Патрисия Корнуэлл 22 страница

Руди и Люси переглядываются.

– Об этом кто‑нибудь знал? – спрашивает Люси.

– Думаю, все, с кем общалась моя мама. Она любила поговорить, в отличие от отца.

– Где находится Голландская заводь? – спрашивает Люси.

– Около озера Морепа, недалеко от Блайнд‑ривер.

– Ты могла бы сейчас показать это место?

– Зачем? – Ник непонимающе смотрит на Люси.

– Просто ответь на вопрос, – она легонько касается руки Ник.

Та кивает, не отводя взгляд.

– Хорошо, – Люси продолжает смотреть ей в глаза, – тогда завтра. Ты когда‑нибудь летала на вертолете?

– Все, я пошел, выжат, как лимон, – Руди поднимается с кресла.

Он знает. Где‑то в глубине души он принимает это. Но не хочет смотреть.

Встретившись с ним глазами, Люси осознает, что он все понимает, но никогда не поймет до конца.

– Увидимся утром, Руди.

Он уходит. Его легкие шаги слышны на лестнице.

– Только не нужно безрассудства, – говорит Люси. – Мне кажется, ты склонна к этому.

– Я проводила свои операции, – признается Ник. – Одевалась как потенциальная жертва. У меня как раз такой типаж.

Люси внимательно на нее смотрит, оценивая, словно не делала это весь вечер.

– Да, со светлыми волосами, стройная, производишь впечатление умного человека. Но ты не могла стать жертвой. От тебя исходит другая энергия, более мощная. Хотя, с другой стороны, это могло только подстегнуть убийцу, раззадорить его.

– Я все делала неправильно, – упрекает себя Ник. – Больше всего на свете я хочу, чтобы его поймали, но, признаю, я слишком агрессивна, упряма, напрасно подвергаю себя опасности только потому, что рабочая группа не желает видеть во мне настоящего копа.

Даже несмотря на то, что я единственная, кто обучался в лучшей Американской Академии судебной экспертизы, и кого обучали самые лучшие, включая твою тетю.

– Ты замечала что‑нибудь подозрительное во время этих твоих операций?

– Я была в «Уол‑Марте», откуда пропала Кэтрин, всего за несколько часов до ее похищения. До сих пор думаю об этой женщине на стоянке, она как‑то странно себя вела, упала, сказав, что подвернула ногу. Что‑то меня насторожило, и я не стала ей помогать, словно внутренний голос велел не трогать ее. У нее был страшный взгляд. Она назвала меня ягненком. Меня по‑разному называли, но ягненком... Думаю, какая‑нибудь бездомная психопатка.

– Опиши ее, – Люси пытается оставаться спокойной, не подгонять факты под дело, не делать поспешных выводов.

Ник описывает женщину:

– Знаешь, самое странное это то, что она была похожа на женщину, которую я перед этим видела в магазине. Она копалась в дешевом белье и, кажется, украла несколько вещей.

Теперь Люси не на шутку разволновалась.

– Никому и в голову не приходило, что убийцей или сообщницей убийцы могла быть женщина. Бев Киффин, – говорит она.

Ник делает себе еще кофе. У нее дрожат руки, наверное, из‑за кофеина.

– Кто такая Бев Киффин?

– Она в десятке самых опасных преступников, разыскиваемых ФБР.

– О боже! – Ник садится на диван, на этот раз ближе к Люси. Ей хочется быть к ней поближе, она сама не знает почему. Но от Люси исходит какая‑то сила, притягательная сила.

– Пообещай мне, что не предпримешь ничего одна, – говорит Люси. – Считай, что ты в моей рабочей группе, ладно? И мы все делаем вместе, моя тетя, Руда, Марино.

– Обещаю.

– Ты же не хочешь наткнуться на Бев Киффин. Она наверняка отвозит похищенных женщин своему дружку, Джею Талли, номеру один в списке разыскиваемых ФБР.

