Глава 2. — Мужчина, который показал мне все это, который направлял меня, попросил сказать вам, что случившееся не было предопределено

— Мужчина, который показал мне все это, который направлял меня, попросил сказать вам, что случившееся не было предопределено. — Дэвид обхватил колени руками и склонил голову, словно разговаривал со своими кроссовками. — И это мне кажется самым страшным. Пирожок умерла, мистер Биллингсли умер, в Безнадеге погибло все население только потому, что один человек ненавидел департамент охраны труда шахтеров, а другой страдал избытком любопытства и терпеть не мог сидеть за своим столом. Вот так-то.

— Это все рассказал тебе Бог? — поинтересовался Джонни.

Мальчик кивнул, не поднимая головы.

— Значит, мы говорим о сериале. Первая серия — братья Лушан. Вторая — Джозефсон, секретарь с пером в заду. На Эй-би-си такой сценарий произвел бы фурор.

— Почему бы вам не заткнуться? — вкрадчиво спросила Синтия.

— А вот звонок из другого округа! — воскликнул Джонни. — Молодая женщина, страстная любительница путешествовать автостопом, обожающая рок-музыку, сейчас объяснит нам, почему…

— Может, хватит трепа? — оборвал его Стив.

Джонни от изумления даже замолчал.

А Стив пожал плечами, не думая отступать, уверенный в своей правоте.

— Времени у нас в обрез. Так что не будем терять его попусту. — И он повернулся к Дэвиду.

— О последнем случае я знаю больше. Больше, чем мне хотелось бы. Я побывал в голове Риптона. Это его фамилия. Он стал первой жертвой.

Не отрывая взгляда от кроссовок, Дэвид продолжил.

Человека, который ненавидел ДОТШ, звали Кэри Риптон, и он руководил вскрышными работами на Рэттлснейк номер два. Сорока восьми лет, лысоватый, с глубоко посаженными глазами, циничный, в молодости он мечтал стать горным инженером, но не поладил с математикой и в итоге оказался на открытом карьере. Высверливая шпуры под НАТМ и едва сдерживаясь, чтобы не задушить маленького педика из ДОТШ, который появлялся во второй половине каждого вторника и вечно совал куда не следовало свой длинный нос…

Когда Керк Тернер, вибрируя от волнения, прибегает в ангар, который служит им и конторой, и раздевалкой, и столовой, чтобы сообщить о том, что последний взрыв вскрыл штольню, где обнаружены человеческие кости, Риптон с трудом подавляет желание приказать ему организовать группу добровольцев для обследования находки. Очень уж много интересного сулит такая экспедиция. Конечно, в его возрасте не пристало мечтать о золотых жилах и индейских кладах, для этого он слишком стар, но, когда они с Тернером выбегают из ангара, Риптон думает и об этом.

Кучка мужчин стоит на участке, где был произведен взрыв, взирая на черный зев штольни, уходящей в землю. Небольшая кучка, семь человек, включая Тернера, их босса. Всего на карьере работают девяносто человек. В следующем году при удачном стечении обстоятельств (рост добычи и цен на медь) Безнадегская горнорудная компания намеревалась увеличить число своих сотрудников в четыре раза.

Риптон и Тернер подходят к штольне. Из нее тянет странным, неприятным запахом, напоминающим Кэри Риптону запах угольного газа на шахтах Кентукки и Западной Виргинии. И насчет костей Тернер не ошибся. Риптон их видит, на полу старинной квадратной штольни. Обо всех костях он сказать не может, но часть наверняка принадлежала людям. У самого выхода лежит грудная клетка, чуть дальше, на границе света и темноты, череп.

— Что это такое? — спрашивает Тернер. — Не знаешь?

Разумеется, он знает. Рэттлснейк номер один, старая Китайская шахта. Но вот Керку Тернеру знать этого не следует. И его взрывникам тоже, особенно его взрывникам, которые каждый уик-энд проводят в Эли, играют в карты, кости, волочатся за юбками, пьют… и говорят, очень много говорят обо всем и ни о чем. И в штольню Риптон взять их не может. Они пойдут, он в этом не сомневается, любопытство возьмет верх над очевидным риском (штольня древняя, проложена в нестабильной породе, черт, да просто громкий крик может вызвать очередной обвал), но слухи тут же дойдут до маленького гомика из ДОТШ, а когда это случится, потеря работы станет самой мелкой из забот Риптона. Маленький гомик из ДОТШ (и тут не поможет даже Френк Геллер, главный горный инженер) отвечает Риптону взаимностью, тоже терпеть его не может, а если в наши дни прораб поведет людей в заброшенную старинную шахту, дело точно закончится федеральным судом, где ему будут светить штраф в пятьдесят тысяч долларов и пятилетнее заключение. По крайней мере в девяти пунктах инструкции по проведению работ в открытых карьерах большими буквами записано, что всем и каждому запрещено заходить «в небезопасные и неиспользующиеся выработки». То есть в такие вот китайские шахты.

Однако эти кости и нереализованные мечты детства тянут его в штольню, и Риптон уже сейчас знает, что не отдаст Китайскую шахту компании и федеральным властям, предварительно не побывав в ней.

Риптон приказывает Тернеру, лицо которого разочарованно вытягивается, но тот не спорит (инструкции ДОТШ он знает получше Риптона, все-таки подрывник), огородить вход в штольню и повесить таблички «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА». Затем Риптон поворачивается к подрывникам и напоминает им, что вновь вскрытая штольня, возможно, имеет историческую и археологическую ценность и является собственностью БГК. «Я знаю, что вам не терпится рассказать о находке, но прошу вас об одолжении: потерпите несколько дней. Ничего не говорите даже женам. Дайте мне время уведомить начальство. На следующей неделе из Финикса прилетает Саймс, начальник финансового отдела. Могу я на вас рассчитывать?»

