![]() |
Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | |
|
— Ты в Шарлотте долго разговаривала с Люси, — заметил он.
— Да.
Самолет прокатился мимо полосатого ветрового мешка, безвольно свисавшего вниз.
— И?.. — Он повернулся к солнцу, и его глаза снова наполнились переливчатым светом.
— Она считает, что ей известно, кто стоит за случившимся.
— В каком смысле? — нахмурился он.
— Смысл, по-моему, очевиден, — ответила я. — Если только ты не считаешь, что это сделала сама Люси, и никто другой.
— Кей, в три часа ночи сканер распознал отпечаток большого пальца Люси.
— Я в курсе.
— Тогда ты также должна быть в курсе, что для этого нужно непосредственное присутствие самого пальца вместе с рукой, плечом и всем прочим в то самое время, которое сохранено в системе.
— Я полностью отдаю себе отчет в том, как это выглядит со стороны.
Уэсли надел солнцезащитные очки, и мы поднялись со своих мест.
— И я хочу, чтобы ты не забывала об этом, — сказал он мне в самое ухо, идя позади по проходу между кресел.
Можно было бы сменить мотель на что-то более комфортабельное в самом Эшвилле, но после встречи с Марино такие вещи как-то перестали нас волновать. Увиделись мы в весьма популярном в городе заведении под названием «Каретный сарай».
Какое-то непонятное предчувствие посетило меня, как только полицейский, встречавший нас в аэропорту, высадил нас у ресторана и тут же укатил. «Шевроле» Марино, оснащенный по последнему слову техники, стоял прямо у дверей. Пит сидел внутри, совершенно один, заняв стратегическую позицию за угловым столиком напротив кассы — привычка любого, кто имеет хоть какое-то отношение к закону.
Он не поднялся нам навстречу, просто смотрел, бесстрастно помешивая чай со льдом в высоком стакане. У меня возникло странное ощущение, будто этот уличный волкодав, с которым я проработала не один год и который на дух не выносил любой официоз, дает нам аудиенцию. Уэсли насторожился, видно, тоже почувствовав неладное. Взять хотя бы то, что на Марино был новенький, с иголочки, темный костюм.
— Пит, — поприветствовал его Уэсли, усаживаясь за стол.
— Здравствуй, — произнесла я, занимая свое место.
— Тут подают отличные отбивные в панировке, — проговорил он, не глядя на нас. — И салат «Цезарь», если хотите что-нибудь полегче, — добавил он, видимо, имея в виду меня.
Официантка разлила по стаканам воду, подала нам меню, на одном дыхании отбарабанила список блюд дня и удалилась с нашими через силу сделанными заказами. Напряжение за столом стало почти непереносимым.
— Есть немало информации от криминалистов, которая тебя наверняка заинтересует, — начал Уэсли. — Но может быть, сперва сообщишь, что нового произошло здесь?
Никогда еще я не видела Марино в таком ужасном состоянии. Он протянул руку за чаем и тут же поставил его обратно нетронутым. Похлопал себя по карману, ища сигареты, потом взял пачку со стола и закурил. Больше всего меня пугало го, что он не смотрит нам в глаза. Он вел себя так отчужденно, будто мы были вовсе не знакомы. Если кто-то из коллег начинает вести себя подобным образом, значит, с человеком что-то стряслось. Марино словно отгородился от нас глухой стеной, чтобы не показывать, что творится у него в душе.
— Самая многообещающая нить, — заговорил он наконец, выдыхая дым и нервно стряхивая пепел с сигареты, — это уборщик из школы Эмили. В общем, зовут его Крид Линдси, белый, возраст — тридцать четыре. Работает там уже два года, до того был уборщиком в публичной библиотеке Блэк-Маунтин, а еще раньше тем же самым занимался в начальной школе в Уивервилле. И между прочим, как раз когда он там шваброй махал, десятилетний мальчик из этой школы попал под машину. Водитель скрылся с места происшествия, но подозревали, что к делу может быть причастен Линдси…
— Подожди-ка, — сказал Уэсли.