– Они прячутся здесь? – Ник не может в это поверить. – Двое таких известных преступников прячутся здесь?

– Лучшего места не найти. Ты сказала, что у твоего отца есть рыбацкая хижина, в которой он не был с тех пор, как убили твою маму. Она еще цела? Могла Шарлотта Дард знать о ней?

– Папа ее так и не продал, должно быть, там все уже сгнило. Миссис Дард могла знать о хижине, ведь у моей мамы в магазинчике было столько всякого хлама. Она любила старое обветренное дерево, рекомендовала его для облицовки камина, внешних балок, для чего угодно. Особенно ей нравились массивные сваи, на которых строят рыбацкие хижины. Не знаю, что она рассказывала миссис Дард, но она всем доверяла, была уверена, что у каждого человека есть хорошие качества. Если честно, она слишком много говорила.

– Ты можешь показать, где находится хижина твоего отца?

– В Голландской заводи, недалеко от Блайнд‑ривер. Я могу показать.

– С воздуха?

– Думаю, да, – кивает Ник.

Бентон оставил свой «ягуар» на стоянке возле церкви. Меньше полумили отделяют его от поместья Дардов, до которого предстоит добираться пешком, по мокрому от дождя шоссе. Каждый раз, когда приближается машина, Бентон сбегает с дороги и прячется за деревьями, чтобы его не увидели. Человек, одетый во все черное, шагающий один по дороге в проливной дождь привлечет к себе нежелательное внимание. Кто‑нибудь может, остановиться, подумав, что у него сломался автомобиль.

Бентон видит ворота, мимо которых проезжал вчера. Он сворачивает в лес, осторожно пробирается вглубь. На его счастье, лес стоит влажный и молчаливый, ни одна веточка не трещит под ногами. Наконец перед ним возникает поместье. Вчера, когда Бентон исследовал окрестности, он не отважился зайти далеко в лес, потому что было темно, а использовать фонарь он не мог. Однако он все‑таки перелез через забор, перепачкав, естественно, джинсы и куртку ржавчиной. Эта еще одна причина, по которой он снова надел сегодня эту одежду.

Интересно, изменилось ли это место с тех пор, как он последний раз приходил сюда? Трудно сказать, вчера было слишком темно. Бентон бросает камешек в кусты перед крыльцом, но датчики движения не срабатывают, он пробует еще раз – ничего. Если они еще функционируют, то сегодня утром их заметить практически невозможно, несмотря на то, что небо затянули тучи. Раньше за территорией наблюдали десятки камер, но Бентон не собирается проверять, станут ли они наблюдать за ним теперь, поворачиваясь на каждое движение, словно живые.

Около дома припаркованы две машины: белая «вольво» старой модели и «мерседес 500 АМС», которого вчера не было. Бентон не знает, кому он принадлежит, а возможности запросить данные на «мерседес» с луизианскими номерами у него нет. К тому же это отнимет драгоценное время. «Вольво» принадлежит Эвелине Гидон, по крайней мере, принадлежала шесть лет назад. Увидев, как открывается дверь, он быстро прячется за толстым ветвистым деревом, с которого стекают капли дождя. Благодаря Бога за то, что на нем черная одежда, Бентон осторожно крадется к дому.

На крыльцо выходит Уэлдон Винн, генеральный прокурор штата. Он располнел с тех пор, как Бентон последний раз видел его, но остался таким же громогласным. Наблюдая, как он спускается по ступенькам, Бентон обдумывает ситуацию. Он не планировал, что здесь окажется прокурор, но в какой‑то мере это даже хорошо. Это означает, что Жан‑Батист Шандонне искал или будет искать убежища в Батон‑Руж, преступном оплоте своей семьи, в усадьбе, погрязшей в коррупции. О страшном секрете не знает никто, потому что люди, замешанные в этом, либо верны тайне, либо мертвы.

Бентон, например, мертв.

