Коммуникация в мире животных и человеческий язык. В данной работе Бенвенист несколько нарушает цеховые традиции французской лингвистической школы

(БИБЛИОГРАФИЯ, № 22)

В данной работе Бенвенист несколько нарушает цеховые традиции французской лингвистической школы. Парижское лингвистическое общество уже в своем уставе (1865 г.) специально оговаривало, что оно не будет принимать к рассмотрению работы, касающиеся происхождения языка (как и проектов всемирного языка). На страницах изданий Общества (BSL и «Memoi-res») мы до наших дней не находим никаких публикаций на эту тему. В русской лингвистической школе этот вопрос не исключался: уже И. А. Бодуэн де Куртенэ ставил его в связь с проблемой эволюции и выделения человека из мира животных— см.: И. А. Б о д у э н д е Куртенэ, Человечение языка, «Избранные труды по общему языкознанию», т. 1, М., 1963. Не исключали этого вопроса и некоторые другие выдающиеся лингвисты, см., например: Г. Ш у х а р д т, Происхождение языка, «Избранные статьи по языкознанию», перев. с нем., М., 1950. Из новой ли­тературы, кроме указанной Бенвенистом, см.: Ф. Н. Ш е м я к и н, Некоторые проблемы современной психологии мышления и речи, в сб. «Мышление и речь» под ред. Н. И. ЖинкинаиФ. Н. Шемякина, изд. Акад. пед. наук РСФСР М., 1963; А. А. Л е о н т ь е в, Возникновение и первоначальное развитие языка, М., 1963; F. К a i n z, Die „Sprache" der Tiere, Stuttgart, 1961; зарубежную биб­лиографию, составленную Т. Шебеком (Т. A. S e b e о к), см.в журнале «Language», vol. 39, по 3, 1963. Популярно о коммуникации у пчел и муравьев в книгах: И. Халифман, Пчелы, М., 1963; о н ж е, Муравьи, М., 1963. По проблеме языка жестов см.: Д. И. Рамишвили, Неприемлемость теорий первичности язы­ка жестов с точки зрения психологических закономерностей речи, «Изв. Акад. пед. наук РСФСР», вып. 81, М., 1956.

ГЛАВА VIII

КАТЕГОРИИ МЫСЛИ И КАТЕГОРИИ ЯЗЫКА (БИБЛИОГРАФИЯ, № 29)

Глава посвящена одной из фундаментальных проблем не только языкознания, но и наук о человеке вообще. Первая постановка ее принадлежит философам антич­ности. Закладывая основы формальной логики, Аристотель, по сути дела, как это

ясно показывает здесь Бенвенист, занимался в равной степени анализом языка, однако осознавал свое исследование лишь как анализ мысли. Такое понимание этого вопроса в общем сохранялось в Европе на протяжении всего средневековья и нового времени (ср.,например, грамматику Пор-Рояля) вплоть до середины XIX в. Этот логический подход к проблеме предполагает, что категории языка — полные аналоги категорий мысли, при этом последние, всемирно-универсальные, независимые от первых и первичные по отношению к ним, лишь используют кате­гории языка в качестве формы выражения. Излюбленными темами исследований были при этом подходе части речи в отношении к категориям логики и предложе­ние в отношении к суждению. См.: K.-F. Becker, Organism der Sprache, 1827, 2-е изд., Frankfurt, 1841; обзор: Н. С. П о с п е л о в, Учение о частях речи врус-ской грамматической традиции, М., 1954; один из примеров: П. С. П о п о в, Суж­дение и предложение, в сб. «Вопросы синтаксиса современного русского языка», М., 1950. Логический подход сменяется психологическим, при котором между логикой мышления и формами языка нет непосредственной связи, связь опо­средована психикой и психическим, вследствие чего эти последние и должны пре­жде всего изучаться как непосредственные корреляты категорий языка. См.: А. А. П о т е б н я, Мысль и язык, 5-е изд., Поли, собр. соч., т. I, Одесса, 1926; Н. Steinthal, Grammatik, Logik und Psychologie, Berlin, 1855; Г.Пауль, Принципы истории языка (1881 г.), перев. с нем., М., 1960.

