Глава 6. Наутро, когда Вероника проснулась, Рыськина все еще не было

Наутро, когда Вероника проснулась, Рыськина все еще не было. Под окнами не стояло никакого неприметного автомобиля, а все известные ей телефонные номера – самого Каретникова, его помощника Дьякова и бедолаги‑Рыськина – не отвечали. Вернее, их телефоны оказались выключенными. Выходить из дому одной было страшно. Что, если поблизости не окажется расторопного прохожего, который очередной раз выдернет ее из‑под машины? И не будет Рыськина, который крикнет, чтобы она успела уклониться от пистолетного выстрела.

«Боже мой! – внезапно подумала Вероника. – Отчего же я такая дура? Почему выпустила из виду того мужика, которому едва не размозжили голову в туалете мебельного центра? Ведь он стрелял в меня из пистолета! И не попал лишь по чистой случайности!»

Она написала на бумажке: «Седой!!!» – и приклеила ее к холодильнику. Впрочем, уж теперь‑то она о нем не забудет. От того, что приходилось бездействовать, Вероника буквально сходила с ума. Хорошо еще, что Матвей отпросил ее на неделю у Данилкина. За свой счет, разумеется. Вернее, за его счет. Иначе она сейчас торчала бы в «Бутоньерке» и при появлении каждого нового посетителя пряталась за прилавок.

Первым в это утро в ее квартире появился Дьяков. Он был озабочен и настойчиво расспрашивал Веронику о том, как она провела вчерашний вечер.

– Одна, без охраны! – восклицал он и как‑то страшно ненатурально цокал языком.

– Да на меня, в общем‑то, и при наличии охраны все время кто‑то покушается, – со вздохом призналась та. – Вот и вчера тоже покушались.

– Не может быть! – воскликнул Дьяков, посмотрев на Веронику с восхищением. – А вы все же живы! Молодец!

– Кстати, хотелось бы мне узнать, кто этот тип, который стрелял в меня из пистолета!

– Из пистолета? – эхом повторил Дима и отчего‑то побледнел. – С глушителем?

– Откуда вы знаете?

– Не знаю, я просто предположил.

– Можете выяснить для меня кое‑что? Этого типа увезли в больницу из мебельного центра. Имея должную сноровку, можно запросто узнать, кто он такой. Сделаете, а?

– Конечно! – пообещал Дьяков– А как он выглядел, этот убийца?

– Немолод, – начала описывать Вероника, закатив глаза. – Элегантен. Волосы седые, пострижены бобриком.

– Понятно, – проговорил Дима, побледнев еще сильнее. Он медленно сел на стул и зажал ладони между колен. – Так вы говорите: ему размозжили голову?

– Мне сказали, что он жив, – поспешила заявить Вероника. «Надо же, – подумала она, – как переживает помощник Матвея. Какой верный и преданный человек! Одна мысль о том, что могли угробить невесту шефа, так выбила его из колеи!»

– Вашего телохранителя я выкупил, он скоро приедет, – сообщил Дьяков, засобиравшись.

– А почему меня никто ночью не охранял? – капризным тоном спросила Вероника.

Пусть думает, что она истеричка и устраивает скандал. Впредь будет внимательнее.

– Вы просто не увидели нашего человека, он постоянно был тут.

– Ну, ладно… – неуверенно проговорила она. – Придется поверить вам на слово. Но я лично его не видела.

– В общем, вы ждите Рыськина, а о седом я постараюсь что‑нибудь узнать.

С этими словами Дима торопливо покинул ее квартиру. Ждать Рыськина было занятием довольно утомительным. У Вероники накопилось столько вопросов, что, казалось, они вот‑вот полезут наружу, как новые мозги из сказочной головы Страшилы Мудрого. Когда стало совершенно невтерпеж, она решила позвонить Кире Коровкиной по телефону. К счастью, та сидела в гостинице. Вероятно, Николай получил отставку, а новый кавалер еще не был найден. Без кавалера Кира прожигала жизнь, не выходя из номера.

– Кира, вы знаете, что Инну Головатову убили? – спросила Вероника, когда та проявила недовольство, поняв, кто звонит.

– Убили? Не может быть! Угрожали мне, а убили ее? Или, считаете, опять перепутали? Как в доме отдыха?

– Кира, скажите мне, куда вы ходили той ночью? – перебила ее Вероника. – Вы ведь не хотите, чтобы убийства продолжались?

– А при чем здесь я? Совершенно неважно, куда я ходила.

– Нет, важно.

– Ну, хорошо, черт с вами. Я ходила на улицу гулять.

– Замечательно! На улицу гулять. А то я и так не знала. Скажите, будьте милой, что это вас понесло гулять глухой ночью?

– Просто так.

– Не просто так.

– Я ждала одного человека.

– О! – пробормотала Вероника, потом быстро спросила:

– Тараса Шульговского?

– Чего? – опешила Кира. – Кого? Опешила она столь правдоподобно, что Вероника мгновенно отказалась от возникшего было у нее подозрения.

– Это я просто так спросила, на всякий пожарный. Так кого вы там поджидали, прогуливаясь под луной?

– Акима Голубцова. – Поскольку Вероника молчала, она добавила:

– Это один из информационных спонсоров конкурса «Мисс Марпл». Он с радио, понимаете? Занимал номер на втором этаже.

– И что? – оторопело спросила Вероника.

– Что, что? Я ему понравилась. Он собирался рассказать мне о далеких созвездиях и пообещал выйти на улицу часа в два ночи. Вот я и прогуливалась снаружи в оговоренное время.