Он презрительно смотрит, как прокурор идет по мощеной булыжником дорожке к старому строению с темной готической дверью. Дверь ведет в винный погреб, старинную пещеру, которая представляет собой запутанную систему длинных туннелей, вырытых когда‑то рабами. Как только Винн исчезает за этой дверью, Бентон начинает медленно продвигаться вперед, поглядывая то на дом, то на дверь винного погреба. Пот струится по его лицу. Следующий ход – самый рискованный. Он резко выпрямляется, поворачивается к дому спиной и, как ни в чем не бывало, идет в сторону погреба. Если кто‑нибудь увидит из окна человека в черном, то наверняка примет за одного из друзей Шандонне. За толстой дубовой дверью Бентон с трудом различает голоса.

Мысли об Элберте Дарде не дают Скарпетте покоя. Она представляет шрамы на его худеньком тельце, прекрасно понимая, как трудно избавиться от привычки увечить себя. Если он не перестанет это делать, то снова и снова будет попадать в психиатрическую лечебницу, пока не станет похожим на больных, чей диагноз оправдывает их пребывание в этом заведении.

Элберт Дард не нуждается в госпитализации, ему нужна другая помощь. Ему нужен кто‑то, кто хотя бы попытается выяснить, что случилось с ним год назад, почему он замкнулся в себе. Он так старается подавить чувства или какие‑то воспоминания, что только боль может принести временное освобождение и заставить его вернуться к нормальной жизни. Скарпетта вспоминает, как он отстраненно играл в свои картинки в самолете, картинки с изображением топоров и монстров. Вспоминает, как он расстроился, узнав, что все его бросили, и никто не встречает в аэропорту. Наверняка, это случилось не в первый раз.

С каждой минутой ее неприязнь к людям, которые должны о нем заботиться, растет, она очень беспокоится за него.

Скарпетта пьет горячий черный кофе в домике для гостей и смотрит на бумажку с номером телефона Дардов. Она записала номер, когда они с Элбертом ждали его тетю, которая не собиралась его забирать, а подстроила все так, чтобы об Элберте позаботилась Скарпетта. Возможно, это была ловушка, чтобы заманить Скарпетту в дом и выяснить, что она знает о смерти Шарлотты. Как, наверное, радуется сейчас миссис Гидон, поняв, что Скарпетте ничего не известно. Она набирает номер. Как ни странно, к телефону подходит Элберт.

– Мы сидели вместе в самолете, помнишь? – произносит она.

– Привет! – в его голосе смешивается удивление и радость. – А тетя сказала, что ты не позвонишь.

– Где она?

– Не знаю. Она ушла.

– Уехала на машине?

– Нет.

– Я о тебе думала, Элберт, – говорит Скарпетта. – Я все еще в городе, но скоро уезжаю. Можно мне заехать к тебе ненадолго?

– Сейчас? – кажется, эта идея ему очень нравится. – Ты специально приедешь ко мне?

– Можно?

Он с радостью соглашается.

Осторожно приоткрыв дверь в винный погреб, Бентон прижимается к стене. Курок его «зиг‑зауэра» взведен, он держит пистолет наготове.

Внизу лестницы слышен приглушенный разговор.

– Ты что, не закрыл ее? – раздается мужской голос.

Кто‑то, скорее всего, Уэлдон Винн, подходит к двери, чтобы закрыть ее. В этот момент Бентон с силой толкает дверь вперед, она распахивается настежь, сбивая прокурора с лестницы. Тот ошеломленно лежит на каменном полу, корчась от боли. У его собеседника есть лишь доля секунды, чтобы перепрыгнуть через несколько ступенек и скрыться, что он и делает. Бентон слышит удаляющийся торопливый бег. Может, это Жан‑Батист? Теперь ему не скрыться – у пещеры есть вход, но нет выхода.

– Вставай, – обращается Бентон к Винну. – Медленно.

– Я не могу. Кажется, я что‑то сломал себе, – Винн смотрит, как Бентон, закрыв дверь, спускается по лестнице. Его пистолет все еще направлен в грудь Винну.

