Глава 8 2 страница

Яримраэн сощурился на тоненький серпик Сирин и философски заметил:

– Не зря ведь жрецы твердят, что мы все покараны богами и разделены на четыре народа.

– Жрецы каждый раз болтают все, что им в голову взбредет. Что ни век, то новую глупость, – вмешался в беседу Мэд Малаган, известный всей степи своим неверием ни в богов, ни в Пеструю Мать. Оставалось только гадать, как такому богохульнику сама же Предвечная и благоволит. – Люди и нелюди каждый раз вертят своей верой, как затертой скатертью. В одном месте пятно найдется – другой стороной перевернут.

– О тангарах такое не скажешь, – заступился за веру предков младший из подручных Анарсона – троюродный внук кузена сводного брата матери его супруги, совсем молоденький мальчик по имени Юртарин. – Каноны Священного огня незыблемы.

Тор благоразумно промолчал. Они с Мэдом спорили время от времени на божественные темы до хрипоты, и аргументы у эрмидэйца порой даже его самого наводили на странные мысли.

– А ну-ка, изложи мне постулаты своей веры, Юртарин, – азартно попросил Малаган, предвкушая неплохое развлечение.

– Огонь был началом, огонь станет концом! – гордо продекламировал тангар.

– Отлично! Дальше.

– Душа есть пламя, разум есть свет, вера есть жар, плоть есть пепел.

– Красиво сказано, – вздохнул Сийгин.

– Это истина! Творец высек лишь искру, из которой родился Священный огонь, породивший наши души, давший свет нашему разуму, и жар веры согрел остывающий пепел плоти.

– Действительно, сказано замечательно. Настоящая поэзия, мальчик. Но почему же из поэтических строчек сделали настоящий культ? Разве непонятно, что все это иносказание? Но нет! Гораздо проще, а главное, доходнее строить святилища, собирать десятину в пользу огнежрецов и принуждать покупать святые лампадки. Какая связь между символом огня и реальным огнем, на котором мы кипятим воду и варим кашу?

– Любой огонь священен! – воскликнул ошеломленный богохульством Юртарин.

– Даже такой?

Малаган дунул-плюнул на свой кулак и когда раскрыл ладонь; на ней плясал крошечный веселый лепесток пламени.

– Это волшебство. Фокус.

– А ты палец в него сунь. Если иллюзия, то ожога не будет, – ласково посоветовал Мэд. – Ну?! Боишься.

Юный тангар вспыхнул нескрываемой обидой, крепко сжал губы и решительно накрыл своей ладонью огонек.

– Ай!

Как и положено в таком случае, на коже вздулся пузырь ожога.

– Чем я не Творец, раз могу разжигать и тушить огонь по своему усмотрению? – ухмыльнулся эрмидэец. – Или, скажем, тот же Альс, который зажигает пламя единственным словом.

Все поглядели на безмятежно дрыхнущего эльфа, наблюдавшего уже, пожалуй, свой четвертый или пятый сон.

– А он может?

– Еще как! Только редко пользуется своим даром, – уточнил Яримраэн. – По принципиальным соображениям.

– Твой… фокус и настоящий Священный огонь вещи разные.

– Огонь везде одинаков, раз он обжигает и ранит. Я умею вызывать пламя, но я не равняю себя с Создателем и не тщусь именовать себя проводником его воли.

– Ты не тангар! – взвился мальчишка и умчался куда-то в темноту, прятать под колесами фургонов свою досаду и возмущение.

– Зачем ты его дразнишь? – с укоризной спросил Тор.

– Затем, чтобы он, вместо того чтобы талдычить чужие слова, ненадолго задумался.

– Тебе-то с того какая радость? – поинтересовался хмурый Анарсон, которого разбудили оживленные голоса.

– Мне? Никакой. Но, может быть, хоть как-то получится заставить мальчишку думать самостоятельно, а не умом его прадедов.

– Прадеды, эрмидэ, были не дураки и плохого своим потомкам не желали. Юртарину среди своих жить и меж своими судьбу свою искать. А ты только зря его с толку сбиваешь. Ты – человек, и у тебя своя правда.

