Глава двадцать третья. – Я выхожу из команды, Джерри

– Я выхожу из команды, Джерри.

– Почему, Струч? Я думал, тебе нравится футбол. У нас только стало получаться. Ты вчера так здорово принял пас.

Они шли к автобусу. Была среда – день, когда футбольной тренировки нет. Джерри не терпелось поскорее добраться до остановки. Все дело было в девушке – прекрасной, с волосами цвета кленового сиропа. Он видел ее там несколько раз, и она ему улыбалась. Однажды он подобрался к ней так близко, что смог прочесть на одном из учебников, которые она держала в руках, ее имя. Эллен Баррет. Когда‑нибудь он соберется с духом и заговорит с ней. Привет, Эллен. Или позвонит ей по телефону. Может, уже сегодня.

– Давай побежим, – сказал Стручок.

И они ринулись вперед корявой, неуклюжей рысью. Учебники мешали им бежать свободно и плавно, но даже такой бег, похоже, поднял Стручку настроение.

– Ты это серьезно насчет выхода из команды? – спросил Джерри. На бегу его голос звучал напряженно, заметно выше обычного.

– Я должен уйти, Джерри. – Стручок был рад, что его собственный голос ничуть не изменился.

Их ботинки стучали по тротуару.

– Да почему? – спросил Джерри.

Пора было сворачивать на Гейт‑стрит. На повороте Джерри резко прибавил скорости и вырвался вперед. Ну как ему объяснить, подумал Стручок.

Джерри оглянулся через плечо. Лицо у него покраснело от натуги.

– Почему, черт побери?

Чтобы поравняться с приятелем, Стручку хватило лишь небольшого ускорения. Он легко мог бы обогнать его.

– Ты слышал, что случилось с братом Юджином? – спросил Стручок.

– Его перевели, – ответил Джерри, выдавливая из себя слова, как зубную пасту из тюбика. Футбол помогал ему держаться в приличной форме, но он не был бегуном и не имел нужной сноровки.

– А я слышал, он на больничном, – сказал Стручок.

– Какая разница? – откликнулся Джерри. Он глубоко вдохнул ароматный осенний воздух. – Слушай, с ногами у меня нормально, но руки сейчас отвалятся. – В каждой руке у него было по два учебника.

– Беги, беги.

– Псих – вот ты кто.

Стручку было приятно это слышать.

Впереди показался перекресток Грин и Гейт. Видя, как устал Джерри, Стручок сбавил темп.

– Говорят, после того случая с его классом он так толком и не оправился. Говорят, он совсем сдал. Ни есть, ни спать не может. Такой шок.

– Брехня, – с трудом отозвался Джерри. – Струч, у меня все в груди горит. Сил больше нет.

– Я знаю, каково ему, Джерри. Знаю, что от такого можно по‑настоящему свихнуться. – Ветер дул ему и лицо, так что приходилось кричать. Они никогда не обсуждали разгрома класса номер девятнадцать, хотя Джерри знал, что Стручок к этому причастен. – Бывают люди, которые не переносят жестокости. И поступать так с человеком вроде Юджина было жестоко…

– Какая связь между братом Юджином и футболом? – спросил Джерри. Теперь он уже по‑настоящему задыхался – ему казалось, что его легкие вот‑вот разорвутся. Кроме того, с него ручьями лил пот, а руки нещадно ныли от тяжести книг.

Стручок включил тормоза, замедлил бег и вскоре остановился совсем. Джерри, отдуваясь, рухнул на обочину лужайки перед ближайшим домом. Грудь его ходила ходуном, как кузнечные мехи.

Стручок присел на бордюр, опустив ноги в сточную канавку, и уперся взглядом в палые листья, устилающие ее дно. Он пытался придумать, как объяснить Джерри связь между братом Юджином, хозяином разгромленного класса номер девятнадцать, и тем, что он сам не может больше играть в футбол. Он знал, что эта связь существует, но облечь ее в слова было трудно.

– Я вот о чем, Джерри. В этой школе есть что‑то гнилое. Хуже того. – Он поискал нужное слово и нашел его, но не хотел произносить. Оно не сочеталось с тем, что их окружало, с ярким октябрьским солнцем и погожим днем. Для этого слова больше подошли бы полночь и завывания холодного ветра.

– Стражи? – спросил Джерри. Он улегся на лужайку и смотрел в голубое небо, по которому спешили осенние облака.

– Они часть этого, – сказал Стручок. Ему опять захотелось бежать. – Зло, – сказал он.

– Что?

Бред. Джерри подумает, что он спятил.

– Ничего, – отметил Стручок. – В общем, я не смогу играть в футбол. Это личное, Джерри. – Он глубоко вздохнул. – И на соревнования по бегу весной не пойду.

Они помолчали.

– Да что с тобой стряслось? – наконец спросил Джерри с явной тревогой и участием в голосе.

– Ты посмотри, что они с нами делают. – Сейчас говорить об этом было легче, потому что они не смотрели друг на друга. Взгляд обоих был направлен вперед. – Что они сделали со мной тогда ночью в классе – я плакал как ребенок, а мне ведь казалось, что я уже никогда в жизни так не смогу. А с братом Юджином что сделали – искалечили его класс, его самого…

– Да брось ты.

– И с тобой что они делают – из‑за этих конфет.

– Это же все игра, Струч. Народ развлекается. Ну и черт с ними. А брат Юджин, наверное, и так уже был на грани…

– Нет, Джерри, это не просто игра. Все, что может довести человека до слез и заставить учителя уехать – столкнуть его за грань, – это не просто игра, а кое‑что похуже.

Они просидели так еще долго – Джерри на лужайке, Стручок на бордюре. Джерри понимал, что уже вряд ли успеет увидеть ту девушку, Эллен Баррет, но чувствовал, что сейчас Стручку нужно его общество. Знакомые ребята из школы проходили мимо и окликали их. Подкатил автобус и остановился рядом. Когда Стручок помотал головой, отказываясь в него садиться, водитель посмотрел на них с явным неодобрением.

Через некоторое время Стручок сказал:

– Начни продавать конфеты, ладно?

– А ты играй в футбол, – ответил Джерри.

Стручок покачал головой:

– Тринити от меня больше ничего не дождется. Ни футбола, ни бега – ничего.

Они посидели в грустном молчании. Потом наконец собрали книги, поднялись и медленно побрели к остановке.

Девушки там не было.