себе не нахожу. Вот вчера я собрался на прогулку, но так и не пошел – не смог кроссовки найти.

– Кроссовки… – протянула Эмили, покачивая головой.

Вернулся Дэйтон. Порция бренди в бокале казалась меньше предыдущей. Эмили взяла бокал и одним глотком выпила обжигающий напиток, не обращая внимания на боль в горле. Она вернула бокал Дэйтону, быстро смахнула с глаз слезы, но священник успел их заметить.

– Она нарочно это сделала, – сказала Эмили. – Чтобы поиздеваться надо мной. Она всю жизнь только этим и занимается.

– Дело скорее не в вас, а в Томми. Столько лет прошло, а она продолжает любить его, – вздохнул священник.

– Томми, – с горечью повторила Эмили.

– Ее отец. – В голосе Дэйтона послышался упрек. – Ей было всего восемь лет, для нее он был самым лучшим.

– Да, Томми все любили, – согласилась Эмили. – А я всегда для них была сучкой. И никто даже не подозревал, что он вытворял с нами.

– Я подозревал, – тихо заметил Дэйтон.

Эмили взяла его за руку.

– Да, я знаю. Спасибо вам за все, за то, что пришли сегодня. Если бы не вы, я просто не выдержала бы.

Грэм поднялся.

– Позвольте я провожу вас, – произнес он. Его голос звучал приторно‑фальшиво. – Побуду вашим телохранителем, иначе эти головорезы не дадут вам уйти.

Рядом с высоким Грэмом Дэйтон казался карликом. Эмили наблюдала за ними, ловила их удаляющиеся шаги. Затем, когда Грэм открыл дверь, раздался шум, а потом наступила тишина.

Эмили осталась одна.

Впрочем она всегда была одна, даже когда рядом с ней находился Грэм.

Он говорил правильные слова, прекрасно к ней относился, дал ей полную свободу жить так, как ей хочется. И он не притворялся, даже не пытался скрывать, что между ними нет больше и намека на страсть. Эмили иногда казалось, что он просто не воспринимает ее как женщину. Она специально не позвонила ему из Сент‑Луиса, желая разозлить его, надеясь, что он сам позвонит ей. Как ей хотелось, чтобы он позвонил, заскучал по ней. Тогда по крайней мере она знала бы, что он хоть что‑то к ней чувствует.

Но он и не думал о ней. Он в ней не нуждался. Нет, однажды она ему понадобилась. Найти кроссовки.

А когда она вернулась домой, то обнаружила, что Рейчел исчезла. Сколько лет она ждала этого момента, представляла – вот она входит в комнату Рейчел, видит на столе прощальную записку, разворачивает ее и читает. Порой она мечтала, чтобы это случилось как можно быстрее, ведь с уходом Рейчел исчезла бы враждебность и жизнь потекла бы спокойнее. Эмили и в голову не приходило, что ей не останется ничего иного, кроме как думать об упущенных возможностях восстановить семью. Несмотря на ненависть, которую Рейчел питала к ней, Эмили горячо любила ее, но поклялась себе, что никогда не выкажет ее. Она не могла заставить себя разлюбить дочь, хотя и пыталась.

И вот теперь ее нет.

А если она не убежала? Вдруг ее, как и Керри, кто‑то вырвал из жизни?

– Где ты, моя доченька? – прошептала Эмили.

Она опять услышала приглушенные голоса. Грэм, возвращаясь домой, открыл дверь. Эмили не хотелось видеть его. Надоело терпеть его безразличие к себе и к своему горю. Она встала, торопливо прошла через кухню к лестнице на второй этаж, остановилась, прислушиваясь. Шаги Грэма прошуршали по комнате. Как он удивится, не найдя ее там. Нет, она не надеялась, что он станет искать ее. Опять раздались тихие шаги Грэма, затем щелчок, тоненький писк включенного компьютера и слабое пощелкивание клавиатуры. Эмили поднялась на второй этаж.

Она решила, что сегодня не будет ни ложиться в спальне рядом с Грэмом, ни думать о нем. Эмили вошла в комнату Рейчел. В ней стоял неприятный приторный запах посторонних. Сегодня полицейские перерыли ее письменный стол и обыскали маленький шкаф. На самом деле сама комната была для Эмили чужой. Она входила сюда в те редкие случаи, когда Рейчел отсутствовала. Дочь не впускала ее. Это была крепость, в которой Рейчел укрывалась от Эмили.