Не по годам умен был хозяин инисфарской лавки «Разные вещи», путешественник, купец и немножко контрабандист Анарсон, сын Фольрамина. Не хотел он ни с лангерами ссориться, ни дальнего родича под тяжелые раздумья подставлять, а посему на разговоры теологического содержания был наложен категорический запрет. И продержался сей запрет до того мига, пока полуденным часом, спустя несколько дней пути, караван не подобрался к первой из двух Проклятых долин.

– Небеса! – только и смог выдавить из глотки впечатлительный эльфийский принц.

Лишь он и сумел промолвить слово, когда перед ними открылась панорама долины. Она была не просто огромной, она была исполинской. Наклонные каменные стены чудовищной чаши, на краю которой стоял купеческий караван, тянулись настолько далеко, насколько хватало обзора. Дальняя стена терялась в дымке. Пятнадцать фургонов, лошади, люди и нелюди – всех их можно было сравнить с плодовой мушкой, севшей на край медного таза. Но даже размеры не производили такого впечатления, как все то, что находилось в долине.

– Что это может быть? – тихо спросил Альс у проводника.

Человек лишь пожал плечами. И эльф его вполне понимал в этот миг. В мире, в его мире не существовало таких слов, которыми можно было бы описать и пояснить увиденное. Башни, ленты, клубки и гигантские нагромождения кусков чего-то неведомого, вздыбленная земля, реки застывшего металла и камня, дыры, отверстия, норы, чаши, купола, переплетения каких-то неимоверной длины лестниц, черные скрюченные «щупальца», будто ЭТО пыталось поцарапать небесную твердь или выколоть глаза лун. Все это росло из северного склона.

– Это… оно было живое? – охнул Малаган.

Тангары истово молились, не в силах воспринять открывшуюся им картину воплощенного безумия. Все, кроме Торвардина. Его глаза сияли.

– Должно быть, это чудо.

– Кто знает…

Альс не скрывал, что до глубины души потрясен. Чего он только ни ожидал увидеть: любых чудовищ, любые ужасы, – но чтобы у него не нашлось понятий и слов… У него, у Познавателя!

– Там внутри можно бродить годами. На десятки лиг внутрь склона и в глубь земли тянутся подземные круглые норы, частью оплавленные и спекшиеся в черные камни, частью прозрачные и сияющие внутренним светом, – молвил Роканд. – Что-то сгнило, что-то рассыпалось прахом, но я уверен, здесь когда-то кто-то жил.

– Люди?

– Не знаю. Ты теперь понимаешь меня, эльф? Я просто не знаю, как рассказать о том, что видел.

– В норах живут чудища?

– Нет. Ничего такого я не встречал. Там… пусто. Вернее сказать, все, что осталось, кроме… стен, давным-давно развеялось по ветру. Просто под ногами хрустит пыль.

– Безумие какое-то! Такого не может быть.

О великие небеса! Аннупарду Шого стало страшно. И он не стыдился своего животного дикого ужаса, который исподволь охватывал все его существо, стоило только бросить взгляд на Проклятую долину. Страшно было Сийгину, и эльфийскому принцу, и Анарсону… Все испугались. Альс тоже.

– И тем не менее… Ну что, пошли вперед?! Чего ждем-то?!

Не боялся только маленький человечек с детскими ручонками. И его удивительное бесстрашие заразило всех остальных.

Сначала двигались медленно, подозрительно оглядываясь на каждый шорох и не выпуская оружия из рук. Даже Альс не расставался с самострелом, оружием, которое он не то чтобы презирал, но брал при самой крайней необходимости. А то, чему не имелось названия, росло с каждым шагом, как горный массив. И с каждым шагом становилось яснее, что никакие сравнения не помогут воспринять эту реальность, соотнести увиденное с чем-то ранее понятым и понятным. Башни, оплавленные и зияющие отверстиями, возносились высоко-высоко. Широкие толстые разорванные ленты, натянутые на мощных опорах, провисали на головокружительной высоте. Купола, покрытые чешуей из металлических пластин, закрывали своими силуэтами полнеба. Возле круглого входа в нору, в которую без труда могла бы вплыть маргарская гиррема, груженная зерном, караван остановился. Мастер Роканд утверждал, что нора тянется очень далеко и местами нижняя поверхность обрывается в бездонные ямы и провалы.

