Иерусалимский Патриархат 30 страница

Может показаться удивительным, что вторая фаза в своем разгаре вдруг покончила с политикой равновесия. Шах выступил с заявлением о том, что курс на нейтралитет (за что ратовал Мосаддык), которого "Иран придерживался в течение 150 лет, ничего хорошего не сулит". Монарх предлагал смело избрать новый путь и "приобрести себе достойных союзников". Речь шла о резкой переориентации на США. Однако удивительнейшим образом новая политика не привела к очарованию иранцев американскими прелестями. Скорее, наоборот США подпали под обаяние шахского режима, поверили в него, поверили в то, что дружба с Ираном вовек нерушима. Подобные обманы распространены в истории имперских циклов. Петр I надул Европу, убедив её в том, что Россия стремится стать европейской окраинной провинцией. Туркофильство в народных и интеллектуальных кругах Европы породил Мехмед II ("Мехметова прелесть"). Примерно тот же обман сотворил на наших глазах Иран, обманув все мыслимые и немыслимые разведки, спецслужбы и т. д. Такова великая сила маскировки второй фазы. (Кстати, максимальный успех по введению в заблуждение, наверное, все же у Ленина-Сталина, убедивших весь мир в том, что их цель борьба за пролетарские интересы, а отнюдь не построение державы тотальной технократизации.)

Ну а пока отношения США и Ирана крепнут с каждым днем. Основа дружбы экономика, деньги, нефть, но не только..." В середине 50-х годов при самом активном содействии ЦРУ США в Иране началось создание широко разветвленной организации тайной полиции (САВАК). Эта организация стала систематически осуществлять репрессии против членов антишахских и оппозиционных организаций" (С.Алиев). Таким вот образом США содействовали развитию своего самого страшного в будущем врага. Ну а Иран занимался обычным имперским делом для второй фазы - создавал систему тотальной слежки всех за всеми.

Мировая война, борьба за нефть, разработка нового политического курса - все это откладывало начало главной реформы, единственно способной создать новый Иран. "Между тем деревня продолжала оставаться самым острым и взрывоопасным элементом иранского общества, прежде всего из-за господства в ней старых полуфеодальных отношений. И не случайно крупномасштабные реформы были начаты именно здесь. Прежде чем приступить к проведению аграрных реформ, Мохаммед-Реза-шах, для того чтобы показать пример помещичьему классу, принял решение о продаже шахских и государственных земель крестьянам, которая осуществлялась на весьма выгодных для последних условиях со скидкой в 20 % и с рассрочкой платежей в 20-25 лет. По положению на 1961-1962 годы таким способом было распределено около 200 тысяч га коронных земель. Сама же аграрная реформа началась в 1962 году" (З. Арабаджян).

Прежде чем приступить к воплощению реформы в жизнь, шах распустил меджлис 9 мая 1961 года. Дело в том, что меджлис состоял в большинстве из представителей помещиков и духовенства и одобрить аграрную реформу такой парламент был не в состоянии.

Максимум землевладения для помещиков устанавливался размерами одной деревни, но не более 500 га, да и то при условии активного использования сельхозтехники и наемного труда. Для остальных максимум устанавливался в размере от 20 до 150 га в зависимости от плодородия и расположения участка. Излишки земли выкупались государством и с десятипроцентной надбавкой продавались крестьянам в рассрочку на 15 лет. И т.д.

"Такой достаточно радикальный для Ирана подход вызвал яростное сопротивление духовенства, помещиков и представителей племенной верхушки, которое принимало самые различные формы, вплоть до вооруженных выступлений и убийства представителей правительства, проводивших референдумы на местах. Среди тех, кто активнейшим образом выступал против этих и ряда других преобразований в стране и призвал народ к антиправительственным выступлениям, был и аятолла Хомейни" (З. Арабаджян).

Во многом повторялась история, случившаяся с Великим Моголом Акбаром, который реформировал государство в интересах мусульман, интересах ислама, при этом преодолевая мощное противодействие тех, для кого он старался. Однако тогда выступление исламистов на 24 году фазы закончилось поражением, уходом в подполье. То же самое произошло в иранской второй фазе. В обоих случаях исламской оппозиции пришлось ждать наступления третьей фазы.