– Но урок астрономии не состоялся? – уточнила Вероника.

– Как вы догадались? – Кира выделяла желчь, как возбужденный желчный пузырь.

– А вы никого не видели входящим или выходящим из корпуса, пока прогуливались? – с надеждой спросила она.

– Конечно, нет. Я прогуливалась по аллее, там, куда выходят окна Акима. А входная дверь с противоположной стороны. Поэтому я по определению ничего не могла видеть.

– Как же Аким объяснил наутро свое поведение?

– А никак! – легко ответила Кира. – Сделал вид, что не помнит, кто я такая.

– Милый. А теперь вопрос на засыпку, – азартно сказала Вероника. – Инна Головатова хотела показать вам на сон грядущий какой‑то конверт. Вы знаете, что за конверт она имела в виду?

Вероника в общем‑то не рассчитывала на сколько‑нибудь внятный ответ. Поэтому была поражена, когда Кира ответила:

– Знаю. Речь идет о конверте с заданием.

– Не поняла… – протянула Вероника.

– А что тут понимать? Никто ведь не знал, что Нелли Шульговская утонет в ванне. Поэтому в редакции журнала серьезно готовились к проведению третьего тура. Вечером приезжал заместитель главного редактора.., как его? Казарюк. Он раздал всем финалисткам конверты. Утром в доме отдыха должны были разыграть сцену убийства. Каждой из нас дали кое‑какие зацепки.

– Всем разные?

– Всем разные. Ну, это совершенно обычное дело. Слышали, наверное? Иван Петрович ходит в белой куртке, а ботинки у него не черные и не синие. Петр Иванович поднялся в восемь утра и надел красную куртку. Вы должны себе представлять эти задачки, из них составляют сборники для продвинутых школьников.

– Да‑да, я понимаю, о чем вы говорите.

– Так вот. Я думаю, что Инна Головатова собиралась заглянуть ко мне со своим конвертом.

– Именно с ним? Почему вы так думаете?

– Потому что у меня самой возникало искушение раздобыть как можно больше информации.

– А куда потом делся этот Казарюк? – спросила Вероника.

– Собирался ехать в Москву. По крайней мере, он торопился. Не стал особо со мной рассусоливать.

– А где теперь ваш конверт с заданием, не помните?

– Кажется, я оставила его в номере. Мы так поспешно собирались! Впрочем, думаю, вы делали то же самое.

– Кира! Вы ведь до конца недели пробудете в Москве?

– Полагаю, что так, – важно ответила та.

– Прошу вас, не отказывайте мне во встрече, если появится надобность. Я собираюсь отыскать убийцу Нелли Шульговской, а вы можете мне помочь.

– Честно говоря, мне бы не хотелось лезть в это дело.

– Вы уже в нем по самые уши, уверяю вас. Правда, глубже вы не лезете. Лезу я. Кстати, Кира, Акимов не оставлял вам своего телефона?

– Не оставлял, – ответила Кира. – Но я ухитрилась его достать. Правда, зря. Но откуда ж я тогда знала?

– И как же вы его достали?

– Подарила сладкий поцелуй заму Шульговской Казарюку, за это он подарил мне акимовскую визитку.

– Прочитайте, пожалуйста, что там написано, – попросила Вероника. – Только не говорите мне, что вы ее выбросили, я этого не переживу.

– Зачем это я буду выбрасывать? – тоном записной скупердяйки ответила Кира. – Информацией в наши дни не разбрасываются.

* * *

Рыськин явился часа через полтора и дал три коротких отрывистых звонка, побудив Веронику вскочить и промчаться к двери.

– Ося, дорогой, все нормально? Все обошлось? – накинулась она на своего горе‑телохранителя.

– Не плачь, старушка, меня не били сапогами по ребрам и не рвали ногти плоскогубцами. Я просто немножко не выспался. Однако, уверяю тебя, это не помешает мне работать, как негру. Знаешь, как я волновался, что тебя пристрелят, пока я буду объяснилки писать? Надо же, козлы какие – спутали меня с психом!

– Ты действительно выглядел, как форменный псих! – сердито сказала Вероника. – А как ты орал! Я думала, у меня лопнут барабанные перепонки. И еще эти пузыри изо рта.

Рыськин потупился.

– Конечно, я понимаю… – промямлил он. – Я должен был тебя предупредить… Но мне просто не хотелось, чтобы ты обо мне плохо думала…

– Ты, собственно, о чем?

– Понимаешь, у меня болезнь такая…

– Какая? – насторожилась Вероника.

– Ну, эта. Известная такая, немецкая. Боязнь замкнутого пространства.

– Клаустрофобия, что ли?

– Точно, она.

– А почему она немецкая‑то? – опешила Вероника.

– Как почему? – удивился Рыськин. – Там же имя в начале немецкое – Клаус. А потом уже к имени приделана болезнь – трофобия. По крайней мере, я так понимаю.

– Ага, – сказала Вероника. – В общем‑то, логично. Может, она и вправду немецкая? Ось, поедем сегодня на Зубовскую площадь?

– А там что? – заинтересованно спросил тот.

– Там работает некий Аким Голубцов. Надо бы расспросить его кое о чем. Я позвонила ему, пока тебя не было, договорилась, что он в час дня выпьет со мной чашечку кофе.

– Прелестно! – с иронией воскликнул Рыськин. – Ты была уверена, что я из‑за решетки сразу же побегу к тебе!