— Мальчик попал под машину? — переспросила я. — Что значит — «может быть причастен»?
— Стоп, — вмешался Бентон. — Минуточку. Ты говорил с самим Кридом Линдси?
Марино встретил взгляд Уэсли и тут же отвел глаза.
— Я к тому и веду. Этот паразит исчез. Как прослышал, что у нас к нему есть вопросы, так сразу же свалил куда-то. Уж не знаю, у кого тут язык за зубами не держится, но какая-то тварь ему точно напела. На работе не показывается, дома не появляется.
Он закурил вторую сигарету. Бесшумно появилась официантка, принесла ему еще стакан, и Марино кивнул ей с видом завсегдатая, всегда оставлявшего щедрые чаевые.
— Поподробнее о том, что случилось с мальчиком, — попросила я.
— Четыре года назад, в ноябре, десятилетнего школьника на велосипеде сбил какой-то вылетевший из-за поворота лихач. Парнишка умер по дороге в больницу, и копам удалось выяснить только, что примерно в это же время в окрестностях видели белый пикап, мчавшийся на большой скорости. На джинсах мальчика нашли частицы белой краски. А у Линдси как раз был старый «форд»-пикап белого цвета, и все знали, что он ездит по той самой дороге. Еще он обычно в получку затаривался в местном магазинчике спиртным, а в день, когда сбили мальчика, в школе как раз выдавали деньги.
Марино все говорил и говорил, а глаза у него не переставая бегали по сторонам. И меня, и Уэсли все сильнее тревожило его поведение.
— Ну и когда копы решили его допросить, он р-раз — и испарился, — продолжал Марино. — Пять недель в городке носа не казал, а потом наплел, что якобы ездил к больному родственнику или другую какую-то фигню в том же роде. Ну и, когда вернулся, конечно, долбаный пикап стал голубеньким-преголубеньким. Все знают, что этот сукин сын натворил, но улик никаких.
— Так, — скомандовал Уэсли, и Марино заткнулся. — История интересная, и, возможно, уборщик действительно имел отношение к аварии. Но дальше-то что?
— По-моему, все как раз понятно.
— Нет, Пит, не понятно. Объясни мне, сделай милость.
— Линдси любит детей, вот и все. Поэтому и работу себе такую подбирает, чтобы быть к ним поближе.
— А мне кажется, что он этим занимается просто потому, что ничего другого не умеет, кроме как пол мести.
— Черт, ну так мог бы убираться в магазине, в доме престарелых или еще где — так нет же, он устраивается только туда, где куча ребятишек.
— Ну хорошо, пусть так. Допустим, он работает там, где много детей. И что? — Уэсли изучающе посмотрел на Марино, у которого, видимо, была какая-то своя теория и он не собирался от нее отказываться.
— Значит, четыре года назад из-за него погиб мальчуган, и, наверное, Линдси ничего такого не хотел и так далее. Но все равно это сделал он, и ему приходится врать, и вина его гложет как я не знаю что — в общем, все наперекосяк из-за кошмара, который ему приходится носить в себе. Вот так оно все и начинается.
— Что начинается? — переспросил Уэсли ровным тоном. — О чем ты, Пит?
— Дети вызывают у него чувство вины. Он их видит каждый божий день и все хочет как-то с ними сблизиться, заслужить прошение, не знаю там — короче, исправить то, что натворил. Тут он встречает эту девчушку — она ему понравилась, нахлынули эмоции, то да сё. В общем, пытается завязать с ней дружбу. Может, он встретил Эмили, когда она возвращалась домой из церкви. Может, заговорил с ней. Да елки-палки, выяснить, где она живет — раз плюнуть. Городишко-то маленький. Одним словом, Линдси решился.
Марино отхлебнул чаю и закурил очередную сигарету, не переставая говорить.
