Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Часть 2. СОВИСА 21 страница



Фредерик Борент, аспирант кафедры английского языка и литературы, который встречал самолёт Скотта, также упоминал о кашле и сказал, что Скотт попросййгего остановиться у аптеки и купил пузырёк найкуила[116]. «Наверное, у меня грипп», — сказал он Боренту. Аспирант очень хотел услышать, как Скотт читает свой новый роман, и спросил, удастся ли тому выйти на сцену. «Я вас удивлю», — ответил Скотт.

Борент точно удивился. И получил огромное удовольствие. Как и большая часть слушателей Скотта. Согласно заметке в «Боулинг-Грин дейли ньюс», Скотт своим чтением «почти что зачаровал» аудиторию, лишь несколько раз останавливаясь, чтобы чуть откашляться, словно у него першило в горле. Но это покашливание сводилось на нет маленьким глотком воды из стакана, который стоял у него под рукой. Говоря с Лизи несколькими часами позже, Джантзен по-прежнему пребывал под впечатлением жизненной энергии, которая так и бурлила в Скотте. И вот это его изумление в сочетании со словами мужа, переданными ей заведующим кафедрой английского языка и литературы во время их телефонного разговора, проделали дыру в тщательно оберегаемом занавесе, которым Лизи отгораживалась от воспоминаний, во всяком случае, на время. После выступления, перед самым началом приёма, Скотт сказал профессору Миду следующее: «Позвоните моей жене, хорошо? Скажите, что ей, возможно, придётся прилететь сюда. Скажите, что я, похоже, съел что-то не то после захода солнца. Это у нас такая шутка».

Лизи делится с молодым доктором Джантзеном своим самым жутким страхом, даже не подумав, а стоит ли:

— Скотт от этого умрёт, не так ли? Джантзен медлит с ответом, но наконец-то она видит — он молод, но не мальчик.

— Я хочу, чтобы вы увидели его, — говорит он, затянув паузу. — И я хочу, чтобы он увидел вас. Он в сознании, но это ненадолго. Вы пойдёте со мной?

Джантзен идёт слишком быстро. Останавливается у сестринского поста, и медбрат, который дежурит в эту ночь, отрывается от журнала «Современная геронтология». Джантзен что-то говорит ему. Медбрат отвечает. Разговаривают они шёпотом, но на этаже очень тихо, и Лизи ясно и отчётливо слышит три слова, которые произносит медбрат. Они её ужасают.

— Он её ждёт, — говорит медбрат.

В дальнем конце коридора две закрытые двери. На них — ярко-оранжевая надпись: ИЗОЛЯТОР ОЛТОНА ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВОЙТИ, ОБРАТИТЕСЬ К МЕДСЕСТРЕ СОБЛЮДАЙТЕ ВСЕ МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ РАДИ ВАШЕГО БЛАГА РАДИ ИХ БЛАГА МОГУТ ПОТРЕБОВАТЬСЯ МАСКА И ПЕРЧАТКИ.

Слева от дверей раковина, над которой Джантзен моет руки, а потом, по его указанию, Лизи проделывает то же самое. На тележке-каталке справа лежат марлевые маски, латексные перчатки в герметичной упаковке, эластичные жёлтые бахилы в картонной коробке с надписью «БЕЗРАЗМЕРНЫЕ», аккуратная стопка зелёных хирургических халатов.

— Изолятор, — говорит Лизи. — Господи, так вы думаете, что мой муж подхватил штамм Андромеды?

Джантзен пожимает плечами.

— Мы думаем, что у него, возможно, какая-то экзотическая пневмония, а может, птичий грипп, мы пока не можем идентифицировать его болезнь, и она…

Он не заканчивает фразу, похоже, не знает, как это сделать, и Лизи приходит ему на помощь.

— Она быстренько прибирает его к рукам. Как говорится. — Маски будет достаточно. Миссис Лэндон, если у вас нет порезов, а я их не заметил, когда…

— Думаю, о порезах можно не волноваться, и маска мне не нужна, — прерывает она его и открывает левую дверь, прежде чем он успевает возразить. — Если болезнь заразная, я её уже подцепила.

Джантзен следует за ней в изолятор Олтона, натянув одну из зелёных масок на нос и рот.