Выглядела комната заброшенной. На выкрашенных бледно‑желтых стенах не висели плакаты. В углу стояла белая корзина для мусора, в ней лежало грязное белье. Рядом, на полу, валялись замызганные джинсы и майки. На столе – разбросанные листки бумаги, испещренные каракулями Рейчел, несколько учебников, часть из них раскрытые. Убранной была только ее постель, единственное место, до которого Рейчел разрешала дотрагиваться прислуге.

Прислонившись спиной к стене, Эмили села на кровать, согнула ноги в коленях и обхватила их руками. Прямо перед собой она увидела фотографию, аккуратно поставленную на тумбочке – Рейчел на руках отца. Эмили потянулась, ткнула пальцами в фотографию, и она упала рамкой книзу. Не хватало только, чтобы Томми сейчас торчал у нее перед глазами.

Но оказалось, что от прошлого нелегко отделаться. Возле радиоприемника с говорящими часами на тоненьких ножках лежала игрушка – розовенький поросенок в больших пластмассовых солнечных очках. Сувенир с ярмарки в Миннесоте.

Девять лет миновало, а поросенок так и лежит возле кровати Рейчел.

«Все он», – выдохнула Эмили.

Томми подхватил Рейчел, и поднял ее над толпой. Раскрыв рот, девочка восхищенно глядела перед собой. Тысячи и тысячи людей стояли, прижавшись друг к другу, в центре ярмарки, запрудили соседние улицы. Повсюду Рейчел видела волнующуюся, шумную массу народа, красные лица, истекавшие по́том во влажном жарком воздухе позднего августовского вечера.

– Пап, как тут здорово! – воскликнула Рейчел.

– А что я тебе говорил? – произнес Томми. – Смотри, смотри! – Он подбросил девочку, повертел ее из стороны в сторону, поставил на землю.

– На карусели сейчас пойдем? – пропела Рейчел.

Эмили рассмеялась. Она предполагала, что после всего съеденного и выпитого Томми меньше всего хочет кататься на каруселях. Целый день они провели на ярмарке, Томми только и делал, что ел. Он с жадностью поглощал бутерброды с сыром и поп‑корн, гамбургеры и чизбургеры, сосиски и сливочные булочки, печенье и чипсы, сладкий лук и жареные пельмени, орешки и пончики, запивая все это громадными пластиковыми стаканами ледяного пива. После такого обилия карусель вывернет его наизнанку. Но Томми никогда не говорил Рейчел «нет».

Когда они подошли к каруселям, над ярмаркой кружил торнадо разноцветного ослепительного света. Темнота превратила карнавал в сказочную страну, наполненную морем радостного смеха и визга. Стремительно вертелись карусели, то поднимая, то опуская, то переворачивая кабинки. Радуга огней освещала лица сидящих в них людей. Дух захватывало от зрелища разноцветного водоворота. Рейчел как завороженная смотрела на мчащиеся кабины и вертящиеся, залитые огнями колеса. Она бесстрашно переходила от одного аттракциона к другому, таща за руку Томми. Они отправились к гигантскому пауку, на концах его лап висели кабинки, затем – к осьминогу, у которого кабинки на щупальцах вращались во все стороны. Они обошли все карусели и колеса обозрения, а на самом большом и красивом, чертовом колесе, прокатились трижды. Эмили втайне радовалась, видя, как лицо Томми постепенно из багрового делается зеленым.

Почти два часа они провели на каруселях. Выбравшись наконец оттуда, они оказались у аттракциона под названием «Сатанинский тир». Обслуживал его мужчина в костюме дьявола, с большим красным значком на груди.

– Добро пожаловать в ад! – произнес он с хитрой улыбкой, обнажив два почерневших передних зуба. – Бросаем бейсбольные мячи. Цель – тарелка. Рискнем? Или пройдем мимо? – обратился он к Томми.

– А приз будет? – осведомился Томми.

– Конечно. – Дьявол хитро подмигнул ему. – Попадете в три тарелки, получите большой приз.

– Какой? – спросила Рейчел.

– Вот он, посмотрите. – Дьявол показал рукой на полку, где стоял плюшевый мишка размером с Рейчел.

Девочка восторженно ахнула.

– Папочка, выиграй его, пожалуйста!

– Нет проблем. – Томми пожал плечами.

Дьявол подал ему три бейсбольных мяча. Томми пожонглировал ими правой рукой, затем перебросил в левую.