— Он ее похищает, потому что думает, мол, если она побудет с ним, то поймет, что он хороший и никому не желал ничего дурного. Он хочет, чтобы они стали друзьями, чтобы она его полюбила, и тогда все встанет на место, кошмар прекратится. Но ничего не выходит. Она не идет ему навстречу, она до смерти напугана. И в итоге, когда реальность не совпадает с тем, что он себе напридумывал, он выходит из себя и убивает ее. И — вот проклятие — получается, теперь у него на совести уже двое.
Уэсли начал что-то говорить, но в это время на большом коричневом подносе принесли наш заказ. Официантка, пожилая женщина с опухшими, натруженными ногами, обслуживала нас очень медленно. Она во что бы то ни стало хотела угодить важному гостю в новехоньком темно-синем костюме — только и слышалось «да, сэр». Я поблагодарила ее за салат, и она зарделась от удовольствия. Есть я, правда, не собиралась: если я и была голодна до того, как переступила порог ресторана — так и не вспомнила, чем же он все-таки знаменит, — то сейчас аппетит у меня пропал совершенно. Я не могла смотреть на тонкие ломтики ветчины, индейки и сыра и особенно на вареные яйца кружочками — меня просто тошнило.
— Может быть, желаете чего-нибудь еще?
— Нет, спасибо.
— Выглядит просто здорово, Дот. Да, и масла еще принесите!
— Конечно, сэр, сейчас будет. А вам, мэм? Не нужно ли добавить заправки к салату?
— Нет-нет, благодарю вас. Салат и так просто замечательный.
— Спасибо на добром слове. Мы таким хорошим клиентам, как вы, завсегда рады. Кстати, у нас тут каждое воскресенье шведский стол, после церковной службы.
— Будем иметь в виду, — улыбнулся ей Уэсли.
Я решила, что оставлю на чай никак не меньше пяти долларов — пусть только простит меня за то, что не притронулась к еде.
Уэсли, видимо, тщательно взвешивал свои слова, прежде чем обратиться к Марино. Прежде такого никогда не было.
— Как я понимаю, мне следует сделать вывод, что от своей первоначальной теории ты полностью отказался? — спросил он наконец.
— Какой теории? — Марино пытался разрезать отбивную вилкой. Когда это ему не удалось, он потянулся за перцем и острым соусом.
— О Темпле Голте, — напомнил Уэсли. — Похоже, за ним ты уже не охотишься?
— Я ничего подобного не говорил.
— Марино, — вмешалась я, — но к чему ты тогда рассказывал нам о той аварии?
Он жестом подозвал официантку.
— Дот, думаю, без хорошего ножа мне тут не обойтись. Значение дела с аварией в том, что за парнем и в прошлом уже кое-что водилось. Местные все очень против него настроены и из-за того случая, и потому что он около самой Эмили все увивался. Так что я вам просто передаю, как тут и что.
— Ну и как эта теория объясняет человеческую кожу в морозильнике Фергюсона? — спросила я. — Да, кстати, группа крови та же, что и у девочки. Анализ ДНК пока не готов.
— Да ни черта она, конечно, не объясняет.
Дот вернулась с зубчатым ножом, и Марино, поблагодарив, принялся пилить отбивную. Уэсли ковырял жареную камбалу и слушал, не поднимая глаз от тарелки.
— В общем, получается, улики указывают на то, что девчушку убил Фергюсон. Но конечно, полностью исключить возможность того, что сюда заявился Голт, тоже нельзя. Нет, его я сбрасывать со счетов не стал бы.
— Что еще известно о Фергюсоне? — поинтересовался Уэсли. — Да, ты в курсе, что отпечаток с трусиков, которые на нем были, принадлежит Денизе Стайнер?
— Ну значит, их и украли из ее дома в ночь похищения Эмили. Помнишь, Дениза ведь говорила — она сидела в гардеробной, и ей показалось, что мерзавец рылся в ящиках и что-то прихватил с собой.
