Кто такой Иисус Христос, чему учил и кому служил? 21 страница

Из этого можно сделать только один вывод: ничто в истории не свидетельствует об истинности доктрины искупления, но все факты свидетельствуют против неё, поскольку чтобы так злодействовать, как злодействовали в истории «искуплённые», которым Христос «вернул достоинство сынов Божьих» (В.Н.Лосский), необходимо быть одержимыми страстями, бесовщиной и безумием в большей степени, чем все прочие, живущие вне христианства. Доктрина искупления предстаёт в истории как доктрина «умилостивления жертвами» Сатаны. Мессианские евреи, верующие, что Иисус – Мессия, обещанный Ветхим Заветом, пишут об этом прямо, хотя явно не понимают смысла того, что пишут: «Мессия выкупил наши души из преисподней». Но это признание того, что бог Израилев и Сатана практически неразличимы.

Словно намеренно подтверждая утрату различения «православием», В.Н.Лосский пишет, ссылаясь на Григория Нисского: «человеческая природа Христа была как бы приманкой на крючке Его божества. Диавол бросился на жертву, но крючок пронзил его: он не может поглотить Бога и умирает.

Долг, уплаченный Богу, и долг, уплаченный диаволу; два эти образа полноценны лишь вместе взятые для обозначения в существе своём непостижимого деяния, которым Христос вернул нам достоинство сынов Божиих» («Догматическое богословие», «19. Искупление»).

Но утверждение о наличии долгов диаволу, подлежащих оплате и оплаченных, отрицает слова самого же христианского бога: «Отойди от меня, сатана; ибо написано: “Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи”» (Мф.4:10), где под «Господом Богом» подразумевается стоящий над всеми демонами и бесами верховный дьявол Иегова. А злодейства ветхозаветно-талмудической, никейско-догматической цивилизации явно не в пользу тезиса о том, что этот диавол, бросившись на жертву, умирает: больно уж долго он умирает.

Не может быть у человека долга дьяволу, как не может быть долга и перед Истинным Богом, Который превыше всего тварного, и человек может либо обрести Его награду, либо обидеть, но не Его, а себя, выказав непокорность Его воле.

Признание доктрины искупления истинной вынуждает богословов, следуя ей, наваждение из преисподней назвать «неисповедимостью путей Господних» и «конструировать» для Всевышнего (с которым они отождествляют бога Израилева) такую логику Его обращения с человечеством, которую не могли себе позволить злейшие земные тираны и которая не грезилась самым изощрённым садистам. Доктрина искупления отрицает справедливость, поскольку, согласно ей, спасение души человека достигается не его личным трудом по очищению от его собственного злонравия, а поблажкой его злонравию вследствие жертвования праведниками, благие дела которых могли бы привести к искоренению греховных соблазнов. Доктрина искупления взывает к человеческой гордыне: Бог нас так любит, что, несмотря на всю нашу греховность, злодейства, злочестие, позволил нам убить праведника и тем самым искупить свои грехи перед Ним. Но это – логика сумасшедших, следование которой способно уничтожить всех, кто её принимает, и многих вокруг них. Внутрисоциальное принуждение ко греху стало нормой для ветхозаветно-талмудической, никейско-догматической цивилизации с её вариациями доктрины искупления грехов, затмившей учение о преображении человечества и каждого человека в Духе Божием.

И атеизм как массовое явление возник в библейской цивилизации именно как поверхностная (не идущая дальше писаний, отождествляемых с Истинным Богом), но нравственно, интеллектуально и духовно здоровая реакция совестливых людей на извращающую добро и зло логику доктрины искупления, приписываемую «богословами» Богу в их безумном принятии еврейских писаний и никейской догматики и игнорировании всего, не совпадающего с ярмом канона.

А «мiровая закулиса» с доктрины искупления имела и имеет вполне земной гешефт. Во-первых, Дух Божий отошёл от христианской паствы и иерархий, вследствие чего им можно морочить головы почти беспрепятственно по большинству вопросов земной жизни, чему свидетельство – множество глупостей, выявившихся в катастрофичности истории библейской цивилизации.

Во-вторых, всё в земном отношении благонамеренное в христианстве, противящееся деятельности «мiровой закулисы», подсознательно кодируется на непротивление злу насилием. Лев Толстой эту кодировку с уровня подсознания вывел на уровень сознания: он её не придумал, ничего не извращал. Это непротивление злу насилием уже было в христианстве и действовало до Льва Толстого в обход контроля на целесообразность сознанием людей уже более полутора тысяч лет. За это осознание неосознаваемого другими Толстого и отлучили от церкви; но можно ли отлучить от истины человека, пришедшего к ней самостоятельно? Библейское непротивление злу насилием и кораническое «побеждай зло тем, что лучше» (Сура 23:98) – это разные вещи: вторая гораздо сильнее.