Подрывники заверяют его, что может. Однако едва ли кто будет молчать хотя бы двадцать четыре часа, у некоторых мужчин язык как помело, но Риптон думает, что на двенадцать часов он может рассчитывать. Двенадцать часов они будут молчать из уважения к нему. А чтобы исследовать штольню, хватит и четырех. Четырех часов после окончания смены. Четырех часов с фонарем, фотоаппаратом и электрической тележкой для погрузки сувениров, которые ему захочется взять в штольне. Четырех часов с детскими фантазиями, которые ему вроде бы совсем и не по возрасту. А если штольня и обрушится, все-таки прорубили ее сто сорок лет тому назад, а недавние взрывы потревожили и без того хрупкую породу, невелика беда. Невелика. Жены, детей, родителей у него нет, а два брата забыли о его существовании. И у него были основания подозревать, что жить ему осталось недолго. Уже шесть месяцев ему досаждали боли, отдающие в пах, а в последнее время в моче появилась кровь. Немного, но даже самая малость не радует, если это твоя кровь, которую ты видишь в унитазе.

«Если я выберусь оттуда, — думает Риптон, — пожалуй, обращусь к врачу. Сочту это знаком свыше и обращусь. По-моему, здравая мысль».

После смены Тернер хочет сфотографировать вход в штольню. Риптон не возражает. Чувствует, что только так можно быстро отделаться от взрывника.

— Как ты думаешь, глубоко она уходит? — спрашивает Тернер, стоя в двух футах от желтой ленты, огораживающей штольню, и щелкая «Никоном». Без вспышки на фотографиях выйдут лишь черная дыра в земле да несколько разбросанных костей, которые могут принадлежать и оленю.

— Понятия не имею. — Риптон думает о том, что возьмет с собой.

— Ты не наделаешь глупостей после моего ухода? — спрашивает Тернер.

— Нет, конечно, — отвечает Риптон. — Я слишком уважаю технику безопасности, чтобы даже подумать об этом.

— Да, конечно, — смеется Тернер, а уже ночью, в два часа, Кэри Риптон, подросший, расширившийся в плечах, войдет в спальню, которую Тернер делит с женой, и застрелит его во сне. И жену тоже. Тэк!

В эту ночь Риптон трудится не покладая рук. Убивает (ни один из взрывников Тернера не дожил до рассвета) и раскладывает кан тахи: из шахты он выносит добрую сотню. Некоторые разбились, но он знает, что и кусочки кан тахов сохраняют заложенную в них силу. Большая часть ночи уходит на то, чтобы разнести их по городу: оставить на тротуаре, сунуть в почтовые ящики, в бардачки автомобилей. Даже в карманы брюк. Да! В здешних местах двери запирать не принято, по ночам народ укладывается спать рано, и Кэри Риптон посещает не только те дома, в которых живут взрывники Тернера.

Он возвращается на шахту с пустым мешком, как Санта-Клаус, который, раздав подарки, возвращается на Северный полюс. Только у Санта-Клауса раздачей подарков работа заканчивалась, а у Риптона только начинается. Он смотрит на часы. Без четверти пять. Еще два часа, и на шахте начнут появляться люди Паскаля Мартинеса, субботняя утренняя смена. Двух часов ему хватит, но не стоит попусту тратить время. Тело Кэри Риптона так кровит, что приходится подкладывать в трусы туалетную бумагу. И дважды по пути на шахту ему приходилось останавливаться, высовываться из окна пикапа и блевать. Теперь дверцу покрывали потеки застывшей крови. В рассветном сумраке она напоминала табачный сок.

Несмотря на спешку, он резко нажимает на тормоза при виде того, что встречает его на дне карьера. И застывает за рулем с широко раскрытыми глазами.

Северный склон кишит зверьем: волки, койоты, стервятники с лысыми головами, совы, дикие коты, даже несколько домашних кошек. Собаки. Полчища пауков и крыс с черными бусинками глаз.

Каждое из животных, выходящих из Китайской шахты, несет в пасти кан тах. Одно за другим выходят они из подземного мира. А другие животные терпеливо ждут, пока придет их очередь спуститься во тьму.

Тэк начинает смеяться, пользуясь голосовыми связками Кэри Риптона.

— Какая прелесть! — восклицает он.

Потом он едет к ангару, открывает дверь ключом Риптона и убивает Джо Прудума, ночного сторожа. Старина Джо — сторож не из лучших. Не знает, что происходит на шахте с наступлением темноты, не удивляется, увидев Кэри Риптона, заявившегося до рассвета. Прудум что-то стирает в стиральной машине, которая стоит в углу, потом садится за стол, чтобы пообедать, и тут Риптон всаживает пулю ему в горло.

Покончив с этим, Риптон звонит в город, в «Клуб сов». «Совы» открыты двадцать четыре часа в сутки (хотя нашествия посетителей там не бывает никогда). Именно в «Клубе сов» шесть дней в неделю завтракает Брэд Джозефсон, с темно-шоколадной кожей, крепкий, подтянутый, без признаков живота… и всегда в такую рань. Это весьма кстати. Риптону нужен Брэд, нужен немедленно, до того, как его испортят кан тахи. Кан тахи во многом более чем полезны, а вот в одном вредны: портят мужчин и женщин, делают их непригодными для того, чтобы в них вселился Тэк. Риптон знает, что при необходимости он использует кого-нибудь из бригады Мартинеса, возможно, самого Паскаля, но ему нужен (вернее, Тэку нужен) Брэд.

Интересно, как долго может протянуть тело, если оно здорово, спрашивает он себя, берясь за телефонную трубку. Сколько времени можно использовать его, если оно не поражено раком?

Он не знает, но думает, что скоро сможет это выяснить.

— «Клуб сов», — произносит женский голос на другом конце провода, уже уставший, хотя солнце еще не взошло.

— Привет, Дениз, — здоровается он. — Как идут дела?

— Кто это? — подозрительно спрашивает женщина.

— Кэри Риптон, цыпленок. Не узнала мой голос?

— Что-то ты сильно осип, дорогой. Простудился?

— Есть немного. — Он широко улыбается и стирает кровь с нижней губы. А в нижней части живота ощущение такое, будто внутренности плавают в луже крови. — Слушай, цыпленок, Брэд завтракает?

— Куда ж ему деться. Как всегда, заказал яичницу из четырех яиц, жареный картофель и полфунта печени. Уплетает все это за обе щеки. Зачем тебе понадобился Брэд в субботнее утро?

— Разумеется, по делу.

— Сейчас позову. Но тебе стоит полечить простуду, Кэри. Голос у тебя ужасный.

— Именно этим и займусь, как только переговорю с Брэдом, — отвечает Кэри.

