Ферма трупов 14 страница

План не сработал в силу по меньшей мере двух причин. Хитрец не озаботился тем, чтобы избавиться от пузырьков воздуха между слоями, в результате отпечатки, обнаруженные в первом же ограбленном им доме, выглядели довольно-таки необычно. Кроме того, преступнику не пришло в голову поинтересоваться, чьи же «пальчики» он позаимствовал — покойный был условно-досрочно освобожден из тюрьмы, где отбывал наказание за тяжкое преступление.

Я вспомнила свой недавний визит в ТИК — правда, сейчас мне казалось, что прошло уже несколько лет. Кэрри Гретхен явно не пришла в восторг от встречи с нами. И она как раз помешивала какую-то вязкую массу, которая вполне могла оказаться жидкой резиной или силиконом. А Люси упомянула, что работает над каким-то проектом, «который имеет непосредственное отношение» к системе контроля доступа. Возможно, Кэрри именно тогда и намеревалась сделать слепок с пальца моей племянницы.

Если моя теория верна, доказать это будет вполне возможно. Почему-то до сих пор никто не задался простым вопросом — действительно ли отпечаток, снятый сканером, полностью соответствует отпечатку Люси или мы все-таки поверили компьютеру зря?

— Ну а как же не поверить? — удивился Бентон, которому я позвонила из машины.

— Именно. Никому и в голову не пришло усомниться. Однако если кто-то сделал слепок и приложил его к сканирующему устройству, отпечаток по сравнению с теми, которые хранятся в ее личном деле, получился бы перевернутым — иными словами, зеркальным.

Уэсли недоверчиво произнес:

— Вот черт. Неужели сканер не распознаёт перевернутый отпечаток?

— Большинство сканеров не отличают прямой отпечаток от инвертированного. Специалисту по дактилоскопии это под силу, — объяснила я. — Результаты сканирования в цифровом виде наверняка все еще остались в системе.

— Думаешь, Кэрри Гретхен — если это она — не догадалась их удалить?

— Сомневаюсь, — ответила я. — Она ведь дактилоскопией не занималась. Вряд ли она знает, что все отпечатки, снимаемые с какой-либо поверхности, зеркальны. И они совпадают с хранящимися в картотеке только потому, что те тоже перевернуты. Так что если сделать слепок папиллярного узора и прикоснуться им к чему-нибудь, полученный отпечаток будет перевернут дважды.

— То есть отпечаток резинового «пальца» будет перевернут по сравнению с тем, который оставит настоящий?

— Именно.

— Господи, как все сложно.

— Ничего, Бентон. Я знаю, звучит запутанно, но уж поверь мне на слово.

— Я всегда верю тебе на слово. Видимо, надо распечатать результаты сканирования.

— Совершенно необходимо, и чем быстрее, тем лучше. Да, вот еще что. Тебе известно об исследовании, связанном с системой контроля доступа в ТИК?

— Проводимом самим Бюро?

— Да.

— Нет, ни о чем подобном я не слышал.

— Я так и думала. Спасибо, Бентон.

Мы оба умолкли, ожидая друг от друга каких-то теплых, личных слов. Но я не знала, что сказать — слишком много чувств переполняло меня.

— Будь осторожна, — наконец произнес он, и мы попрощались.

Уже через полчаса я была в громадном торговом центре с забитыми парковками и толпами народу. Магазинчик шпионского оборудования располагался между бутиком Ральфа Лорена и парфюмерным киоском. На витрине красовались лучшие образцы легальной техники слежения. Я расположилась на безопасном расстоянии, дожидаясь, пока от кассы отойдет покупатель. За прилавком стоял немолодой грузный мужчина. Поверить в то, что он любовник Кэрри Гретхен, было просто невозможно. Наверняка она солгала и здесь.

Клиент расплатился и вышел. Остался единственный посетитель — юноша в кожаной куртке, изучавший витрину с портативными речевыми детекторами лжи и диктофонами, автоматически реагировавшими на голос.