В-третьих, всё благонамеренное в христианстве, противящееся деятельности «мiровой закулисы», кодируется подсознательно и подталкивается сознательно к самоликвидации в жертвоприношении себя «за други своя». В частности, именно это и делает первая стихира на «Господи воззвах» в вечер Великого понедельника: «Приидите… сшествуем Ему, и сраспнемся, и умертвимся Его ради…» (Православный богослужебный сборник. Издание Московской Патриархии, М., 1991, с. 271). Хотя «Русское Православие» иногда и обвиняет Рёрихов в масонствовании, но в призыве восхождения на Голгофу они почти неотличимы. Но есть одна сторона, которая обходится молчанием всеми, учащими «самопожертвованию».

В первом же воздушном бою расстрелять безрезультатно боезапас и погибнуть, совершив таран, – это гораздо проще, чем от вылета к вылету целенаправленно наращивать боевое мастерство и пройти всю войну, нанося врагу ущерб, многократно превышающий собственные издержки. Хотя пойти на таран требует определённого мужества, это безусловно, но пройти всю войну требует того же мужества, а сверх того – навыков.

Бывают ситуации, в которых взойти на Голгофу – единственное средство достичь благой цели; и должно уметь с человеческим достоинством принимать и проходить такой путь. Но если найти для себя Голгофу и взойти на неё становится главной целью жизни, а не крайним средством достижения цели, то объективно целью жизни такого человека является самоубийство, самоликвидация, хотя он может и не осознавать этого, поскольку, в отличие от самоубийства в «чистом виде», в такого рода мистерической голгофской самоликвидации участвует ещё множество людей, и всё красиво обставлено, по крайней мере, в восприятии нашедшего свою Голгофу.

Неужели Бог ошибся, послав его душу в этот мiр? Или всё же человек, ища для себя Голгофу, уклоняется от некой миссии, возложенной на него Богом? Выполнять миссию – долго и трудно, а на Голгофу в порыве страсти – раз и готово…

В никейско-догматической голове библейской цивилизации доктрина искупления и принятие мистерии Голгофы за истину – следствие закодированности на самоликвидацию всего противящегося экспансии «мiровой закулисы». Закодированному на страстотерпие ради страстотерпия, закодированному на самопожертвование во имя благих целей не нужны различение, знания, навыки, понимание, позволяющие ликвидировать необходимость страстотерпия и жертвоприношения себя. Для «мiровой закулисы» он не опасен. Но могут ли богословы гарантировать, что нашедшему свою Голгофу не предстоит держать ответ перед Богом за неиспользованный на земле, попусту растраченный в найденной личной Голгофе потенциал возможностей и за уклонение от предполагавшейся его земной миссии?

«Жертва искупает», – сидит в сознании идущего на жертву; «своей самоликвидацией ты расчищаешь нам дорогу», – в молчании комментирует это же «мiровая закулиса». Для жертвующего жертва – кульминация жизни, но для «мiровой закулисы» он – один из многих жертвенных баранов в её мистериях «самопожертвования». Исключения не часты.

«И я бы мог, как шут …», – прокомментировал А.С.Пушкин свой рисунок виселицы с повешенными декабристами. Но это стало возможным потому, что Высшие Силы не выпустили его из Михайловского, воротив его с дороги в Петербург. И он не принял участия в мистерии самопожертвования офицеров-масонов, жертвовавших заодно и подчинёнными им нижними чинами на Сенатской площади. И России было даровано 10 лет его творчества.

«Погиб поэт, невольник чести», – писал М.Ю.Лермонтов, указуя на мистерически самопожертвенную смерть Пушкина, позволившего ввести себя в мистерию, в которой ему был предоставлен выбор: либо потеря чести, уважения в среде дворянства и зарождавшейся «общественности», либо смерть, т.е. два вида смерти для общества. И он не смог ни выйти из мистерии, пристрелив Дантеса как распространителя нечестия на земле, ни подняться над нею каким-то иным путём. Но и Лермонтов, указав на мистерическую гибель Пушкина, сам не удержал себя от вхождения в мистерию самоликвидации с подобным же сценарием и матрицей возможных состояний.

И грандиозные мистерии войн – Крымской, Русско-Японской, Первой Мiровой – в которые входили уже не отдельные личности, а Россия в целом, принимая на себя уготованную ей «мiровой закулисой» жертвенно-страдальческую роль в глобальной мистерии – это всё земной гешефт «мiровой закулисы», снимаемый ею с доктрины искупления, выращенной ею из мистерии Голгофы Иисуса Христа. На уровне личностном и государственно-народном, от Христа до ГКЧП, мистерия, творимая «мiровой закулисой» от имени якобы Бога, – средство самоликвидации её противников чужими руками, если они не умеют отмежеваться от мистерического действа или не различают его в общем множестве жизненных событий. А доктрина искупления крестной жертвой Христа – одно из средств вовлечения в мистерию всех, верующих бездумно.