Новый этап в развитии этой проблемы в западной лингвистике был связан с различными вариантами теории языковой относительности, см., например, Б. Л. У орф, Об отношении норм поведения и мышления к языку, НЛ, I, М., 1960; L Weisgerber, Das Problem der inneren Sprachform und seine Bedeutung fur deutscheSprache, «Germanisch.-RomanischeMonatschrift»,14,1926. Об­щий тезис таких исследований, в той или иной степени опирающихся на философию неопозитивизма, заключается в том, что формы языка имеют приоритет над фор­мами мышления и поведения (тезис, обратный «логическому»), причем приоритет настолько существенный, что результаты мышления на разных языках различны. В последние годы возобновились и экспериментальные исследования связи языка и мышления, уже на новой основе психолингвистики, см. обзор проблем: А. А. Леонтьев, Психолингвистические единицы и порождение речевого высказы­вания, М., 1969 (с библиографией). В этой новой ориентации вопрос о соотноше­нии категорий мысли, частей речи, форм слов и членов предложения постепенно

был вовсе оставлен.

Новейший этап составляет сближение лингвистики с логикой при изучении таких проблем, как «референция», «денотат», «номинация» и т. п. На этом этапе в исследование снова включаются логики, см. особ.: Б. Рассел, Человеческое познание, его сфера и границы, перев. с англ., М., 1957; Л. Витгенштейн, Логико-философский трактат, перев. с нем., М., 1958; новейшую литературу см. ниже в комм, к гл. XXIV.

В советской лингвистике проблема отношения языка и мышле­ния, причем в самой тесной связи с проблемой эволюции, всегда была в центре внимания, и ее рассмотрение составляет во многом особое течение современного советского языкознания. См.: Р. О. Ш о р, Язык и общество, 2-е изд., М., 1926; Н. Я- М а р р, Язык и мышление, «Избр. работы», т. 3, М.—Л., 1934, стр. 90—122; И. И.М ещанинов, Члены предложения и части речи, М.— Л., 1945; сб.«Мыш­ление и речь», под ред. Н. И. Жинкинаи Ф. Н. Шемякина, изд. АПН РСФСР, М., 1963; сб. «Мышление и речь», «Труды Института психологии», М., 1968; сб. «Мышление и язык», под ред. Д. П. Г о р с к о г о, М., 1957; в последнем сб. см. особ, работу: А. С. А х м а н о в, Логические формы и их выражение в языке, стр. 166—212; Р. А. Б у д а г о в, Проблемы развития языка, М., 1965; сб. «Язык и мышление», под ред. Ф. П. Ф и л и н а, М., 1967; Г. В. К о л-ш а н с к и й, Логика и структура языка, М., 1965. В. З.Панфилов, Грам­матика и логика, М., 1963; о н ж е, Взаимоотношение языка и мышления, М., 1971.

Бенвенист возвращается к вопросу в самых его истоках, в «Категориях» Ари­стотеля, но рассматривает его в свете своей общей концепции языка. Эта его работа

ного и восточного» (Н. И. Конрад, Запад и Восток, М., 1966, стр. 29—30). См также- Ю.В.Рождественский, Понятие формы слова в истории грам­матики китайского языка, М., 1958; «The verb "be" and its synonyms Philosophi­cal and grammatical studies». Ed. by J. W. M. Verhaar, Dordrecht, 1967 (о понятии «быть» в китайском и др. языках).

стоит особняком в западной лингвистике, но очень близка к указанному выше тече­нию в советском языкознании.

К стр. 106. Проблемами языка в той или иной мере занимались многие гре­ческие философы. Бенвенист рассматривает здесь «Категории» Аристотеля. (Рус­ское издание: Аристотель, Категории, перев. А. Кублицкого, М., 1939.) Другую важнейшую линию представляют диалоги Платона, см. особ. Платон, Кратил, Соч., т. I, М., 1968, стр. 413 и ел. и А. Ф. Л о с е в, Комментарий к диало­гу «Кратил», там же, особ. стр. 598—605; К. В и с h n e г, Platons Kxatylos und die moderne Sprachphilosophie, «Neue deutsche Forschungen. Abteilung Philos.», Ber­lin, 1936; J. Derbolav, Der Dialog „Kratylos" im Rahmen der platonischen Sprach- und Erkenntnisphilosophie, «Publications de l'Universite de la Sarre», Sa-arbriick, 1953; D. Gallop, Plato and the alphabet, «Philosophical Review», Ithaca, N. Y. vol. 72, n° 3, 1963.