26 января 1963 года (псевдорешение) был проведен референдум по аграрной и другим реформам. Победа на референдуме значительно укрепила положение правительства, упрочила положение шаха. Впоследствии ряд реформ этого времени был назван "белой революцией", т. е. бескровной, как противопоставление красной, т. е. кровопролитной.

"Аграрная реформа как основной элемент "белой революции" не состояла только в перераспределении земли, но и была подкреплена рядом других мер: создание и активное внедрение в жизнь деревни сельхозкооперативов, которые должны были помогать крестьянам в обеспечении семенами, водой, сельхозорудиями и т. д., то есть заменить собой помещика в традиционной пятичленной системе. Кроме того, был создан "сепахе тарвидж" - организация, призванная пропагандировать среди крестьян передовые методы ведения хозяйства и заниматься помощью в благоустройстве деревень" (З. Арабаджян). И это уже было настоящей революцией - революцией, меняющей весь строй жизни. Тут коренное отличие от поверхностных преобразований Пехлеви-старшего.

Разумеется, результатом преобразований стало не совсем то, что планировалось реформаторами, а лишь то, что предусмотрено законами исторического развития. "В основном выгадали арендаторы, а не безземельные крестьяне и батраки. Прямым следствием реформ явилось и то, что были разрушены традиционные механизмы, позволявшие существовать значительному числу сельской бедноты, и прежде всего безземельным крестьянам, не имевшим возможности даже арендовать землю... Это обстоятельство в сочетании с более привлекательной жизнью в городе привело к огромной по масштабам миграции населения из деревень в города. В дальнейшем именно бывшие сельские жители составили один из наиболее крупных и легко воспламеняемых слоев общества, активно участвовали в революции 1978-1979 года" (З. Арабаджян).

Структура имперского 36-летия такова, что первое (политическое) 12-летие стремится продвинуться на следующие за ним годы, а третье (идеологическое) 12-летие норовит начаться раньше срока. Таким образом, угнетается экономическая тематика имперского цикла. Разумеется, за исключением циклов, напрямую посвященных экономике. Вот почему "белая революция" была итогом поисков в экономической сфере, но одновременно и подготовкой к могучим идеологическим баталиям.

"Ограниченный характер проводимых до 60-х годов в Иране преобразований не позволил существенно изменить ситуацию с общим образованием. В соответствии с переписью 1956 года 85 % населения оставалось безграмотным. Существенные сдвиги в области образования произошли в результате проведения в начале 60-х системы социально-экономических реформ, известных под названием "белая революция". В рамках её мероприятий предусматривалась реформа просвещения, расширение начального обучения и сети средних школ, открытие специальных профессионально-технических учебных заведений, инженерно-технических вузов. Для борьбы с неграмотностью был создан "корпус просвещения". Однако грамотность в 1966-м достигла лишь 35 %. Причем в основном грамотеи жили в Тегеране и других крупных городах" (В. Овчаренко).

"С середины 60-х, разворачивая свою "революцию шаха и народа", Мохаммед-Реза Пехлеви поручил придворным философам и идеологам начать разработку философских основ этой революции" (А. Арабаджян).

60-70-е годы в жизни страны были отмечены бурным ростом национального самосознания, что проявилось в развитии общественной мысли, культурологии, художественной литературы. Возник широкий интерес к возрождению культурной памяти, наследию прошлого, к национальным корням, духовным и религиозно-этническим традициям. Одновременно изучались и осмысливались литературные и культурно-политические взаимосвязи с Западом. Эти же тенденции подхватили и утилизировали отечественная массовая культура, пресса и телевидение. На страницах массовых изданий развернулись дискуссии вокруг трактовки культурного наследия прошлого и отношения к западной культуре, к Западу и западной цивилизации в широком плане" (В. Кляшторина).