— И это, и находка в морозильнике все больше убеждают меня в том, что к Фергюсону нужно приглядеться попристальней, — заметил Уэсли. — Мог ли он встречаться с Эмили прежде?
— По работе он наверняка знал об убийствах в Виргинии, в частности, о деле Эдди Хита, — вставила я. — Возможно, он специально пытался придать своему преступлению сходство с ними. А может быть, наоборот, они подстегнули его воображение и подали ему идею.
— Фергюсон был со сдвигом, — проворчал Марино, отрезая еще кусок, — это точно, но толком его здесь никто не знал.
— А сколько он проработал в бюро расследований штата? — спросила я.
— Почти десять лет. До того был патрульным, а еще раньше служил в армии.
— Разведен? — предположил Уэсли.
— А кто сейчас не разведен?
Уэсли промолчал.
— Дважды. Одна бывшая в Теннесси, другая тут рядом, в Энке. Четверо детей, все уже взрослые, разъехались кто куда.
— И что родные о нем говорят? — поинтересовалась я.
— Слушай, я тут вообще-то не полгода просидел. — Марино снова потянулся за соусом. — Сколько, по-твоему, народа я могу расспросить в день? Да еще дозвониться до них до всех надо. Без обид, но вы двое свалили, и вся эта фигня легла на меня, а сутки, между прочим, ни хрена не резиновые.
— Пит, мы все понимаем, — произнес Уэсли как можно более убеждающим тоном. — Поэтому мы и вернулись. Мы осознаем, что для расследования дела нужно еще много что предпринять. Может быть, даже больше, чем казалось изначально, потому что пока у нас концы с концами не сходятся. Есть по меньшей мере три различных направления разработки, и общего в них я вижу пока мало. Меня сейчас крайне интересует Фергюсон. На него указывают серьезные улики — фрагменты кожи в морозильнике и белье Денизы Стайнер.
— Еще у них тут отличный вишневый пирог, — заметил Марино, смотря на официантку, которая стояла у двери в кухню, готовая броситься к нему по мановению пальца.
— Ты что, постоянно здесь обедаешь? — спросила я.
— Надо же человеку где-то столоваться, верно, Дот? — Он слегка повысил голос, и бдительная Дот была тут как тут.
Мы с Уэсли заказали только кофе.
— О, милочка, неужели с салатом что-то не так? — Она искренне расстроилась, увидев мою нетронутую порцию.
— Салат очень вкусный, — заверила я. — Просто я не голодна.
— Может быть, вам с собой завернуть?
— Нет, спасибо.
Наконец официантка оставила нас в покое, и мы перешли к криминалистике. Уэсли рассказал Марино о клейкой ленте и «флоридской пробке». Мы обсудили эту тему, но вскоре беседа угасла. Принесли пирог, Марино расправился с ним и снова закурил. Идей по поводу огнестойкой ярко-оранжевой ленты и древесной сердцевины у него было не больше, чем у нас.
— Вот ведь чертовщина, — повторил он уже не в первый раз. — Что ж за хренота такая — хоть бы что-нибудь близкое, к чему эти штуки притянуть.
— Ну, — сказал Уэсли, думая, по-видимому, о чем-то другом, — лента довольно-таки необычная, так что кто-нибудь из местных должен ее вспомнить — если она, конечно, отсюда. Но если и нет, уверен, ее происхождение удастся отследить. — Он отодвинулся от стола.
— Это оставьте мне, — сказала я, беря счет.
— «Американ экспресс» здесь не принимают, — предупредил Марино.
— Сейчас без десяти два. — Уэсли поднялся с места. — Встретимся в отеле в шесть и обсудим план дальнейших действий.
— Не хотела тебе напоминать, — сказана я, — но мы живем в мотеле, а не в отеле, и на данный момент ни мне, ни тебе добираться туда не на чем.
— До мотеля я тебя подкину, а там должна ждать твоя машина. Кстати, Бентон, тебе тоже тачку организуем, если нужно, — заявил Марино таким тоном, как будто уже стал новым шефом полиции городка, если не мэром.
