Послушество было более сильным доказательством, чем простое свидетельство

Новгородская судная грамота устанавливает сле­дующие правила послушества (кроме упомянутых вы­ше ст.ст. 19 и 35): «А послуху на послуха не быть. А псковитину не послуховать ни одерноватому холопу. А холоп на холопа послух» (ст. 22).

¹ Этому факту противоречит утверждение М. Ф. Владимирско-го-Буданова о том, что послух всегда выступал один, а свидетелей могло быть много. См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор исто­рии русского права. С. 621—622.

-________________ 359 ________________

Акты — новый вид судебных; доказательств, полу­чивших большое распространение-в; гражданских делах в связи с обычаем письменного оформления сделок¹. Письменные доказательства не имели преимуществ над устными. Наиболее распространенный вид письменно­го доказательства — частные грамоты. Они не были бесспорны, и оформление грамот свидетельствует о по­пытке укрепить содержащиеся в них условия и сде­лать грамоту как можно более веским доказательст­вом с помощью таких средств, как подписи, печати, наличие послухов, иногда подобие официальной реги­страции. Однако и при наличии всех этих атрибутов грамоты оспаривались,— свидетели могли отказаться от подтверждения текста,; могла быть поставлена под сомнение подлинность грамоты. К тому же, как мы ви­дели², новгородцы заключали между собой сделки, ог­раничивавшие применение грамот, обязывавшие «ста­рые грамоты лодрати» и т.п. Для новгородского про­цесса характерно критическое отношение к письмен­ным доказательствам и оценка их в совокупности.

Присяга. Новгородское судопроизводство знает вступительную присягу, которая являлась не доказа­тельственным, а церемониальным действием, символи­зирующим добросовестность сторон безотносительно к предмету спора. Такую присягу — обязательство доб­ропорядочного, честного поведения на суде — приноси­ли не только тяжущиеся, их представители (ответчи­ки), послухи, но и состав суда. Непринесение вступи­тельной присяги истцом-заявителем влекло для него невыгодное последствие —обязанность доставки, на суд истца-ответчика своими средствами (формулируя это правило, Грамота говорит лишь о феодально-зависи­мом ответчике). Нежелание истца-ответчика поцело­вать крест в начале дела вело к его обвинению.

За исключением правил вступительной присяги и указания на обложение присяги пошлиной, известный нам фрагмент Новгородской судной грамоты не содер­жит иных постановлений на этот счет.

¹ По мнению Н. Л. Дювернуа, акты начинают функционировать как судебные доказательства с XIV века. См.: Дювернуа Н. Л. Источники права... С. 400. ^:

² См. раздел, «Земельная собственность» главы «Гражданское право».

По аналогии с Русской Правдой и Псковской суд­ной грамотой можно предположить, что в Новгороде иногда допускалось вторичное целование креста, имев­шее большую доказательственную силу. Невозможно установить, кому предоставлялось право принести при­сягу— обеим сторонам или только одной из них и ка­кой именно. Попытка М. Ф. Владимирского-Буданова решить этот вопрос неудачна. По его мнению, в эпоху Псковской и Новгородской судных грамот присягали уже не обе стороны вместе и выбор между ними ре­шался не жребием, а следующим общим правилом: ответчику предоставлялось право или самому принести присягу, или предоставить присягу истцу¹.

Правило это, которое за отсутствием материала не могло быть выведено из Новгородской судной грамо­ты, не соблюдается и Псковской судной грамотой, не­редко руководствующейся не процессуальным, а со­циальным положением сторон. Чтобы убедиться в этом, сравним несколько статей Псковской судной гра­моты.

По ст. 42, если наймит-плотник, не закончив рабо­ты, уйдет от хозяина, а денег с него потребует за всю работу, как будто он ее выполнил, причем записи у них не будет, хозяину предоставляется право или присягнуть самому, или дать возможность присягнуть плотнику. Здесь правило Владимирского-Буданова соблюдено, оно охраняет интересы хозяина. Но ст. 102 гласит: «А который мастер иметь сочить на ученике учебного, а ученик запрется, ино воля государева: хо­чет сам поцелует на своёем учебном или ученику ве­рить». Правило Владимирского-Буданова нарушено в интересах «государя» — мастера: применение присяги той или иной стороной зависит от усмотрения истца. Так же и в ст. 28. Отсутствие строгой дифференциации сторон, неопределенность специфики их процессуально­го положения, соединившись с казуистикой закона, со­здавали благоприятные возможности для решения воп­роса о присяге в зависимости от социального положе­ния сторон. Поскольку те же факторы действовали в Новгороде, не исключено наличие в нем и тех же по­следствий.

Жребий. О жребии как судебном доказательстве го-

¹ См.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 625.

ворит договор с немцами 1269 года: «А случится так, что придется давать показания двоим, немцу и новго­родцу, и они сойдутся на одном и том же, то бро­сить им жребий и чей жребий вынется, тот прав в сво­ем показании»¹. В данном случае жребий служил заме­нителем присяги ввиду различия вероисповеданий спо­рящих сторон.

Суды божьи. Поле. Из древних ордалий новгород­ские памятники упоминают только о поединке-поле. При возможности сторон отдать предпочтение любому божьему суду поединок, дающий наибольший простор личным качествам и предприимчивости сторон, вытес­нил другие виды ордалий² и процветал несмотря на противодействие церкви, впрочем, как и в отношении присяги, довольно нерешительное. Вместо сторон на поединке могли предстать ответчики (представители), послухи, наймиты³. Смертельные исходы поединков, видимо, не допускались приставами, чье присутствие было необходимо. Признаком правоты служило пре­имущество в битве. Поле облагалось пошлиной.

Обращение к ордалиям имело доказательственный характер, но выделялось Новгородской судной грамо­той в особую стадию процесса, так как означало пере­ход от судов человеческих к суду божьему.