– Томми, ты пьян, – прошептала ему Эмили. – И плохо выглядишь.

Не обращая на нее внимания, Томми прицелился в первую тарелку, метнул мяч, и тот ударил точно в ее центр. Тарелка разлетелась на куски, они со стуком посыпались на пол.

– Ура! Попал! Попал! – закричала Рейчел.

Томми посмотрел на дочь и улыбнулся. Еще бросок, и второй мяч также попал в тарелку, оставив от нее лишь осколки.

– Папочка, остался всего один мячик! – запрыгала Рейчел.

– Подумай, куда мы будем класть этого мишку, – сказал Томми. – Не слишком ли он большой для нашей машины? – И рассмеялся.

Он взял третий мяч, согнул руку и стал прицеливаться. Собравшаяся возле них небольшая толпа застыла, ожидая точного броска, хруста разбиваемой тарелки и звона падающих на пол осколков.

Однако этого не последовало. Мяч вдруг выскользнул из руки Томми, запрыгал по столу и с глухим стуком упал на землю. Дьявол захохотал. Толпа разочарованно ахнула. Колени Томми подкосились, он схватился за грудь и закричал, согнувшись. Лицо покраснело и исказилось болью.

Позже Эмили вспоминала, что первой мыслью ее было закричать: «Что ты делаешь, Томми? Ты же бейсбольного мяча уже лет десять не видел. Куда ты лезешь?», – но она о ней сразу пожалела.

Рейчел бросила на мать ненавидящий взгляд. Томми закусил губу так сильно, что на ней выступила капелька крови и потекла по щеке. Рейчел ладошкой смахнула ее.

– Прости, дорогая, – пробормотал он и, выпрямившись, взял ее за руку. – Пойдем.

Дьявол, хихикая, помахал им рукой и крикнул вслед:

– Эй, приятель, приз‑то возьми. – Он вытащил из‑под стола маленькую розовую свинку в темных очках и бросил ее Томми. Тот на лету поймал ее, удивленно осмотрел и протянул Рейчел. Она схватила маленькую игрушку и прижала к груди так, словно она была для нее дороже самого большого плюшевого мишки на свете.

– Она мне очень нравится, – сказала Рейчел, глядя в глаза Томми. Он нагнулся и чмокнул девочку в щеку.

Для Эмили поцелуй стал ударом в сердце. Она ревновала и ненавидела себя за это.

– Дорогая, наверное, нам пора ехать домой? – спросила она, но у Рейчел были совсем другие планы.

Они медленно удалялись от дьявольского аттракциона. Внезапно перед ними вспыхнул и завертелся столб многокрасочного света – заработал главный аттракцион ярмарки, «катапульта»: по длинному, устремленному вверх трамплину с громадной скоростью взлетало кресло с двумя пассажирами, на несколько секунд замирало на самом его краю и стремительно спускалось. В сиденье был вмонтирован микрофон, через который визг пассажиров разносился по ярмарке.

– Здорово! – воскликнула Рейчел. – Пап, а давай мы тоже покатаемся?

– Доченька, – вмешалась Эмили, – папочке нехорошо, он не может кататься, а ты еще маленькая для таких развлечений.

– Не слушай ее, доченька. Никакая ты не маленькая. Пойдем, я чувствую себя прекрасно.

– Послушай, Томми, не дури.

Томми подмигнул Рейчел.

– Как нужно говорить в таких случаях?

Рейчел вскинула головку и пропела:

– Наша мама сучка, она большая сучка.

Эмили остолбенела. Дернув Томми за рукав, она прошептала ему в ухо:

– Ты ее научил? Да как ты можешь…

– Помолчи, тупица. Это же просто шутка.

– Катитесь на свой чертов аттракцион, – прошипела Эмили, ненавидя себя.

Томми притворился удивленным.

– Рейчел, ты только послушай, как наша мамочка ругается.

Презрительно глядя на мать, Рейчел взяла Томми за руку. Они направились в сторону «катапульты». Сделав несколько шагов, Рейчел вдруг обернулась, выкрикнула: «Сама ты дура!» – и рассмеялась, словно это тоже была шутка.

