Деструкция стоимостных отношений «со стороны потребления»

Роль полезностных оценок в формировании стоимостного от­ношения не менее важна и существенна, чем роль издержек произ­водства. Сегодня, по мере усиления роли личностного фактора, по­лезность не только не утрачивает своего прежнего значения, но за­нимает особое место в ряду факторов, определяющих закономер­ности обмена деятельностью и ее продуктами.

Глубинная причина подобного положения дел заключена в ха­рактере деятельности современного человека. В экономическую эпоху, когда основной задачей людей оставалось обеспечение свое­го материального существования, производство не только противо­стояло потреблению как автономная сфера, но и происходило в ус­ловиях, когда фактически любое материальное благо имело полез­ность и могло быть потреблено если не его создателем, то другими членами общества. В этой ситуации полезность оставалась как бы фоном, а количественная величина стоимости определялась преж­де всего издержками производства. В постиндустриальном обще­стве положение меняется: безграничная экспансия производства, предполагающая возможность его увеличения без пропорциональ­ного роста затрат труда и ресурсов, делает малозначимой кванти-фикацию издержек, тем самым передавая полезностым факторам определяющую роль в количественном измерении пропорций об­мена. Таким образом, когда издержки по созданию того или иного блага перестают быть значимым фактором, способным ограни­чить масштабы его производства, главная роль в определении ве­личины стоимости продукта закрепляется за его полезностными оценками.

Рассматривая деструкцию стоимости со стороны потребления, необходимо прежде всего обратить внимание на модификацию структуры потребностей, усложнение процессов потребления и все меньшую обусловленность таковых материальной стороной жизни человека. Не отказываясь от того, чтобы максимизировать удовлет­воренность условиями жизни (это всегда было и останется целью любой осознанной деятельности), люди сегодня все более активно ищут и находят такую удовлетворенность вне сферы материально­го потребления. Определяя свои основные потребности и жела­ния как всецело субъективные, человек впервые конституирует их именно как свои личные потребности, как свои личные желания, не идентичные потребностям и желаниям других людей не только в количественном, но и в качественном отношении. Это стимулирует быстрое развитие производства индивидуализированных и единич­ных продуктов, в максимальной мере соответствующих запросам конкретного потребителя. В результате имеет место то, что социо­логи уже сегодня отмечают как снижение субъективной ценности продуктов массового производства. Тем самым затрудняется оп­ределение стоимости как объективной категории: если прежде, в индустриальном обществе, индивидуальные потребности в мате­риальных благах, сталкиваясь с ограниченностью их предложения, создавали и поддерживали состояние рыночного равновесия, то теперь потребности нового типа, формирующиеся на основе стрем­ления личности к самореализации, не могут быть усреднены таким образом, чтобы во взаимодействии с усредненными издержками определять пропорции обмена.

Современные социологи отметили данный феномен, указав, что новое содержание полезности заключено не столько в универсаль­ной потребительной стоимости продукта, сколько в его высокоин­дивидуализированной символической ценности (sign-value). По их мнению, «постмодернистская культура... [не только] в большей мере способствует потреблению благ как символических ценностей, чем как потребительных стоимостей»[105], но и изменяет сам характер потребления, которое Ж. Бодрийяр называет consumation в проти­воположность традиционному французскому consommation[106]. Фе­номен символической ценности, хотя и рассматривается как одна из форм проявления полезности, следующая за потребительной сто­имостью, подразумевается как более сущностным, так и более гло­бальным. Развивая комплексное понимание символической ценно­сти как категории, не только логически, но и исторически замеща­ющей потребительную и меновую стоимость в качестве основного мотива производства, исследователи выделяют три стадии в про­цессе становления стоимостных отношений по признаку домини­рования той или иной субстанции на каждой из них: натуральную, товарную и структурную - и отмечают возможность формирова­ния основ четвертой. «На первой из них, — пишет Ж. Бодрийяр, — господствовали натуральные отношения, и представления о стоимо­сти возникали на основе естественного восприятия мира. Вторая базировалась на всеобщем эквиваленте, и стоимостные оценки складывались в соответствии с логикой товара. Третья стадия управля­ется кодом, и стоимостные оценки здесь представляют собой набор моделей. На четвертой, фрактальной стадии стоимость не имеет совершенно никакой точки опоры (курсив мой. —В. И.) и распрос­траняется во всех направлениях, занимая все промежутки без ка­кой бы то ни было основы... На фрактальной стадии не существует больше никакой эквивалентности — ни натуральной, ни всеобщей... В самом деле, мы не можем более говорить о стоимости»[107]. Разделе­ние потребительной стоимости и символической ценности доста­точно широко признано социологами, но не получило должной под­держки среди экономистов. И то, и другое вполне объяснимо: со­временные философы рассматривают мотивы и цели человека как во все большей мере определяющие и потребление, и производ­ство, а экономисты стремятся, как и ранее, объяснять складываю­щиеся на рынке уровни цен исходя из взаимодействия традицион­ных факторов и полагают, что любые изменения этих факторов ве­дут лишь к модификации стоимостных отношений, а не к их пол­ному преодолению.