В изоляторе, который занимает дальнюю часть коридора пятого этажа, четыре бокса. Из всех мониторов светится только один, лишь из-за одной двери доносится пиканье больничной техники и устойчивый шум потока подаваемого кислорода. Имя на мониторе (под значениями ужасно быстрого пульса: 178 ударов в минуту и ужасно низкого давления: 79 на 44) — ЛЭНДОН-СКОТТ.

Дверь наполовину открыта. На табличке, которая крепится к ней, нарисован оранжевый язычок пламени, перечёркнутый жирным крестом. Ниже, яркими красными буквами, разъяснение: «НИКАКОГО ОТКРЫТОГО ОГНЯ, НИКАКИХ ИСКР». Лизи — не писатель, определённо не поэт, но в словах, которые она читает, сосредоточена необходимая и достаточная информация о том, как всё заканчивается. Это черта, подведённая под её семейной жизнью, та самая, какую проводят под числами, которые требуется суммировать. Ни огня, ни искры.

Скотт, который оставил её, как обычно, нагло прокричав: «Увидимся позже, Лизи-гатор», перекрывая ретророк группы «Флейминг грувис», рвущийся из динамиков CD-плейеpa их старого «форда», сейчас лежит, и его глаза смотрят на неё с бледного, как молочная вода, лица. Собственно, только они и живы, и просто раскалены. Горят, как глаза совы, застрявшей в печной трубе. Скотт лежит на боку. Аппарат искусственного вентилирования лёгких отодвинули от кровати, но она видит слизь-флегму на трубке и знает, (замолчи маленькая Лизи) что в этом зелёном дерьме есть вирусы и микробы, которые никто не сможет идентифицировать даже с помощью самого лучшего электронного микроскопа этого мира и всех баз данных, существующих под этим небом.

— Эй, Лизи…

Шёпот, можно сказать, бесшумный («Не громче дуновения ветра под дверью», — как мог бы сказать старый Дэнди), но Лизи слышит мужа и идёт к кровати. Пластмассовая кислородная маска висит на шее, газ шипит. Две пластиковые трубочки торчат из груди, где свежие разрезы выглядят как нарисованная ребёнком птичка. Трубки, которые выходят из спины, невероятно огромные в сравнении с теми, что на груди. Охваченной ужасом Лизи кажется, что размером они с радиаторные шланги. Трубки прозрачные, и она видит мутную жидкость и окровавленные кусочки тканей, которые плывут по ним к какому-то похожему на чемодан аппарату, стоящему на кровати у него за спиной. Это не Нашвилл, не пуля калибра 0,22 дюйма. И хотя её сердце не желает с этим смириться, одного взгляда достаточно, чтобы убедить разум: Скотт умрёт ещё до восхода солнца.

— Скотт. — Она опускается на колени рядом с кроватью и берёт его горячую руку в свои холодные. — Что ты с собой сделал на этот раз?

— Лизи. — Ему удаётся чуть сжать её руку. Дышит он с тем же свистом, который она хорошо запомнила в тот день на автомобильной стоянке. Она знает, что он сейчас скажет, и Скотт её не разочаровывает. — Мне так жарко, Лизи. Лёд?… Пожалуйста?

Она смотрит на столик у кровати, но там ничего нет. Смотрит через плечо на врача, который привёл её сюда, теперь превратившегося в Рыжеволосого-Мстителя-в-Маске.

— Доктор… — начинает она и внезапно осознаёт, что не может продолжить. — Извините, забыла вашу фамилию.

— Джантзен, миссис Лэндон. И это нормально.

— Можно дать моему мужу немного льда? Он говорит, что ему…

— Да, разумеется. Я сам его принесу. — Врач тут же исчезает за дверью. Лизи понимает, что ему требовался предлог, чтобы оставить их вдвоём.

Скотт снова сжимает её руку.

— Ухожу, — говорит всё тем же едва слышным шёпотом. — Извини. Люблю тебя.

— Скотт, нет! — И резко добавляет: — Лёд! Сейчас будет лёд!