«Брэд! — слышит он голос женщины. — К телефону! Вас, кого же еще! — Пауза, вероятно, Брэд спрашивает, кому он понадобился. — Возьмите трубку и все узнаете».

Брэд берет трубку и говорит «слушаю» голосом человека, твердо уверенного, что в такой час из штаб-квартиры компании не позвонят, а если и позвонят, то не для того, чтобы сообщить о крупной премии.

— Брэд, это Кэри Риптон. — Он знает, как заманить Брэда на шахту, идею подсказал ему Керк Тернер. — Фотоаппарат у тебя в машине?

Где ж ему еще быть. Брэд, кроме всего прочего, обожает наблюдать за птицами и фотографировать их. Считает себя орнитологом-любителем. Но Кэри Риптон в это утро может предложить ему кое-что получше.

— Да, конечно, а что такое?

Риптон прислоняется спиной к стене.

— Если ты прямо сейчас сядешь в машину и приедешь сюда, я тебе кое-что покажу. А если успеешь раньше Паскаля Мартинеса и его бригады, я предоставлю тебе шанс сделать потрясающие снимки. Боюсь, что другой такой возможности у тебя не будет до конца жизни.

— О чем ты? — Голос Брэда вибрирует от нетерпения.

— Для начала о костях сорока или пятидесяти мертвых китайцев. Как тебе?

— Каких…

— Вчера во второй половине дня мы вскрыли Китайскую шахту. Если зайти на двадцать футов, то…

— Уже еду. Жди меня. Заклинаю тебя, никуда не уходи, жди.

В трубке слышатся гудки отбоя, Риптон довольно улыбается красными от крови губами.

— Подожду! Можешь не беспокоиться. Кан де лаш! Ах тен! Тэк!

Десять минут спустя Риптон (кровь у него течет уже не только из пениса и ректума, но и из пупка), идет по северному склону к Китайской шахте. Он раскидывает руки, словно проповедник, и обращается к животным на языке бестелых. Все они или убегают и улетают, или прячутся в шахте. Брэду Джозефсону видеть их незачем. Совершенно незачем.

Пять минут спустя появляется Джозефсон. Он сидит за рулем старого «бьюика». На переднем бампере наклейка: «ШАХТЕРЫ ЗАКАПЫВАЮТСЯ ГЛУБЖЕ И ОСТАЮТСЯ ТАМ ДОЛЬШЕ». Риптон наблюдает за ним, стоя у двери, не выходя из ангара. Не надо Брэду видеть его, во всяком случае до тех пор, пока он не подойдет поближе.

Проблем нет. Брэд ударяет по тормозам, выскакивает из кабины, обвешанный тремя фотоаппаратами, и бежит к ангару, останавливаясь лишь на секунду, чтобы взглянуть на дыру в земле, в двадцати или тридцати футах выше по склону.

— Святой Боже, это Китайская шахта, все точно, — говорит он. — Пошли, Кэри! Скорее, Мартинес появится здесь с минуты на минуту.

— Нет, по субботам они начинают работу чуть позже. — Риптон улыбается. — Сбрось обороты.

— Слушай, а как же Джо? Он может…

— Я же сказал, не суетись! Джо в Рино. Внучка родила мальчика.

— Хорошо! Отлично! Сигареты у тебя нет? — Брэд нервно похохатывает.

— Заходи, — предлагает ему Риптон, отступая в глубь ангара. — Хочу тебе кое-что показать.

— Из того, что ты вынес оттуда?

— Совершенно верно, — отвечает Риптон, и это в определенном смысле правда. Он действительно хочет показать Брэду, что он вынес из шахты. Джозефсон смотрит вниз, распутывая ремни фотоаппаратов, когда Риптон хватает его и отшвыривает к дальней стене. Джозефсон возмущается. Потом появятся и испуг, и ужас, но пока Джозефсон еще не заметил тела Джо Прудума и только возмущается.

— Последний раз говорю тебе, остынь! — С этими словами Риптон выходит из ангара и запирает дверь. — Расслабься!

Смеясь, он идет к пикапу и залезает в кабину. Как и многие жители западных штатов, Кэри Риптон свято чтит право американцев на ношение оружия. Так что за сиденьем лежит ружье, а в бардачке — шестизарядный револьвер «ругер». Он заряжает ружье и кладет себе на колени. Револьвер уже заряжен, поэтому лже-Риптон просто перекладывает его из бардачка на заднее сиденье. Ему хочется засунуть револьвер за пояс, но там все в крови (Риптон, ты последний идиот, думает демон, неужели ты не знаешь, что в твоем возрасте мужчинам необходимо каждый год обследовать предстательную железу), и залить ею револьвер — не лучшая идея.

Когда бесплодные, но настырные попытки Джозефсона прошибить дверь ангара кулаком начали его раздражать, Риптон включает радио, усиливает звук и поет вместе с Джонни Пейчеком [77], который сообщает всем желающим его слушать, что мамашка вырастила из него черт знает кого.

А тут появляется и Паскаль Мартинес в сопровождении своего дружка Мигуэля Риверы. Риптон машет им рукой. Паскаль отвечает тем же и ставит свой автомобиль с другой стороны ангара. Когда Мартинес и Ривера подходят к пикапу, чтобы спросить, что поделывает тут Риптон в субботнее утро, последний высовывает в окно двустволку и, все еще улыбаясь, убивает их. Без проблем. Никто и не пытается убежать. Когда они умирают, на их лицах застывает удивленное выражение. Риптон смотрит на них и вспоминает рассказы дедушки о голубях, таких глупых, что они даже не улетали, когда к ним подходил человек, чтобы размозжить им дубинкой голову. Оружие тут есть у многих, но мало кто готов пустить его в ход. Сплошная показуха. Все уходит в свисток.

Остальные шахтеры подходят по одному, по двое, суббота, опоздания никого не волнуют. Риптон расстреливает их, как в тире. Тела складывает за ангаром, словно поленья. Когда патроны для двустволки кончаются (для «ругера» их сколько хочешь, но револьвер для его целей не годится, с расстояния больше дюжины футов в цель можно и не попасть), Риптон выуживает из кармана Мартинеса ключи от его «чероки», находит под ковриком превосходную (и запрещенную законом) автоматическую винтовку «ивер джонсон», а в коробке из-под обуви — два десятка рожков на тридцать патронов каждый. Шахтеры слышат выстрелы, но думают, что стрельба идет по мишеням, с этого часто начинается субботняя смена. Риптона это заблуждение вполне устраивает.