– Плевать я хотел, что ты не можешь, – говорит Бентон. – Вставай.

Бентон снимает бейсболку, швыряет ее Винну. Проходит какое‑то время, прежде чем тот начинает его узнавать. Винн бледнеет как полотно и с ужасом смотрит на Бентона, открыв рот. Кажется, он запутался в собственном пальто.

– Нет, это не ты, – бормочет он. – Это невозможно!

Все это время Бентон вслушивается в тишину пещеры, тщетно пытаясь уловить хоть какой‑нибудь звук.

Узкое сумрачное пространство освещает одинокая тусклая лампочка на потолке, покрытая паутиной. В глубине можно заметить старинный кипарисовый стол с многочисленными красными кругами на поверхности. Сколько бутылок вина выпито здесь! Стены из голого камня, к одной из стен, слева от Бентона, прикреплены четыре железных кольца, старинных, отполированных так, что ржавчины на них почти не осталось. На полу валяется моток желтой нейлоновой веревки и адаптер.

– Вставай, – повторяет Бентон. – Кто еще здесь? С кем ты только что разговаривал?

Вдруг Уэлдон Винн выхватывает из‑под пальто пистолет и перекатывается на живот.

Но не успевает он прицелиться, как раздаются два выстрела. Бентон попадает ему в грудь и в голову. Каменный пол приглушает выстрелы.

Веса Марино достаточно, чтобы замедлить скорость самолета на пять узлов.

Но сейчас это не имеет значения, потому что в такую погоду Люси все равно не стает разгоняться. Слишком велика опасность влететь в очередную антенну, которых здесь прорва, и которые каждые пять минут появляются из тумана, словно по волшебству. На расстоянии заметить их невозможно, поэтому Люси приходится быть осторожной. С тех пор как двадцать минут назад они вылетели из Батон‑Руж, погода еще больше ухудшилась.

– Мне это не нравится, – Люси слышит в наушниках недовольный голос Марино.

– Ты тут не один летишь. Расслабься и наслаждайся полетом. Могу я вам что‑нибудь предложить, сэр?

– Черт, как насчет парашюта?

Люси улыбается. Они с Руди продолжают сканировать воздушное пространство.

– Не возражаешь, если я передам тебе управление на минутку? – обращается она к Руди, ожидая реакции Марино.

– Эй, вы что, издеваетесь? – кричит тот.

– Ай, – Люси выключает звук в наушниках и передает управление Руди. – Корабль твой, – произносит она стандартную фразу, означающую, что вертолетом управляет второй пилот.

Нажав кнопку на часах, она переключает внешний дисплей на режим хронографа.

Ник никогда не летала на вертолете.

– Пожалуйста, прекратите, – говорит она Марино. – Если не с ними, то с кем еще можно чувствовать себя в безопасности? Кроме того, вероятность быть сбитым машиной намного больше, чем потерпеть катастрофу из‑за плохой погоды.

– Что за бред. Здесь нет никаких машин. И было бы весьма любезно с твоей стороны не произносить больше слово «катастрофа».

– Внимание, – обращается ко всем Люси. Она больше не улыбается. – Мы, кажется, на месте, – говорит она, изучая данные системы позиционирования.

Снизившись до ста метров и уменьшив скорость до восьмидесяти узлов, она замечает внизу очертания озера Морепа. Они летят прямо над водой. Слава богу, над озером и впадающими в него речушками нет никаких антенн. Она еще больше замедляет скорость. Руди наклоняется вперед, пытаясь различить вдалеке берег.

– Ник? – спрашивает Люси. – Ты меня слышишь?

– Да, – тут же раздается голос Ник.

– Узнаешь что‑нибудь?

Люси сбрасывает скорость до шестидесяти узлов. Если сбросить больше, вертолет зависнет в воздухе, но при такой плохой видимости этого лучше не делать.

– Ты можешь немного вернуться, чтобы мы смогли найти Блайнд‑ривер? – спрашивает Ник. – Голландская заводь отходит от нее прямо к озеру.