— Я пока и сам не знаю, что мне может понадобиться, — ответил Уэсли.
В тот же день я отправилась проведать детектива Мота. Состояние его стабилизировалось, его перевели в отдельную палату, но все еще держали под наблюдением. Я не особо ориентировалась в городе, поэтому пришлось довольствоваться тем небогатым ассортиментом цветов в охлаждаемых витринах, которым располагал магазинчик при больнице.
— Детектив Мот? — окликнула я, не решаясь войти в палату.
Он дремал, вытянувшись на кровати и не обращая внимания на орущий телевизор.
— Эй, — произнесла я чуть громче.
Открыв глаза, он спросонок не сразу понял, кто я такая, но, узнав, широко улыбнулся, будто только меня и ждал все это время.
— Господи помилуй, никак доктор Скарпетта. Вот уж не думал, что вы все еще в наших краях.
— Извините, что цветы не очень удачные — тут внизу выбирать особо не из чего. Поставлю вот сюда, ладно?
Я отнесла невзрачные хризантемы и маргаритки в пузатой зеленой вазе к тумбочке, с грустью отметив, что единственный стоявший там букет был еще более жалким, чем мой.
— Тут вот стул, присядьте на минутку, поболтаем.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я.
Мот побледнел и осунулся. С какой-то беспомощностью в глазах он бросил взгляд на чудесный осенний пейзаж за окном.
— Стараюсь, как говорится, плыть по течению, — ответил он. — Не знаю, как оно там дальше пойдет, но сейчас вот подумываю заняться тем, что мне по душе, — буду себе рыбачить потихоньку, столярничать. Давно мечтал соорудить какую-нибудь хибарку в глуши, поселюсь там. Еще я тросточки из липы мастерю здорово.
— Детектив Мот, — нерешительно спросила я, боясь разволновать его, — а коллеги вас навещают?
— Ну а как же, — ответил он, не отводя глаз от яркой синевы неба. — Забегали ребята пару раз, звонили.
— И что вы думаете о том, как продвигается расследование?
— Не слишком мне все это нравится.
— Почему?
— Ну, перво-наперво, потому что сам-то я в стороне остался. Ну и потом, как я понял, каждый в свою сторону тянет. Вот я и переживаю.
— Вы занимались делом с самого начала, — напомнила я. — И Макса Фергюсона, должно быть, хорошо знали.
— Видать, не так уж хорошо.
— Вам известно, что он под подозрением?
— Слыхал. Ребята мне все рассказали.
От солнца его глаза стали водянисто-прозрачными. Он несколько раз моргнул, смахивая слезы, выступившие не то от яркого света, не то от нахлынувших эмоций, и снова заговорил:
— Еще я слыхал, что Крида Линдси чуть не с собаками ищут. По мне, как-то не по-людски получается что с тем, что с другим.
— Что вы имеете в виду? — спросила я.
— Ну подумайте сами, доктор Скарпетта, — Макс умер, и в свою защиту сказать ничего не может.
— Не может, — согласилась я.
— А Криду, даже будь он здесь, такая задача и вовсе не под силу.
— Где же он?
— Слыхал, пустился в бега, и это уж не в первый раз. То же было, когда тот парнишка попал под машину и погиб. Все тогда решили, что это дело рук Линдси. Он пропал, потом вдруг снова объявился — да и куда ему еще деваться. После того случая он не вылезает из местного «Гарлема», как у нас его когда-то называли, напивается там вусмерть.
— А где он живет?
— В сторону от дороги на Монтрит, на Радужной горе.
— Боюсь, мне это ни о чем не говорит.