— Извините, — обратилась я к продавцу, стараясь говорить спокойно. — Мне нужна Кэрри Гретхен.

— Она отошла за кофе, сейчас вернется. — Очкастый толстяк с золотой цепью на шее изучающе взглянул на меня. Судя по виду, всучить он мог что угодно и кому угодно. — Может быть, я могу чем-то помочь?

— Я пока посмотрю товар, — ответила я.

— Разумеется.

Я как раз рассматривала «дипломат», в котором умещались замаскированный диктофон, «антижучок», телефонный дескремблер и устройство ночного видения, когда вошла Кэрри. Увидев меня, она застыла как вкопанная. На секунду я испугалась, что она выплеснет кофе мне в лицо. Ее глаза впились в меня, как два кинжала.

— Мне нужно с вами переговорить, — сказала я.

— Боюсь, сейчас не самое подходящее время. — Она старалась улыбаться и говорить вежливо — в крошечный магазинчик зашли еще три покупателя.

— А по-моему, вполне подходящее, — ответила я, не опуская глаз под ее напряженным взглядом.

— Джерри, — она оглянулась на толстяка, — я выйду на минутку. Ты без меня справишься?

Тот смотрел на меня, как пес, готовый броситься на добычу.

— Обещаю, я недолго, — заверила она.

— Да, конечно, — ответил он с привычным недоверием прожженного лжеца.

Я вышла следом за ней из магазина. У фонтана мы нашли свободную скамейку.

— Я слышала об аварии Люси. Просто ужасно. Надеюсь, с ней все в порядке? — холодно произнесла Кэрри, прихлебывая кофе.

— Вас ни в малейшей степени не заботит состояние Люси, — оборвала я ее. — И не пытайтесь обаять меня — мне все известно. Я знаю, как вы провернули это дело.

— Ничего вы не знаете. — Замороженная улыбка так и прилипла к ее лицу. Вода, струясь, заглушала наши голоса.

— Вы сделали с пальца Люси резиновый слепок, а узнать ее пин-код, при том, что вы так много времени проводили вместе, было нетрудно. Немного наблюдательности, и вы подметили, какие цифры она набирает. Именно так вы обошли электронный замок и проникли в ТИК посреди ночи.

— Господи, ну и фантазия у вас! — Она рассмеялась, но взгляд ее стал еще тверже. — Советую вам поаккуратнее разбрасываться подобными обвинениями.

— Я в ваших советах не нуждаюсь, мисс Гретхен. И хочу вас предупредить: вскоре я получу доказательства, что Люси не было в ТИКе той ночью. Вы хорошо все спланировали, но все же в ваш план вкралась роковая ошибка.

Она молчала, но я чувствовала, как лихорадочно работает ее мозг за этим ледяным фасадом, отчаянно пытаясь сообразить, что же пошло не так.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказана она уже без прежней самоуверенности.

— Вы, вероятно, хорошо разбираетесь в компьютерах, но вы не криминалист. Все очень просто. — Я излагала свою теорию с убежденностью хорошего юриста, знающего, как вести свою игру. — Вы попросили Люси помочь в якобы проводимом вами исследовании, связанном с системой контроля доступа в ТИК.

— Исследовании? Каком еще исследовании? — злобно произнесла она.

— Вот именно, мисс Гретхен. Никакого исследования не было. Вы солгали ей, чтобы заполучить слепок с ее пальца.

Она усмехнулась.

— Боже ты мой! По-моему, вы насмотрелись фильмов с Джеймсом Бондом. Уж не думаете ли вы, что хоть кто-нибудь поверит…

— Резиновый слепок, — прервала я ее, — вы использовали для взлома электронного замка, чтобы вместе со своими сообщниками совершить акт промышленного шпионажа. Но вы допустили одну ошибку.

Ее лицо перекосилось от злобы.

— Хотите узнать, какую именно?

Она молчала, но ответ был не нужен. Я физически ощущала ее смятение, словно жар от раскаленной батареи.