– В каком направлении? – Люси осторожно разворачивает вертолет. Идея снова лететь над землей совсем ее не пугает, вчера ей хватило ума отметить расположение всех возможных препятствий.

– Ну, если следовать по реке в направлении озера, – произносит Ник после краткой паузы, – то Голландская заводь будет справа.

Вернувшись немного назад, Люси разворачивает вертолет и снова летит над водой.

– Вот она, – говорит Ник. – Это река. Видите, она уходит влево? Если бы мы летели выше, было бы лучше видно.

– Неважно, – говорит Руди.

– Думаю... да! – Ник взволнована. – Вот он, этот узкий пролив. Видите? Справа. Это Голландская заводь. До рыбацкой хижины еще около мили. Она будет слева.

Атмосфера накаляется. Руди достает из кобуры пистолет. Люси глубоко вздыхает, стараясь не показывать возбуждения. Она спускается до тридцати метров, летит прямо над заводью, густо заросшей кипарисами. В тумане они кажутся темными и зловещими.

– На такой высоте они уже нас слышат, – спокойно говорит Люси, пытаясь собраться с мыслями. Ситуация стремительно превращается в опасную авантюру.

Внезапно перед ними возникает старая полуразвалившаяся хижина. К причалу привязана белая лодка, которая разительно отличается от окружающего пейзажа.

– Ты уверена? Уверена? – кричит Люси, заводя вертолет над хижиной. Громкий голос выдает ее волнение.

– Да! Я узнаю крышу! Папа делал ее из синего металла, он все еще виден! То же крыльцо и дверь!

Люси снижается до пятнадцати метров, разворачивает вертолет так, чтобы лодка оказалась со стороны Руди, и зависает в воздухе.

– Стреляй! – кричит Люси.

Открыв окно, Руди без остановки стреляет в дно лодки. Неожиданно дверь хижины распахивается, и на причал выбегает Бев Киффин с пистолетом. Люси увеличивает обороты винта, чтобы скорость стала больше.

– Пригнитесь! Но оставайтесь на местах!

Руди уже перезарядил пистолет. Хотя задние сиденья расположены прямо над баком с горючим, Люси не волнуется. Топливо, которым заправлен ее вертолет, не так воспламеняемо, как бензин, поэтому единственное, что могут сделать пули – продырявить бак, и вертолет останется без горючего.

Руди высвобождает надувные баллонеты.

Пистолет Бев с сильной отдачей и вставными магазинами, она стреляет семь раз подряд. Пули задевают стекла, корпус, ударяются о лопасти и обшивку. Люси быстро сбрасывает скорость и снижает вертолет. Начинают мигать лампочки, различные сигналы сообщают о повреждениях. Нажав на правую педаль, Люси разворачивается по ветру. Места для посадки нет, вокруг только густые заросли осоки. Она дергает клапан, и спасательный жилет с громким свистом надувается. Вертолет наклоняется в сторону, Люси яростно пытается его выровнять, понимая, что баллонеты задело пулей.

Посадка получается довольно жесткой, срабатывают аварийные датчики, вертолет врезается в густую траву и темную грязную воду, тяжело накреняясь вправо. Люси открывает дверь и выглядывает наружу, два из трех баллонетов задели пули, но возгорания нет. Руди выключает мотор, все ошеломленно сидят несколько минут, молчат и вслушиваются в неожиданную тишину. Вертолет продолжает накреняться вправо, погружаясь в грязь. Не более чем в ста метрах от них уходит на дно лодка, последний раз показав над водой нос.

– По крайней мере, она никуда не убежит, – Руди снимает наушники.

– Пошли, – Люси активирует аварийный датчик на часах, – не можем же мы тут сидеть.

– Почему это, я могу, – отвечает Марино.

– Ник? – Люси оборачивается. – Ты не знаешь, здесь глубоко?