Альс спешился и осторожно приблизился к распахнутому зеву рукотворной норы. Без сомнений, эта нора сделана чьими-то руками. И спланирована разумом. Чересчур гладки стены и идеальная окружность диаметра. На срезе из каменной толщи торчали тонкие металлические пруты. Очень похоже на жилы растительного стебля, но, скорее всего, неведомые строители имитировали структуру живого растения. Камень потихоньку рассыпался от времени, обнажая внутренности стен.

– А насквозь пройти нельзя? – поинтересовался практичный Анарсон. – Через все это – на ту сторону долины.

Мастер Роканд отрицательно покачал головой.

– Я бы не решился. Нора может свернуть в сторону, а мы и не заметим. Лучше давайте обойдем этот город по краю.

– Как ты сказал? Город? – вскинулся Альс. – Да, я думаю, это все-таки город.

Он запрокинул голову, чтобы обвести взглядом близстоящие «строения».

– Вот поглядите-ка. Те отверстия в полукруглой толстой башне…

Башня состояла из пластов, положенных друг на друга в количестве двадцати пяти штук, и чем-то она походила на слоеный пирог. В одном месте кусок башни был срезан единым махом, и внутри обнаружились пустоты и ячейки, как в осиных гнездах. Только ячейки были прямоугольные.

– Они похожи на… загоны… или камеры…

– Там пусто. Ни вещей, ни тряпок, ни других следов, – пояснил проводник. – Только куски легкого непрозрачного стекла.

– За столько веков все могло истлеть, – рассуждал вслух Ириен. – Я думаю, что город был подземным…

– А потом его сверху ка-а-а-ак чем-то долбанули и выковыряли наружу, – продолжил его мысль задумчивый Пард. – Кротовьи ходы, которые копнули лопатой.

– Ничего себе «кротовьи» норы. Тут столько железа и камня… – изумился Тор. – Зачем строить такой город под землей?

– Возможно, на то были особые причины. Скажем, снаружи было опасно.

– Но, Альс, кто в состоянии сделать подобное?

– Понятия не имею. Но кто-то же сделал… когда-то… зачем-то…

Эльф с головой нырнул в изучение загадочного образования, которое мысленно теперь именовал городом. Он прошелся по норе туда и обратно, докуда хватало естественного света, в поисках еще каких-либо доказательств своей теории. Сквозь дыры в стенах и потолке он видел то синеву небес, то переплетения изъеденного ржавчиной и целого металла, нанизанные на железные пики куски камня, крошащегося от дуновения ветра. Кое-где под ногами у Альса обнаруживались дорожки бурого порошка, присыпанного толстым слоем пыли. Дорожки тянулись параллельно друг другу, словно указывали направление. Там, где камень успел рассыпаться в труху и куда доставали солнечные лучи, росла трава и всяческие сорняки.

– Эй! Альс! Хватит бродить! Пора в путь! – прокричал ему Анарсон. – Мы ж вроде в Мбротт собирались.

– Неужели тебе не интересно?

– Интересно, – нехотя согласился тангар. – Будь я лангером, то тоже побродил бы здесь с месяцок. Но я купец, и дело мое ехать в Мбротт. И пусть тут хоть боги сходили с небес. У нас есть цель и договоренность.

– Ладно, – уныло согласился Ириен.

Сейчас он готов был полжизни провести в этом удивительном и загадочном месте. Его терзали тысячи вопросов и тысячи догадок.