Одним из лидеров идеологического 12-летия стал Але Ахмад - автор "Западничества". Он считал, что после поражения Мосаддыка в идеологической сфере "воцарилось молчание, которое заставило углубиться в себя, предаться скорби и затем искать в окружающем причины происшедшего". Для Але Ахмада период молчания кончился в 1961 году, когда появился первый вариант "Западничества" (более точно перевести как "Заражение Западом"). В отчетах САВАК книга "Западничество" отнесена к категории "особо опасных для существующего режима", а её автор охарактеризован следующим образом: "... этот человек на протяжении всей своей жизни действовал против государственного порядка. Его прозвище в политических кругах - "старый партизан"".

Тем временем "старый партизан" совершенно искренне пытался найти место Ирана в современном мире. И если четвертая Россия создает модель нового бытия, что вносит определенный покой в её существование (созидание отвлекает), то главная задача иранского цикла не столько созидать новое, сколько разрушать старое, выискивать в мире симптомы смертельной болезни, бороться с этой болезнью. Вот почему Але Ахмад гораздо сильнее в отрицании, чем в позитивных предложениях. Вот одна из его формулировок: "Не являясь творцами машин, мы в силу давления экономики и политики должны выступать как потребители того, что производит Запад. Чаще всего мы являемся покорными, тихими и дешевыми монтажниками или ремонтниками того, что поступает с Запада. А ведь именно это влечет за собой превращение нас, нашего правительства, нашей культуры и образа жизни в подобие машины... Если коротко резюмировать - мы не смогли сохранить наши основные культурные принципы перед натиском машин, мы исчезли, уничтожились. Мы не смогли противопоставить этому чудовищу нового века какие-либо принципы!"

Сколь часто нас шокирует в исламе единообразие и кажущийся автоматизм, а вот Але Ахмад всерьез озабочен автоматизмом Запада: "Регламентация людей, сама по себе проистекающая от контактов с механизмом, унификация перед лицом машины, разделение труда, конвейер на предприятии, приход и уход в одно и то же время, выполнение на протяжении всей жизни одной и той же операции, делают из человека придаток машины". Ну и т. д.

Из искр идеологического двенадцатилетия возгорается пламя грядущей революции. Таким образом, разговоры и дискуссии, предшествующие революции, только кажутся абстрактными, отвлеченными и нематериальными. Придет 1977 год, за ним следующие годы и запылают кинотеатры, дискотеки и прочие атрибуты машинной культуры. Кому-то это покажется элементарной дикостью, но это будет ошибочным впечатлением. Речь идет не об одичании, а о создании своеобразной контркультуры, в чем-то напоминающей молодежную контркультуру, также построенную на отрицании без позитивного противопоставления.

В любом случае необходимо отметить, что исламской революции предшествовали годы не одичания, а, напротив, резкого повышения образовательного уровня. Хотя с образованием иногда происходят загадочные вещи. Благодаря неустанной работе корпуса просвещения (премия ЮНЕСКО) к середине 70-х грамотными были уже 60 % населения. Число студентов достигло 150 тысяч. Выросла доля обучающихся медицинским, естественно-математическим, инженерным и педагогическим дисциплинам. В 1974 году вводится система бесплатного высшего образования. Однако парадоксальным образом указ 1974 года, резко увеличив приток студентов из малообеспеченных, охваченных традиционалистскими настроениями семей, способствовал политической радикализации всей студенческой массы. Однако "за впечатляющими цифрами роста количества школ, учеников, вузов, студентов и т. д. стоял во многом низкой уровень преподавания и знаний. Сам образовательный процесс в немалой степени готовил детей и юношество к существованию в рамках старой традиционной системы жизни. И это обстоятельство отмечается многими, начиная с самого монарха, называвшего школьные аттестаты "дипломами безграмотности"" (З. Арабаджян).

В любом случае неоспорим сам факт мощного идеологического продвижения именно с 1965 по 1977 год, каким бы странным ни показался конечный результат. Напротив, дикости начала третьей фазы во многом объясняются слишком большим напряжением ума и души в конце второй фазы. "60-70-е годы, несмотря на жестокую цензуру, стали временем значительных достижений иранской литературы, музыки, театра, имевших ярко выраженную национальную форму и развитые гуманитарные традиции как древнеиранской, так и мировой культуры" (З. Арабаджян).