— Как к воротам в Монтрит подъезжать, повернете направо, где дорога в гору идет. Раньше там вообще дыра была, жили одни — ну, деревенщина, как вы бы их назвали. Но за последние двадцать лет кто поуезжал, кто помер, так что теперь вот поселились такие, как Крид. — Мот на минуту замолчал — мысли его блуждали где-то далеко. — Его дом вы сразу заметите — под горкой, у дороги. У него на веранде еще стиральная машина ржавая стоит, а мусор он выбрасывает прямо в лес, с заднего крыльца. — Он вздохнул. — С соображалкой у него всегда было туго, тут и говорить нечего.
— Что вы имеете в виду?
— Да то и имею… Пугается он, если не понимает чего-то, а сейчас как раз такой случай.
— По-вашему, он не причастен к смерти девочки? — спросила я.
Мот прикрыл глаза. Монитор над кроватью показывал ровный ритм сердцебиения, шестьдесят шесть ударов в минуту. Детектив выглядел очень усталым.
— Да, мэм, я и на секунду бы его не заподозрил. Но почему-то же он все-таки удрал, и вот это не выходит у меня из головы.
— Вы же сказали, что он напуган, — вполне веская причина.
— Чует мое сердце, здесь другое что-то. Да только что сейчас проку голову ломать — сделать-то я все одно ничего не могу. Не выстроятся же тут у меня перед дверью все, от кого можно что дельное узнать.
Я не хотела спрашивать, но решила, что это необходимо.
— А капитан Марино? С ним вы не общались?
Мот посмотрел на меня.
— Заходил как-то, принес бутыль бурбона. Я вон туда прибрал, в шкафчик. — Он выпростал руку из-под одеяла и указал пальцем.
Некоторое время мы сидели молча.
— Знаю, что пить мне теперь нельзя, — добавил он.
— Вам следует слушать врачей, лейтенант. Теперь вам предстоит жить с этим, а значит, необходимо отказаться от всего, что довело вас до инфаркта.
— И с куревом тоже придется завязать.
— Вы сможете. Я тоже не думала, что у меня получится.
— Тянет небось?
— К тому, как я себя тогда чувствовала, не тянет точно.
— Так это из-за любого дурмана паршиво себя чувствуешь, но штука-то совсем в другом.
Я улыбнулась.
— Да, все еще тянет. Но теперь уже меньше.
— Питу я так и сказал — не дай Бог и он, как я вот, в больничке будет валяться. Но ему не втолкуешь.
Я с ужасом вспомнила, как пыталась вернуть к жизни Мота, лежавшего на полу и уже посиневшего. То, что Марино ждет тот же исход, не вызывало у меня сомнений — это был лишь вопрос времени. Я подумала о сегодняшней встрече в ресторане, об отбивных, новом костюме и машине, о его странном поведении. Такое впечатление, что он решил, будто вовсе не хочет меня знать, и поэтому старается казаться кем-то другим, неузнаваемым.
— Думаю, Марино просто заработался. Дело такое, что требует напряжения всех сил, — запинаясь, пробормотала я.
— И миссис Стайнер ни о чем другом сейчас и думать не может, да оно и понятно. Будь я на ее месте, тоже, наверное, отдал бы все, что мог.
— А что она отдала? — спросила я.
— У нее ведь денег порядком, — сказал Мот.
— Я догадываюсь. — Мне вспомнился ее автомобиль.
— Она оказала большую помощь следствию.
— Помощь? — переспросила я. — Какую именно, о чем вы?
— Машины — та, на которой Пит разъезжает, например. За них же кто-то должен был заплатить.
— Я думала, они куплены на пожертвования от местного бизнес-сообщества.
— Ну, оно конечно, после миссис Стайнер и другие подтянулись. Все в округе за нее переживают, да и само убийство у людей из головы не идет — никому не хочется, чтобы еще чей-нибудь ребенок пострадал. Я такого за все двадцать два года, что в полиции проработал, не упомню. Ну надо сказать, конечно, и дела такого на моей памяти тоже не было.
— Она действительно оплатила мой автомобиль? — сказала я, с трудом сохраняя ровный тон и не показывая своих эмоций.
— Обе машины от нее, а прочие скинулись на оборудование — ну, там, мигалки, рации, сирены.