Караван двинулся в обход, то приближаясь к «городу», то отдаляясь от него, лавируя между невысокими холмами, в очертаниях которых угадывались занесенные почвой и заросшие растениями нагромождения древних развалин. Местами попадались участки, где почва, камень, металл и что-то такое еще были сплавлены воедино, образовав черную матовую массу, успевшую за века пойти трещинами. Жизнь оказалась сильнее камня и металла. Деревца пробивали жуткую корку и вырывались на волю, тянулись вверх, а их корни продолжали ломать каменные плиты и подножия высоченных слоистых «башен». В пустотах и дырках свили себе гнезда птицы и сделали логова звери. Вблизи было отчетливо видно, что жизнь побеждала по всем фронтам, желая окончательно поглотить остатки «города». Пройдет еще тысяча лет, и тут не останется ничего, напоминающего о хаосе и разрушении. Ничего ровным счетом. Точно так же, как уже не осталось никаких следов от тех существ, которые создали все ЭТО.

Двигаясь кружным путем, караванщики время от времени слышали далекий шум падения и могли только гадать, что происходит там, куда не достают их взгляды. Пока сами не стали свидетелями, как с неимоверной высоты очередного купола ветер оторвал кусок «шкуры» и бросил на землю. Малаган, Альс и Сийгин пришпорили коней и поскакали поглядеть на «чешуйку» поближе. Вернулись слегка пришибленные впечатлениями. Она оказалась в длину пять мужских шагов, а в ширину семь шагов и сделана была из какого-то непонятного материала, который гнулся и крошился на излом, но при прямом попадании арбалетным болтом на нем даже царапины не оставалось. Сийгин, не будь дурак, наломал целую торбу кусочков, намереваясь сделать себе куртку-бригантину.

– Как ты собираешься пришивать к коже куски, если в них дырку нельзя сделать? – спросил Мэд.

– А я наделаю с изнанки много мелких плоских карманчиков и разложу по ним эти штучки, – нашелся хитрый орк. – И защита немалая, и легко носить. А ведь там, на куполе, таких «чешуек» видимо-невидимо. Вот бы посмотреть, что под куполом сохранилось.

Анарсон с интересом и уважением глянул на орка.

– Ты сделай себе «бригантину», испытаем, и ежели выйдет удобно, то будем такие продавать. Такой товар всегда найдет себе покупателя. А навар пополам.

– Главное – никому не проболтаться, откуда броня родом, – добавил Малаган.

Не родился еще такой тангар, который бы не учуял намечающуюся выгоду и не преминул ею воспользоваться. И какой бы абсурдной или смешной ни показалась идея, но настоящий тангар уловит в ней возможность обратить абсурд и смех в твердую серебряную, а лучше всего в золотую монету.

– Не переживай, эрмидэ, неболтливы уродились. А где Альс?

Эльф, воспользовавшись заминкой, углубился в развалины чего-то многоярусного, пронизанного по спирали широкими лентами сверху донизу. Ленты тоже состояли из слоев, только в одном из них Альс узнал затвердевшую смолу из горячих вулканических озер Валдеи. Подниматься выше третьего уровня он не решился. Уж больно хрупкими выглядели эти ленты. Ряды колонн на каждом уровне казались бесконечными, а высоко под потолком висели клубки каких-то пыльных веревок. Альс попытался рассмотреть веревки поближе и стал искать место, где он бы мог до них дотянуться. Слишком уж высок оказался потолок. Эльф осторожно двинулся в глубь уровня, опасаясь провалов и других неприятных неожиданностей. Одного раза, когда под ногами рассыпался целый кусок серого камня, из которого здесь было сделано практически все, Ириену хватило. Но вместо интересных веревок эльф нашел огромную кучу… слипшихся между собой ржавых «листков». В некоторых имелись отверстия, в некоторых нет, одни почти сожрала ржавчина, другие оставались блестящими и гладкими на вид. Альс обошел кучу несколько раз, пытаясь определить, где у нее начало, а где конец, где перед и где зад. В общей массе можно было выделить несколько ребристых круглых «бубликов» в диаметре не больше локтя, еще в паре предметов Ириен опознал что-то близкое к понятию «колесо».