— Видите ли, мисс Гретхен, — продолжала я все тем же спокойным, рассудительным тоном, — когда вы делаете с пальца слепок, папиллярный узор на нем получается перевернутым, то есть зеркальным. И его отпечаток тоже оказывается инвертированным в сравнении с отпечатком самого пальца. Иными словами, папиллярный узор, введенный вами в сканер ТИКа в три часа ночи, был обратным по отношению к действительно принадлежащему Люси. Их сравнение легко это подтвердит.

Она с трудом сглотнула.

— Вы не докажете, что это сделала я, — сказала она. Ее слова подтвердили, что мои догадки верны.

— Докажем, не беспокойтесь. Но есть кое-что поважнее. Я хочу, чтобы вы уяснили себе одну вещь. — Я наклонилась к ней так близко, что ощущала кофейный аромат ее дыхания. — Вы воспользовались чувствами, которые моя племянница к вам испытывала. Воспользовались ее молодостью, наивностью и порядочностью. — Наши лица почти соприкасались. — Никогда больше и близко к ней не подходите. Никогда больше не звоните ей и не смейте с ней разговаривать. Даже думать о ней не смейте.

В кармане плаща я сжимала рукоять «кольта» тридцать восьмого калибра. Мне почти хотелось, чтобы Гретхен вынудила меня его применить.

— А если я выясню, что именно вы спровоцировали аварию, — продолжала я спокойно, но в моем голосе звенела холодная сталь хирургического скальпеля, — я сама доберусь до вас и буду вас преследовать до конца вашей жалкой жизни. Даже не надейтесь скоро выйти из тюрьмы. Во всех комиссиях по условно-досрочному освобождению и перед губернатором я буду утверждать, что у вас серьезное расстройство личности и что вы представляете угрозу обществу. Вы поняли меня?

— Идите к черту! — бросила она.

— К черту пойдете вы, а не я, — ответила я. — Вы уже в аду.

Она резко поднялась и стремительно зашагала обратно в магазин. С бьющимся сердцем я глядела ей в спину. Какой-то мужчина вошел следом и, остановившись, заговорил с ней. Не знаю почему, но его появление заставило меня задержаться. Что-то в незнакомце сразу же бросалось в глаза: резкие черты лица, сухощавая и в то же время мощная фигура с широкими плечами и узкими бедрами, неестественно черные, глянцевито поблескивавшие волосы… Темно-синий шелковый костюм сидел на нем как влитой. В руках мужчина держал портфель из крокодиловой кожи. Незнакомец повернулся в мою сторону, и на секунду мои глаза встретились с его, голубыми и пронзительными.

Я не рванула с места в карьер. Сейчас я была как белка, попавшая на середину дороги, — начни метаться и все будет кончено. Я пошла быстрым шагом, но потом все же сорвалась на бег. В звуке падающей воды мне слышался топот ног; казалось, что мужчина гонится за мной. Я пробежала мимо таксофона, боясь остановиться хоть на мгновение. Сердце стучало как сумасшедшее — вот-вот разорвется.

Промчавшись через парковку и трясущимися руками открыв машину, я вылетела на дорогу. Убедившись, что никто меня не преследует, я схватила трубку.

— Бентон! Боже мой!

— Кей? Господи, что случилось? — встревоженно спросил он. В трубке стоял ужасный треск — в северной части Виргинии автомобильными и сотовыми телефонами пользуются многие.

— Голт! — задохнулась я криком, едва успев нажать на тормоз, чтобы не врезаться в ехавшую впереди «тойоту». — Я видела Голта!

— Видела Голта? Где?

— Во «Всевидящем оке».

— Где-где? Как ты сказала?

— Магазин, где работает Кэрри Гретхен. Ну, то есть с которым она связана. Он был там, Бентон! Вошел внутрь и заговорил с ней, а потом заметил меня, и я сбежала оттуда.

— Кей, немедленно приди в себя! — сказал Уэсли с необычным для него напряжением в голосе. — Где ты сейчас находишься?

