Глава 28. Уоррен не позволил Спектеру тянуть с отъездом в Техас

Офис комиссии

Вашингтон

16 марта 1964 года

Уоррен не позволил Спектеру тянуть с отъездом в Техас. «Председатель Верховного суда никому не давал засидеться на месте» ¹ , – отмечал Спектер. Итак, в понедельник, 16 марта, в тот самый день, когда комиссия заслушала показания Хьюмса и других патологоанатомов из госпиталя ВМФ в Бетесде, Уоррен попросил Спектера немедленно отбыть в Даллас, чтобы допросить там врачей и медицинский персонал больницы Паркленда.

– Право, господин председатель Верховного суда, на этой неделе начинается Песах, а мне нужно еще подготовиться к встрече с этими свидетелями, – возразил Спектер, мечтавший провести еврейские праздники с семьей. – Мне бы лучше поехать через неделю.

– Я рассчитывал, что вы поедете сегодня же вечером, – ответил Уоррен.

Они пришли к компромиссу: Спектер согласился выехать в четверг. Жену и детей он попросил приехать в Канзас, чтобы там вместе провести праздник[13].

Спектер надеялся во время поездки в Техас прояснить кое‑какие загадки, связанные с показаниями медиков. Например, почему врачи больницы Паркленда первоначально сказали репортерам, что рана в горле президента – это входное отверстие, а не выходное (что исключало выстрел из окна книжного склада)? И какая цепочка улик связана с той почти неповрежденной пулей, которую нашли в коридоре первого этажа больницы – той пулей, которая, как теперь считал Спектер, ранила и Кеннеди, и Коннелли? Баллистические тесты показали, что эта пуля вылетела из винтовки Освальда.

Спектеру не терпелось своими глазами увидеть больницу Паркленда, пообщаться с врачами из отделения неотложной помощи, которые 22 ноября пытались вопреки всему спасти жизнь президента Соединенных Штатов. Больница, как оказалось, ничуть не походила на роскошные, прекрасно оборудованные больницы Вашингтона, где при обычных обстоятельствах лечился президент и члены его семьи. Больница Паркленда представляла собой большой, шумный, довольно запущенный медицинский центр на окраине большого города – «вытянутое тринадцатиэтажное тускло‑коричневое здание учебной больницы», по воспоминаниям Спектера. Спектеру выделили небольшое помещение для переговоров, и он тут же взялся за дело, попросив администрацию больницы организовать ему встречи с «теми из персонала, кто имел хотя бы косвенное отношение» к оказанию помощи Кеннеди и Коннелли. «Я намерен получить показания под присягой от каждого врача, медсестры, санитара и постороннего, кто имел к этому отношение». В среду, 25 марта, он опросил подряд тринадцать свидетелей.

Позднее Спектер скажет, что, учитывая обстоятельства, работа сотрудников больницы Паркленда в день покушения была «превосходной». Доктор Чарльз Каррико, хирург‑ординатор, который первым принял Кеннеди, сообщил Спектеру, что, когда он прибыл в отделение неотложной помощи, сердце президента еще билось. «С медицинской точки зрения, полагаю, он был еще жив», – сказал Каррико. Но Спектер знал, что выстрелом снесло столь значительную часть мозга, что все старания врачей были напрасны, хотя те и предпринимали «все мыслимые, отчаянные усилия спасти его».

Врачи Паркленда подготовили логичное объяснение той путаницы насчет раны в горле президента – почему они первоначально приняли ее за входное отверстие (ошибка сохранилась в документах больницы: один из врачей в отделении неотложной помощи описывал отверстие в горле президента как «предположительно входную рану от пули»2). По словам врачей, они не переворачивали тело президента и потому не увидели входное отверстие со стороны спины. После того как президент был объявлен умершим, врачи, как они сказали, покинули приемную и не проводили дальнейшего обследования. «В тот момент, я так понимаю, ни у кого духу не хватило его обследовать», – сказал Каррико. В иной ситуации он и его коллеги провели бы подробное обследование тела «ради собственной любознательности и обучения». В данном случае, как сказал Каррико, «мне винить себя не в чем: я только что видел, как умер президент». Спектер подозревал, что, если врачи и имели намерение перевернуть тело президента и осмотреть его внимательнее, они отказались от этой мысли, заметив подле миссис Кеннеди. «Им не хотелось тыкать инструментами в тело на глазах у вдовы».