– Вот ты где! – воскликнул Сийгин. – Я уж подумал, что ты заблудился.

Орка заслали на поиски Альса встревоженные долгим отсутствием лангеры и разгневанный очередной задержкой Анарсон.

– Ух ты! Какая штуковина!

Сийгину тоже понравилась находка эльфа. Он протянул руку, чтобы потрогать серебристо блестевшую «косточку» на одном из «листиков»…

– Осторожнее! – крикнул Альс, но было уже поздно.

Куча с едва слышным вздохом на глазах рассыпалась на мельчайшие кусочки и пыль.

– У меня такое чувство, что здесь все заколдовано, – сокрушенно молвил эльф. – Касаешься чего-то – и оно моментально исчезает, унося в небытие свою тайну.

– Альс, ты же Познаватель, ты должен узнать, что тут было такое.

Эльф аккуратно разгреб образовавшуюся гору мусора в поисках чего-то стоящего внимания. Кусочки ржавчины, труха и почти истлевшая «кожа».

– Гляди! Червячки!

Несколько толстых нитей, которые раскопал Альс, действительно походили на червячков. Кожица снаружи и металлическое нутро. Кожица разноцветная: у одного желтоватая, у другого вроде бы как красная.

– Ни головы, ни хвоста, – изумился Сийгин. – Отрубили?

– Они неживые. Где ты видел живое существо, у которого внутри железо? Это… – Альс долго подбирал подходящее слово, – …веревочки, которыми что-то связывалось. Точнее я не могу определить.

– А как же Истинное Имя? Ты же можешь.

Эльф нервно покрутил в руке «веревочки», наблюдая, как по кожице идут маленькие трещинки.

– Сийгин, тут ни у чего нет Истинного Имени. Единственное, что я сумел понять… здесь, в этих башнях, жили смертные.

Орк промолчал, ему стало совсем не по себе, и он не стал выяснять, какие именно смертные обитали в жутких неуклюжих строениях. Не орки, это точно. Он ухватил эльфа за плечо и поволок за собой обратно.

– Пошли отсюда, Ирье! Нам здесь не место, это точно. А то вдруг это Старое Зло? И оно пожрет наши Имена тоже?

Какие иные выводы может сделать существо, для которого Истинные Имена являются основой мироздания? Рассказывать о своем открытии Альс не решился никому, кроме Мэда Малагана. И то после того, как лагерь, вставший на ночлег как можно дальше от края «города», погрузился в сон. Они вызвались вместе дежурить, таким образом получив возможность поговорить наедине.

– Как это – нет Истинных Имен? – не сразу понял Мэд.

– Вот так вот! – подозрительно сипло сказал Альс.

Его лицо исказилось страданием, словно эльф готов был разрыдаться. Почти. Он по-мальчишески шмыгнул носом.

– Скажи мне кто угодно – хоть сам Ар'ара, хоть Фьеритири, я бы тоже ни за что не поверил. Такого не бывает и быть не может. И не должно быть… Здесь невозможно пользоваться Отражениями и не осталось никакой Силы.

– А Образы? – уточнил эрмидэйский маг.

– Очень слабые, почти стертые. Я ничего не ВИЖУ. Поначалу я решил, что дело во мне. Что это я утратил свой дар.

Малаган ощутимо вздрогнул после этих слов.

– Да, я тоже чуть с ума не сошел. В первый миг. А потом понял, что все, что вокруг: люди, тангары, ты, Ярим, лошади, деревья… в общем, все осталось по-прежнему. А вот ОНО… – эльф махнул рукой в сторону «города», – …оно мертво с точки зрения магии. Вернее, – эльф понизил голос до едва уловимого шепота, – ОНО никогда и не оживало.

– Ты хочешь сказать, что все эти строения, все, из чего они сделаны, все, кто там жил, никогда не имели Имен? – спросил Малаган посеревшими от ужаса губами.

– Неживые предметы – да, а живые… не совсем так… возможно, они просто не знали своих Имен.