— Я на южном отрезке Девяносто пятой. Со мной все в порядке.

— Продолжай ехать дальше и, ради Бога, нигде не останавливайся. Он видел, как ты садилась в машину?

— Нет, не думаю. Черт, откуда мне знать!

— Успокойся, Кей, — властно сказал Уэсли и повторил уже мягче, медленно и раздельно выговаривая слова: — Пожалуйста, успокойся. Я не хочу, чтобы ты попала в аварию. Сейчас я позвоню кое-кому, и мы его поймаем.

Я прекрасно понимала, что ничего не получится. Когда вызванные Уэсли агенты ФБР или полицейские получат сигнал, Голт уже будет далеко. Он узнал меня — я ясно увидела это в его холодном голубом взгляде. Наверняка догадавшись, что я при первой возможности вызову подмогу, он снова растворился в воздухе.

— Ты ведь сказал, что он в Англии, — тупо пробормотала я.

— Мы так решили, — ответил он.

— Бентон, разве ты не видишь? — не успокаивалась я. В мозгу у меня неутомимо выстраивались цепочки причинно-следственных связей. — Он замешан во всем этом, в том, что произошло в ТИКе. Вероятно, именно он подослал Кэрри Гретхен, именно для него она шпионила.

Уэсли молчал, переваривая сказанное. Конечно, идея была такой ужасающей, что о ней не хотелось даже думать.

Связь начала прерываться. Я чувствовала, что разговор начинает выводить Бентона из себя, потому что обсуждать такие вещи по сотовой связи недопустимо.

— Но зачем? — протрещало в трубке. — Что ему там понадобилось?

Я знала, что это было. Я не сомневалась в этом ни минуты.

— КАИН, — ответила я. Линия молчала.

В Ричмонд я вернулась, уже не ощущая зловещей тени Голта у себя за спиной — у него были дела и противники поважнее меня. И все же, едва переступив порог дома, я снова включила сигнализацию и не расставалась с револьвером даже в ванной.

В начале третьего я поехала в больницу. Люси добралась до моей машины, сама крутя колеса инвалидного кресла. Я порывалась взяться за ручки и довезти ее, как подобает любящей тетушке, но она не желала, чтобы ей помогали. Однако едва мы приехали домой, как она сдалась моим заботам, послушно отправилась в постель и теперь дремала там, полусидя в подушках.

Поставив на плиту кастрюлю, я взялась за зуппа ди альо фреско — суп со свежим чесноком, который много лет служил на холмистых равнинах Брисигеллы пищей для детей и стариков. Этот суп да еще равиоли с тыквой и каштанами сейчас были именно тем, что нужно. В гостиной пылал огонь, воздух наполнился чудесными ароматами, и настроение у меня сразу улучшилось. Правду сказать, если я долго не готовила, дом становился каким-то нежилым, заброшенным. Мне даже казалось, что он начинал грустить.

Под угрожающе нависшим небом я отправилась в аэропорт встречать сестру. Мы давно не виделись, и я не сразу узнала ее. Впрочем, она при всякой нашей встрече выглядела по-новому. Дороти была на редкость непостоянна, чем отчасти объяснялось то, какой невыносимой она иногда становилась, и имела привычку все время изменять прическу и стиль одежды.

Сейчас, уже под вечер, я стояла в терминале, пытаясь угадать знакомые черты в лицах пассажиров, сходивших с трапа самолета. Дороти я узнала только по форме носа и ямочке на подбородке — их достаточно сложно изменить. Она перекрасила волосы в черный цвет и уложила их так, что они покрывали голову словно шлемом. Глаза скрывались за огромными очками, а на шее свободно висел ярко-красный шарфик. Ноги обтягивали модные бриджи и высокие ботинки на шнуровке. Она подошла и чмокнула меня в щеку.

— Кей, как я рада тебя видеть. Что-то ты какая-то усталая…

— Как мама?