В 1975 году на конгрессе иранской философии шахиня провозгласила программу интеграции философии, науки и религии на Востоке, которая даст возможность избежать переживаемого Западом духовного кризиса. В том же 1975 году официально принятый указ оформил 14 принципов "белой революции" в единую идеологию. В сентябре 1977 года иранское телевидение провело диспут "Восток-Запад". Идеологический накал достиг высшего градуса, после которого следует взрыв и переход из сферы идеологии в сферу политики, из второй фазы (единоличное правление) в третью фазу (номенклатура, бюрократия).

Конечно, трудно сравнивать грандиозную личность Акбара (Великие Моголы) с достаточно жалким Мохаммедом-Реза. Однако не будем забывать, что последний иранский шах был блестяще образован, свободно пользовался несколькими языками, написал книги "Мое служение Родине", "Белая революция", "К великой цивилизации", "Ответ истории". Особенно же сильно напоминает он Акбара своим стремлением к эклектическому соединению в единое целое разнородных пластов мировой культуры. "Шах делал упор на возвеличивание древней иранской цивилизации и культурных достижений монархии. Он прославлял деяния правителей эпохи Ахменидов и Сасанидов, "при которых иранское искусство и культура достигли зенита", восхвалял зороастризм как "вечно живую, идеалистическую религию", возвеличивал манихейство... При этом несколько затенялась роль и значение шиизма как идейной и политической силы" (В. Кляшторина).

Согласно времени, в 1973 году кризис второй фазы должен был перейти в свою заключительную фазу. И надо же такому случиться, что именно в 1973 году происходит "революция" мировых цен на нефть, что приводит к многократному росту доходов Ирана и других развивающихся стран. Казалось бы, такой поворот должен привести к политической стабилизации на долгие годы. Однако, в который уже раз, мы должны признать, что политическая мощь никоим образом не связана с мощью экономической и финансовой. (Речь не идет о ритме Запада, где политика и экономика слишком плотно переплетены.) "В области экономики во главу угла была поставлена задача создания дорогостоящих престижных промышленных объектов и приобретения в крупных масштабах современной технологии, способной поглотить огромный поток нефте-долларов. Планы возведения подобных объектов (атомных электростанций, крупнейшего в мире нефтехимического комбината, металлургических заводов нового типа с новейшей, но не проверенной технологией и т. д.) были выдвинуты без учета экономических возможностей страны, уровня её производственной и социальной инфраструктуры. И все это уже само по себе обуславливало провал планов, предусматривавших ускоренное превращение Ирана в промышленно развитую державу" (С. Алиев).

"Роскошная жизнь шахского окружения, бюрократов, финансовых воротил, спекулянтов и других представителей эксплуататорских слоев, в карманах которых оседала львиная доля обрушившегося на страну золотого дождя, усиливала у трудящихся чувство ущербности, обездоленности, порождала стремление к социальному протесту" (А. Арабаджян).

"В политическом плане существенной чертой развития Ирана после 1973 года стало усиление личной власти шаха. Сыграв заметную роль в становлении новой прослойки крупной промышленно-банковской буржуазии, глава государства в то же время добивался от неё полной покорности, не разрешил ей создавать свою политическую организацию. Наоборот, продолжалась линия на усиление авторитарных черт режима" (С. Алиев).

В 1975 году вводится однопартийная система. В программе партии "шахиншахский строй" провозглашался единственной формой государственного правления, соответствующей "национальным чаяниям" иранцев. В том же 1975 году начала осуществляться реформа по созданию народного капитализма (продажа акций рабочим), что вызвало на фоне инфляции и роста цен лишь всеобщее недоверие.

ТРЕТЬЯ ФАЗА (1977-2013)

Согласно установившейся традиции, события на входе в третью фазу называют "революцией 1978-1979 годов", хотя без труда можно было бы доказать, что революция длилась по крайней мере с 1977 по 1981 год.