Спектер обошел всю больницу, осмотрел медицинское оборудование, с помощью которого пытались спасти президента. Ему показали металлическую каталку, на которую положили Коннелли. Если версия одной пули была верна, то пуля выпала на каталку после того, как Коннелли перенесли на операционный стол на втором этаже хирургического отделения. Из других показаний Спектеру было известно, что каталка, на которой везли Кеннеди, находилась далеко от того места, где обнаружили пулю.

Ординатор показал, что после того, как Коннелли перенесли на операционный стол, каталку поставили в лифт, чтобы отвезти на первый этаж, где ее должны были протереть и снова использовать. Ключевое свидетельство по этому вопросу исходило от инженера больницы, Даррелла Томлинсона ³ , который припомнил, что обнаружил каталку в лифте на первом этаже, выкатил ее в коридор и поставил у стены рядом с другими. И тогда, сказал он, послышался звук от удара пули об пол – очевидно, она закатилась под резиновый матрас на какой‑то из этих каталок. Показания Томлинсона разочаровали Спектера: в некоторых подробностях инженер путался, не мог с уверенностью сказать, с какой именно каталки упала пуля. Но даже так, говорил Спектер, при данных обстоятельствах вывод о происхождении пули напрашивался один‑единственный: она упала с каталки Коннелли, больше неоткуда.

Вернувшись в Вашингтон, Спектер подробно обсудил с Дэвидом Белином версию одной пули. Спектер понимал, что отчасти его коллега из Айовы будет разочарован этой теорией, ведь подробный анализ фильма Запрудера и проведенный Белином в ту зиму хронометраж выстрелов наводил на мысль о втором стрелке, то есть о заговоре. Но выслушав Спектера, Белин не мог отказать версии одной пули в последовательности и позже говорил, что сразу же принял ее за истину: Освальд выстрелил по лимузину не трижды, а всего два раза, одной пулей поразив и Кеннеди, и Коннелли. В следующие десятилетия научные исследования, с применением методов, недоступных для комиссии Уоррена в 1964 году, подтвердили выводы версии одной пули, хотя ей и предстояло стать самым, пожалуй, противоречивым из всех открытий комиссии. Правда, сами сотрудники комиссии не считали это открытие таким уж противоречием, и некоторые из юристов вспоминали потом, с какой готовностью приняли эту версию той весной. «Она выглядела вполне убедительно», – говорил Сэм Стерн.

Оставался открытым вопросом о другом выстреле, который якобы слышало большинство присутствовавших на Дили‑Плаза. Если одна пуля попала президенту в голову, а другая ранила и Кеннеди, и Коннелли, то куда делась третья? Юристы спорили об этом неделями, но так и не пришли к окончательному, всеобъемлющему ответу, лишь решили, что пуля пролетела мимо лимузина – это было вполне очевидно. Наиболее убедительную версию включили в отчет комиссии: мимо пролетела именно первая пуля. Освальд мог выстрелить первый раз и промахнуться в тот момент, когда лимузин Кеннеди сворачивал за угол на Элм‑стрит, приближаясь к высокому дубу, который на миг перекрыл Освальду обзор. Из‑за этого Освальд мог поторопиться с выстрелом – он понимал, что ветви дерева вот‑вот скроют от него мишень. Промах при первом выстреле можно было бы также, по мнению некоторых юристов, объяснить волнением: Освальд мог осознать чудовищный смысл того, что собирался сделать.

Джон и Нелли Коннелли согласились дать показания комиссии в апреле. Спектер думал, что вести допрос предстоит ему, поскольку у всех остальных свидетелей из кортежа показания брал он, и никто другой не был лучше знаком с медицинскими данными. Свидетельство супругов Коннелли приобрело тем большую значимость, что – как выяснилось к ужасу Спектера – замаранный в день убийства костюм губернатора отправили в химчистку4. Одежда тем самым «полностью утратила ценность для следствия», пояснял Спектер. Решение почистить костюм, как впоследствии обнаружилось, исходило от миссис Коннелли. «Я не могла вынести вида крови», – заявила она, при этом настаивая, что «велела чистильщику по возможности снять пятна, но не чинить прорехи и ничего больше не делать»5.