Должно быть, с невероятным усилием (дыхание становится ещё более свистящим) он поднимает руку и гладит её по щеке одним пальцем. Вот тут из глаз Лизи начинают литься слёзы. Она знает, что должна его спросить. Панический голос, который никогда не называет её Лизи, только «маленькая Лизи», этот хранитель секретов, вновь заявляет, что нельзя, нельзя ни о чём спрашивать, но она не собирается его слушать. У каждой семейной пары, за плечами которой многолетняя совместная жизнь, два сердца, светлое и тёмное. И теперь в дело вступает их тёмное сердце.

Она наклоняется ближе, в жар умирающего. До её ноздрей долетает запах «фоуми», пены для бритья, которой он пользовался вчера утром, и шампуня «чайное дерево». Она наклоняется, пока её губы не касаются его горящего уха.

— Иди, Скотт. Доберись до этого долбаного пруда, раз уж без этого нельзя. Если доктор вернётся и найдёт кровать пустой, я что-нибудь придумаю, не важно что, но доберись до пруда и поправься, сделай это, сделай для меня, чёрт побери!

— Не могу, — шепчет он, и кашель заставляет её отпрянуть. Она думает, что этот приступ его убьёт, разорвёт лёгкие в клочья, но каким-то образом ему удаётся взять кашель под контроль. И почему? Да потому что он ещё не всё сказал. Даже здесь, на смертном одре, в палате изолятора, в час ночи, в захолустном городке Кентукки, он намерен сказать то, что должен. — Не… сработает.

— Тогда я пойду с тобой! Просто помоги мне! Скотт качает головой.

— Лежит поперёк тропы… к пруду. Он.

Она сразу понимает, о чём говорит муж. Беспомощно смотрит на стакан с водой, где иногда можно увидеть эту тварь с пегим боком. Там или в зеркале, краем глаза. Всегда глубокой ночью. Всегда, если человек заплутал, или ему больно, или когда первое накладывается на второе. Мальчик Скотта. Длинный мальчик Скотта.

— С… пит. — Странный звук доносится из распадающихся лёгких Скотта. Она думает, что он задыхается, и тянется к кнопке звонка, потом смотрит в его лихорадочно горящие глаза и понимает: он то ли смеётся, то ли пытается смеяться. - Спит на… тропе. Бок… высокий… небо… — Его глаза закатываются к потолку, и она понимает, он пытается сказать, что бок твари высокий, как небо.

Скотт цапает маску на шее, но не может её поднять. Лизи спешит на помощь, накрывает маской рот и нос. Скотт делает несколько вдохов, даёт Лизи знак убрать маску; Она подчиняется, и на какое-то время, может, с минуту, голос Скотта крепнет.

— Отправился в Мальчишечью луну с самолёта. — В его голосе слышится изумление. — Никогда этого не делал. Думал, что упаду, но, как всегда, оказался на холме Нежного сердца. Отправился вновь из кабинки… туалета в аэропорту.

Последний раз… из гримёрки, перед тем как поднялся на сцену. Всё ещё там. Старина Фредди. Всё ещё там. Господи, он даже дал имя этой долбаной твари.

— Не мог дойти до пруда, поэтому съел несколько ягод… они обычно не приносили вреда, но…

Он не может закончить. Она вновь накрывает кислородной маской нос и рот.

— В поздний час, — говорит Лизи, пока он дышит. — В поздний час, не так ли? Ты съел их после захода солнца.

Он кивает.

— Ты думал, что ничего другого сделать нельзя.

Он вновь кивает. Показывает, чтобы она сняла маску.

— Но с тобой всё было в порядке, когда ты читал отрывки из своей новой книги! — говорит она. — Профессор Мид сказал, что ты выступил блестяще.

Он улыбается. Должно быть, никогда она не видела столь грустной улыбки.

— Роса, — поясняет он. — Слизал с листьев. Последний раз, когда ушёл… из теплицы. Думал, она может…

— Ты думал, она лечебная. Как пруд.

Глазами Скотт отвечает: «Да». Не отрывается взглядом от её глаз.

— И тебе полегчало. На какое-то время.

— Да. На какое-то время. Теперь… — Он чуть пожимает плечами и отворачивает голову. На этот раз приступ кашля сильнее, она с ужасом видит, как поток в трубках густеет, сильнее окрашивается красным. Скотт находит её руку, сжимает. — Я заплутал в темноте, — шепчет он. — Ты меня нашла.

