Последняя игра Арти

Мой отец обожал играть в шашки. Когда я уже был взрослым, мы регулярно возобновляли с ним старинную борьбу отцов и детей на самом миролюбивом из всех возможных полей сражения - за шашечной доской. Первые ходы всегда были стандартными, и в дебюте партии мы с Арти обычно болтали о том о сем. За те тридцать пять лет, что мы играли с ним в шашки, я ни разу не победил Арти. Но незадолго до конца нашей последней партии, 28 декабря 1980 года, отец заявил; «У тебя есть хороший ход». Подумав немного, я понял, на что он намекает. Я мог пожертвовать ему одну фигуру, и тогда он будет вынужден перепрыгнуть на другое поле. А после моего следующего хода ему будет уже некуда пойти: Арти блокирует себя собственными фигурами. В шашках выигрывает тот, кто ходит последним.

«Отлично! Наконец-то ты меня разгромил. Видишь: мои фигуры блокированы так же, как клетки в моем многострадальном организме. Теперь ты - мастер».

Так я впервые в жизни выиграл у отца партию в шашки. Но прошло всего несколько недель, и Арти скончался после семи лет неравной борьбы со смертельной лимфомой. Позже я понял, что финальную позицию в той партии он предвидел за много ходов, но намеренно вел к ней. Так что своей первой и последней победой я обязан не своему мастерству, а многолетнему опыту Арти. И в этой партии его великолепная тактика проявилась во всем своем совершенстве.

Через несколько недель я сидел у постели Арти в больнице. В 4 часа утра он проснулся, поглядел на меня и сказал: «Если ты здесь в такой час, значит, мои дела и впрямь плохи. Я-то знаю, что ты терпеть не можешь больницы».

«Папа, ты всегда подхватываешь в этих больницах какую-нибудь заразу. Но я все равно тебя люблю. Скажи, ты и вправду чувствуешь себя неважно?»

«Видишь ли, сынок, мне всегда было ради чего жить. И думаю, я был самым счастливым человеком на свете. У меня была отличная семья. Мне не о чем жалеть. Я всю свою жизнь делал добро. Но теперь, боюсь, настало время дать тебе какой-нибудь последний совет. Скажи, ты уверен, что во всех этих твоих технических расчетах учитываются такие серьезные дела, как войны, выборы или, скажем, извержения вулканов? Когда я работал в полиции, мне приходилось доставлять в морг тела бродяг, умерших в подворотнях. И, знаешь ли, у них в карманах мы находили столько статистических сведений из «Морнинг Телеграф», сколько не наберется во всех твоих базах данных».

С тем же сочетанием внешней бравады и внутреннего трепета, с каким я впоследствии заверял Джорджа Сороса, что все понимаю в приливах, я ответил:

«Не волнуйся, папа. У меня все под контролем».

«Ладно, сынок. Я тебе верю. Я знаю, что ты не стад бы зря трепать языком. Позаботься о маме и о малышах. И будь осторожен. - Помолчав с минуту, Арти обратился ко мне с последней просьбой в своей жизни: - Сынок, окажи мне услугу. Сходи, принеси немного льда».

Вот и все. Восемь часов спустя он был уже мертв...

Смерть Арти совершенно выбила почву у меня из-под ног. Меня больше не интересовали дом и богатство, деловые партнеры, цены на мясо и птицу, спортивные призы и теннис. Я сидел и оплакивал Арти день за днем, пять лет подряд.

Но в конце концов я понял, что всякому трауру рано или поздно приходит конец. Я начал постепенно возвращаться к жизни. Хорошую службу в этом сослужили мне мои друзья, естественное жизнелюбие и страсть к музыке. Я начал играть в шашки с Томом Уисуэллом. Я принялся ухаживать за будущей миссис Нидерхоффер. Я играл на пианино с Робертом Шрейдом - удивительным человеком, воплотившим в себе все то лучшее, что было в характере Арти. Я стал другом семьи Джорджа Сороса: нас связали с ним любовь к теннису, шахматам и бирже. Одним словом, я начал жизнь заново. Я воскрес из мертвых, и не в последнюю очередь - благодаря тому, чему успел научить меня Арти.

Я вспоминаю Арти всякий раз, когда даю наставления своим детям и объясняю им, что все нужно делать так, как считаешь правильным, и не думать о победе. Я вспоминаю Арти всегда, когда слышу о каком-нибудь благородном и самоотверженном поступке. Арти для меня стал символом всего самого прекрасного, что может быть в душе человека и, в первую очередь, в душе отца. Он - мой идеал, которого я надеюсь когда-нибудь достичь. Арти часто говорил мне: «Викки, когда я был тебе нужен, я всегда был рядом с тобой, верно?» И я надеюсь, что близкие мне люди смогут сказать так и обо мне.

После смерти Арти многие люди говорили мне, что для них он был как отец. Он был самым добрым человеком из всех, кого мне доводилось встречать. И если бы наш мир был добрее, возможно, Арти не умер бы таким молодым. Он научил меня мудрости и любви к жизни, и в конце концов я нашел утешение в том, что Арти оставил после себя в мире прекрасную память и стал примером для многих людей.