К семи сорока пяти вся бригада Мартинеса перебита. Плюс одноногий механик из «Пивной пены», который приехал, чтобы починить кофейный автомат. За ангаром лежат двадцать пять тел.

Животные вновь начинают спускаться в Китайскую шахту и выходить из нее. Все они направляются к городу с кан тахами в пасти. Вскоре это хождение прекратится (день есть день), чтобы возобновиться с наступлением темноты.

А пока шахта в полном распоряжении Риптона… и пора осуществить переход. Демон хочет избавиться от этого разлагающегося тела, и, если не сделать этого сейчас, потом будет поздно.

Когда Риптон открывает дверь ангара, Брэд Джозефсон бросается на него. Он слышал выстрелы, слышал крики (в тех случаях, когда Риптон не укладывал жертву с первого выстрела и приходилось ее добивать) и знает, что единственный его шанс на спасение — вырваться из ангара, застав Риптона врасплох. Джозефсон ждет выстрела, но Кэри, естественно, стрелять не собирается. Вместо этого он хватает Джозефсона за плечи и, собрав последние силы, швыряет чернокожего об стену, да так, что содрогается весь ангар. Разумеется, швыряет уже не Риптон, а Тэк. В подтверждение этого Джозефсон спрашивает Риптона, чего это он стал таким высоким.

— Хорошо кушал! — восклицает демон. — Тэк!

— Что это ты делаешь? — спрашивает Джозефсон, пытаясь вжаться в стену, когда Риптон наклоняется к его лицу, а рот Риптона раскрывается. — Что ты…

— Целуй меня, красавчик! — восклицает Риптон и приникает губами к губам Джозефсона. Стыковочный узел герметизируется кровью, через него демон шумно выдыхает. Джозефсон замирает в объятиях Риптона, затем начинает дрожать мелкой дрожью. Риптон выдыхает и выдыхает, выходит, выходит, выходит, чувствует, что переход вот-вот завершится. На одно мгновение Тэк застывает между Риптоном, теряющим сознание, и Джозефсоном, уже начавшим раздуваться, как воздушный шарик. А потом, вместо того чтобы смотреть на мир глазами Риптона, он уже смотрит глазами Джозефсона.

До чего же прекрасно это чувство, как приятно родиться вновь в крепком теле человека, который каждое утро ест на завтрак четыре яйца и полфунта печени.

— Как мне ХОР-Р-РОШО! — рокочет Брэд Джозефсон. Кости его утолщаются, плечи становятся шире, череп больше. Он отбрасывает тело Риптона и широкими шагами направляется к двери. Рубашка трещит по швам, руки удлиняются, мышцы увеличиваются в объеме. Ступни растут не так сильно, хотя и рвут шнурки.

Тэк выходит из ангара, широко улыбаясь. Он прекрасно себя чувствует. Весь мир лежит у его ног. Даже член, и тот встает столбом, грозя разорвать джинсы.

Тэк здесь, вырвавшийся из колодца миров. Тэк велик, Тэк будет править, как правил всегда, в бесплодной пустыне, где растения кочуют с места на место, а земля притягивает к себе небо.

Демон садится в бьюик, и джинсы на заднице тут же лопаются по шву. Потом ему вспоминается наклейка на бампере «ШАХТЕРЫ ЗАКАПЫВАЮТСЯ ГЛУБЖЕ И ОСТАЮТСЯ ТАМ ДОЛЬШЕ», он улыбается, разворачивает автомобиль и едет в Безнадегу, оставляя за собой шлейф пыли.

Дэвид замолчал. Он по-прежнему сидел, уткнувшись взглядом в кроссовки. Дэвид так долго говорил, что у него сел голос. Взрослые стояли, образовав полукруг. Джонни предположил, что точно так же обступали юного Иисуса старые мудрые волхвы и слушали, как тот изрекает истины в последней инстанции. Он посмотрел на юную панкушку, подобранную Стивом, и прочитал на ее лице те же чувства, которые испытывал сам: изумление, восторг, веру. Последнее особенно тревожило его. Он должен выбраться из города, никто и ничто не сможет его остановить, но куда проще договориться с совестью, убедив себя в том, что у мальчишки просто поехала крыша и его рассказ не более чем плод разыгравшегося воображения. Да только он не мог убедить себя в этом.

Потому что ты знаешь, ребенку такого не выдумать, прокомментировала Терри.

Джонни присел на корточки, чтобы взять новую бутылку джолт-колы, и не заметил, как его бумажник (крокодиловая кожа, триста девяносто пять долларов) вывалился на пол из заднего кармана джинсов. Джонни постучал горлышком бутылки по руке мальчика. Дэвид поднял голову, и Джонни поразился тому, как он осунулся. Вспомнил об описанном Дэвидом Тэке, меняющем человеческие тела словно перчатки, потому что они слишком быстро выходят из строя, и задался вопросом, а сильно ли отличается от злобного демона Бог Дэвида.

— Таким вот образом он переходит из тела в тело, — просипел Дэвид. — Через дыхательные пути. Перелетает, как семечко, переносимое ветром.

— Поцелуй смерти вместо поцелуя жизни, — обронил Ральф.

Дэвид кивнул.

— Но что же поцеловало Риптона? — спросила Синтия. — Что поцеловало его, когда он вошел ночью в Китайскую штольню?

— Не знаю, — ответил Дэвид. — Или мне не сказали, или я не понял. Мне лишь известно, что произошло это у скважины, о которой я вам рассказал. Риптон вошел в эту комнату… зал… кан тахи притянули его, но ему не позволили прикоснуться к ним.

— Потому что кан тахи портят людей, которые могут послужить контейнерами для Тэка. — В голосе Стива не было вопросительных интонаций.

— Да.

— Но у Тэка есть материальное тело? Я хочу сказать, он… мы же не говорим о сгустке энергии? Или о душе?

Дэвид покачал головой:

— Нет, Тэк реален, это существо. Но перейти в Риптона он мог только в штольне, потому что не имел возможности самостоятельно выбраться через ини, скважину. У него есть материальное тело, но скважина слишком узка для него. Поэтому Тэку доступен только один способ: поймать человека, вселиться в него, превратить в кан така и менять людей по мере того, как их тела приходят в негодность.