— Детектив Мот, — напряженно спросила я, — какую сумму миссис Стайнер передала отделению полиции?
— Тысяч пятьдесят.
— Пятьдесят? — Я не верила своим ушам. — Пятьдесят тысяч долларов?
— Именно так.
— И что, все считают это нормальным?
— Что ж тут такого? Несколько лет назад электрическая компания нам так же машину оплатила, когда им надо было, чтобы мы за трансформаторной будкой приглядывали. А во всяких магазинчиках и кафешках, которые допоздна работают, нам кофе бесплатно наливают, так что мы туда хоть днем, хоть ночью приедем, если понадобится. Тут вся штука в том, что люди помогают нам, а мы помогаем им. И если не злоупотреблять, все идет как надо.
Его твердый взгляд был по-прежнему направлен прямо на меня, а руки мирно покоились поверх одеяла.
— Думаю, в большом городе вроде Ричмонда на этот счет правил побольше.
— Любое пожертвование в пользу полицейского управления Ричмонда свыше двух с половиной тысяч долларов должно быть санкционировано ОП, — объяснила я.
— Я даже не знаю, что такое ОП.
— Особое постановление, принятое городским советом.
— Надо же, какие сложности.
— И тому есть вполне очевидные причины.
— Что ж, наверное, — произнес Мот. Разговор его утомил — видимо, он еще не привык к тому, что не может более доверять собственному телу.
— А на что еще пошли эти пятьдесят тысяч, помимо машин? — спросила я.
— Городу нужен новый шеф полиции. Мне, правду сказать, это не особо по нутру, потому как раньше я тут, считай, и был за главного. Но даже если я еще на что-то и сгожусь, все равно пора уступить место кому-то поопытнее — жизнь теперь не то что раньше.
— Понятно, — протянула я. Ситуация наконец прояснилась, но дело принимало крайне тревожный оборот. — Надо, наверное, дать вам отдохнуть.
— Рад был вас повидать.
Он до боли сжал мою руку, и я ощутила владевшее им безнадежное уныние. Даже если бы Мот сам в полной мере осознавал свои чувства, он, наверное, не смог бы объяснить, чем они вызваны. Тот, кто испытал на себе близость смерти и знает, что однажды его черед все же наступит, уже никогда не станет прежним.
Прежде чем вернуться в мотель, я направилась к Монтриту. Миновав ворота, я развернулась и выбралась через вторую арку обратно на дорогу, пытаясь сообразить, что же мне предпринять. Свернув на обочину, я остановилась. Немногочисленные автомобилисты, проезжавшие мимо, должно быть, принимали меня за очередную туристку, разыскивавшую дом Билли Грэма. С места, где я стояла, открывался отличный вид на поселок, в котором жил Крид Линдси, — можно было даже разглядеть его дом, который легко определялся по белому прямоугольнику допотопной стиральной машины на веранде.
Радужная гора наверняка получила свое имя в такой же погожий октябрьский вечер. Листья всех оттенков желтого, оранжевого и багряного полыхали пожаром в закатных лучах солнца и густо рдели в тени, наползавшей на овраги и лощины. До наступления темноты оставалось всего около часа. Внезапно я заметила дымок, струившийся из скособоченной кирпичной трубы на крыше Крида, и решила отправиться к дому.
Развернувшись задним ходом прямо через проезжую часть, я выехала на другую полосу и свернула на узкую разбитую грунтовку. В клубах рыжей пыли, поднимавшейся за автомобилем, я приближалась к самому, наверное, неприглядному поселку в стране. Дорога, по-видимому, шла до самой вершины холма и там просто обрывалась. По сторонам были разбросаны древние трейлеры с покатыми крышами и ветхие бревенчатые или дощатые некрашеные лачуги, крытые толем и жестью. У домов стояли несколько старых пикапов и что-то неизвестной мне марки с кузовом «универсал» странного изумрудного цвета.