– Никто? Совсем никто?

Как объяснить, что Познаватель ВИДЕЛ в толщах камня и сквозь паутину времен смутную, почти неощутимую ауру живых существ так, словно они никогда не воплощались. Орды призраков, легионы безымянных.

– Либо, как сказал Сийгин, подействовало Старое Зло, либо в те времена так было… принято. Похоже, мы уже никогда не узнаем правду, – заключил эльф, совершенно убитый собственным открытием.

Малаган потрясенно закрыл лицо руками. Мир испокон времен зижделся на истине, что у ВСЕГО ЕСТЬ ИСТИННОЕ ИМЯ: у демонов и богов, у вод и рек, у каждой травинки и у каждого ветра, у любого живого создания, и у лун, и у морей. Маг может узнать Истинное Имя, Познавателю это сделать еще проще, но не родилось еще такого могучего мага, такого Познавателя, который бы сумел завладеть Истинным Именем… скажем, реки. Для этого ему придется узнать Истинное Имя каждого ручейка, который впадает в общее русло, каждого камушка и каждой песчинки на дне и еще тысячи тысяч Имен. Власть, конечно, сладка и притягательна, но не такими средствами. Можно мостить дороги золотом и крушить врагов плененными волшебством ветрами, но есть ли в том смысл, если на золото можно купить целую армию и воевать недруга мечом и огнем. И не рисковать собственной душой и собственной Силой, ежели таковая есть в наличии. Магия – мощная сила, но здравый смысл подсказывает, что простые дела делаются простыми средствами. И наоборот.

Да, Истинное Имя делает всех, особенно людей, уязвимее, но отсутствие его означает… что человека нету. Нет, не было и никогда не будет. По-другому и не скажешь.

– Мэд, ты ведь читал «Незаконченную повесть времен»?

– Да, конечно, меня Тайшейр заставлял учить целые главы из нее.

– Помнишь что-нибудь из первой главы?

– А как же… «Сгорел мир неправедных. Боги сошли с небес и покарали грешников, разделив Первый Народ на четыре разные расы в наказание за четыре смертных греха – братоубийство, гордыню, нетерпимость и жадность…» Правильно? И что?

– Пока не знаю… Подкинь-ка дров в огонь. Ветер крепчает.

Ветер крепчал. Он был сухой и резкий, как те пощечины, которые так любила раздавать леди Мора из Ятсоунского храма за самые мелкие отступления от правил послушания. Пришлось закрыть все ставни и сидеть почти весь день возле очага в сумрачной кухне. Закутанная в одеяло с головой, Джасс устроилась на низкой скамеечке, так чтобы можно было прислониться к теплому печному боку. Трехдневная лихорадка вконец ее измотала, сны становились все запутаннее, мысли тоже. Снился прибой на пляже за окраиной Храггаса. Буро-зеленые волны с шипением обрушивались на берег, разбрызгивая в разные стороны грязно-белую пену, и, недовольно бормоча, откатывались обратно. Джасс любила смотреть на грохочущее море, не переставая ни днем, ни ночью мечтать о том, чтоб однажды родилась огромная волна, которая единым махом смоет Храггас вместе со всеми его жителями. Снились незнакомые горы со склонами, заметенными снегом. Снились так, словно Джасс смотрела на эти горы с высоты птичьего полета, в ушах свистел ветер, глаза слепило, и нестерпимо, хотелось кричать в голос. Но страшно, страшно не было. Снились мерцающие желтыми огоньками длинные темные тоннели, расчерченные ало-золотыми полосами. Снились незнакомые люди и невиданные звери. И мысли Джасс бродили без всякой определенной цели, бродили потерянными серыми тенями меж лениво колеблющихся на сквознячке полупрозрачных занавесей, по тончайшей границе снов и яви, заступая то по одну, то по другую сторону этой границы. Целебная кора дерева цинн делала свое дело. Но как-то совсем уж медленно. А ветер крепчал с каждым днем. Где-то по дому, по ее дому, бродил потерянный Джиэссэнэ, словно ребенок, заблудившийся в высоком травостое.