— Ну, ее суставы, ты же знаешь. На чем ты приехала?

— Взяла машину в прокате.

— Да уж, я еще сразу подумала, как ты теперь без своего «мерседеса». Я просто не представляю себя без своего.

У самой Дороти был «Мерседес-190Е», который она заполучила, когда встречалась с одним полицейским в Майами. Автомобиль, конфискованный у наркоторговца, за бесценок продавали с аукциона. На темно-синем кузове со спойлерами красовался выполненный на заказ рисунок.

— У тебя есть с собой багаж? — спросила я.

— Только ручная кладь. С какой же скоростью она неслась?

— Люси ничего не помнит.

— Ты не представляешь, что со мной было, когда раздался твой звонок. Боже! У меня просто сердце остановилось.

Пошел дождь, а зонт я прихватить не догадалась.

— Такое нельзя понять, пока не ощутишь сама. Вот этот миг — страшный, ужасающий миг, когда еще не знаешь, что произошло, но чувствуешь, что с тем, кого любишь, случилась беда. Надеюсь, ты недалеко припарковалась. Может быть, мне лучше подождать здесь?

— Мне придется выехать со стоянки, заплатить и сделать крюк, чтобы вернуться за тобой, — предупредила я. Машина была совсем близко — я видела ее отсюда. — Пройдет десять — пятнадцать минут.

— Ничего-ничего, обо мне не волнуйся. Я побуду внутри и выйду, как только ты подъедешь. Мне еще надо наведаться в дамскую комнату. Как, наверное, удобно, когда о некоторых вещах уже не нужно беспокоиться.

В дороге она вновь вернулась к этой теме.

— Ты принимаешь гормоны?

— Для чего?

Дождь разошелся, крупные капли барабанили по крыше, словно там металась стая каких-то мелких зверьков.

— Из-за возрастных сдвигов.

Дороти достала из сумки полиэтиленовый пакет и захрустела имбирным печеньем.

— Каких сдвигов, о чем ты?

— Ну, ты знаешь — приливы, перепады настроения. У одной моей знакомой началось, едва ей сравнялось сорок. А ведь так важно всегда оставаться бодрой и жизнерадостной.

Я включила радио.

— Еда в самолете была просто ужасной, а ты знаешь, как я себя чувствую, если не перекушу. — Она съела второе. — Всего двадцать пять калорий, и я позволяю себе не больше восьми штучек вдень. Надо будет остановиться и купить еще. И конечно, яблок. Тебе так повезло, что у тебя нет проблем с весом. Впрочем, думаю, занимайся я твоей работой, я бы тоже не страдала излишним аппетитом.

— Дороти, нам надо поговорить насчет клиники в Род-Айленде.

Она вздохнула.

— Я так переживаю за Люси.

— Курс рассчитан на четыре недели.

— Даже не знаю, смогу ли я смириться с мыслью о том, что девочка просидит там столько времени одна, взаперти. — Она забросила в рот очередное печенье.

— Боюсь, придется, Дороти. Положение очень серьезное.

— Вряд ли она согласится. Ты же знаешь, какой она бывает упрямой. — Она на минуту умокла, размышляя. — Что ж, наверное, и правда стоит попробовать. — Она снова вздохнула. — Может, они там и кое-что другое исправят.

— Что еще они должны исправить, Дороти?

— Кей, я просто не знаю, что делать. Не могу понять, как с ней такое случилось. — Она ударилась в слезы. — Ты не представляешь, какой ужас, когда твой ребенок становится… таким. Как будто что-то однажды пошло не так. И уж конечно, дело здесь не в семье. В чем, в чем, а в этом меня точно винить нельзя.

Я выключила радио и взглянула на нее.

— Да о чем ты? — В который раз я поразилась, насколько же она мне неприятна. Просто не верилось, что мы с ней сестры, — я не видела между нами ничего общего, кроме того, что у нас одна мать и когда-то мы жили в одном доме.