Перед домом Линдси, под деревьями, было пустое пространство, где он, по-видимому, обычно ставил свою машину. Я припарковалась и заглушила двигатель. Некоторое время я просто сидела в машине и смотрела на убогое жилище с полуразвалившейся верандой. Кажется, внутри горел свет, или, может, садящееся солнце так отражалось в окнах. Я пыталась сообразить, умно ли я поступаю, и раздумывала о жившем здесь человеке, который подметал в школе полы и выбрасывал мусор, продавал детям коричные зубочистки и как-то подарил Эмили букетик полевых цветов.
Отправляясь сюда, я прежде всего хотела выяснить, как расположено жилище Крида по отношению к пресвитерианской церкви и озеру Томагавк. На некоторые вопросы ответы я получила, но возникли новые. Я не могла просто так уехать от якобы покинутого владельцем дома, в котором тем не менее топился очаг. Мне не давали покоя слова Мота, и я, конечно же, не забыла о найденных на месте убийства леденцах. Они-то и были главной причиной, по которой меня интересовал уборщик по имени Крид.
На мой настойчивый стук в дверь никто не вышел, хотя мне показалось, что кто-то там, внутри, двигается, и я чувствовала, что за мной наблюдают. Оклики тоже остались без ответа. Слева от меня было грязное, пыльное окно без сетки, сквозь которое в свете небольшой лампы, стоявшей на столе, виднелись только полоска темного дощатого пола и кусочек деревянного стула.
Конечно, зажженная лампа еще не означала, что дома кто-то есть, однако изнутри отчетливо тянуло дымом, а на веранде возвышалась груда свеже-наколотой щепы для растопки. Я постучала снова, и деревянная дверь слегка подалась под моей рукой — похоже, попасть внутрь не составило бы труда.
— Эй! — позвала я. — Есть здесь кто?
В ответ послышался только шум ветвей на ветру. В тени дома с проржавевшей крышей и погнутой телевизионной антенной, состоявшего, по-видимому, всего из одной или двух комнат, было довольно прохладно. Сквозь свежесть осеннего воздуха пробивался слабый запах гнили, плесени и разложения. Под деревьями с другой стороны хибары лежал накопившийся за много лет мусор, по счастью, частично скрытый палой листвой. В основном на глаза попадались рваные бумажные пакеты, пластиковые бутылки из-под молока и стеклянные, с выцветшими этикетками, — из-под колы.
Судя по всему, владелец жилища в последнее время отступил от своей «милой» привычки выбрасывать отходы прямо с заднего крыльца — мусор не выглядел свежим. За этим наблюдением я на секунду отвлеклась и вдруг почувствовала, что позади меня кто-то есть. Ощущение чьего-то взгляда на затылке было таким острым, что у меня мурашки пробежали по телу. Я медленно обернулась.
На дороге, позади моей машины, откуда-то из сгущающихся сумерек появилась девочка. Она замерла на месте с настороженностью дикой лани, пристально следя за мной. По сторонам тонкого бледного личика свисали тусклые каштановые волосы, глаза слегка косили. Ее напряженная неподвижность и длинные тонкие ноги подсказали мне, что стоит спугнуть ее неосторожным словом или движением, как она тут же сорвется с места и только я ее и видела. Девчушка все продолжала смотреть на меня, а я смотрела на нее, как бы признавая необходимость такого взаимного разглядывания. Прошла, казалось, вечность, прежде чем она слегка изменила позу и перестала казаться живым изваянием. Я решилась заговорить.
— Ты мне не поможешь? — произнесла я мягко, но без заискивания.
Она сунула руки без перчаток в карманы темной шерстяной куртки, на несколько размеров меньшей чем нужно. Кроме куртки, на ней были мятые штаны цвета хаки, подвернутые на щиколотках, и порыжевшие от времени кожаные ботинки. На вид она казалась лет тринадцати-четырнадцати, но я могла и ошибиться.
Дата публикования: 2014-11-29; Прочитано: 175 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!