– Не очень, иначе не росла бы осока. Вся проблема в этой грязи, думаю, можно провалиться по колено.

– Я никуда не пойду, – говорит Марино. – Зачем? Лодка утонула, она все равно никуда не уйдет. У меня нет желания стать завтраком аллигатора или какой‑нибудь болотной змеи.

– Вот что мы можем сделать, – продолжает Ник, словно не слышит Марино, сидящего рядом. – Осока растет отсюда до самой хижины и вокруг нее. Я точно знаю, там неглубоко, потому что мы просто надевали высокие сапоги и ловили мидий.

– Так, я первая, – Люси открывает дверь.

В хижине громко лают собаки.

Главная проблема для Люси – толстый спасательный жилет, который не позволит ей приземлиться на обе ноги. Она затягивает ремни на сапогах, которые доходят ей до щиколотки, передает Руди свой «глок» и запасные магазины.

– Я пошла, – говорит Люси, стоя в дверном проеме, словно собираясь прыгнуть с парашютом.

Она приземляется на воду, провалившись ненамного выше сапог. Это хорошо: если шагать быстро, то глубже не провалиться. Люси подходит к вертолету, забирает у Руди свой пистолет и засовывает его за пояс. Магазины кладет в карман.

Все по очереди вылезают из вертолета, стараясь не уронить пистолеты и боеприпасы. Руди, затем Ник выпрыгивают с той же стороны, что и Люси. Марино, надувшись, сидит сзади.

– Ждешь, пока вертолет совсем перевернется? – громко говорит Руди. – Идиот! Вылезай!

Марино перебирается на переднее сиденье, бросает Руди свой пистолет и прыгает, но теряет равновесие и ударяется головой о баллонет. Чертыхаясь, он поднимается на ноги, весь покрытый грязью.

– Тихо! – говорит Люси. – На воде голоса очень хорошо слышно. Как ты?

Марино сердито вытирает руки рубашкой Руди, забирает у него свой пистолет. Сигналы обоих аварийных датчиков уже наверняка появились на радарах, и теперь их может засечь любой пилот, проверяющий эту частоту.

Они с трудом бредут по воде, высматривая змей, которые шуршат в густой траве. Оружие все держат наготове. Когда до хижины остается около ста футов, распахивается дверь и наружу с громкими воплями выскакивает обезумевшая Бев, яростно размахивая пистолетом.

Она даже не успевает прицелиться, как Руди стреляет.

Бах‑бах‑бах!

Бев падает на причал, глухо ударяется о полусгнившие доски, и скатывается в воду, недалеко от затонувшей лодки.

Дверь открывает Элберт Дард, его рубашка спереди запачкана кровью.

– Что случилось? – Скарпетта входит в дом.

Она присаживается на корточки и аккуратно приподнимает рубашку мальчика. На животе у него неглубокие порезы. Тяжело вздохнув, Скарпетта поправляет рубашку и поднимается.

– Когда ты это сделал? – она берет Элберта за руку.

– Когда она ушла и не вернулась. Потом он тоже ушел. Человек из самолета. Он мне не нравится!

– Твоя тетя не возвращалась?

Подходя к дому, Скарпетта заметила во дворе белый «мерседес» и старую «вольво» миссис Гидон.

– Пойдем, надо что‑то сделать с твоими порезами.

– Я не хочу с ними ничего делать, – качает он головой.

– А я хочу. И я доктор, пошли.

– Ты доктор? – ошеломленно произносит он, словно не представлял, что доктора могут быть женщинами.

Он ведет ее по лестнице в ванную, которую, как и кухню, давно не ремонтировали. Старомодная белая ванна, раковина и аптечный шкафчик, где Скарпетта находит йод, но не видит пластыря.

– Давай снимем твою рубашку, – она помогает ему снять ее через голову. – Ты у нас смелый? Я знаю, что смелый. Тебе же бывает больно, когда ты порежешься, правда?

Ее сердце сжимается, когда она замечает, как много шрамов у него на спине и плечах.