– Ты очень ответственный, Ося, – польстила ему Вероника. – Я ни секунды не сомневалась, что ты не бросишь, так сказать, рабочее место.

– Ну, ладно, погнали. Только из подъезда первой не вылетай, бормашину тебе в зуб!

* * *

Аким Голубцов был отвратительно молод. «Интересно, как могла дура Кира рассчитывать на то, что он будет изучать с ней созвездия, когда она годится ему если не в матери, то уж по крайней мере в старшие сестры? В сильно старшие».

К слову сказать. Голубцов был не только молод, но и стилен. Стильные черно‑белые джинсы, стильная рубашечка, стильная стрижечка, и с тем же эпитетом папочка в руках. Он пил кофе, держа блюдце на весу и отодвинувшись от стола, чтобы удобно было закидывать ногу на ногу.

– Коровкина? – тупо переспросил он. – Ждала меня на улице ночью?

Он провел рукой по голове, точно погладил себя против шерстки. Вероятно, этот жест выражал досаду.

– Честно говоря, когда я предложил встретиться ночью и посчитать звездочки, это я ее отшил. Не думал, что она не догонит.

– Она не догнала, – сухо прокомментировала Вероника.

– Отвязная тетка!

Значит, Кира не врала. Она и в самом деле выперлась ночью из корпуса только потому, что почти незнакомый молодой человек пообещал ей романтическое свидание. Бедные, бедные женщины! Под ногами у них навоз, а в голове все равно цветут розы.

Причисленный Вероникой к навозу Аким Голубцов выпил кофе и начал проявлять нетерпение.

– Еще один малюсенький вопросик, Аким! – попросила Вероника.

Свое право задавать эти вопросы она объяснила тем, что на ее жизнь несколько раз покушались. И именно потому, что ее занесло в «Уютный уголок». Теперь же, расследуя странные обстоятельства гибели Нелли Шульговской, она подвергает свою жизнь опасности ради всех, кто находился в ту ночь в одном с ней корпусе.

Аким поглядел на часы и вздохнул:

– Но только один вопросик, ладно?

– Вы знакомы с Казарюком?

– С Сергеем Евгеньевичем? Естественно. В сущности, на нем лежала организация третьего тура конкурса «Мисс Марпл». Творческая его сторона. Он готовил задания для финалисток и возглавлял конкурсную комиссию.

– Он занимал номер на втором этаже?

– Да нет же, на первом. Насколько я знаю, на первом этаже жили вы, все три финалистки, Нелли Шульговская и ее зам Казарюк. Шесть номеров, все верно.

– Интересно, почему же я его ни разу не встретила? – пробормотала Вероника.

– Он жутко суетливый, – усмехнулся Аким. – Наверное, бегал туда‑сюда, словно ужаленный.

Он поднялся, показывая, что разговор окончен. Вероника заявила, что заплатит за его кофе сама, и Аким с видимой радостью согласился. Да уж, Кира может особо не расстраиваться, что упустила такой подарочек!

– Чувствую, встречи на сегодня не закончились, – проворчал Рыськин, увидев озабоченное чело Вероники.

– Понимаешь, Ось, тут неподалеку работает один тип, Бороздин. У нас с ним были отношения, потом случился резкий разрыв, и мы больше не виделись.

– Ну и хорошо! – бодро сказал Рыськин. – Чем меньше встреч, тем слаще воспоминания.

– Очень поэтично. Только у меня остались его вещи, которые, я уверена, ему нужны. В том числе записи, дискеты с рабочими материалами, ну и так далее. Я звоню ему, звоню, а он не подходит к телефону.

– Ясно. Ты хочешь предстать перед ним живьем. Боже, как я не люблю участвовать в скандалах!

– Да не собираюсь я скандалить! – рассердилась Вероника. – Мне надо просто перекинуться с ним парой слов. Заодно, кстати, сообщить, что скоро я выхожу замуж.

– Тоже немаловажно, – согласился Рыськин. – Дескать, знай наших, да?

– Да, – мрачно ответила Вероника.

Ей даже в голову не приходило, что Дима Дьяков запугал Бороздина до такой степени, что тот, всего лишь услышав имя Вероники, впадал в странное суетливое беспокойство.

Когда они подъехали к нужному дому, Вероника сказала:

– Ты, Ося, внутрь лучше не заходи, охраняй подъезд снаружи.

– Разговариваешь со мной, как со служебной собакой, – проворчал тот, зорко оглядывая окрестности. – Подожди, сначала я выйду из машины, потом ты. И не выскакивай раньше времени, блоха тебе в голову!

Он проводил ее до стеклянной двери и стал возле урны, расставив ноги на ширину плеч и спрятав руки за спину. Такая поза казалась ему очень мужественной и даже немного опасной.

Тем временем его подопечная прошла по коридору и рывком распахнула дверь в приемную Бороздина. За столом сидела его верная секретарша Надя и подкалывала скрепочками какие‑то бумаги. Увидев на пороге Веронику, она выронила все, что держала в руках, и оторвала зад от стула, словно собиралась сию же минуту броситься бежать.

– Здравствуйте, Надя, – любезно сказала Вероника. – Надеюсь, ваш любимый шеф на месте?

– Бэ‑э‑э, – проблеяла Надя.

Шеф строго‑настрого наказал секретарше не впускать Веронику в кабинет, если та вдруг заявится. «Придумай что хочешь, – беспокоился он, ломая руки. – Скажи, что я в больнице, в отпуске, в аду, в конце концов! Скажи, что придет тебе в голову. Только сделай так, чтобы эта девица не переступила порог моего кабинета! Если не справишься, будешь мгновенно уволена. В ту же секунду». Такими вещами, как увольнение, Бороздин никогда не шутил. Быть уволенной Наде не хотелось.