Началу безвластия 1977 года, быть может, положило освобождение в феврале политзаключенных. С марта 1977-го начинается поток открытых писем и обращений групп писателей, военных, других слоев общества шаху и шахине. "В них описывается невыносимая общественная обстановка, к которой привела политика монархии" (А. Арабаджян).

"В середине 1977 года буржуазная интеллигенция развернула кампанию за строгое соблюдение и расширение конституционных прав и свобод, требуя ограничения единоличной власти шаха" (Л. Скляров). "В конце 1977 года широкие протесты против западного кино и телевидения" (А. Арабаджян). Ну и, наконец, дикая расправа над студентами в ноябре 1977 года... Одним словом, никаких сомнений в том, что все, что нужно для революции, началось именно в 1977 году, а не годом позже, когда пожар уже бушевал вовсю и ни о каком неожиданном (революционном) возгорании речь уже не шла.

Гнилая тактика уступок, идущая от потери властной энергии, а отнюдь не от гуманизма, тоже берет свое начало в 1977 году. Президент Картер в декабре 1977-го при личной встрече называет шаха "мудрым руководителем, которому присуще чувство глубокой человечности". Однако не так воспринимали шаха внутри страны. "Монарх оказался совершенно нетерпим к инакомыслию и практически лишил свое общество самых элементарных свобод: слова, печати, митингов и собраний, создания политических организаций и т. д. Все это вызвало чувство протеста в первую очередь у иранской интеллигенции, студенчества и национальной буржуазии, более других слоев общества нуждавшихся в этих правах и свободах. Особенно сильное раздражение такое положение вызывало у буржуазии, которая уже обладала достаточным экономическим потенциалом, но в политическом плане была совершенно бесправна" (З. Арабаджян).

"Содержание событий, происходивших в период с середины 1977-го по август 1978-го, можно определить следующим образом: буржуазия и духовенство боролись за то, чтобы монархия соблюдала гражданские свободы, предусмотренные конституцией, и в этом смысле выступали за восстановление конституционной монархии, за свободу партийной деятельности. Выполнение их требований позволило бы им завоевать большинство в парламенте и создать правительство, независимое от шаха" (Л. Скляров).

Однако революция имеет свой порядок. У неё свой план, она редко ограничивается полумерами, ибо смысл революции в том, чтобы выплеснуть энергию, копившуюся 36 лет, выплеснуть настолько полно, чтобы ближайшие 36 лет (т.е. до 2013 года) можно было бы обойтись без революций, без смены власти. Тем более следовало ждать экстремального хода революции в связи с тем, что революцию 1905 года притормозила первая мировая война, а революцию 1941 года съела вторая мировая война. (Такое неимперское течение имперского ритма связано с тем, что мировыми процессами управлял ритм четвертой России.)

После всего сказанного стоит ли удивляться, что "наметившийся в августе 1978 компромисс оппозиционной буржуазии с монархией обеспокоил радикальную часть духовенства, поскольку ослабил её борьбу за власть. Чтобы сорвать достижение компромисса, она организовала ряд выступлений, сопровождаемых насильственными действиями" (Л. Скляров).

В дальнейшем, как и во многих других революционных противостояниях, уже невозможно было определить, кто прав, а кто виноват, кто ударил, а кто ответил. "Восемь месяцев репрессий и расстрелов безоружных демонстрантов создали благоприятную почву для того, чтобы лозунг "Смерть шаху!" был подхвачен и мелкобуржуазными массами и городскими низами, которые составляли подавляющее большинство демонстраций" (Л. Скляров).

8 сентября 1978 года на улицы Тегерана вышел миллион человек. Губернатор Тегерана дал приказ подавить выступление по законам военного положения. Во время расправы было убито около 4 тысяч человек ("Черная пятница"). Потом временно затишье, грандиозные демонстрации в декабре, на этот раз без жертв, если не считать разгромленные витрины и сброшенные статуи шаха... Однако остановить процесс по-прежнему невозможно: случайная жертва - и все закручивается снова; в результате шах уезжает, а Хомейни приезжает, революция входит в решающую фазу.