Спектер был поражен, узнав за несколько дней перед допросом супругов Коннелли, что вести его поручено не ему. По просьбе Уоррена эти показания должен был снять Рэнкин. Данное решение, как полагал Спектер, Уоррен принял потому, что был недоволен его чересчур педантичной работой со свидетелями. Неприятную новость Рэнкин сообщил Спектеру лично, и тот попытался убедить себя, будто нисколько не задет. «Мне было без разницы, буду ли я их допрашивать или нет, – вспоминал он. – Не моя забота».

Рэнкин попросил Спектера помочь ему.

– Арлен, – сказал он, – подготовь меня.

Спектер воспользовался случаем, чтобы напомнить Рэнкину, ткнуть его носом: в какое количество деталей нужно вникнуть, прежде чем браться за допрос столь существенных свидетелей. Спектер не собирался, как он выразился, «приукрашивать», он обрушил на Рэнкина массу фактов и цифр, а также медицинскую и баллистическую терминологию, которую тому требовалось срочно освоить. «Я указал Рэнкину, что начальная скорость пули составляла примерно 660 м/с, к тому времени, как она попала в президента, скорость пули составляла около 600 м/с, а выходная скорость должна была составить около 540 м/с». Рэнкин выслушал рассказ Спектера о том, как военные проводили и только что закончили баллистические тесты, причем пытались воспроизвести раны жертв «с помощью раствора желатина и прессованного козьего мяса», а также о том, что пуля «вошла чуть слева от правой подмышки губернатора, вышла под его правым соском, оставив большое выходное отверстие, вошла с тыльной стороны запястья, вышла с передней, засев, наконец, в бедре».

Спустя годы Спектер посмеивался, вспоминая выражение лица Рэнкина: «Когда я закончил, Рэнкин, понимая, что времени вникать в такие подробности у него нет, только головой покачал в отчаянии», – рассказывал он.

Рэнкин сразу же сдался.

– Лучше вам самому допрашивать Коннелли, – сказал он Спектеру.

Тот признавался, что получил некоторое удовольствие, столь успешно обойдя решение председателя Верховного суда: «Уоррен позвал Рэнкина, а пришлось ему иметь дело со мной».

Допрос супругов Коннелли был назначен на вторник, 21 апреля. В то утро губернатор Техаса вместе с женой явился в офис комиссии и ему впервые продемонстрировали фильм Запрудера. Спектер, сотни раз видевший эту пленку, вспоминал поразительное ощущение, охватившее его, когда он сидел и «глядел, как губернатор Коннелли смотрит, как в него стреляют». Нелли Коннелли назвала это «страшным, но и до странности сюрреалистическим впечатлением» – смотреть этот фильм, «как будто все происходило с кем‑то другим, в другое время и в другом месте» ⁶ . В особенности ее напугал кадр, на котором пуля попадает в голову президента, а Жаклин Кеннеди пытается вылезти из пассажирского отсека лимузина. «Я смотрела эту зернистую пленку и глазам не поверила, когда увидела, как Джеки выползает на капот. Что она пыталась сделать?»

Показания миссис Коннелли были во многих отношениях не менее важны, чем показания ее мужа: поскольку сама она не была ранена, ее воспоминания не были искажены потрясением и физической болью. Но в том‑то и заключалась проблема для Спектера: волевая и с хорошо подвешенным языком первая леди Техаса была твердо убеждена в том, что в ее мужа и в президента попали разные пули. Она считала, что первая пуля угодила Кеннеди в горло – она знает это, сказала миссис Коннелли, поскольку после первого выстрела обернулась и увидела, как президент тянется рукой к шее, – а вторая пуля, вылетевшая спустя несколько мгновений, поразила ее мужа в спину. Череп президента, по ее словам, разбила третья пуля, и к тому времени ее супруг уже упал, раненый, ей на колени.

Когда Коннелли смотрели фильм, Спектер ощутил, какое влияние Нелли Коннелли способна оказывать на мужа. Пара заспорила о том, она ли притянула раненого супруга себе на колени или он сам рухнул. Нелли настаивала: она притянула его, заставила лечь.

– Нет, Джон, – отвечала она, – ты не упал, я тебя притянула.

Так, по воспоминаниям Спектера, они спорили некоторое время, «несколько раз повторили одно и то же» ⁷ . Дэвид Белин, также наблюдавший этот спор, запомнил, что супруги Коннелли умолкли, лишь когда спохватились, что в помещении присутствуют другие люди, слушают их спор. Миссис Коннелли попросила остановить фильм, супруги вышли, и, по словам Белина, «когда Нелли Коннелли и губернатор вернулись, они уже пришли к согласию – приняли версию миссис Коннелли» ⁸ .