— Можно подумать, ты ни о чем не догадываешься. Или, по-твоему, в этом нет ничего особенного? — Она все больше выходила из себя, эмоции зашкаливали, и напряжение между нами росло как снежный ком. — Не стану тебя обманывать, я задумывалась, уж не ты ли так на нее повлияла… Нет, я тебя не сужу, конечно, и в твою личную жизнь не лезу, и вообще ты не можешь быть за все в ответе. — Она громко высморкалась, из глаз у нее, в такт ливню за окном, обильно текли слезы. — Господи, до чего же трудно говорить о таких вещах!

— Дороти, ради Бога, я вообще не понимаю, о чем идет речь!

— Она ведь только на тебя и смотрит. Стоит тебе по-другому взять зубную щетку, как Люси тут же повторит за тобой. И между прочим, не всякая мать такое выдержит — все эти годы я только и слышала: «тетя Кей то» да «тетя Кей сё».

— Дороти…

— Хоть бы раз я пожаловалась или попыталась, так сказать, оторвать ее от твоего лона. Я всегда заботилась только о ее благополучии и поэтому не противилась ее маленькому увлечению.

— Дороти…

— Ты и понятия не имеешь, чего мне это стоило. — Она снова высморкалась. — Как будто мало было того, что в школе мне вечно ставили тебя в пример, а дома мать постоянно изводила упреками, что я не такая, как ты. Ты ведь у нас была во всем такая до чертиков правильная, что аж тошно. И все-то ты умела — и обед сготовить, и кран отремонтировать, и с машиной могла разобраться, и со счетами… Ну прямо мужик в семье, да и только! А для моей дочери ты и вовсе стала «любимым папочкой» — куда уж дальше!

— Дороти!

Но она уже не могла остановиться.

— Да, тут мне за тобой не угнаться, признаю. Где уж мне, черт возьми, стать отцом собственной дочери! Тут ты меня легко побьешь, мужского в тебе явно больше, чем во мне. О чем и говорить, с победой вас, мистер Доктор Скарпетта. Твою мать, да почему ж такая несправедливость-то — вдобавок ко всему у тебя еще и сиськи больше. Ты мужик со здоровенными сиськами!

— Дороти, прекрати немедленно.

— Не смей меня затыкать, — яростно прошептала она севшим голосом.

Мы словно перенеслись в нашу спаленку с маленькой кроватью, одной на двоих, где мы росли, ненавидя друг друга, пока в другой комнате, дальше по коридору, умирал наш отец. Мы снова молча сидели на кухне и ели макароны в доме, где все было подчинено желаниям больного. Сейчас мы подъезжали к дому, принадлежавшему мне, где нас ждала ее попавшая в беду дочь, и я поражалась, как может Дороти не замечать, что наша ссора идет все по тому же давнему, заезженному сценарию.

— Объясни же наконец — в чем конкретно ты меня обвиняешь? — спросила я, открывая дверь гаража.

— Скажем прямо: то, что Люси не встречается с парнями, — уж точно не моя вина.

Заглушив двигатель, я повернулась в ее сторону.

— Да, я люблю мужчин как никакая другая женщина, просто жизни себе без них не представляю. И когда тебе в следующий раз придет мысль о том, какая никудышная из меня мать, посмотри получше на свой вклад в жизнь Люси. Подумай-ка хорошенько — никого она тебе не напоминает?

— Люси ни на кого не похожа, она единственная в своем роде, — ответила я.

— Да черта с два! Она — вылитая ты. И вот теперь выясняется, что она алкоголичка и скорее всего еще и лесбиянка. — Она вновь разрыдалась.

— По-твоему, я лесбиянка? — Я была вне себя от злости.

— Ну от кого-то же она это переняла.

— По-моему, лучше тебе пойти в дом.

Она открыла дверцу. Я неподвижно сидела на месте, и она удивленно спросила:

— А ты что, не идешь?

Я протянула ей ключ и назвала пароль охранной системы.

— Мне нужно в магазин, — бросила я.