— Что случилось с Джозефсоном, Дэвид? — спросил Ральф. Голос его был подавленным, словно у его обладателя совсем не осталось ни душевных, ни физических сил.

— У него был незначительный порок сердечного клапана. Ничего особенного. С этим Джозефсон мог бы жить и жить, но в него вселился Тэк и… — Дэвид пожал плечами. — Заездил его. За два с половиной дня. Потом он перескочил в Энтрегьяна. Вот уж кто был силен, протянул чуть ли не неделю, но его подвела слишком светлая кожа. Над ним постоянно подшучивали из-за кремов от загара, с которыми он не расставался.

— Все это тебе рассказал твой гид, — уточнил Джонни.

— Да. Пожалуй, его можно так называть.

— Но ты не знаешь, кто он.

— Почти что знаю. Хочется верить, что знаю.

— А ты уверен, что он пришел не от Тэка? Потому что есть поговорка: «И черт может ссылаться на Священное писание, если ему это выгодно».

— Он не от Тэка, Джонни.

— Дайте ему договорить, — вмешался Стив. — Хорошо?

Джонни пожал плечами и сел. Его рука чуть не коснулась выпавшего бумажника. Чуть, но не коснулась.

— В магазине скобяных товаров продавали еще и одежду. Рабочую одежду. Джинсы, рубашки и брюки цвета хаки, ботинки, все такое. Специальный заказ магазин делал для Курта Йомена, который работает… работал в телефонной компании. Шесть футов семь дюймов, самый высокий мужчина в Безнадеге. Вот почему, папа, мы не увидели лопнувших швов на одежде Энтрегьяна, когда он остановил нас на шоссе 50. В субботу вечером Джозефсон вломился в магазин, взял брюки, рубашку и ботинки, приготовленные для Курта Йомена, отвез их в здание муниципалитета и положил в шкафчик Колли Энтрегьяна. Уже тогда Тэк знал, чьим телом он воспользуется после Джозефсона.

— Тогда он и убил начальника полиции? — спросил Ральф.

— Мистера Рида? Нет. Не тогда. Рида он убил в воскресенье. Мистер Рид уже никому не мешал. Видите ли, Риптон оставил ему один из кан тахов, так что мистер Рид сильно изменился. В дурную сторону. На разных людей кан тахи действуют по-разному. Когда мистер Джозефсон убил его, мистер Рид сидел за столом и…

Отвернувшись, Дэвид поднял правую руку, сложил пальцы трубочкой и быстро задвигал рукой вверх-вниз.

— Мы тебя поняли, — кивнул Стив. — А Энтрегьян? Где он пробыл весь уик-энд?

— Вне города, как и Одри. Копы Безнадеги работали по контракту с округом. То есть им приходилось выезжать из города. В субботу утром, когда Риптон перестрелял бригаду Мартинеса, Энтрегьян был в Остине. Ночь на воскресенье — на ранчо Дэвиса. Следующую, последнюю ночь, когда он оставался Колли Энтрегьяном, — на родовых землях шошонов. Как я понимаю, у женщины.

Джонни прошелся по кузову до заднего борта и вернулся назад.

— Что он сделал, Дэвид? Что? Как получилось, что мы оказались здесь? Почему до сих пор никто не узнал о том, что творится в Безнадеге? Как такое могло случиться? — Он помолчал. — И еще один вопрос. Чего хочет Тэк? Вылезти из своей дыры в земле и размять ноги? Поесть свинины? Понюхать кокаина и выпить текилы? Потрахать молоденьких девочек? Спросить Боба Дилана, в чем смысл песни «Ворота Эдема»? Захватить власть над Землей? Что?

— Это не важно, — спокойно ответил Дэвид.

— Не понял.

— Важно только одно: чего хочет Бог. А Он хочет, чтобы мы спустились в Китайскую шахту. Все остальное… не более чем байки.

Джонни улыбнулся. Не во весь рот. Чуть-чуть.

— Вот что я тебе скажу, приятель. Желания Бога меня не шибко волнуют. — Он вновь оказался у заднего борта и распахнул дверь. Снаружи воздух, казалось, застыл. Над перекрестком помигивал светофор. На асфальте образовались песчаные дюны. В слабом свете нарождающейся луны и желтом мерцании светофора Безнадега напоминала город на далекой планете из какого-то фантастического фильма.

— Я не могу остановить вас, если вы захотите уйти, — сказал Дэвид. — Стив и мой отец, наверное, могут, но толку от этого не будет. Потому что все зиждется на доброй воле.

— Совершенно верно, — кивнул Джонни. — Как приятно осознавать, что в основе всего лежит добрая воля. — Он спрыгнул на землю и поморщился от боли в спине. Нос тоже болел. Впрочем, ему не привыкать. Джонни огляделся, высматривая койотов, стервятников, змей, но никого не увидел. Даже пауков и скорпионов. — Откровенно говоря, Дэвид, я не слишком доверяю Богу. — Он, улыбаясь, смотрел на мальчика. — Ты можешь ему доверять, дело твое. Думаю, это роскошь, которую ты можешь себе позволить. Твоя сестра мертва, мать превращена неизвестно в кого, но у тебя есть еще отец, с которым придется разбираться Тэку, прежде чем он доберется до тебя.

Дэвид дернулся, как от пощечины. Губы его задрожали, лицо сморщилось, по щекам покатились слезы.

— Сука! — крикнула Синтия Джонни. — Сволочь! — Она подбежала к открытой двери и выбросила вперед ногу, целя в лицо Джонни. Чтобы угодить в подбородок, ей не хватило пары дюймов. Джонни почувствовал, как его обдало ветром. Синтия замахала руками, чтобы не вывалиться из кузова. Наверное, вывалилась бы, но Стив успел схватить ее за плечи.

— Девочка, я никогда не притворялся святым. — Фраза эта прозвучала достаточно иронично и даже несколько саркастически, как и хотелось Джонни, но на душе стало больно уж погано. Лицо мальчика… словно его ударил человек, которого он считал своим другом. И кому понравится, когда тебя обзывают сукой и сволочью. Причем, похоже, по делу.

— Убирайся! — визжала Синтия. За ее спиной Ральф встал на одно колено рядом с сыном, неуклюже обнял его и уставился на Джонни в безмолвном изумлении. — Ты нам не нужен, обойдемся без тебя!