— Скотт, нет… Он кивает. «Да».

— Ты увидела меня. Всё… — Он отпускает её руку, чтобы кистью очертить круг. Этот жест означает: всё по-прежнему. Теперь, глядя на неё, он чуть улыбается.

— Держись, Скотт! Просто держись!

— Он кивает, словно до неё наконец-то дошло.

— Держись… жди ветра перемен.

— Нет, Скотт, лёд! — Это всё, что приходит ей в голову. — Дождись льда!

Он говорит «крошка». Он называет её «любимая». А потом слышится только один звук — шипение кислорода, подаваемого в маску на его шее. Лизи закрывает лицо руками, а когда убрала их, они были сухими. Она этому и удивилась, и нет. Но точно почувствовала облегчение. Похоже, наконец-то перестала горевать. Понимала, что в кабинете Скотта ей предстоит ещё огромная работа (они с Амандой только её начали), но Лизи подумала, что за последние два-три дня достигла немалого прогресса в расчистке собственного дерьма. Прикоснулась к раненой груди и почти что не почувствовала боли. Тем самым самолечение поднято на новый уровень — от этой мысли она улыбнулась.

В другой комнате Аманда негодующе воскликнула: «Дубина стоеросовая! Оставь эту суку в покое, разве ты не видишь, что ничего хорошего от неё не дождёшься?» — Лизи прислушалась и решила, что Джейси как раз пытается женить на себе Сонни. Фильм заканчивался.

«Наверное, она прокрутила часть фильма», — подумала Лизи, но, посмотрев на темноту, прижимающуюся к стеклянному люку над головой, поняла, что ошиблась. Просто просидела более полутора часов за Большим Джумбо Думбо, погрузившись в воспоминания. Немножко покопалась в себе — как сейчас любили говорить. И к каким выводам она пришла? Что её муж умер, и это навсегда. Умер и ушёл. Не ждал её на тропе в Мальчишечьей луне, не сидел на одной из каменных скамей, где однажды она его нашла. Не завернулся в эту жуткую кисею. Скотт покинул и Мальчишечью луну. Как Гек, отправился в Долины.[117]

И что вызвало болезнь, которая свела его в могилу? В свидетельстве о смерти указали пневмонию, и она не возражала. Могли бы написать: «Насмерть заклёван утками», — и ничего бы для него не изменилось, но Лизи не могла не задаться этим вопросом. Принёс ли смерть цветок, который он сорвал и понюхал, или насекомое, которое укусило его, когда солнце, наливаясь красным, опускалось в свой дом грома? Нашёл ли он свою смерть во время короткого посещения Мальчишечьей луны за неделю или за месяц до последнего выступления в Кентукки или она жила в нём десятилетия, словно бомба со взведённым часовым механизмом, и часы эти отсчитали последние секунды? Может, смерть вызвала крупинка земли, которая попала под его ногти, когда он руками рыл могилу для старшего брата. Может, какой-то вирус «спал» в нём долгие годы, а потом наконец проснулся в его «компьютере», получив закодированное слово-приказ, и удовлетворённо щёлкнул пальцами. Может (ужасная мысль, но кто знает?), она сама принесла этот вирус в одно из прошлых посещений Мальчишечьей луны, что-то смертоносное в цветочной пыльце, которую он сцеловал с кончика её носа.

Ох, чёрт, вот она и заплакала.

Лизи видела невскрытую коробку бумажных салфеток в верхнем левом ящике стола. Вытащила, открыла, достала пару салфеток, начала вытирать глаза. Услышала, как в соседней комнате закричал Тимоти Боттомс: «Он уходит, сучьи вы дети». Поняла, что время вновь прыгнуло вперёд. В фильме оставался один эпизод: Сонни возвращается к жене тренера. Своей любовнице средних лет. Потом по экрану бегут титры.

На столе коротко звякнул телефон. Лизи знала, что это означает, точно так же как знала, что означает жест Скотта, круговое вращение рукой в конце его жизни: всё по-прежнему.

Телефон больше не работал, провода обрезали или оборвали. Дули здесь. Чёрный принц инкунков пришёл за ней.