– С вами все в порядке? – озабоченно спросила Вероника, увидев, что секретарша раскорячилась над стулом и не может двинуться с места.

– В порядке, в порядке! – Надя с трудом выпрямилась и вышла из‑за стола, бомбообразной грудью прикрывая вход в святая святых. – Со мной – все в порядке.

– Хотите сказать, с шефом что‑то не так?

– Он… Он очень сильно болен, – понизив голос, сообщила Надя. – Заболел какой‑то странной африканской болезнью. Выглядит хуже Франкенштейна. Все лицо покрыто ужасными пятнами. Врачи не разрешают ему общаться с посторонними.

– Я не посторонняя, Надя, – сказала Вероника, озабоченно сдвинув брови. – Кроме того, мне бы хотелось уточнить, когда он почувствовал первые признаки недомогания. Вдруг мне срочно нужно сделать какую‑нибудь прививку? Не так уж давно мы с ним расплевались.

Бороздин, который, услышав знакомый голос, всем своим грешным телом прильнул к двери, сквозь зубы чертыхнулся. Тот смуглый парень, который совал ему в нос большую пушку, ясно сказал: «Вам нельзя видеться. Ни под каким предлогом. Даже если ты будешь лежать на смертном одре, не смей звонить этой женщине и просить приехать проститься. Иначе в твоей шкуре будет столько дырок, сколько их в чайном ситечке».

Бороздин не желал превращаться в ситечко. Однако не знал, удастся ли его секретарше сдержать натиск Вероники. Поэтому, чтобы подыграть Наде, он бросился к столу, выхватил из стаканчика сиреневый фломастер и, подскочив к зеркалу, поспешно принялся рисовать на своей физиономии маленькие кружочки. Дабы они выглядели попротивнее, он еще поставил внутрь каждого кружочка черную точку финским маркером.

После чего на цыпочках возвратился к двери и снова прильнул к ней ухом, чтобы понять, что происходит в приемной.

– Вам не надо туда идти, – истерически восклицала Надя где‑то совсем рядом. Вероятно, Вероника продвинулась довольно далеко. – Вы не сможете остаться равнодушной к тому, что увидите. Вы упадете в обморок и там, на полу кабинета, уж точно заразитесь. Потому что эта зараза передается как раз половым путем – она ползет по полу вместе со сквозняком.

– Господи, Надя, что за чушь вы несете?! – в сердцах воскликнула Вероника. – Я догадываюсь, что шеф не велел меня пускать. Беру всю ответственность на себя. Скажете, что я свалила вас с ног ударом в челюсть. Или угрожала маникюрными ножницами.

– Нет‑нет! – зашипела Надя. – Вы ничего не понимаете! К шефу и вправду нельзя! Нельзя!

– Да почему?!

– Потому что он умер, – выпалила Надя.

– Отлично. Я хочу поговорить с телом, – заявила Вероника.

– Нет.

– Да!

Бороздин услышал пыхтение и нечленораздельные выкрики. Вероятно, дамы сошлись в рукопашной. Он заметался по кабинету, пытаясь отыскать хоть какое‑нибудь укрытие. Под столом? Примитивно, как в плохом кино. Когда Вероника обнаружит его там, она обхохочется.

Единственной мебелью, помимо рабочего стола и открытого стеллажа, был узкий «пенал», в который можно было поставить зонт и повесить на гвоздик плащ или куртку. Однако дверцы в нем тоже отсутствовали. «Надо развернуть его лицом к стене и влезть внутрь, – возбужденно подумал Бороздин. – Вероника откроет дверь, окинет взглядом пустую комнату и уйдет».

Одним ловким движением он развернул шкафчик и втиснул в него зад. Зад отлично уместился внутри, а вот плечи не входили. «Завтра же закажу шкаф», – в панике подумал Бороздин и попытался уменьшить грудную клетку, скруглив спину Таким образом он продвинулся еще сантиметров на пять.

– Нет, я войду! – бушевала Вероника уже совсем рядом с дверью.

Услышав ее голос так близко, Бороздин дернулся, хлипкий шкафчик пошатнулся и.., начал заваливаться назад. Самое ужасное, что вырваться наружу уже не было никакой возможности – хозяин кабинета сидел в «пенале» плотно, словно пробка в бутылке шампанского. Единственное, что он сумел сделать на лету, так это выпростать руки и взмахнуть ими. Впрочем, это мало что изменило. Только ваза с букетом цветов, стоявшая на подоконнике, закачалась и завертелась на самом краю.

Наконец раздался подобающий случаю грохот, и «пенал» рухнул‑таки на пол. Бороздина окончательно «вбило» в него, да так, что он не мог даже пошевелиться. Наверху что‑то тоненько тренькнуло, по батарее потекла вода, и сверху посыпались цветы. Почти тотчас же дверь распахнулась, стукнувшись о стену, и на пороге кабинета появилась торжествующая Вероника. Надя пыхтела сзади и дергала ее за одежду.

– Господи, он что, в самом деле умер?! – воскликнула Вероника, непроизвольно отступая назад. – И вы охраняете кабинет с разлагающимся телом?

Надя выглянула из‑за спины Вероники и, увидев украшенного цветами шефа в импровизированном гробу, со страшными язвами на лице, закричала и, словно укушенная, вырвалась в коридор. Ее визги, естественно, не остались без внимания, и через минуту в распахнутую приемную уже заглядывали сотрудники.