К стр. 109....представляют собой образцы глаголов среднего залога. — Чтобы последующее было совершенно понятным, следует иметь в виду, что категория залога, вообще одна из самых сложных лингвистических категорий, для греческого языка традиционно определяется иначе, чем, например, для русского. В русском языке залог обычно определяется как категория.предложения, выражающаяся, кроме формы глагола, еще в целом ряде признаков (наличие тех или иных допол­нений, трансформаций и т. д.). В греческом языке залог есть прежде всего форма глагольного слова, откуда вытекает, что залог может быть определен по форме глагола и вне предложения, что целый ряд глаголов не может свободно менять форму залога (не может «спрягаться по категории залога») и т. д. Приведенные в этом месте статьи глаголы иначе называются «медиальными».

К стр. 110. По поводу терминов греческих грамматистов для перфекта, в осо­бенности термина тг^еюд, следует подчеркнуть, что к этим терминам либо непосредственно, либо в той или иной степени опосредованно, в виде кальки и т. п., восходят почти все современные термины теории глагольного вида — «совершен­ность», «перфективность», «предельность», «определенность» и др. См. о последних сб. «Вопросы теории глагольного вида», сост. Ю. С. М а с л о в, М., 1962. Общую историю см.: П. С. К у з н е ц о в, У истоков русской грамматической мысли, М., 1958.

К стр. 112. Об опытах описания основных категорий языка на основе трех исходных предикатов, соответствующих глаголам «быть», «иметь», «делать» см. в комм, к гл. XVII.

К стр. 113. В конце статьи Бенвенист возвращается к одной из магистраль­ных — своих, а вместе и всего этого направления в языкознании,— тем: к проб­леме «язык и культура», и говорит о необходимости понимать каждый язык и каж­дую культуру прежде всего не в универсальных, а в их собственных терминах. В этой связи нужно только сильнее подчеркнуть роль восточного, в частности и восточноевропейского, культурного наследия. Двумя различными путями — за­падноевропейским и восточноевропейским, византийским и далее, в частности рус­ским, осваивались и древнегреческий язык и философия. Существует тенденция, слегка дающая себя знать и у Бенвениста, отождествлять греческое культурное наследие с западноевропейской цивилизацией, см., например, спец. номер издания Копенгагенского лингвистического кружка: «The classical pattern of modern West­ern civilization. Language», TCLC, 11, 1957, где в связи с темой данной статьи следует выделить работу по истории слов «организация», «демократия» и др.: P.Chantraine, Legrecet la structure deslanguesmodernes del'Occident. О вто­ром, восточноевропейском, пути в освоении греческого наследия см.: С. А в е р и н-ц е в, В.Соколов, Патристика, ФЭ, 4; «Антология мировой философии», т. I (2), М., 1969, стр. 606 и ел.; 621 и ел. Широкую постановку вопроса для прео­доления европо- и западноевропоцентризма и программу исследований дал у нас акад. Н. И. Конрад: «Надо полностью учитывать, что в Индии и в Китае в древ­ности и в средние века существовала не только богатая, всесторонне развитая философская мысль, но и наука о философии со своей терминологией, своей тех­нической номенклатурой... Моделирование основных философских категорий дол­жно быть произведено путем сопоставления и оценки всего материала — и запад-

ГЛАВА IX

ЗАМЕТКИ О РОЛИ ЯЗЫКА В УЧЕНИИ ФРЕЙДА (БИБЛИОГРАФИЯ, № 26)

Имя основателя психоанализа Зигмунда Фрейда (1856—1939) почти не упоминается в современной психологии языка — психолингвистике. Связи психоанализа с лингвистикой идут в основном кружными путями: а) через этнографию и историю религии, б) через теорию художественного творчества и стилистику, в) отчасти через семиотику, но главным образом г) через теорию речевой деятельности. Из литературы по этим пунктам см.: а) С. А. Т о -к а р е в, Начало фрейдистского направления в этнографии и истории рели­гии, в сб. «История и психология», М., 1971; А. Ф.Лосев, Мифология, ФЭ, 3 (с библиографией); б) И. Д. Ермаков, Очерки по анализу творчества Гоголя, в серии «Психологическая и психоаналитическая библиотека», под ред. И. Д. Е р -макова, вып. 16, М.—Пг., 1924; он же, Этюды по психологии творчества А. С. Пушкина, в той же серии, вып. 14, М.—Пг., 1923; С. А. Аверинцев, «Аналитическая психология» К--Г. Юнга и закономерности творческой фантазии, «Вопросы литературы», № 3, 1970; Ch. В a u d о и i n, Psychanalyse de l'art, P., 1929; о н ж е, Psychanalyse de Victor Hugo, P., 1943; Ch. M а и г о n, Intro­duction a la psychanalyse de Mallarme, P., 1950; G. Bachelard, La poetique de la reverie, P., 1960, и др. работы этого автора; J.-P. Sartre, L'etre et le neant, P., 1948 (IV, 2 «La psychanalyse existentielle»); в) по этому пункту см. rn.V и комм.; г) сб. «Современная психология в капиталистических странах», М., 1963 (гл. 4); Г. У э л л с, Павлов и Фрейд, перев. с англ., М., 1959; J. L a g a n, Fonction et champ de la parole et du langage en psychanalyse, «La Psychanalyse», P. U. F.