Уходя, Альс в шутку пригрозил, что умеет считать до двух, и если по возвращении кого-то не досчитается, то кое-кому головы не сносить. Но по прошествии нескольких первых дней его отсутствия бывшая хатами уже не была так уверена, что Ириен на самом деле пошутил. Время от времени у бывшей хатами прямо-таки руки чесались удавить Унанки. Эльфы умеют, если захотят, испортить настроение и превратить каждый день в пытку одними только намеками и кинжально-пронзительными взглядами. До откровенных упреков Унанки не опускался, страдал отчаянно и не скрывал, кто является причиной его унизительного положения. И только постоянная усталость и телесная слабость, сопутствующие трехдневной лихорадке, защищали Джасс от тщательно насаждаемого в ней Джиэсом чувства вины. Каждый взгляд, жест и вздох отчетливо и во весь голос заявляли: «Вот видишь, недостойная женщина, до чего ты довела великого эльфийского воина, которого бросили на произвол судьбы его побратимы и соратники из-за тебя, твоего телесного несовершенства, которое свойственно всей вашей расе в целом и тебе как самому жалкому ее представителю в частности». А может быть… может быть, Джасс только чудилось то, чего не было в действительности. Может быть, это говорил не голос разума, а голос болезни. Не осталось сил злиться и негодовать, даже когда Унанки забывал покормить ее рыб.

– Ты спишь?

– Нет.

– Поешь, пока не остыло.

– Угу.

Миска бездонная, как жерло вулкана, как морские пучины, как бассейн во внутреннем дворике, как…

– Не спи! Сколько можно дремать?!

Унанки растолкал ее и снова сунул в руки выпавшую на пол миску. Благо каша получилась густая и не разлилась.

– Поговори со мной, – просила она. – Чтоб глаза не слипались.

– Давай я лучше тебе хассар сварю. У меня еще осталось из старых запасов, – предложил эльф после некоторого колебания.

– Свари… но пока будешь варить, говори вслух.

– О чем?

– Ну, скажем, о том, как ты меня ненавидишь.

Суровый лик Джиэссэнэ странным образом смягчился. Плотно сжатые губы прорезала улыбочка.

– Делать мне больше нечего – тебя ненавидеть. При желании я всегда смогу найти парочку неприятных личностей, чтобы пощекотать себе нервы острыми ощущениями.

– Неужели? – подозрительно проворчала Джасс.

– А ты вообрази себе.

Эльф осторожно и ловко раздул в маленькой жаровне угли, поставил на решетку ковшик с заваркой. Горький запах поплыл в воздухе, едва вода стала закипать. Говорят, что хассар пахнет ветром странствий, что аромат его зовет в дорогу самого завзятого домоседа, а вкус заставит потерять покой. Наверняка так оно и есть, если Джасс ощутила позабытый прилив бодрости, едва только увидела, как густая пурпурная ароматная струйка потекла в чашки. Хватило ровно на двоих.

– Ах-х-х! – почти одновременно выдохнули они с эльфом, пригубив обжигающий напиток.

– Клянусь, оно стоит того золота, которое плачено за каждую меру, – восторженно молвил Джиэс, оторвав губы от краешка чашки. – Прямо так и чувствую, как внутри разливается тепло и радость.

Джасс только и смогла, что согласно кивнуть. Хотелось пить и пить эту жгучую терпкость, преображающуюся на языке в нежную сладость, неуловимо близкую к пронзительной горечи. Недаром в старину о хассаре слагали стихи все великие поэты-классики, черпая в простоте ритуала и в изысканности вкуса вдохновение.

– У тебя такое лицо, словно ты сейчас процитируешь какого-нибудь полузабытого мудреца, – сказала Джасс.

Чувствовала она себя на удивление бодрой и полностью свободной от мыслей-снов.

– Не буду. Да и не знаю я никаких таких цитат, – заверил ее эльф. – Я простой воин. Это ты у Альса спроси про мудрецов. Он в свое время чего только ни прочитал, пока ходил в учениках у мастеров Цитадели.