Эмили бросилась к ней и уже взмахнула рукой, чтобы влепить дочери пощечину, но остановилась. Рука на мгновение замерла в воздухе, бессильно опустилась, Эмили заплакала. Она смотрела, как Томми и Рейчел удаляются от нее, не слыша ее всхлипываний. На них оборачивались, бросали недоуменные взгляды, но они не обращали ни на кого внимания. Эмили смахнула слезы и сквозь плотную толпу, обступившую аттракцион, стала протискиваться к трамплину. Как обычно, она будет их подбадривать, радоваться за них. За мужа, который втаптывает ее в грязь, и за дочь, которую он учит ненавидеть мать.

Пока Томми и Рейчел пристегивались ремнями к креслу, на них навели прожектор, и Эмили увидела их лица.

Рейчел, с раскрасневшимся от счастья лицом, бесстрашно улыбалась. Томми, напротив, был бледен как полотно, по лицу градом катился пот, стекал на грудь, пропитывал рубашку.

В то мгновение Эмили все поняла. Нет, не аттракциона Томми боялся. Она вспомнила, что отец Томми умер в тридцать семь лет, а его дед не дожил и до тридцати. Его нашли лежащим в кювете, куда он свалился по дороге из магазина. Врачи констатировали внезапную остановку сердца.

– Я никогда не вырасту, Эмили, – полушутя‑полусерьезно сказал ей однажды Томми в постели.

– Стойте! – закричала Эмили, но никто не услышал ее.

Остатки радости от посещения ярмарки исчезли, мозг начал окутывать мрак. Шум музыки и голосов вдруг стих, вокруг нее завертелись, заплясали огоньки. В нос и горло ударил запах горелого машинного масла. У Эмили перехватило дыхание.

– У него сердечный приступ! – продолжала кричать она.

Раздался громкий смех. Как здорово. Какая забавная и уместная шутка.

Лязгнул замок, отлетел в сторону крепежный трос, и кресло взлетело вверх. Трамплин завибрировал. Микрофон донес радостный визг Рейчел, рассеял его по всей ярмарке. Эмили передернуло, в голосе Рейчел ей послышались нотки сладострастного женского восторга. Затем из динамиков на толпу посыпался ее довольный смех.

Томми молчал.

Полет вверх, полминуты экстаза и плавный спуск вниз. Кресло подъехало к началу трамплина. Эмили показалось, что миновала целая жизнь. Из оцепенения ее вывели встревоженные голоса. Толпа, испуганно перешептываясь, показывала пальцем в сторону кресла. Эмили посмотрела туда. Рейчел трясла Томми за руку.

– Пап, все, мы приехали. Выходим.

Эмили взглянула на Томми. Тот сидел, свесив голову набок. Глаза закатились и напоминали два сваренных вкрутую яйца, язык вывалился изо рта. Эмили завизжала.

– Пап, мы приехали, – повторяла Рейчел. – Давай просыпайся.

Эмили перелезла через забор, отделявший трамплин от зрителей, служитель помог ей отстегнуть и снять ремни с Рейчел и Томми. Он вывалился из кресла и бесформенной массой рухнул на землю. За ним из кресла выпала Рейчел, вцепившаяся в его руку. Она трясла его, умоляю проснуться.

В тот момент Эмили уже знала, что миновала опасный перекресток. Какая‑то потаенная часть ее души подсказывала, что открывающаяся перед ней дорога ведет к лучшему. Позже оказалось, что жить с Томми умершим гораздо легче, чем с Томми живым. Эмили всегда работала и по всем счетам платила из своих денег. Через несколько лет она начала потихоньку выбираться из долгов.

Но Томми не умер для Рейчел, и это тревожило Эмили. Он словно застыл в памяти дочери.

Все началось на следующий день после ярмарки, когда они возвращались в Дулут. Слезы на лице Рейчел высохли, а горе от потери отца как‑то незаметно и плавно перетекло в ненависть к матери. На подъезде к Дулуту Рейчел внезапно повернулась к Эмили, ее глаза холодно блеснули.

– Это ты его убила, – с пугающим возбуждением в голосе произнесла она.

Эмили попыталась объяснить ей, что она ни в чем не виновата, у Томми было слабое сердце, но Рейчел оборвала ее на полуслове. Она не желала ничего слышать.

– Папа всегда говорил, что если он умрет, то только из‑за тебя. Ты его и убила.

Так между ними возникла война.

Сейчас, лежа на кровати Рейчел, Эмили вертела в руках смешную глупую игрушку.

– Рейчел, Рейчел, малышка моя. Почему ты меня так ненавидишь? Что я тебе сделала плохого?