– А что это с Надей? – неуверенно улыбаясь, спросил молодой человек приятной наружности и протер очки кончиком галстука.

– Она… Ее… – пролепетала Вероника, чувствуя подкатывающуюся дурноту, – ее пугает труп вашего босса.

– Какой труп? – наморщил лоб молодой человек и недоуменно оглянулся на своих коллег, которые толпились на входе Те в ответ дружно пожали плечами.

– Ваш босс Бороздин отдал богу душу, – дрожащим голосом сообщила Вероника, не смея оглянуться назад. – Под батареей стоит гроб, в гробу лежит тело. Вы разве не в курсе?

Бороздин, который все слышал, судорожно пытался придумать хоть сколько‑нибудь приемлемый выход из сложившейся ситуации, но в голову ему не приходило ничего умного. Тогда он закрыл глаза и покорился судьбе. Чертова Вероника! Принесла же ее нелегкая! А он‑то надеялся, что после встречи возле ресторана она больше никогда не появится.

– Батюшки! – прошептал молодой человек, разглядевший наконец то, что видели Вероника с Надей. – Матушки! Сергей Алексеич в гробу! А нам не сказали!

– Почему он стоит под батареей? – тонким голоском спросила завитая дама с жирно подведенными глазами. – Его надо поставить на стол. И выяснить, что случилось. Где Надя? Куда она убежала?

– В туалет. Рыдает в три ручья.

Сотрудники один за другим вошли в кабинет Бороздина маленькими шажками.

– Боже, что у него с лицом? – ахнул кто‑то.

– Давайте поставим его на стол, – шепотом предложила завитая дама. – Потом кто‑нибудь выудит Надю из туалета и мы все наконец выясним.

– Я видел, как Сергей Алексеевич сегодня приехал на работу! – удивленно сказал толстяк в очках. – Когда же его успели умертвить и засунуть в гроб?

Несколько мужчин, кряхтя и постанывая, подняли «пенал» с втиснутым в него Бороздиным и водрузили на длинный письменный стол. Бороздин старался лежать тихо. «Если я моргну, – думал он, – или чихну, они меня как пить дать уронят. Тут‑то и наступит мой конец». В этот момент зазвонил его мобильный телефон, который лежал на подоконнике рядом с опрокинутой вазой и натекшей лужей.

Бороздин не выносил, когда трезвонил телефон. Он открыл глаза и, вытянув руку, требовательно пошевелил пальцами:

– Ну, чего вы стоите? Подайте мне мою трубку! В тот же миг кабинет наполнил стройный женский визг, и «группа товарищей», толкаясь и ругаясь, вымелась в коридор.

– Вот что, Бороздин, – сказала оставшаяся Вероника, пылая негодованием. – Ты законченный кретин.

– Твои глупые стишки меня не обижают, – сказал тот, тяжело ворочаясь в своем вместилище.

– Никак узковат гробик? – насмешливо спросила Вероника. – А что у тебя с лицом? – Она наклонилась и, лизнув палец, потерла бороздинскую щеку. – Похоже, ты рисовал на себе узоры. Точный диагноз не поставлю, но то, что у тебя башня накренилась, это факт. Я тебе всегда говорила, что ты ешь слишком много консервированной кукурузы. Собственно, я зашла сообщить, что выхожу замуж. Можешь забрать свои вещи, они меня тяготят.

– Замуж? – переспросил Бороздин. В голосе его сквозила неподдельная радость. – Как славно! А за вещами я пришлю Надю. Когда тебе удобно ее принять?

– Пусть она приезжает, когда захочет, только позвонит сначала. Конечно, если ее еще не забрали в сумасшедший дом.

– Ну, как? Встретилась со своим милым? – спросил Рыськин, все это время дежуривший возле урны. – Обещала не устраивать скандала, а сама?

– Что сама? – удивилась Вероника.

– Ладно, ладно! Я слышал, как ты визжала. Тут даже прохожие останавливались. Поедем куда‑нибудь еще?

– Пока домой. Там я посижу, подумаю. Может быть, что‑нибудь надумаю.

Едва открыв дверь, она услышала, как надрывается в комнате телефон.

– Да? – крикнула она в трубку, поманив Рыськина за собой. Он вошел и захлопнул дверь. Звонил Дима Дьяков.

– Вероника? Я насчет того человека с бобриком. Узнать ничего не удалось. Он исчез из больницы сразу же, как только ему оказали первую помощь. Никто не знает, куда он делся.

– А его имя?

– Никакого имени. Он растворился в воздухе без имени, без адреса. Мистер Икс, так сказать.

– Какая‑то ерунда! – рассердилась Вероника, хлопнув трубку на место.

Телефон, однако, молчал всего секунду. И снова разразился воплями.

– Да! – рявкнула Вероника, раздосадованная тем, что не сообразила заняться седым раньше, пока он еще оставался в ведении врачей.

– Вероника? – раздался знакомый женский голос. Голос дрожал, и Вероника никак не могла сообразить, кому он принадлежит. Однако голос немедленно назвался. – Это Татьяна. Татьяна Семенова…

– У вас что‑то случилось? – мгновенно поняла та.

– Да. Меня… Меня хотели убить!

– Когда?

– Несколько часов назад.

– Вы вызывали милицию?