— Зачем все это делать? — Джонни отступил на шаг, чтобы Синтия точно не достала его ногой. — Вот в чем вопрос. Ради Бога? Чем Он так облагодетельствовал тебя, Синтия, чтобы ты всю жизнь ждала, когда же Он позвонит тебе по телефону или пошлет факс? Или Бог защитил тебя от тех парней, которые чуть не откусили тебе ухо и сломали нос?

— Однако я все-таки здесь! — выкрикнула Синтия.

— Извини, но этот аргумент мне не кажется убедительным. Я не собираюсь быть марионеткой, которую Бог дергает за веревочки. И не могу поверить, что вы все действительно решили пойти туда. Это безумие.

— А как насчет Мэри? — спросил Стив. — Вы хотите бросить ее? Разве мы можем оставить ее Тэку?

— Почему нет? — Джонни коротко хохотнул. Стив аж отшатнулся. Джонни вновь глянул по сторонам, опасаясь появления животных. Никого, горизонт чист. Возможно, мальчишка прав, Тэк хочет, чтобы они ушли, потому и открыл им коридор. — Я знаю ее не больше, чем тех бедолаг, которых Энтрегьян, ладно, демон, убил в этом городе. Большинство из них, возможно, были такими недоумками, что не успели осознать случившегося с ними. Неужели вы не понимаете, насколько все это бессмысленно? Если ты возьмешь верх над Тэком, Стив, какая тебя будет ждать награда? Пожизненное членство в «Клубе сов»?

— Что с вами стало? — спросил Стив. — Вы подошли вплотную к огромной пуме и снесли ей башку. Вы вели себя как мужчина. Поэтому я знаю, что мужества вам не занимать. Куда оно подевалось? Кто его украл?

— Ты не понимаешь. Тогда мне в голову ударила горячая кровь. Знаешь, в чем моя беда? Если мне дать возможность подумать, я ею обязательно воспользуюсь. — Джонни отступил еще на шаг. Бог его не остановил. — Удачи вам, парни. Дэвид, как бы то ни было, ты удивительный мальчик.

— Если вы уйдете, все рухнет. — Дэвид по-прежнему не отрывал лица от отцовской груди. — Цепь разорвется. Тэк победит.

— Да, но в конечном итоге Бог все равно останется на коне. — Джонни вновь рассмеялся. Смех этот напомнил ему коктейль-пати, когда бессмысленным смехом смеются над бессмысленными шуточками на фоне бессмысленной музыки. Точно так же он смеялся, вылезая из бассейна в «Бел-Эйр» с бутылкой пива в руке. Ну и что из этого? Он имеет право смеяться, как ему того хочется. В конце концов он лауреат Национальной книжной премии.

— Я собираюсь взять машину со стоянки у штаб-квартиры горнорудной компании. Поеду в Остин, оттуда позвоню в полицию штата и сообщу о том, что творится в Безнадеге. Сниму комнаты в местном мотеле и надеюсь, что вы тоже ими воспользуетесь. В этом случае выпивка за мой счет. Но как бы там ни было, сегодня я берусь за старое. Думаю, Безнадега отлучила меня от трезвости до конца моих дней. — Джонни улыбнулся Стиву и Синтии, которые стояли в дверном проеме, обняв друг друга за талию. — Вы двое, должно быть, чокнутые, если не пойдете со мной. В другом месте вдвоем вам будет только лучше. Здесь вы сможете разве что стать кан тахами из-за людоедского Бога Дэвида.

Джонни повернулся и пошел прочь, наклонив голову. Сердце его гулко билось в груди. Он ожидал, что вслед ему понесутся крики, ругань, даже мольбы. Он пропустил бы их мимо ушей, и остановить его, пожалуй, могли лишь те слова, которые Стив Эмес произнес тихим, ровным голосом.

— За это я уважать вас не буду.

Джонни резко обернулся, он и сам не ожидал, что слова эти заденут его за живое.

— Дорогой мой, о каком уважении ты говоришь? Я уже и не знаю, что это такое.

— Я никогда не читал ваших книг, но я прочел рассказ, который вы мне дали. И книгу о вас. Профессора из Оклахомы. Я знаю, вы скандалист, вы можете послать женщину куда подальше, но вы отправились во Вьетнам… без оружия… а этой ночью… пума… Куда это все подевалось?

— Вылилось, как моча по ноге пьяницы, — ответил Джонни. — Полагаю, ты и представить себе не можешь, что такое могло случиться, но вот случилось. Все осталось в бассейне. С концами.

Дэвид подошел к Синтии и Стиву. Бледный, вымотавшийся, но спокойный.

— На вас отметина Тэка. Он позволит вам уйти, но потом, когда ваша кожа запахнет Тэком, вы будете горько сожалеть о том, что не остались.

Джонни долго смотрел на мальчика, борясь с желанием вернуться к грузовику, и борьба эта потребовала немалых усилий.

— Я заглушу его лосьоном после бритья. Счастливо оставаться, мальчики и девочки. Удачи вам.

И он ушел быстрым шагом. Чуть ли не бегом.

Мертвая тишина повисла в кузове грузовика. Все провожали Джонни взглядами, пока он не скрылся из виду, но и потом никто не произнес ни слова. Рука Ральфа лежала на плече Дэвида, мальчик же ощущал безмерную усталость. Все кончено. Они проиграли. Он пнул пустую бутылку, та ударилась о борт грузовика и откатилась к…

Дэвид нагнулся.

— Смотрите, бумажник Джонни. Выпал из кармана.

— Бедняжка, — фыркнула Синтия.

— Удивительно, что он не потерял его раньше. — По голосу Стива чувствовалось, что голова его занята совсем другими мыслями. — Я постоянно твердил ему, что бумажник должен быть на цепочке, если едешь на мотоцикле. — Стив усмехнулся. — Напрасно он думает, что ему удастся снять номера в мотеле без денег.

— Надеюсь, ему придется спать на какой-нибудь паршивой автостоянке, — вставил Ральф. — А то и на обочине.