n° 1, 1956.

Статья Бенвениста прямо ставит вопрос о связи лингвистики и пси­хоанализа с лингвистической точки зрения, и в этом ее особое значение. Вывод, к которому он здесь приходит, скорее отрицательный: психоанализ (на том этапе, на каком его оставил сам Фрейд) не имеет прямого отношения к лингвистике. Таким образом, Бенвенист в общем приходит к тому, что уже отмечалось в ли­тературе с иных точек зрения (см. выше пункты «а», «б», «в»).

К стр. 119. Упоминаемая здесь работа Абеля опубликована в книге: С. A b e 1, Sprachwissenschaftliche Abhandlungen, Halle,1885.Ср.на ту же тему: В. Ш е р ц л ь. О словах с противоположными значениями (или о так назыв. энантиосемии), «Филологические записки», Воронеж, V—VI, 1883; I, 1884. Бенвенист слишком резок в своей критике Абеля, к идеям которого присоединились такие крупные языковеды, как Г. Шухардт: см. его статью «Выражение отношения в языке», в кн. Г. Ш у х а р д т, Избранные труды по языкознанию, перев. с нем., М., 1950, стр. 255. Что касается существа проблемы, о которой в этом месте статьи идет речь, то Бенвенист недостаточно разделил разные ее стороны: а) философскую, гегель­янскую идею о развитии двух противоположных понятий из предшествующего состояния нерасчлененности; б) противоположность понятий типа «земля — небо», «верх — низ», «хорошее — плохое» в контексте культуры, что является хотя и не собственно языковым, но семиотическим фактом, см. об этом: М. Б а х т и н, Творчество Франсуа Рабле, М., 1965, особ. гл. 5 и 6; в) чисто языковое явление — антонимию в пределах системы значений одного слова; г) иллюзию антонимии в пределах одного слова и понятия, возникающую при рассмотрении одного языка

с точки «рения другого. Бенвенист прав, констатируя последнее — «иллюзию ан­тонимии», но последний пункт не отменяет трех первых. Из новейшей литературы по проблемам антонимии см.: Л. А. Н о в и к о в, Логическая противоположность и лексическая антонимия, «Рус. яз. в школе», № 4, 1966; он же, Антонимия в русском языке (семантический анализ противоположностей в лексике), Изд. МГУ, М., 1973.

ЯЗЫКОВЫЕ СТРУКТУРЫ И ИХ АНАЛИЗ

ГЛАВАХ

УРОВНИ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА (БИБЛИОГРАФИЯ, № 33)

В настоящем издании использован заново отредактированный перевод К. Г. Филоновой (НЛ, IV).

Эта работа Бенвениста сыграла важную роль в современной лингвистике: она в ясной и сжатой форме резюмировала основные достижения в области лингви­стического анализа и, кроме того, ответила на ряд до тех пор дискуссионных воп­росов. Среди последних нужно в первую очередь упомянуть два: 1) что такое «уро­вень языка» и 2) является ли предложение «единицей языка». На первый вопрос Бенвенист отвечает так: уровнем языка является то, что имеет соответствующую одноименную единицу; так, есть уровень фонем, или фонематический; уровень мор­фем, или морфематический; уровень слов. В этом смысле нет, например, уровня словосочетаний, нет уровня предложений, так как предложение не является еди­ницей языка в том смысле, как другие названные единицы.