– Да, но… Свидетелей нет, и вообще… Все так запуталось! Не могли бы вы приехать? Нам надо поговорить. Я совершила ужасную глупость! Я.., боялась вам рассказать. Всем боялась рассказывать. Но теперь…

Но теперь, когда ее собственная жизнь оказалась под угрозой, Татьяна Семенова мгновенно обрела желание делиться всем, что знала.

– Ося, нам надо мчаться к Татьяне Семеновой! Вероника заметалась по комнате, засовывая в сумку разные мелочи. Потом схватила яблоко и впилась в него зубами.

– Ося, вожми тоже! – прогудела она с яблоком во рту. – Вожми, и помчалишь!

– Только не выбегай из подъезда раньше меня, заноза тебе в пятку!

* * *

Сегодня Татьяна Семенова была совсем не той, что в понедельник. Куда‑то делись враждебность, подозрительность и агрессия. Она смотрела на Веронику жалобными глазами собаки, которая точно знает, что в сумке, висящей на локте, есть колбаса.

– Меня хотели убить! – сообщила она трагическим тоном.

– Каким способом? – жестко спросила Вероника, которая естественным образом приняла на себя роль прокурора. Рыськин был публикой. Он прибился к кухонным полкам и затих, скромно скрестив ноги в просвечивающих от старости носках.

– Мне нужно было вынести мусор, – Татьяна сглотнула и потерла шею. – Я взяла ведро, вставила ключ в замок, надела тапки…

– Причесалась, попудрилась, погляделась в зеркало, – нетерпеливо подначила ее Вероника. – И…

– И вышла из квартиры на лестницу. – Татьяна замолчала, в ее разноцветных, горящих от волнения глазах подогревался ужас.

– На вас напали? Татьяна кивнула:

– Он… Он шел прямо на меня с верхней площадки.

– Кто?

– Человек в черной маске! Рта у него не было, и носа тоже. Только два глаза в прорезях! Я хотела закричать, но почему‑то не смогла. – Она всхлипнула. – Этот тип держал в руках шнур. Он растянул его, чтобы набросить мне на шею. Боже, я была на волосок от смерти!

– И как же вы ее избежали? – заинтересовалась Вероника.

– Убийцу спугнули соседи! Кто‑то из соседей спускался с верхнего этажа и кашлял, понимаете? Он прислушался, чертыхнулся и бросился вниз по лестнице! Мне потрясающе повезло!

– Причем повезло в точности как мне, – пробормотала Вероника. – А вы видели, кому конкретно из соседей обязаны своим спасением?

– Нет. Я не осталась на лестнице. Я была так испугана! Нырнула в квартиру и заперла дверь. А потом позвонила в милицию.

– Очень занимательная история. А человек в маске случайно не сообщил вам, за что собирается вас прикончить?

– Нет. Он вообще ничего не говорил, только зыркал на меня жуткими блестящими глазищами. Это было ужас что такое!

– Ну, а теперь расскажите мне, за что, по‑вашему, вас хотели убить. – Прокурорский тон никуда не делся. Вероника даже лицо сделала строгое и суровое, как настоящий служитель закона.

– Вы должны меня понять, – заканючила Татьяна, дергая себя за волосы, торчавшие в разные стороны. – Я совершила плохой поступок и не хотела, чтобы о нем узнали! Господи, мне так стыдно!

Она сложила руки книжкой и закрыла этой книжкой лицо.

– Меня совершенно не волнует ваша нравственность, – мягко сказала Вероника. – Меня не волнует, раскаиваетесь вы или нет. Я хочу найти человека, который охотится за моим скальпом. А теперь заодно охотится и за вашим. Ну! Перестаньте ломаться, словно пьяная школьница.

Татьяна отняла от лица руки. Лицо было покрыто рваным свекольным румянцем и напоминало диатезную попу младенца. Она набрала побольше воздуха и пожевала его во рту, как будто собиралась плюнуть. Потом шумно выдохнула и сказала:

– Я украла у Киры конверт.

– Конверт с заданием? – проявила осведомленность Вероника.

– Не знаю. Вроде бы да. А может, и нет. Нам ведь так и не сказали, в чем суть финального тура. Я зашла к ней ночью и украла.

– Понимаю, – пробормотала Вероника. – Вы увидели, что Кира вышла на улицу и удаляется от корпуса, и решили сходить на разведку.

– Я надеялась, что она забыла запереть дверь. Только она не забыла, а не смогла запереть.

– Что вы имеете в виду?

– С внутренней стороны двери торчал ключ. Он был сломан.

– Сломан? Такой здоровенный ключ? – не сдержала изумления Вероника.

– Практически любой ключ можно сломать, – со знанием дела заявила Татьяна. – А уж такой, как в доме отдыха, и подавно!

– Ладно, вы толкнули дверь, и она открылась.

– Точно. Я засунула голову в комнату и сразу же увидела на прикроватном столике конверт. Почти такой же, как у меня.

– В комнате что, горел свет?

– Да, – удивленно подтвердила Татьяна. – Тогда я как‑то не придала этому значения. Свет горел. Может быть, Кира выходила ненадолго?

– Может быть. Рассказывайте дальше, пожалуйста.

– Я подумала, что только загляну одним глазком в задание и сразу же смоюсь. Взяла конверт в руки и тут…

Татьяна зажмурилась и замолчала. Вероника сцепила руки в замочек, чтобы ненароком не выцарапать ей глаза за то, что она так тянет.

– И тут… – подсказала она.

– И тут из ванны раздался мужской голос. Он сказал: «Вот так, голубка». Я чуть не умерла.

– Могу себе представить, – пробормотала Вероника.