Спектера обеспокоила легкость, с какой миссис Коннелли переубедила супруга, тем более что совпавшие таким образом показания обоих Коннелли могли стать вполне убедительным доводом против версии одной пули. Впоследствии миссис Коннелли написала, что была убеждена: ее муж не мог быть ранен той же пулей, что и президент. Она настаивала: у мужа хватило времени повернуться в машине сначала назад, а затем вперед после того, как прозвучал первый выстрел, и прежде, чем он сам был ранен. «Даже заговоренная пуля так долго в воздухе не продержится», – утверждала она ⁹ .

После ланча супруги Коннелли вернулись в здание Организации ветеранов зарубежных войн для официальной дачи показаний. Комиссия собралась в полном составе. По словам Спектера, он впервые увидел, чтобы сенатор Рассел явился в офис комиссии заслушивать показания свидетелей, – вероятно, решил Спектер, он пришел из солидарности с коллегой, губернатором южного штата (Рассел, состоявший в Демократической партии, до избрания в Сенат в 1932 году занимал пост губернатора Джорджии). Спектера поразило одиночество Рассела, человека, не имевшего никакой личной жизни за пределами Сената. «Рассел был безупречно одет в синий костюм, белую накрахмаленную рубашку – и горчичные носки, едва доходившие до лодыжек, – рассказывал Спектер. – Он был холостяком, и никто не следил за его носками» ¹⁰ .

Губернатор Коннелли давал показания первым. От его показаний дурнота подступала к горлу, особенно в той части, когда он описывал события внутри лимузина после того, как кортеж завернул за угол на Элм‑стрит и приблизился к складу учебников. «Я услышал звук, который сразу же принял за выстрел из винтовки, – сказал губернатор Спектеру. – Инстинктивно я обернулся вправо, поскольку выстрелы, казалось, раздавались у меня за правым плечом… Мне в голову пришла только одна мысль: это покушение на убийство»11.

Коннелли сказал, что не помнит, слышал ли второй выстрел – тот, которым, по его мнению, он был ранен, – но «то ли я был в состоянии шока, то ли удар был настолько сильным, что звук мной никак не был отмечен». Зато он почувствовал этот выстрел: «Я почувствовал, как будто меня ударили в спину». У него из груди, продолжал Коннелли, полилась кровь, и он решил, что вот‑вот умрет. «Я знал, что я ранен, и, судя по количеству крови, тут же решил… что, вероятно, ранен смертельно».

«Я скрючился, – рассказывал губернатор, – и миссис Коннелли притянула меня к себе на колени. Так я и лежал, головой у нее на коленях, все это время в сознании и с открытыми глазами».

Затем он услышал еще один выстрел, как ему потом сказали – третий. По его словам, он решил, что стреляли в Кеннеди. «Я отчетливо слышал выстрел. Я слышал, как пуля попала в него, – сказал он. – Мне и в голову не приходило, что она могла попасть в кого‑то еще, кроме президента».

Внезапно, рассказывал он, пассажирское сиденье покрылось кровью и частицами человеческой плоти. Плоть была «бледно‑голубой – мозговое вещество, которое я сразу узнал, и это я очень хорошо помню». У него на брюках, сказал Коннелли, оказался «кусок мозговой ткани размером почти с большой палец». И он помнит, как закричал: «О, нет, нет!.. Господи, они нас всех убьют!»[14]

Коннелли разделял мнение своей жены, что они с Кеннеди были ранены разными пулями. «Тот человек стрелял трижды, и все три раза попал в цель, – рассуждал он. – Очевидно, он был опытным снайпером». Губернатор также сказал, что президент уже после первого выстрела молчал, а вслед за последним выстрелом он слышал, как миссис Кеннеди закричала: «Они убили моего мужа… у меня на руке его мозг!»

В ответ на просьбу Спектера описать полученные им раны Коннелли высказал предположение, что проще будет показать их членам комиссии и пусть они судят сами. «Если комиссии это интересно, я готов вам их показать. Нет возражений?»