– Я ничего не чувствую, когда делаю это, – говорит он, с беспокойством наблюдая за тем, как она открывает пузырек с йодом.

– Боюсь, что это ты немножко почувствуешь, Элберт. Как будто комарик кусает, – она говорит неправду, как и все доктора в случаях, когда на самом деле должно быть ужасно больно.

Она быстро обрабатывает порезы. Элберт прикусывает губу, стараясь не заплакать, и машет на порезы руками, чтобы не так жгло.

– Ты очень смелый, – она опускает крышку унитаза и садится на нее. – Ты скажешь мне, почему начал это делать? Я знаю, что это началось несколько лет назад.

Он опускает голову.

– Мне ты можешь сказать, – Скарпетта берет его за руки. – Мы же друзья, правда?

Элберт медленно кивает.

– Эти люди пришли, – шепчет он. – Я слышал, как подъехали машины. Моя тетя вышла на улицу, и я тоже, только я спрятался. Она вытащили из машины ту женщину, и она пыталась кричать, но они ее связали, – он подносит руку ко рту, изображая кляп. – А потом они засунули ее в погреб.

– В винный погреб?

– Да.

Скарпетта вспоминает, как настойчиво миссис Гидон предлагала ей взглянуть на винный погреб. От страха по спине бегут мурашки. Она здесь, и неизвестно, кто еще здесь, кроме Элберта. Кто‑нибудь может появиться в любой момент.

– Один человек с той связанной женщиной был настоящий монстр, – его голос срывается от страха, – прямо как я видел в ужастиках по телевизору, с длинными волосами и острыми зубами. Я так боялся, что он заметит меня за кустами!

Жан‑Батист Шандонне.

– А потом моя собачка, Нестле. Она так и не вернулась! – Элберт начинает плакать.

Внезапно Скарпетта слышит, как внизу открывается дверь, и кто‑то заходит в дом.

– Здесь, наверху, есть телефон? – шепотом спрашивает его Скарпетта.

Элберт дрожащими руками вытирает слезы.

Скарпетта настойчиво повторяет свой вопрос, но он лишь с ужасом на нее смотрит и молчит.

– Беги в свою комнату и запри дверь!

Элберт трет порезы на животе, они снова начинают кровоточить.

– Беги! Только не шуми.

Он тихо выходит в коридор и сворачивает в свою комнату.

Несколько минут Скарпетта ждет, нервно прислушиваясь к шагам внизу, пока они не замирают. Похоже, тяжелые шаги принадлежат мужчине. Сердце Скар‑петты бешено колотится в груди, она слышит, что он направляется к лестнице. Он уже на первой ступеньке. Скарпетта быстро выходит из ванной, потому что не хочет, чтобы он, – она уверена, что это Жан‑Батист Шандонне – нашел Элберта.

На лестничной площадке она останавливается как вкопаная, изо всех сил вцепляется в перила, чтобы не упасть. При виде него сердце вот‑вот остановится. Скарпетта закрывает глаза и снова их открывает, ожидая, что призрак исчезнет. Затем начинает медленно спускаться с лестницы, все еще хватаясь за перила, и напряженно вглядывается в его лицо. В конце концов она опускается на ступеньку, ноги ее не держат.

Бентон Уэсли не двигается и внимательно наблюдает за Скарпеттой. В его глазах блестят слезы, которые он настойчиво смаргивает.

– Кто ты? – Скарпетта не узнает свой голос. – Это не ты.

– Это я.

Она начинает плакать.

– Пожалуйста, спускайся. Или хочешь, поднимусь я, – он не хочет прикасаться к ней, пока она не готова, пока он сам не готов.

Скарпетта встает и медленно идет вниз. Она останавливается перед Бентоном и пятится назад.

– Значит ты с ними, мерзавец. Проклятый мерзавец, – ее голос дрожит, она едва может говорить. – Теперь тебе придется пристрелить меня, потому что я все знаю. Я знаю, чем ты занимался все это время, пока я считала тебя мертвым. С ними! – она показывает на лестницу, словно кто‑то стоит там. – Ты один из них!