– Я не знала, что и думать. Кира совершенно точно была на улице, а в ее ванной засел какой‑то мужик.

– Вас не удивило, что он сказал «голубка»? С кем, по‑вашему, он разговаривал?

– Не знаю, может, со своей правой ногой? Или с любимой бородавкой?

– И что вы сделали?

– Бросилась бежать! – выпалила Татьяна. – А конверт остался у меня в руках. Не знаю, как Кира его не хватилась! Это ведь сущий дракон в юбке! Она следит за самой бросовой своей собственностью, как гном за сокровищами.

– Почему Кира не хватилась конверта, это я могу вам сказать, – любезно улыбнулась Вероника. – Дело в том, дорогая, что вы побывали вовсе не в номере Киры Коровкиной. А в номере Нелли Шульговской.

– Да нет же! – расстроилась и одновременно рассердилась та. – Я же не совсем идиотка! Это был первый номер. Самый крайний. Кстати, напротив вашего.

– Вот‑вот. Только должна вам сообщить, что Кира переехала из этого номера еще днем.

– Почему?!

– Потому что комната считалась личными апартаментами Нелли Шульговской. Киру вежливо попросили освободить территорию. Она освободила и перетащила свои пожитки в комнату под номером три.

– Вы хотите сказать… – побледнела Татьяна.

– Угу. Вероятно, вы зашли к Нелли Шульговской как раз тогда, когда ее топили в ванне. Теперь мы точно можем сказать, что убийца был мужчиной.

– Если я правильно все понял, он был лысым мужчиной, – неожиданно подал голос молчавший до сих пор Рыськин.

– Возможно.

– А как же конверт? – растерянно переспросила Татьяна. – Я думала, записка в нем имеет отношение к убийству, которое должны были разыграть на следующий день!

– Надеюсь, записка цела? – вкрадчиво спросила Вероника. Татьяна кивнула. – Тащите ее сюда!

Татьяна никуда не пошла, а просто сунула руку в карман халата и достала оттуда чистый белый конверт. Незапечатанный. В конверте лежал сложенный лист бумаги с тремя строчками текста.

«Смогу приехать только ночью. Не паникуй раньше времени. Думаю, пришла пора во всем сознаться. Не ложись спать, я постучу в окно. С.».

– Отлично, – пробормотала Вероника, потом вскинула голову и напряженно спросила:

– Таня, а вы не заметили в номере какой‑нибудь обуви?

Татьяна поглядела на нее удивленно.

– Да, я видела обувь, – кивнула она. – Возле кровати стояли женские босоножки.

– И все? Вы уверены, что рядом не было мужских ботинок?

– Совершенно точно не было.

Вероника потерла подбородок и задала следующий вопрос:

– А как выглядели босоножки?

– Модные, бежевые, – Татьяна сделала такое движение руками, как будто бы что‑то вытягивала. – С длинными носами. С двумя широкими перепоночками.

– Ах, Таня! – покачала головой Вероника. – Как же вы собирались победить в конкурсе «Мисс Марпл»? Вы совсем ненаблюдательны. Такие босоножки были на Нелли Шульговской днем.

– Надо же мне было связаться с этим журналом! – в сердцах воскликнула Татьяна. – Как дура решала логические задачки, посылала в редакцию. И чем мне отплатили?

– Казненные по голове не плачут, – снова встрял Рыськин. – Ну, или что‑то в этом роде.

– Вам надо было с самого начала все рассказать. Той же милиции, которая приезжала в «Уютный уголок».

– Я ведь думала, что утащила чужое задание! Как я могла сознаться?! Представляете, какой позор?

– Ладно, – Вероника хлопнула ладонями по коленкам. – У вас есть возможность сидеть дома и не высовываться на улицу?

– Есть. Меня теперь не выгнать даже к почтовому ящику! Сестра станет приносить мне продукты…

– Надеюсь, ваше заточение продлится не слишком долго. Это письмо, – Вероника потрясла конвертом, – дает нам ниточку, за которую можно дернуть. А там поглядим, что будет.

– За непонятные ниточки лучше не дергать, – высказал свое отдельное мнение Рыськин. – В ответ на тебя может вывалиться куча дерьма.

Они оставили Татьяну Семенову упиваться своим ужасом и гуськом двинулись к машине. Рыськин, как всегда, прикрикивал, чтобы Вероника не лезла вперед, тычинку ей в рыло.

– Итак, картина проясняется! – потерла руки Вероника, пристегнувшись ремнем безопасности. – Вот как я это вижу. Некий С, передает Нелли Шульговской записку. Дескать, приеду ночью, жди. Нелли даже не запирает дверь. Впрочем, возможно, потому, что сломался ключ. Так или иначе, дверь открыта. Убийца пользуется этим обстоятельством и беспрепятственно проникает внутрь.

– Убийца – С.? – поинтересовался Рыськин.

– Мы не можем этого знать. Пока. Итак, убийца подсыпает снотворное Шульговской в вино и ждет, пока она отключится.

– Он, очевидно, пробыл в ее номере довольно долго, – заметил Рыськин, остервенело сигналя какому‑то чересчур шустрому водителю. – На то, чтобы напоить женщину, нужно время.

– Что могло ему помешать? Муж Шульговской после обеда уехал в Москву. Вечером ему предстояло побывать на деловой тусовке, от которой он и хотел бы, но не мог увильнуть. Нелли знала, что он не приедет до завтра. Конечно, логика подсказывает, что убийца именно С. – человек, написавший записку.

– Какая логика?