Вместе с тем результатом данной работы явился и ряд новых вопросов, и не­которые из них не получили еще ответа. Один из них связан со значением термина segmentable «сегментируемый» (таков был перевод в предшествующем русском из­дании). Действительно, перевод segmentable как «сегментируемый» подходит для всех уровней (каждая единица одновременно и вычленяется как сегмент данного уровня и расчленяется на сегменты низшего уровня), кроме фонематического: фонема вычленяется как сегмент этого уровня, но сама на сегменты не членится. Элементы, на которые она действительно расчленяется,— это дифференциальные признаки, симультанные, одновременные, но не последо­вательные элементы, т. е. не сегменты. Между тем Бенвенист и уровень фонем назы­вает segmentable. В настоящем русском переводе мы устраняем эту недомолвку, переводя segmentable как «поддающийся операции сегментации», в смысле «вы­членения» (допустимо также просто «сегментный»). Таким образом, уточняется ха­рактер операции сегментации. Она оказывается двойственной по своей природе: для всех уровней операция сегментации заключается в установлении сег­ментов каждого данного уровня; одновременно д л я части уровней (а именно для всех, кроме фонематического) операция сегментации ведет к установлению сег­ментов низшего уровня по отношению к тому уровню, который является в данный момент объектом анализа. Основания этого свойства требовали бы специального исследования. (Следует заметить, что перевод слова segmentable не пассивным при­частием «сегментируемый» (такой перевод соответствует лишь первым значениям французских слов на -able), а более общим «имеющий отношение к сегментации», «сегментный» отвечает обычным во французском языке вторым значениям слов на -able, например ouvrable «рабочий (день)», (une) observable «данное, факт», monnayable «наличные (деньги)» и т. п.)

К стр. 131. Здесь предел лингвистического анализа. — В этом месте Бенвенист формулирует один из принципов представляемого им направления, который иначе можно было бы выразить так: язык лежит в диапазоне восприятия человеческих

органов чувств. Все данные о субстанции языка, которые могут быть получены посредством специальной машинной техники (форманты звуков и т. п.), если они лежат за порогом естественного восприятия человека, являются внеязыковыми и внелингвистическими. Сведения о формантах звуков и т. п., полученные с по­мощью машин, так же не относятся к ведению лингвистики, как специальные зна­ния о денотате слова, например о садоводстве или устройстве автомобиля, не от­носятся к ведению лексикологии. Об общих основаниях этого подхода к языку см. Вступ. статью.

К стр. 182. Если фонема определима, то только как составная часть единицы более высокого уровня — морфемы. — Это положение сближает концепцию Бенве­ниста с Московской фонологической школой (ср. высказывание П. С. Кузнецова, приведенное во Вступ. статье). Подробнее см.: А. А. Реформатский, Из ис­тории отечественной фонологии, М., 1970. В других, так называемых «имманент­ных», теориях фонем фонема определяется независимо от морфемы, а тем самым план выражения языка в целом постулируется вне его отношения к плану содер­жания—семантике, а также лексике и грамматике.

К стр. 134. Предложенное здесь'Бенвенистом различие между «автономными» и «синномными» словами только до некоторой степени совпадает с различием «са­мостоятельных» и «несамостоятельных» слов традиционной грамматики, почему мы и предпочли не употреблять в переводе эти термины. Термины Бенвениста удо­бны еще и потому, что благодаря своему составу (наличие элемента «авто-», «ауто-») они оказываются параллельны другим парам терминов. С парой терминов, пред­ложенной Марти и упоминаемой Бенвенистом,— «автосемантические» и «синсе-мантические»,— следует сопоставить еще и логические термины: «автологичные» и «гетерологичные», см. о них: Н. И. С т я ж к и н, Гетерологичности парадокс, ФЭ, 1. На связь всех явлений, выраженных всеми тремя парами терминов, указы­вает тот факт, что «автономные» слова в отличие от «синномных» могут быть, по-видимому, определены как слова, могущие быть названиями самих себя. Этим свойством не обладают «синномные» слова, например под может быть названо толь­ко как «предлог под» или «выражение такого-то отношения». В силу этого свойства различие «автономных» — «синномных» слов стоит в прямом отношении к разли­чию «автологичных» — «гетерологичных» слов, а вследствие этого также — к явле­ниям логических парадоксов типа парадоксов Рассела и т. д.

К стр. 136. О предложении в его отношении к знакам см. комм, к гл. III.

ГЛАВ А XI