Глава 15. ЛИЗИ И ДЛИННЫЙ МАЛЬЧИК. (Пафко у стены) [118]

— Аманда, иди сюда!

— Через минуту, Лизи, фильм уже за…

— Аманда, сейчас же!

Она сняла трубку, убедилась, что услышит только тишину. Положила на рычаг. Она знала всё. Безусловно, знала, что должно произойти, не сомневалась, что ощущает во рту сладкий привкус. Вот-вот погаснет свет, и если Аманда не придёт до того, как чердак погрузится в темноту…

Но она пришла, возникла в двери между кабинетом и комнатой развлечений, внезапно испуганная и старая. На плёнке видеомагнитофона жена тренера скоро бросит кофейник в стену, разозлённая тем, что руки у неё сильно трясутся и она не может наполнить чашку. Лизи не удивилась, заметив, что тряслись руки и у неё. Она взяла со стола револьвер калибра 0,22 дюйма. Аманда это увидела и перепугалась ещё больше. От напоминала даму, которая предпочла бы в этот самый момент учитывая все обстоятельства, оказаться в Филадельфии. Или впасть в кому. «Слишком поздно, Анда», — подумала Лизи.

— Лизи, он здесь? — Да.

Вдалеке прогремел гром, похоже, соглашаясь.

— Лизи, откуда ты…

— Потому что он перерезал телефонные провода.

— Мобильник…

— В автомобиле. Сейчас погаснет свет. — Она подошла к краю большого стола красного дерева («Действительно, Большой Джумбо Думбо, — подумала Лизи, — на нём хватит места для долбаного реактивного истребителя»), и теперь оставалось преодолеть последнюю прямую (каких-то восемь шагов по белому ковру, замаранному её кровью) до того места, где стояла старшая сестра.

Когда она добралась до Аманды, свет ещё горел, и у Лизи вдруг возникли сомнения. А может (и почему нет?), ветвь, надломленная дневной грозой с ветром, только сейчас упала и оборвала телефонные провода?

Конечно, но причина не в этом.

Она попыталась отдать Аманде револьвер. Аманда брать его не хотела. Он упал на ковёр, и Лизи напряглась в ожидании выстрела, за которым последовал бы крик боли, её или Аманды. В зависимости от того, в чью лодыжку попала бы пуля. Но револьвер не выстрелил, просто лежал на ковре, уставившись вдаль единственным идиотским глазом. И наклонившись, чтобы поднять револьвер, Лизи услышала донёсшийся снизу глухой удар, словно кто-то на что-то там наткнулся и свалил на пол. Должно быть, одну из коробок, наполненную главным образом чистой бумагой.

Когда Лизи вновь посмотрела на сестру, руки Аманды, правая над левой, прижимались к маленькой груди. Лицо побледнело, глаза превратились в тёмные озёра страха.

— Я не могу держать револьвер, — прошептала она. — Мои руки… видишь? — Она вытянула руки перед собой ладонями вверх, демонстрируя порезы.

— Возьми эту долбаную штуковину, — прорычала Лизи. — Стрелять из неё тебе не придётся.

На этот раз Аманда с неохотой сомкнула пальцы на обтянутой резиной рукояткой «Следопыта».

— Ты обещаешь?

— Нет, — честно призналась Лизи. — Но скорее всего не придётся.

Она смотрела в сторону лестницы, которая вела в амбар. Та часть рабочих апартаментов была более тёмной, более зловещей, особенно теперь, когда револьвер перекочевал к Аманде. Не заслуживающей доверия Аманде, которая могла сделать всё что угодно. В том числе, с пятидесятипроцентной вероятностью, и то, о чём её и просили.

— Какой у тебя план? — прошептала Аманда. В другой комнате вновь запел старина Хэнк, и Лизи знала: по экрану телевизора бегут титры фильма «Последний киносеанс».

Лизи приложила палец к губам, как бы говоря: «Ш-ш-ш-ш», — (теперь нужно вести себя тихо) и попятилась от Аманды. Один шаг, два, три, четыре. Теперь она находилась посреди кабинета, на равном расстоянии как от Большого Джумбо Думбо, так и от Аманды, которая стояла в дверях соседней комнаты, неловко держа револьвер калибра 0,22 дюйма, нацелив его на ковёр с кровавыми пятнами. Громыхнул гром. Играла кантри-музыка. Снизу не доносилось ни звука.