В год псевдорешений (1979) умирает умеренный аятолла Телегани, захватывается американское посольство, антиамериканская истерия достигает апогея, Хомейни правит бал... И все-таки революция на этом ещё не кончается. В январе 1980 года (год вещих снов) выборы президента. Победа Банисадра вызывает нескрываемое раздражение правых клерикалов. В марте выборы в меджлис - более половины депутатов чалмоносцы, т. е. официальные служители культа... Наконец, 1981 год в основном завершает революционное действо. Митинги, демонстрации против Банисадра, закрывают все неугодные газеты, Банисадр освобождается от должности главкома, затем лишается и президентства, заодно разбираются с левыми и моджахедами, новая власть откристаллизовывается во вполне имперском стиле. В том же 1981 году убивают Бехешти, имевшего огромную власть и авторитет в среде духовенства.

Таким образом, именно в 1981 году сформировался тот Иран, которого так боится западный мир во главе с США. Что ж, главная цель третьей имперской фазы достигнута - мир напуган, мир отодвинут, собственный народ спрятан за высоким забором, посажен под домашний арест на 36 лет, будет думать все эти годы, дабы к 2013 году придумать хоть какую-то альтернативу западной машинной цивилизации.

Страх, рожденный современным Ираном, его вождем аятоллой Хомейни, был столь же силен, как и страх, внушенный Никитой Хрущевым, сказавшим как-то сгоряча, что похоронит Америку. На самом же деле Никита Сергеевич был достаточно добр, а сменивший его Брежнев был ещё добрей, что не мешало им держать порох в очень сухом состоянии. Так что страхи по поводу Ирана скорее следствие гипнотического воздействия Хомейни, чем предчувствие реальных опасностей, ибо третья фаза при всем её широчайшем диапазоне (скажем, от миролюбивого Баязида II до воинственного Селима в османском цикле) все-таки призвана не к разрушению, а созиданию, не к драке, а к борьбе. В этом смысле наша задача состоит в том, чтобы ещё раз убедиться, что перед нами третья фаза, а не вторая или четвертая, что границы фазы именно такие, а не иные. Это особенно важно в связи с тем, что сама фаза ещё не скоро кончится.

Отличительная черта третьей фазы - это власть бюрократии. При этом нас не должна смущать властная фигура Хомейни, в начале третьей фазы так естественно копировать манеры старофазных тиранов, но суть уже другая (Хрущев тоже вел себя грубовато, но Политбюро его уже не боялось). "События "исламских" культурной, судебной и административной "революций" показали, что, вопреки широко разрекламированному духовенством лозунгу борьбы за "революционную исламскую перестройку" государственного аппарата и общественной жизни, они вовсе не были направлены против бюрократизма, а в ещё большей степени способствовали закреплению основных черт, присущих буржуазно-бюрократической машине. Разбухание государственного аппарата отличительная черта шахского режима - продолжилось и при религиозной диктатуре в Иране. (Если в 1982-1984 гг. в органах государственного правления более 1,3 миллиона человек, а к концу 1985 г. до 2 миллионов, то при шахе всего 666 тысяч.) Бюрократизм, коррупция, злоупотребление служебным положением и финансовые махинации стали характерной особенностью "режима аятолл" и его "исламской" управленческой элиты" (А. Шестаков).

"Весь комплекс проведенных до сих пор (1982) социально-экономических мероприятий нового режима отвечает в основном интересам мелкого и среднего торгово-предпринимательского капитала, оттеснившего от экономической власти узкую группу крупных финансово-промышленных магнатов" (Р. Ульяновский). Такой экономический скачок вполне в рамках перехода от крупнопредметной экономики второй фазы к широкомасштабной экономике третьей фазы.

А вот впечатление очевидца, побывавшего в Иране в 1985 году (журнал "Шпигель"): "Толстые пачки банкнот, врученные по назначению, помогают преодолеть необозримый лабиринт бюрократического аппарата... Толпы большей частью невежественных бездельников, находящихся на содержании у государства, которые, попивая чай и покуривая, сидят повсюду в министерствах, должны хотя бы внешне подтверждать свое право на существование..."