Дэвид их не слушал. Его охватило то же чувство, что и в лесу на Медвежьей улице. Не в тот момент, когда Бог заговорил с ним, а когда ему стало ясно, что Он собирается заговорить. Мальчик поднял с пола бумажник Джонни. В тот самый момент, когда его рука коснулась дорогой крокодиловой кожи, голову словно поразил электрический разряд. С губ Дэвида сорвался стон, он привалился спиной к борту грузовика, не выпуская бумажник из руки.

— Дэвид? — Озабоченный голос отца доносился из далекого далека.

Не отвечая, мальчик раскрыл бумажник. В одном отделении лежали деньги, в другом — какие-то бумажки, кредитные карточки. Дэвид сразу полез в третье, с фотографиями. Стив, Синтия, Ральф сгрудились вокруг него. А Дэвид знакомился с прошлым знаменитого писателя: бородатый Джонни и черноволосая красавица с высокими скулами и пышной грудью, Джонни с поседевшими усами на яхте, Джонни с забранными в хвост волосами, стоящий рядом с актером, который выглядел как Пол Ньюмен до того, как Ньюмен стал рекламировать кетчуп и соусы. Каждый новый Джонни выглядел помоложе, волосы на лице и голове становились все темнее, морщины разглаживались. И тут…

— Вот оно, — прошептал Дэвид. — Господи, вот оно что.

Он пытался достать фотографию из отделения бумажника, но не смог, так дрожали его руки. Стив взял у него бумажник, вытащил фотографию и протянул мальчику. Дэвид всматривался в нее с благоговейным трепетом, словно астроном, только что открывший новую планету.

— Что там такое? — Синтия вытянула шею.

— Это босс, — пояснил Стив. — Он провел там, во Вьетнаме, почти год, собирая материал для книги. Написал для журналов несколько статей о войне. — Он посмотрел на Дэвида. — Ты знал, что найдешь здесь эту фотографию?

— Я знал о том, что обязательно что-то найду, — выдохнул Дэвид. — Как только увидел на полу бумажник. Но… это он. — Мальчик помолчал и повторил вновь: — Это он.

— Кто он? — переспросил Ральф.

Дэвид не ответил, уставившись на фотографию. Трое мужчин стояли перед какой-то лачугой, баром, судя по рекламе «Будвайзера» в окне. По тротуару шагали азиаты.

Мужчины слева и справа были в рубашках и брюках. Один, очень высокий, с блокнотом. Второй обвешан камерами. А вот посредине стоял мужчина в джинсах и серой футболке. На голове его была бейсбольная кепка «Янки», сдвинутая на затылок. Грудь пересекал ремешок. У бедра висел какой-то ящичек.

— Его радиоприемник. — Дэвид коснулся ящичка.

— Нет. — Приглядевшись, Стив покачал головой. — Это портативный магнитофон, какие выпускали в шестьдесят восьмом году.

— Когда я встретил его в Стране мертвых, это был радиоприемник. — Дэвид не мог оторвать глаз от фотографии. Во рту у него пересохло. Язык словно распух. Мужчина, стоявший посередине, улыбался. Солнцезащитные очки он держал в руке, так что его личность не вызывала сомнений.

Над головой мужчины, поверх двери, из которой они, судя по всему, только что вышли, располагалось название бара:

ВЬЕТКОНГОВСКИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПОСТ.

Мэри все-таки не лишилась чувств, но кричала, пока в голове у нее что-то не щелкнуло и ее не покинули последние силы. Она повалилась вперед и схватилась рукой за стол, хотя ей этого и не хотелось: кругом скорпионы, пауки, да еще этот труп с тарелкой крови перед ним. Но еще больше Мэри не хотелось валиться на пол.

Потому что по полу ползали змеи.

В итоге она опустилась на колени, одной рукой держась за стол и не выпуская фонарь из другой руки. И в тот же момент в душу ее пришло успокоение. Мэри сразу поняла, в чем дело: Дэвид. Опустившись на колени, она вспомнила о том, как доверчиво, с уверенностью в том, что его не бросят в беде, вставал на колени мальчик. В камере, которую он делил с Биллингсли. Мэри буквально услышала, как Дэвид, с извиняющимися нотками в голосе, попросил ее отвернуться, потому что намеревался раздеться догола. Она улыбнулась, и осознание того, что она улыбается, может улыбаться посреди всего этого кошмара, успокоило ее еще больше. А потом, даже не думая об этом, Мэри начала молиться, впервые за много лет, поскольку в последний раз она обращалась к Богу в одиннадцатилетнем возрасте. Случилось это в летнем лагере, когда она лежала на узкой кровати в маленькой комнатушке, где назойливо жужжали москиты, а другие кровати занимали глупые девчонки. Ее мучила тоска по дому, и она попросила Бога, чтобы он побудил мать приехать и забрать ее из лагеря. Бог не откликнулся, и с тех пор Мэри предпочитала полагаться только на себя.

— Господи, — прошептала она, — мне нужна помощь. Я в комнате, кишащей разными тварями, в большинстве своем ядовитыми, и я испугана до смерти. Если Ты здесь, не оставляй меня одну. А…

Она собиралась закончить, как положено, словом «аминь», но прежде чем оно слетело с ее губ, глаза Мэри широко раскрылись. Потому что в голове ее зазвучал ясный и четкий голос. Мэри могла поклясться, что это не ее голос. Словно кто-то ждал, и не слишком терпеливо, когда же она обратится к нему.

Ни одна тварь не причинит тебе вреда, произнес голос.

У стены луч фонаря выхватил из темноты старую стиральную машину. На стене Мэри прочитала: «СТИРКА ЛИЧНОЙ ОДЕЖДЫ ЗАПРЕЩЕНА! ЗАМЕЧЕННЫЕ В ЭТОМ БУДУТ УВОЛЕНЫ!» По надписи взад-вперед бегали большие черные пауки. Несколько пауков сидело на крышке стиральной машины. На столе маленький скорпион внимательно изучал останки паука, которого Мэри раздавила в волосах. Ее рука все еще горела. Эта тварь очень ядовитая, подумала Мэри. Она могла бы убить меня, впрыснув свой яд. Но все ограничилось тем, что яд просто растекся по руке. Нет, Мэри не знала, кому принадлежит голос, однако, если Бог именно так отвечает на молитвы, не приходится удивляться, что мир в полном дерьме. Ведь вокруг столько мерзких тварей, которые могут отправить ее к праотцам.