В сборнике статей митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна «Битва за Россию», изданном в 1993 г., есть раздел «Сценарии Смуты». Взявшись за рассмотрение сценариев, высокопреосвященный Иоанн тем самым свидетельствует о мистерическом характере истории, по крайней мере, в периоды социальных катастроф, проистекающем из отсебятины космополитической «интеллектуальной элиты и мiровых банкиров» (с.85). Но на с.26 уважаемый митрополит пишет: «Никаких претензий на роль самостоятельного политического лидера у Церкви не было и нет». Если смотреть на это признание высокопоставленного иерарха «Русской Православной Церкви» с точки зрения «мiровой закулисы», то оно – присяга на лояльность. Церковь подтверждает свою готовность играть несамостоятельную политическую роль в очередном акте мистерии «ДА СБУДУТСЯ ПИСАНИЯ “мiровой закулисы”», поскольку «закулиса» в настоящее время обладает глобальной монополией на устойчивую сценаристскую и постановочную деятельность в отношении мистерий истории. Не потрудившись обзавестись догматами по общественным вопросам, отличными от ветхозаветно-талмудических, из которых проистекала бы гибкая и эффективная концепция внедрения в общество Богодержавия – «да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли…», – церковь способна только бессмысленно, судорожно дёргаться, когда очередной этап программы Библии – Сионских протоколов начинает воплощаться в жизнь вопреки её благонамеренности.

Если взять Полное собрание сочинений В.И.Ленина и почитать, как он из Швейцарии воспринимал события в России в феврале-марте 1917 г., то можно понять, что из Швейцарии он видел наличие сценария и распределение ролей, о чём он пишет недвусмысленно: «Эта восьмидневная революция была, если позволительно так метафорически выразиться, “разыграна” точно после десятка главных и второстепенных “репетиций”; актёры знали друг друга, свои роли, свои места, свою обстановку вдоль и поперёк, насквозь, до всякого сколько-нибудь значительного оттенка политических направлений и приёмов действий» (ПСС, т.31, с.12). Но когда из зрительской ложи солист Ульянов-Бланк собственными благонамеренностью и страстями вырвался на сцену, мистерия для него перестала быть спектаклем, а стала реальной жизнью. Но она не перестала быть мистерией по известному сценарию для её сценаристов и постановщиков.

В прошлом церковь не отличала сценариев исторических мистерий «мiровой закулисы» от Богодержавия (подразумевая под Богом бога Израилева), отождествляя мистерию «Да сбудутся писания сионских мудрецов» с Богодержавием, вследствие чего история библейской цивилизации в целом и России в частности – катастрофична. Но и сейчас ничто не говорит о том, что хоть кто-нибудь из христианских писателей-историков, -философов, -социологов выделил в историческом прошлом деятельность «мiровой закулисы» и её сценарии исторических мистерий из общего потока событий, а главное – распознал бы её методы воздействия на течение внутрисоциальных процессов. В таких условиях движимая собственной благонамеренностью, но не имея самостоятельной концепции, альтернативной или объемлющей концепцию мистерий «мiровой закулисы», церковь может играть только навязанную ей (как Пилату) или чарующую её (как Ленина) роль в очередном акте глобальной мистерии «Да сбудутся писания “ м iровой закулисы ”».

Проблема исторически реальной церкви в истории России не высосана из пальца. Она неоднократно вставала в сознании думающих русских людей, обеспокоенных судьбой Отчизны. И у многих вырывались нелицеприятные для неё оценки, подобные высказанной А.К.Толстым: «Нет ничего слюнявее и плюгавее русского безбожия и православия», из чего можно понять, что он, отвергая безбожие и тогдашних нигилистов-социалистов, не находил Бога и в исторически реальной церкви. Бог поругаем не бывает, и за то, что ищущие Бога Живого не могли найти пути к Нему через церковь, она распалась после 1917 г.

При этом было бы напраслиной возлагать на Советскую власть какую-то особую ответственность за искоренение из русского общества жизнеспособной веры. Как свидетельствует в своих воспоминаниях один из вождей Белого движения генерал А.И.Деникин, в первую же неделю после отречения от престола императора Николая II в действующей армии 80% солдат перестали ходить к исповеди к полковым священникам. А после Октябрьского переворота количество обращавшихся к полковым священникам сразу же сократилось ещё в десять раз.