В бакалее я купила имбирного печенья и яблок и некоторое время бесцельно бродила вдоль полок, потому что не хотела возвращаться домой. По правде говоря, даже общество Люси не радовало меня, когда рядом была ее мать, а в этот раз все пошло даже хуже, чем обычно. Чувства Дороти я отчасти понимала, да и ее оскорбления и обиды не особенно удивили меня — я уже сталкивалась с ними.

У меня на душе лежал камень не из-за самих слов Дороти, а оттого, что они напомнили мне о том, как я одинока. Я проходила мимо прилавков с конфетами, выпечкой, кленовым сиропом и мягким сыром в коробочках и думала — вот если бы можно было устроить себе праздник желудка, налопаться всяких вкусностей и обо всем забыть. Если бы скотч мог заполнить пустоту в моей душе, я и на это согласилась бы. В итоге, так и не купив ничего больше, я вернулась домой с небольшим пакетом и накрыла стол для своей до обидного маленькой семьи.

После ужина Дороти устроилась у огня с книжкой и рюмкой мятного ликера, а я пошла помочь Люси лечь в постель.

— Голова болит? — спросила я.

— Не очень. Только все время хочется спать. Глаза так в кучку и собираются.

— Сон сейчас для тебя самое важное.

— Мне всякие кошмары снятся.

— А что в них — можешь рассказать?

— Меня кто-то преследует, гонится за мной, обычно на машине. Потом звуки, как во время аварии, и я просыпаюсь.

— Какие звуки?

— Лязг железа, подушка срабатывает… Сирены… Я иногда и наяву как будто отрубаюсь, а перед глазами опять все как тогда — на асфальте красные вспышки от мигалок, люди в ярко-желтых плащах. Меня аж в холодный пот бросает и передергивает.

— Такое бывает при посттравматическом стрессе. Через какое-то время пройдет.

— Тетя Кей, меня теперь что, посадят? — Испуганный взгляд ее глаз с лиловыми кровоподтеками вокруг просто разрывал мне сердце.

— Не беспокойся, все будет хорошо, вот только у меня есть для тебя одно предложение, и вряд ли оно тебе понравится.

Стоило мне заикнуться о частной клинике в Ньюпорте, и племянница тут же ударилась в слезы.

— Люси, тебе скорее всего все равно придется пройти курс лечения по приговору суда. Так не лучше ли принять решение самой и покончить с этим? — сказала я.

Она осторожно утерла слезы.

— Просто не верится, что со мной происходит такое. Все, о чем я только мечтала, летит к черту.

— Ничего подобного. Ты жива, в аварии никто больше не пострадал. Твои проблемы вполне решаемы, и я тебе помогу. Но ты должна доверять мне и слушаться меня.

Люси уставилась на свои руки, лежавшие поверх одеяла. Из глаз у нее текли слезы.

— И еще нужно, чтобы ты мне все рассказала.

Она не поднимала головы.

— Люси, ты ужинала не в «Задворках» — разве что там вдруг решили включить в меню спагетти. Они были по всей машине — тебе, наверное, положили недоеденное с собой. Так в какой ресторан ты ездила?

Тут она наконец взглянула мне в глаза.

— В «Антонио».

— В Стаффорде?

Она кивнула.

— Почему ты сказала неправду?

— Потому что не хочу об этом говорить. Где я была, никого не касается.

— С кем ты встречалась?

— Какая разница! — буркнула она.

— С Кэрри Гретхен, так ведь? Именно она за несколько недель до того попросила тебя принять участие в небольшом исследовании, из-за которого ты и угодила в беду. Когда я заходила к тебе в ТИК, Кэрри как раз подготавливала жидкую резину.

Люси отвела взгляд.

— Почему ты не хочешь сказать мне правду?

По ее щеке сбежала слезинка. Мне стало ясно, что говорить о Кэрри сейчас бесполезно. Тяжело вздохнув, я сказала:

— Люси, я думаю, кто-то намеренно пытался столкнуть тебя с дороги.