– Это не так, – говорит он.

Порывшись в кармане куртки, он достает сложенный лист бумаги и показывает его Скарпетте. Это конверт Национальной Академии Юстиции, копию которого показывал Марино. Конверт, в котором приходили письма от Шандонне ей и Марино.

Он кладет конверт на пол, чтобы она его видела.

– Нет, – выдыхает она.

– Пожалуйста, давай поговорим.

– Ты сообщил Люси, где находится Рокко. Ты знал, что она сделает!

– Ты в безопасности.

– И ты заставил меня увидеть его. Я никогда ему не писала. Это ты написал ему письмо, якобы от меня. Сказал ему, что я хочу прийти и заключить с ним сделку.

– Да.

– Почему? Зачем ты сделал это со мной? Почему заставил увидеть этого человека, этого отвратительного монстра?

– Ты только что назвала его человеком. Ты права, Жан‑Батист Шандонне человек, не монстр, не выдумка. Я хотел, чтобы ты посмотрела ему в глаза, прежде чем он умрет. Хотел, чтобы ты вернула себе силу.

– У тебя не было права так обращаться со мной, манипулировать моей жизнью!

– Ты жалеешь, что пошла?

Она молчит.

– Ты ошибся, – наконец произносит она. – Он не умер.

– Я не подумал, что если он увидит тебя, в нем проснется жажда жизни. Я должен был знать. Такие психопаты, как он, не хотят умирать. Он был приговорен к смерти в Техасе, он знал, что так случится, думаю, это ввело меня в заблуждение, и я подумал, он действительно хотел...

– Ты ошибся, – повторяет она. – У тебя было слишком много времени, черт возьми, чтобы играть в Бога. А теперь я не знаю, в кого ты превратился. В какого‑нибудь, какого‑нибудь...

– Да, я ошибся, я был неправ. Да, я превратился в машину, Кей.

Он произнес ее имя. Это потрясает ее до глубины души.

– Теперь ты в безопасности, – говорит он.

– Теперь?

– Рокко мертв. Уэлдон Винн и Джей Талли тоже.

– Джей?

– Сожалею, – тихо произносит Бентон, – если он тебе все еще небезразличен.

– Джей? – в воздухе повисает неловкая пауза. Ей кажется, что она вот‑вот упадет в обморок. – Небезразличен мне? Как ты можешь. Ты все знаешь?

– Больше, чем все, – отвечает он.

Они сидят на кухне за тем же столом в стиле «колода мясника», за которым она разговаривала с миссис Гидон, когда‑то очень давно, кажется, целую вечность назад.

– Я зашел слишком далеко, – говорит Бентон.

Они сидят друг напротив друга.

– Именно здесь, в этом доме, собирались главные игроки, приходили проворачивать свои грязные делишки. Рокко, Уэлдон Винн, Талли. И Жан‑Батист.

– Ты видел его?

– Много раз, – отвечает Бентон. – Здесь, в этом доме. Он находил меня забавным, говорил, что я обращаюсь с ним лучше, чем остальные. Гидон здесь всем заправляла, была такой же, как они.

– Была?

– Я видел, как Винн пошел в погреб, – после некоторого колебания говорит он. – Не знал, что остальные тоже там, подумал, может, Жан‑Батист прячется. А там оказалась она с Талли. У меня не было выбора.

– Ты убил их.

– У меня не было выбора, – повторяет Бентон.

Она кивает.

– Шесть лет назад со мной работал один агент – Минор, Рили Минор, якобы из этих мест. Так вот, он что‑то не то сделал, я даже не знаю, что. Но они его накрыли, – Бентон кивает в сторону винного погреба. – Комната пыток, где они заставляли людей говорить. Там на стене есть железные кольца, оставшиеся еще со времен рабства. Талли любил применять раскаленное железо и другие способы добывания информации. Быстро.