Последнее, что мы испытали на истинность и отвергли как вздорную ложь – материалистический атеизм в форме марксизма-ленинизма, но и из него мы извлекли и вобрали в себя те зёрнышки здравого смысла, которые в нём всё же были (методологическую философию как класс философий, альтернативных цитатно-догматическим философиям) и на которые мы "купились" в прошлом, поверив, что и остальное в нём добротно, когда он появился в культуре человечества и пришёл в Россию.

Но к испытанию на истинность материалистического атеизма мы перешли только после того, как нас обмануло исторически реальное библейское христианство: обещали Царствие Божие на Земле («да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли»), а что получилось? Сразу же после крещения Руси, произведённого огнём и мечом, началась феодальная раздробленность некогда единой славянской ведийской цивилизации;* трёхсот лет не прошло – нашествие и иго; потом борьба за объединение Руси и возвращение отторгнутых от неё земель; потом смута; потом крепостное право и внутренние крестьянские войны; потом войны внешние начала ХХ века, в которых одуревшая «элита» пыталась осуществить свои цели, проливая реки русской крови.

Если иерархи церкви действительно научали тому, чему они учили, то это означает, что то, чему они учили – не истина, поскольку все эти и другие бедствия эпохи после 988 г. – результат того, что веропоучения церковной иерархии, господствовавшей на протяжении последнего тысячелетия, были приняты за чистую монету, хотя содержали в себе заведомую злонамеренную ложь. В близкую к нулю эффективность церковного пастырства мы не верим: научали народ надёжно, но не чистой истине, а чисто демонической отсебятине, которую паства и воплощала в жизнь в пределах границ Божьего попущения. Историк В.О.Ключевский, до Московского университета обучавшийся в одной из провинциальных семинарий и потому хорошо знакомый с вопросом, свидетельствует: «Русское духовенство всегда учило паству свою не познавать и любить Бога, а только бояться чертей, которых оно же и расплодило со своими попадьями. Нивелировка русского рыхлого сердца этим жупельным страхом – единственное дело, удавшееся этому тунеядному сословию» (1990, с.434).**

Конфликт веры и разума, науки и религии – следствие повреждения в уме, порождённого сатанизмом. Поскольку всё знание во Вселенной – от Бога, то истинная религия и истинная наука не могут быть в конфликте. На основе Библии, порождающей этот конфликт и вызывающей тем самым слабость веры, лишённой разума, и осатанелость науки, впадающей в безверие, он разрешён быть не может.

В библейской цивилизации не веруют в Бога. Ветхозаветно-талмудическая часть её верует не

в Бога, а в якобы предопределённое Богом превосходство евреев над другими людьми и якобы Богом данное право творить в отношении их вседозволенность, не отвечая ни за что: ростовщичество, убийства (ритуальные в том числе), ложь, клевета в науке, искусстве и средствах массовой информации в отношении неиудеев признаются раввинатом допустимыми на протяжении тысячелетий. Никейско-догматическая её часть верует не в Бога, а в доктрину искупления верой в Иисуса и самой его казнью. Атеисты в ней – часто просто разумные животные, чей разум – невольник инстинктов и социально обусловленных комплексов (желаний, неполноценности и т.п.). При этом слово «распятие» утратило в ней смысл страшной мучительной казни, но обрело смысл «ювелирного изделия», «предмета декоративно-прикладного искусства», «церковной утвари». Слово «распинаться» также утратило смысл «самопожертвования», но обрело смысл «произнесения речи перед невнемлющей ей аудиторией» и смысл «пустословия», когда аудитория полагает, что она умнее и знает больше, чем тот, кто перед нею выступает. И не для того ли, чтобы освободить людей из плена злобных писаний от имени Бога милостивого и милосердного, потребовалось три поколения (75 лет) государственного насаждения атеизма, после которого мы можем без конфессиональной предубеждённости читать все писания по совести, а не из подсознательного страха «вероотступничества» от традиционного вероустава, впитанного с молоком матери?

Кроме поклоняющихся казни, это – цивилизация праздно ли, безучастно ли, похотливо ли взирающих на казнь со стороны, но палец о палец не ударяющих, чтобы остановить злодейство. Это цивилизация обрекающих на казнь; цивилизация казнящих по слепоте, бездумью, подневольности; казнящих из сладострастия похоти казни; цивилизация казнимых безучастно и в истерике исторических мистерий; те, кто хочет в ней блага, – либо приносят себя в жертву очарованию мистерий самоликвидации добра, либо сами становятся палачами прежних палачей и многих других. Даже в благонамеренности эта цивилизация не способна к благодетельности на Земле, о чём свидетельствует вся её история, поскольку она не ищет воли Божией, а препирается о ритуалах и догматике, не имея достоверного знания об их присхождении.