– Я думала, вы вместе выросли.

Унанки пристально поглядел куда-то поверх ее головы, словно из Ханната пытался разглядеть свое далекое детство.

– Ха… Можно и так сказать. Но я жил в деревне на другом берегу озера, а Ирье – на острове с Мастерами, – улыбнулся своим мыслям Джиэс. – Они иногда отпускали его поиграть со мной. Других детей в округе все равно не было.

Человеку представить себе деревню, где есть всего один-единственный ребенок, довольно сложно. Да и вообразить себе Унанки ребенком почему-то гораздо легче, чем Альса. В светловолосом, солнечном эльфе до сих пор хранилось что-то от мальчишки-непоседы. До ужаса любопытного, ловкого, как белка, быстрого на подъем и охочего до проказ маленького эльфенка.

– А правду говорят, что эльфьи дети не слишком… красивы? – осторожно поинтересовалась Джасс.

– Не знаю. Я в зеркало смотрелся редко. Но не исключено, что так оно и есть, – ухмыльнулся эльф. – С точки зрения людей. Особенно по сравнению с орчатами.

Следует один раз увидеть двухлетнего крошку-орка, чтобы уяснить раз и навсегда: все остальные детишки любой расы всего лишь маленькие уродцы. Столько очарования в огромных кошачьих глазенках, пухлых щечках и губках. Ни одна нормальная женщина не пройдет мимо такого славного, прелестного карапуза. Наверное, именно поэтому никому и никогда в Темные века не удавалось до конца извести орков. Хотя не единожды пытались это сделать почти все: людские короли, эльфийские принцы и тангарские старейшины. Темные века крепко хранят тайны своих войн и причины жестокой вражды между расами, но сохранившиеся летописи гласят, что иногда орков уничтожали без остановки целыми столетиями. И тем не менее раса снова возрождалась. Если бы так круто разок взялись за эльфов, то об их существовании уже успели бы сто раз забыть. А оркам хоть бы хны. Если не крестьянка подберет на пепелище чуть живого маленького орчонка, то царице река принесет корзинку с златоглазым детенышем-сиротой. И вот уже не прошло и полутора сотен лет, как новые поколения орков заселяют опустошенные войнами и карательными экспедициями земли, густо политые кровью их предков.

– Ириен был всегда… э-э… отнюдь не по-детски злоязычным. Да и как бы обычный ребенок смог жить в компании с тремя старыми волшебниками, состоящими на одну половину из магии, а на вторую – из нравоучений?

– А я-то думаю, откуда в Ириене столько занудства…

– Это не занудство. Просто он редко снисходит до разъяснений, но уж если снисходит, то углубляется в такие детали, что только успевай запоминать.

– Ты так говоришь, словно уже и зла не держишь…

– В своем ли ты уме? Какое зло? Я тебя уверяю, Ириен, оставив меня в Ханнате, менее всего преследовал целью присмотр за тобой или за домом.

– Правда?

– Джасс, он Познаватель, запомни ты это навсегда. Ириен Альс никогда и ничего не делает просто так. И не из-за врожденной хладнокровности, а лишь оттого, что он каждый миг читает невидимые всем нам знаки. Я чем угодно готов поклясться, что торчу тут рядом с тобой с целью узнать и осмыслить часть своей жизни. Ириен на такие штуки мастак.

Не поверила эльфу Джасс. Не врал Унанки, но сам не ведал, о чем говорит. Она не могла доказать свою правоту, лишь неведомым чувством улавливала его ошибку.

Познаватель в Альсе, а именно он был основной составляющей личности эльфа, скрепя сердце сдался только спустя три дня, когда путешественники одолели большую часть пути по Проклятой долине. Анарсона бесили постоянные отлучки эльфа в развалины, и даже угроза урезать оплату вдвое не урезонила Ириена. Мало того что сам рисковал, так еще и Малагана за собой утягивал, их единственного колдуна.