– Разве стала бы Нелли распивать вино с каким‑нибудь другим типом, зная, что в любой момент С, постучит в окно?

– Действительно, логично, – признал Рыськин и рванул на желтый.

– Убийца раздевает Нелли, укладывает ее в ванну и пускает воду. Пока он там возится, в комнату заглядывает Инна Головатова. Она думает, что это номер Киры Коровкиной и хочет поговорить с ней о заданиях, розданных им накануне финального тура. Однако тут она замечает на полу мужские ботинки. Ботинки совершенно особенные, штучные. Такие она видела днем на муже Нелли Шульговской. Решив, что Кира затащила в свою постель, а точнее, в ванную, Тараса Шульговского, Инна поспешила ретироваться. При этом чувствовала она себя неловко.

Едва она скрылась в своем номере, как в комнату Нелли Шульговской зашла Татьяна Семенова.

– Почему – едва она скрылась? – поинтересовался внимательно слушавший Рыськин.

– Потому что убийца все еще был в ванной комнате. Сколько он там сидел – не час же! Татьяна вошла, взяла со столика конверт, так же, как и Инна, думая, что номер принадлежит Кире Коровкиной. И тут услышала мужской голос. Голос доносился из ванной. Но в отличие от Инны, она точно знала, что Киры в номере нет. Не раздумывая, Татьяна бросилась прочь, прихватив с собой письмо. Остается несколько неясных моментов.

– Каких?

– Первое. Кто сломал ключ от номера Нелли Шульговской? Было сделано это намеренно или случайно? Второе. Каким образом в номере Нелли оказались ботинки ее мужа? Почему Инна видела их, а Татьяна нет? Куда они подевались? Ведь между посещениями номера Нелли одной и второй прошло совсем немного времени. Третье. Кто такой лысый? Может быть, лысый и есть С.? Четвертое. Почему ни меня, ни Татьяну Семенову не задушили в подъезде, хотя у типа в маске была для этого прекрасная возможность? Нас пугали? С какой целью?

И женщина в зеленом, Ося! Она действует совершенно иначе. Она не пугает. Она задавила Инну Головатову и едва не задавила меня. Кто она такая? Сообщница лысого? И кто тот тип, стриженный бобриком, который стрелял в меня в мебельном центре, а потом скрылся из больницы, куда его отвезла «неотложка»…

– И это ты называешь – картина проясняется? – хмыкнул Рыськин. – Я бы сказал: картина напоминает твои живописные полотна. По крайней мере, те, которые я видел в коридоре.

– А ты что, тонкий ценитель живописи? – желчно спросила Вероника. К собственному творчеству она относилась трепетно.

– Не так чтобы тонкий, – пожал плечами тот. – Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не отличить шедевр от художественного бреда.

– Многим нравится! – обиженно сказала Вероника – Назови хоть одного.

– Матвей Каретников!

– Матвей Каретников! – передразнил Рыськин. – Если бы ты вышивала крестиком, он бы повесил твое рукоделие в изголовье своей кровати. Любовь, девочка моя, – это чистый сдвиг по фазе.

Вероника надулась, но идеи просто распирали ее, молчать было невмоготу, и она сделала вид, что не обратила на выпад Рыськина особого внимания.

– Интересно, а в чем этот загадочный С, собирался сознаться? – вслух спросила она. – Помнишь, в записке написано: «Думаю, пришла пора во всем сознаться».

– Может быть, С, и Нелли Шульговская вдвоем совершили какое‑нибудь преступление? – высказал догадку Ося. – Там еще было: «Не паникуй раньше времени».

– Это значит, что Нелли запаниковала, – подхватила Вероника. – Что заставило ее запаниковать?

– Откуда же я знаю? – откликнулся Рыськин. – Меня там не было.

– А я была, – пробормотала Вероника. – Но тоже ни черта не знаю.

– А может быть, супруги Шульговские совершили какое‑то преступление? – помолчав, выдал еще одну идею Рыськин. – Посуди сама: в номере ночью были ботинки Тараса. Может быть, он и сам там был?

– Но его инициалы Т. Ш. Или, ты думаешь, он подписался отчеством?

– Я думаю, – надменно заявил Ося, – что он мог подписаться тем нежным именем, которым называла его жена. Например, Суслик. Или Сладенький. Или Сопливчик. Ты что, сама не знаешь, как жены порой обзывают своих благоверных?

– Итак, расследование выходит на новый уровень, – задумчиво сказала Вероника. – Нужно вплотную заняться Тарасом Шульговским.

– А кто он вообще такой? – с любопытством спросил Ося.

– Владелец фирмы «Супервтор». Вернее, совладелец. У него есть партнер, некий Стаc. Нелли в шутку даже называла их фирму «Стаc энд Тарас».

– Стаc? – тонким голосом переспросил Рыськин. – Стаc?!

– Да, а собственно…

Вероника оборвала себя на полуслове и открыла рот.

– Вот тебе и загадочный С.! – воскликнул Ося. – Это он написал записку!

– Похоже на правду, – пробормотала Вероника. – Ладно, пусть он будет у нас первым подозреваемым.

– Я бы на твоем месте сделал его главным подозреваемым! – напыщенно сказал Рыськин.

– Пойми, Ося, записка совершенно не вяжется с ботинками Тараса Шульговского. Как их совместить? И еще я совершенно убеждена: кто‑то предупредил Нелли Шульговскую, что в «Уютном уголке» ее могут убить. Однако записка по ошибке попала к Кире, и все приняли ее просто за глупый розыгрыш.