— Я не думаю, что он внизу, — прошептала Аманда. Лизи отступила ещё на шаг к большому, красного дерева, столу. Чувствовала, что нервы у неё натянуты до предела, вся она вибрирует от напряжения, но рациональная часть её сознания допускала, что Аманда могла быть права. Телефон не работал, но в здешних местах обрывы на линии случались как минимум дважды в месяц, особенно во время летних гроз. Этот глухой удар, который она слышала, когда наклонялась, чтобы поднять револьвер… она слышала глухой удар? Или всего лишь разыгралось воображение?

— Я не думаю, что внизу кто-то… — начала Аманда, и вот тут погас свет.

Несколько секунд (бесконечных секунд) Лизи ничего не видела и честила себя за то, что не захватила из машины фонарик. Могла ведь сообразить. А так ей оставалось лишь стоять на месте и убеждать Аманду следовать её примеру.

— Анда, не двигайся! Замри и жди моей команды!

— Где он, Лизи? — Аманда начала плакать. — Где он?

— Да здесь я, мисси, — непринуждённо ответил Дули из чернильной темноты, где находилась лестница. — И я прекрасно могу вас видеть через очки, которые на мне. Вы, конечно, зеленоватые, но я прекрасно вас вижу.

— Он не может видеть, он лжёт, — подала голос Лизи, и у неё засосало под ложечкой. Она не рассчитывала, что он воспользуется каким-то оборудованием для ночного видения.

— Ох, миссас, чтоб мне сдохнуть, если я вру. — Голос доносился от лестницы, и теперь Лизи начала различать контуры фигуры. Она не видела его бумажный пакет с ужасами, но (Боже!) слышала, как в нём что-то звякает. — Я вижу вас достаточно хорошо, чтобы знать, что это мисс Высокая-и-Тощая с пукалкой в руке. Я хочу, чтобы вы положили оружие на пол, мисс Высокая. Прямо сейчас. — Голос вдруг стал резче, щёлкнул, словно удар кнута. — Слышите меня?! Бросьте оружие!

Уже наступила ночь, луна то ли ещё не поднялась, то ли её полностью закрывали облака, однако света, попадающего в кабинет через стеклянные панели на крыше, хватало, чтобы Лизи увидела: Аманда опускает револьвер. Ещё не бросает на пол, но уже опускает. Лизи отдала бы всё, лишь бы держать его в руке, но…

«Но обе мои руки должны быть свободны. Чтобы, когда придёт время, я могла тебя схватить, сукин ты сын».

— Нет, Аманда, держи револьвер. Не думаю, что тебе придётся в него стрелять. План у нас другой.

— Бросьте оружие, мисси, это и есть план.

— Он приходит в чужой дом, он обзывает тебя грязными словами. А потом ещё и велит бросить револьвер? Твой собственный револьвер? — гнула своё Лизи.

Едва различимый фантом (при свете — сестра Лион) вновь поднял «Следопыта». Аманда не целилась в силуэт у лестницы, держала револьвер стволом к потолку, но всё-таки держала его. И спина у неё выпрямилась.

— Я сказал, брось оружие! — рявкнул силуэт у лестницы, но что-то в голосе Дули подсказало Лизи: он знал, что битва проиграна. И его чёртов пакет снова звякнул.

— Нет! — крикнула Аманда. — Не брошу! Ты… а ты убирайся отсюда! Убирайся и оставь мою сестру в покое!

— Он не уберётся. — Лизи опередила с ответом силуэт у лестницы. — Он не уберётся, потому что безумен.

— Лучше бы вам так не говорить со мной, — предупредил Дули. — Вы, похоже, забываете, что я могу видеть вас, словно вы — на сцене.