Возражений не последовало, и Коннелли, сняв рубашку, указал сперва на входное отверстие чуть пониже правой лопатки, затем повернулся и показал то место, где пуля вышла из груди. Спектер запомнил «длинный, уродливый шрам диаметром в десять сантиметров под его правым соском». Эта сцена породила единственный забавный момент за весь мрачный день допроса. Спектер рассказывал, как едва подавил смешок, когда в помещение зашла секретарша Рэнкина Джулия Айде и была шокирована при виде обнаженной груди губернатора. «Она зашла в разгар слушаний и увидела Коннелли без рубашки – разинула рот и выскочила вон» ¹² .

Показания Коннелли были на руку Уоррену и тем, кто считал, что Освальд действовал в одиночку, ведь губернатор заявил, что тоже в этом уверен. «Перед нами индивидуум с совершенно запутавшимся, больным умом, который по какой‑то причине захотел… нишу в исторических книгах этой страны». Коннелли был также убежден, что все выстрелы раздались сзади, со стороны Техасского склада школьных учебников.

В своих показаниях Коннелли высказал мысль, что Освальд мог покушаться на него, как и на Кеннеди. Прежде чем занять пост губернатора в результате выборов 1962 года, Коннелли возглавлял Министерство военно‑морских сил, то есть в его подчинении был в том числе и корпус морской пехоты. Еще из России Освальд обратился к Коннелли с письменной просьбой отменить позорное увольнение с лишением прав – Освальда выгнали из корпуса после попытки дезертировать. Просьба была отклонена. Возможно, Освальд все еще помнил с обидой эту свою непочетную отставку, когда прятался на Дили‑Плаза. Вполне возможно, сказал Коннелли, что «я был такой же мишенью, как и любой другой».

Коннелли закончил почти трехчасовые показания и собрался уходить. Спектер видел, как недоволен Уоррен – вновь рассердился на педантичную манеру Спектера вести допрос, которая отнимала много времени. И когда вслед за мужем перед комиссией предстала и приняла присягу миссис Коннелли, Уоррен перехватил инициативу:

– Миссис Коннелли, не могли бы вы рассказать нам эту историю, как вы ее восприняли, а мы постараемся побыстрее?

Обещание Уоррена – «постараться побыстрее» – было адресовано Спектеру, и тот это понимал.

Показания Нелли Коннелли оказались столь же душераздирающими. В первые мгновения после выстрелов она, как и ее муж, решила, что он ранен смертельно. «Потом появилось почти незаметное движение, совсем небольшое, но оно подсказало мне, что жизнь еще теплится, и тогда я стала твердить ему: “Все в порядке. Лежи тихо”». Затем миссис Коннелли услышала третий выстрел. «Словно гильзы от картечи просыпались на нас», – рассказывала она. Однако это была не картечь. «Я видела плоть, мозговую ткань или что это, просто человеческую плоть, по всей машине и на нас обоих». Она, как и ее супруг, полагала, что выстрелы раздались сзади, со стороны книжного склада. «Сзади от нас… правее».

Уоррен искал собственные доводы в пользу версии одной пули. Работая в 1920‑е и 1930‑е годы в офисе окружного прокурора в Оукленде, он участвовал в разбирательстве многих убийств и знал, что пули входят в тело под самыми разными углами и могут пройти сквозь одно тело в другое, поэтому ему казалось вполне вероятным, что пуля, пробив шею Кеннеди, затем попала в Коннелли. Уоррена убедил аргумент, что пуля, ранившая Кеннеди, «прошла только сквозь мягкие ткани» и у нее еще хватило скорости, чтобы ранить человека, сидевшего в лимузине прямо перед президентом.

А утверждение Коннелли, будто в него попала другая пуля, было, как решил Уоррен, ошибочным ¹³ – ошибка вполне понятная, если учесть потрясение только что раненого человека. «Я не слишком‑то полагался на свидетельство Коннелли», – пояснял впоследствии председатель Верховного суда. Его мнение подкрепил другой член комиссии, Джон Макклой, тоже ветеран Первой мировой войны. Макклой участвовал в боевых действиях в Европе и видел, как после ранения пулей или шрапнелью солдаты бывают оглушены, порой еще несколько минут не понимают, что они тяжело или даже смертельно ранены. Макклой рассказывал Уоррену, что знал о двоих раненных пулями солдатах, которые не осознавали своего состояния «некоторое время», а «спустя несколько секунд упали замертво».