Ее глаза расширились.

— Я осмотрела машину и место аварии, и многое меня здорово беспокоит. Ты помнишь, что звонила в Службу спасения?

— Нет. А что, я правда туда звонила? — недоверчиво спросила она.

— Это последний номер на телефоне — вряд ли его набирал кто-то другой. Как только полиция получит запись, мы узнаем точное время и содержание вызова.

— О Господи!

— Кроме того, факты свидетельствуют о том, что кто-то преследовал тебя с включенным дальним светом. Зеркало заднего вида повернуто в верхнее положение, солнцезащитный экран поднят. Последнее в условиях ночной дороги можно объяснить только тем, что тебя слепил бивший в заднее стекло свет. — Я остановилась, всматриваясь в ее испуганное лицо. — Ты ничего не можешь вспомнить?

— Нет.

— Машину тоже не помнишь? Скорее всего она была зеленой, возможно, светло-зеленой.

— Нет.

— Никого не знаешь с машиной такого цвета?

— Надо подумать.

— Может быть, Кэрри?

Она покачала головой:

— Нет, у нее «БМВ»-кабриолет, красный.

— А у мужчины, с которым она работает? Она о нем упоминала? Его зовут Джерри.

— Нет.

— Как бы то ни было, какой-то зеленый автомобиль оставил вмятину на багажнике «мерседеса» и сорвал габарит. Если вкратце, после того, как ты отъехала от оружейного магазина, кто-то проследовал за тобой и ударил сзади. Через несколько сотен футов ты вдруг резко прибавила газу и вылетела с дороги. Я полагаю, тогда-то ты и набрала Службу спасения. Что-то тебя напугало — вполне возможно, тот, кто в тебя врезался, снова нагонял.

Люси, побледнев, натянула одеяло до самого подбородка.

— Меня пытались убить?!

— Я бы даже сказала, что злоумышленнику это почти удалось. Вот почему я задаю вопросы, которые кажутся тебе слишком личными. Мне нужно получить ответы на них. Не лучше ли будет, если ты сама мне все расскажешь?

— Ты и так знаешь достаточно.

— Как ты думаешь, случившееся может быть связано с проникновением в ТИК?

— Еще бы, — с чувством сказала она. — Меня подставили, тетя Кей. Я не входила туда в три часа ночи и ничего не крала!

— Значит, нам нужно это доказать.

Она пристально посмотрела на меня:

— Что-то непохоже, чтобы ты мне поверила.

Я знала, что она говорит правду, но не могла сказать ей. Нельзя было признаваться, что я встречалась с Кэрри. Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, изображая чисто юридический подход к делу. Я понимала, что вставать на ее сторону сейчас не стоит.

— Я не смогу тебе помочь, если ты не будешь со мной откровенна, — объяснила я. — Я изо всех сил стараюсь смотреть на вещи беспристрастно и непредвзято. Но, если честно, я просто не знаю, что и думать.

— Да как ты можешь так… А, к черту. Думай что хочешь. — Глаза Люси опять наполнились слезами.

— Не злись на меня, пожалуйста. Дело очень серьезное, и то, чем оно кончится, повлияет на всю твою жизнь. На данный момент главное для нас, во-первых, твоя безопасность. Думаю, после того, что я тебе рассказала, ты лучше понимаешь, почему тебе стоит сейчас лечь в клинику. Ни одна живая душа не будет знать, где ты, и никто не сможет причинить тебе вреда. Во-вторых, нужно распутать весь этот клубок, — и так, чтобы не пострадала твоя будущая карьера.

— Мне уже не стать агентом ФБР. Все кончено.

— Ничего еще не кончено. Надо только, чтобы с тебя сняли подозрения в связи с тем, что произошло в Квонтико, а суд смягчил обвинение по делу о вождении в нетрезвом виде.

— Но как это сделать?

— Ты ведь просила «кого-то пробивного». Считай, ты его получила.

— Кого ты имеешь в виду?