— Но ты же безумен. Так же безумен, как тот мальчишка, что стрелял в моего мужа в Нашвилле. Герд Аллен Коул. Ты о нём знаешь? Конечно же, знаешь, ты в курсе всего, что связано со Скоттом. Мы частенько смеялись над такими, как ты, Джимми…

— Этого достаточно, миссас…

— Мы называли вас ковбоями глубокого космоса. Коул был одним, а ты — другой. Более хитрый и злобный, потому что ты старше, но по большому счёту такой же. Ковбой глубокого космоса и есть ковбой глубокого космоса. Ты ска-а-ачешь по Млечному долбаному пути.

— Вам бы прекратить эту болтовню. — Дули снова рявкал, и теперь уже, подумала Лизи, не для того, чтобы лишь произвести должный эффект. — Я здесь по делу. — В очередной раз в пакете что-то звякнуло, и Лизи увидела, что силуэт в темноте движется. Лестница находилась в пятидесяти футах от стола и в самой тёмной части длинного кабинета, но Лизи видела, что Дули двигался к ней, словно её слова притягивали его. Глаза Лизи уже полностью приспособились к темноте. Ещё несколько шагов, и заказанные по почте очки ночного видения больше не будут играть никакой роли. Их шансы уравняются. Во всяком случае, она будет видеть его так же отчётливо, как он её.

— С какой стати? Это же правда. — И так оно и было. Внезапно она поняла, что знает всё о Джиме Дули, Заке Маккуле, Чёрном принце инкунков. Правда была у неё во рту, как сладкий привкус. Правда и была сладким привкусом.

— Не провоцируй его, Лизи. — Голос Аманды переполнял ужас.

— Он сам себя провоцирует. Вся провокация исходит от свихнувшихся мозгов у него в голове. Точь-в-точь как у Коула.

— Я не такой, как он! — взревел Дули.

Абсолютное знание вибрировало в каждом нервном окончании. Взрывалось в каждом нервном окончании. Дули мог узнать о Коуле, знакомясь с биографией своего литературного героя, но Лизи не сомневалась — знания у него не книжные. Потому что ей открылась истина.

— Ты никогда не сидел в тюрьме. Это байка, которую ты рассказал Вудбоди. Байка, какие частенько рассказывают в барах. Но ты сидел под замком, всё так. Это как раз правда. Ты сидел в психушке. В одной психушке с Коулом.

— Замолчите, миссас. Вы слушаете меня, и замолчите немедленно!

— Лизи, прекрати! — вскрикнула Аманда. Она пропустила их слова мимо ушей.

— Вы на пару обсуждали свои любимые книги, написанные Скоттом Лэндоном… когда Коул под действием лекарств мог сказать что-то связное, не так ли? Готова спорить, что обсуждали. Ему больше всего нравились «Голодные дьяволы», верно? Конечно же. А тебе нравилась «Дочь Коустера». Обычное дело. Два ковбоя глубокого космоса говорят о книгах, пока им ремонтируют грёбаные навигационные системы…

— Достаточно, я сказал! — рявкнул Дули, выплывая из темноты. Выплывая, как водолаз, поднимающийся из чёрных глубин на зелёное мелководье, в очках-маске и всё такое. Разумеется, водолазы не прижимают к груди бумажные пакеты, чтобы защититься от ударов жестоких писательских вдов, которые слишком много знают. — Я больше не собираюсь предупреждать вас…

И эти слова остались без внимания Лизи. Она не знала, держит ли Аманда револьвер в руке или бросила на ковёр, да её это и не волновало. Она вошла в раж.

— Ты и Коул обсуждали книги Скотта на сессиях групповой терапии? Наверняка обсуждали. Говорили насчёт отцовского комплекса. А потом, после того как тебя выпустили, под руку подвернулся Вуддолби, совсем как папуля в какой-нибудь книге Скотта Лэндона. Один из хороших папулей. После того как тебя выпустили из психушки. После того как тебя выпустили из дурдома. После того как тебя выпустили из…

С диким криком Дули отбросил бумажный пакет (тот звякнул) и прыгнул на Лизи. Ей хватило времени, чтобы подумать: «Да. Именно для этого мне и требовались свободные руки».

Закричала и Аманда. Её крик наложи лея на крик Дули. Из всех троих только Лизи сохраняла спокойствие, точно зная, что она делает… хотя и не так точно почему. Она не попыталась убежать. Раскрыла объятия Джиму Дули и поймала его, как лихорадку.