Нет, терпеливо возразил голос, когда Мэри провела лучом по распухшим телам и обнаружила рядом еще одно змеиное гнездо. Они не отправят. И ты знаешь почему.

— Я ничего не знаю, — простонала Мэри и осветила фонарем руку. Ладонь покраснела, но не раздулась. Потому что паук не укусил ее.

Г-м-м-м. Интересно, почему.

Мэри вновь направила луч на тела, переводя его с первого трупа на Джозефсона, а потом на Энтрегьяна. Вирус, который поразил их, теперь вселился в Эллен. А если она, Мэри Джексон, должна стать следующей, тогда все эти ядовитые твари действительно не могут причинить ей вреда. Кто же будет портить ценный товар.

— Паук должен был укусить меня, — пробормотала Мэри, — но не укусил. Наоборот, позволил убить его. Значит, мне тут ничто не грозит. — Она истерично захихикала. — Мы друзья!

Ты должна выбраться отсюда, произнес голос. До того, как лже-Эллен придет за тобой. А она придет. И скоро.

— Защити меня! — Мэри вскочила. — Ты защитишь, так ведь? Если Ты Бог или от Бога, то защитишь!

Нет ответа. Возможно, говоривший не хотел защищать ее. Или не мог.

Дрожа всем телом, Мэри вплотную приблизилась к столу. Пауки бросились прочь. Вместе со скорпионами. Один просто свалился на пол. Паника на улицах.

Хорошо. Очень хорошо. Но недостаточно. Она должна выбраться отсюда!

Мэри водила лучом вокруг, пока не нашла дверь. На негнущихся ногах добралась до нее, стараясь не давить бегающих по полу пауков. Повернула рукоятку, но дверь подалась не более чем на дюйм. Мэри с силой дернула, но добилась лишь того, что висящий на двери замок громыхнул по металлической стене.

Луч фонаря выхватывал из темноты ржавую раковину, кофеварку, микроволновую печь, какие-то ящики, контрольные часы, полку с карточками, на которых рабочие отмечали время прибытия и ухода, буржуйку, стойку с инструментами, несколько лопат, календарь с роскошной блондинкой. Ни одного окна. Ни единого. Мэри подумала о лопатах. Нет, едва ли она успеет вырыть лаз под металлической стеной. Лже-Эллен придет раньше.

Обрати внимание на стиральную машину, Мэри.

Это Он, сказала Мэри самой себе, кто же еще. Она твердо знала, что мысли о машине у нее не возникало… да и не мысль это вовсе.

Но не время сейчас думать об этом. Мэри поспешила к стиральной машине, уже не обращая внимания на попадающихся под ноги пауков. Запах разложения усилился, хотя от тел она отходила все дальше. Странно…

Из-под крышки стиральной машины появилась головка гремучей змеи. Змея поднялась и начала раскачиваться из стороны в сторону. Взгляд черных глазок застыл на Мэри. Она отступила на шаг, но затем заставила себя двинуться к стиральной машине, вытянув вперед руку. Она, конечно, могла ошибаться насчет пауков и змей. Вдруг эта гадина укусит ее? Но, с другой стороны, лучше умереть от змеиного яда, чем стать очередным Энтрегьяном, убивающим всех и вся, пока тело не расползется, как сгнившая ткань.

Змея раскрыла пасть, обнажив смертоносные зубы, и зашипела.

— А не пошла бы ты отсюда. — Мэри схватила змею за шею, вытащила из стиральной машины и отшвырнула. Затем ударила торцом фонаря по крышке, чтобы убедиться, что больше внутри никого нет, и откатила стиральную машину в сторону. Пластиковый сливной шланг с хрустом выскочил из дыры в стене. Пауки, десятки пауков, прятавшихся за стиральной машиной, бросились врассыпную.

Мэри наклонилась и присмотрелась к дыре шириной в два фута. Нет, очень узкая, не пролезть. Однако края совсем проржавели, так что…

Она пересекла ангар, по пути раздавив скорпиона, пинком отбросила крысу, которая пряталась за телами (не только пряталась, но и жрала их), схватила кирку и вернулась к дыре. Запах разложения усилился, но Мэри не замечала его. Она всунула кирку в щель, надавила и вскрикнула от радости, отодрав полосу длиной в восемнадцать дюймов.

Поторопись, Мэри… поторопись.

Она стерла пот со лба, вновь вставила кирку в щель и рванула. На этот раз ей удалось отодрать еще более длинную полосу, но кирка сорвалась, и Мэри повалилась на спину, давя пауков и скорпионов. А под шею ей угодила крыса, та, что пряталась за телами, а может быть, ее родственница. Крыса негодующе запищала.

— Чтоб ты сдохла! — в сердцах бросила Мэри, поднялась, взяла фонарь с крышки стиральной машины, зажала его под мышкой левой руки, наклонилась и начала отгибать оторванные полосы.

Дыра показалась ей достаточно большой. Во всяком случае, она сможет в нее пролезть.

— Господи, благодарю Тебя, — прошептала Мэри. — Пожалуйста, побудь со мной еще немного. Если Ты поможешь мне выбраться отсюда, я обещаю всегда помнить о Тебе.

Она опустилась на колени и просунула голову в дыру. От вони у Мэри перехватило дыхание. Она вытянула вперед руку и посветила фонариком.

— Господи! — Это был не крик, а вопль. — Господи! НЕТ!

Мэри показалось, что у стены навалены сотни трупов, бесконечная череда бледных лиц, выпученных глаз, разорванной плоти. Она увидела, как стервятник, сидя на груди одного покойника, рвал клювом лицо другого.

Их не так много, сказала она себе. Не так много. Мэри, старушка, даже если бы их была тысяча, это ничего бы не изменило.

Однако она не могла заставить себя вылезти через щель. Места-то хватит, она в этом не сомневалась, но ей придется…

— Я же упаду на них, — прошептала Мэри. Фонарь в ее руке задрожал, выхватывая из темноты щеки, брови, уши, заставляя вспомнить эпизод из «Психо»[78], когда лампочка в подвале начинает качаться взад-вперед и лицо убитой матери Нормана то освещается, то уходит в тень.

Ты должна вылезти, Мэри, произнес терпеливый голос. Должна вылезти сейчас, иначе будет поздно.

Она выключила фонарь и бросила его в щель.