Отсутствие слишком резкого перелома между второй и третьей фазами должно доказать относительное единство экономического порядка как при шахе, так и при аятоллах. Так, например, "переход частных и иностранных банков в руки государства был осуществлен в традициях буржуазной национализации, т. е. без конфискации вкладов и имущества физических и юридических лиц. Государство тем самым как бы взяло под свою защиту частный сектор, финансовые устои которого могли бы серьезно пострадать в случае дальнейшего развертывания революционной ситуации в стране. Актом буржуазной национализации руководство страны недвусмысленно сделало выбор в пользу частнокапиталистического пути развития, которому в дальнейшем, однако, необходимо было придать исламскую окраску" (К. Ходжар оглы).

Все разговоры о создании ни на что не похожей исламской экономики так и остались разговорами. "Тоухидная экономика - суть теории Абуль Хасана в апологии мелкого производства, свертывания крупных промышленных предприятий... банковская система, по исламским законам, должна была быть беспроцентной" (З. Арабаджян). Одна из характерных черт "тоухидной (исламской) экономики" - стремление к экономической обособленности от внешнего мира. "В соответствии с этой теорией новым руководством страны была поставлена задача добиться сокращения объема внешней торговли и изменения её структуры, прежде всего за счет отказа от импорта предметов роскоши и потребительских товаров, не вписывающихся в "исламскую модель потребления". Параллельно имелось в виду значительно снизить экспорт нефти "(Ю. Нагерняк).

"Экономика исламского периода с начала 80-х годов в целом эволюционировала в сторону централизованной модели развития. Поворотным моментом в изменении экономического курса стал пятилетний план развития (1989-1993), по существу, являющийся программой перехода экономики страны на рыночную основу. В плане законодательно предусмотрена возможность использования иностранного капитала в виде займов, кредитов и услуг. Такое изменение конституционного запрета позволило в 1990-1991 годах заключить миллиардные контракты с ведущими зарубежными компаниями на строительство и оборудование высокотехнологических производств. В стране взят курс на приватизацию части государственной собственности" (Н. Мамедов). Таким образом, декларации о создании нового типа экономики остались пустыми разговорами, на деле же исламское государство продолжило экономическую политику шаха на новом уровне.

Определенная преемственность, как ни парадоксально, соблюдалась и в политике. "Исламские общественно-политические организации во многом повторили функционировавшие при шахе корпуса "белой революции", однако масштабы вовлечения в эти организации населения страны и формы его военно-политической мобилизации приобрели более всеобъемлющий, тоталитарный характер, чем при шахском правлении" (А. Шестаков). Тут, как говорится, ни прибавить, ни убавить, ведь наиважнейшая задача третьей фазы правдами и неправдами, но втянуть в государственные дела весь народ, повязать всех одной думой, одним общим интересом.

И все же один из разрывов 1977 года кажется слишком глубоким. Речь идет о резкой замене светского, почти западного образа жизни на якобы средневековый исламский порядок. Попробуем разобраться: так ли это? Во-первых, никакого особенно западного образа жизни во второй фазе не было, более того, "пена вестернизации вызвала негативную реакцию городских масс... в ходе революции ненависть и ярость городских низов обрушилась на то, что они считали символами "дьявольской" западной культуры: кабаре, кафе, магазины с красивой одеждой, винные магазины, банки, кино и т. д." (З. Арабаджян). (Вспомним, кстати, чем занимался Селим Грозный в Египте.) Еще за пятнадцать лет до революции один из лидеров иранского общества Але Ахмад писал в "Западничестве": "Запад - воплощение дьявольской машинизации, убившей собственную цивилизацию, и Запад гниет, его губит засилье техники, выхолащивая в человеке духовное начало и цельное восприятие внешнего мира. Преимущество Востока в религиозном чувстве, нерасчлененности сознания, гарантирующей спасение личности от унификации и превращения в придаток машины". Таким образом, реальной вестернизации во второй фазе не произошло.