Он бы сшиб её на пол и приземлился сверху (Лизи не сомневалась, что к этому он и стремился), если бы не стол. Под напором Дули она подалась назад, вдыхая пот на его волосах и коже. Она также почувствовала, как одна из сфер очков ткнулась в её висок, услышала, как пониже левого уха что-то клацнуло.

«Это его зубы, — подумала она. — Это его зубы, он пытается вгрызться мне в шею».

Её зад упёрся в длинную сторону Большого Джумбо Думбо. Аманда вскрикнула снова. Полыхнула яркая вспышка, кабинет заполнил грохот.

— Оставь её в покое, сучий потрох!

«Какие слова, но выстрелила-то она в потолок!» — подумала Лизи и ещё крепче сцепила руки за шеей Дули, который наклонял её назад, как партнёр в конце страстного аргентинского танго. Она ощущала запах сгоревшего пороха, в ушах звенело, и ещё она ощущала его член, тяжёлый, практически полностью вставший.

— Джим, — прошептала она, крепко его держа. — Я дам тебе то, что ты хочешь. Позволь мне дать тебе то, что ты хочешь.

Его хватка чуть ослабла. Она почувствовала его замешательство. А потом, с кошачьем визгом, Аманда прыгнула ему на спину, и Лизи прогнули назад, чуть не уложили на стол. Позвоночник предупреждающе хрустнул, но она видела расплывчатый овал его лица… достаточно хорошо, чтобы разглядеть написанный на нём страх. «Так он всё время боялся меня?» — задалась вопросом Лизи.

Теперь или никогда, маленькая Лизи.

Она поискала его глаза за странными стеклянными сферами, нашла, сцепилась с ним взглядом. Аманда всё визжала, как кошка во время случки, и Лизи видела её кулаки, молотящие по плечам Дули. Оба кулака. То есть, выстрелив в потолок, она выронила револьвер. Что ж, может, оно и к лучшему.

— Джим. — Господи, его вес просто раздавливал её. — Джим.

Его голова пошла вниз, словно притянутая её взглядом и силой воли. Какие-то мгновения Лизи думала, что всё равно не сможет дотянуться до него. А потом отчаянным рывком («Пафко у стены», сказал бы Скотт, цитируя Бог знает кого) дотянулась. Вдохнула запахи мяса и лука, съеденных им на ужин, и прижалась своим ртом к его. Языком раскрыла его губы, буквально впилась в них и вылила ему в рот второй глоток из пруда. Почувствовала, как уходит сладость. Мир, который она знала, расплылся и начал уходить вместе со сладостью. Произошло всё быстро. Стены стали прозрачными, и смешанные ароматы другого мира ударили в нос: красного жасмина, бугенвиллии, роз, цветущего ночью эхиноцереуса.

— Джеромино, — сказала она в рот Дули, и словно дожидавшийся этого слова массивный стол, в который она упиралась, потерял твёрдость, стал податливым, чтобы тут же исчезнуть полностью. Она упала, Дули — на неё, Аманда, всё ещё крича, оказалась сверху.

«Бул, — подумала Лизи. — Бул, конец».

Она приземлилась на густую траву, которую так хорошо знала, словно каталась по ней всю жизнь. Успела заметить деревья «нежное сердце», а потом весь воздух вышел из неё одним большим и шумным «уф». Чёрные точки заплясали перед глазами в окрашенном закатным солнцем воздухе.

Лизи могла бы лишиться чувств, если бы Дули не скатился с неё. Сбросил Аманду со спины, словно шаловливого котёнка. Поднялся на ноги, сначала посмотрел на склон, заросший пурпурным люпином, потом повернулся в другую сторону, к деревьям «нежное сердце», к лесу, который Скотт и Пол Лэн-доны назвали Волшебным. Голова Дули потрясла Лизи. Выглядела она как череп с волосами. Потом она поняла, что причина — в особенностях освещения и очках ночного видения. Линзы до Мальчишечьей луны не добрались. И глаза смотрели сквозь дыры, которые образовались на месте линз. Челюсть Дули отвисла. Слюна серебряными нитями висела между нижней и верхней губами.





Дата публикования: 2014-11-04; Прочитано: 229 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.02 с)...