Такой подход, однако, представляется нам устаревшим. Сегод­ня следует прежде всего обратить внимание на то, что в той степе­ни, в какой не сводимая к абстрактному труду деятельность работ­ника интеллектуальной сферы создает неквантифицируемые издер­жки производства, индивидуализированное статусное потребление, в котором человек выражает себя как уникальная личность, форми­рует неквантифицируемую полезность потребляемых благ. Как ник­то не может воспроизвести созданное человеком новое знание, так никто не может признать объективной полезность, содержащуюся в том или ином благе для конкретного потребителя. Данное свой­ство предметов статусного потребления углубляет процессы, свя­занные с экспансией знаний и информации как основного ресурса производства, и усугубляет количественную неисчислимость сто­имостных характеристик продукта.

Более того, люди, ориентированные на развитие своих способ­ностей и собственной личности, способны считать целесообразны­ми действия, не преследующие материальной выгоды и не согласу­ющиеся с принципами «экономического человека». Современная структура мотивов деятельности такова, что некая определенная полезность имеет неизмеримо большую ценность для одного кон­кретного человека, чем для большинства других, а некоторые по­лезности вообще не могут быть объективированы вне конкретной личности. Такие полезности невозможно учесть в теории стоимос­ти; их формирование происходит в условиях, когда человеческая деятельность уже не соизмеряется с активностью других людей ни по формам и результатам, ни по мотивам и предпосылкам. Таким образом, с переходом к постиндустриальному, и далее — к пост­экономическому обществу индивидуальные полезности проявляют­ся в своем непосредственном виде, а не через трансформацию в объективные общественные оценки.

В постиндустриальной хозяйственной системе роль полезностных оценок в формировании стоимостного отношения не менее важна и существенна, чем роль производственных факторов, и сам перенос акцента с издержек на полезности свидетельствует о зна­чительной его модификации. В индустриальном обществе произ­водство противостояло потреблению как автономная сфера, полез­ность любого продукта, как мы отметили выше, оставалась как бы фоном, на котором стоимость определялась издержками производ­ства. В постиндустриальном обществе положение меняется: рас­ширение производства становится возможным без пропорциональ­ного роста затрат труда и ресурсов, квантификация издержек ста­новится все более затруднительной, а полезностные факторы уси­ливают свою роль в количественном определении стоимостных пропорций.

Специфика соизмерения издержек и полезностей на различных этапах развития стоимостного отношения может быть представле­на следующим образом.

Первый этап соответствует классическому индустриальному обществу, в котором любая деятельность мотивирована утилитар­ным образом, любой продукт может быть воспроизведен в неогра­ниченном количестве, издержки на производство каждой дополнительной его единицы не отличаются радикальным образом от из­держек по производству прежних единиц того же продукта, субъекты рынка ориентированы на потребление унифицированных благ, не имеют ярко выраженных предпочтений и следуют принципу мак­симизации полезности продукта при минимизации цены. Именно на этом этапе классическая теория стоимости адекватно описывает реальное положение дел. Любой вид труда сводим к труду абстрак­тному, а полезность производимого продукта отражает возможность его использования широким кругом лиц. В таком случае обществен­ные издержки, соотносясь с общественной полезностью, консти­туируют стоимость в классическом смысле данного понятия и де­лают возможной ее квантификацию.

Второй этап соответствует началу преодоления закономерно­стей индустриального строя. По-прежнему фактически любая про­изводственная деятельность может быть признана утилитарно мо­тивированной, любой продукт может быть предложен рынку в неог­раниченном количестве, однако, во-первых, потребности переста­ют быть столь же унифицированными, как прежде; во-вторых, труд широкого круга работников не сводится к простому труду, не квантифицируется в единицах абстрактного труда; в-третьих, создание дополнительного количества единиц того или иного блага все чаще означает его тиражирование, а не воспроизводство, в результате чего издержки могут радикально отличаться от издержек по созданию оригинального продукта. На этом этапе как издержки, так и полез­ности утрачивают свой универсальный общественный характер и становятся индивидуальными потребностями и издержками. Пос­леднее означает, что и потребности, и издержки производства не обязательно сводятся к общественным категориям, но еще могут быть представлены как их модификации. Стоимостные характери­стики не получают прежней четкой квантификации, но сохраняют свое значение как регуляторы производства. Этот этап соответствует периоду становления постиндустриального общества, характери­зующемуся трансформацией потребительских предпочтений.

Третий этап отражает специфику современного периода раз­вития постиндустриального общества. В этот период радикально снижается роль материальных мотивов деятельности. Сама она не только становится несводимой к абстрактному труду в количественном отношении, но и в качественном меняет свой характер: основ­ную производительную функцию в новом обществе начинает вы­полнять не труд, а творчество. Определяющим мотивом деятельно­сти становится самосовершенствование личности, а непосредствен­ным результатом — обретение ею новых качеств, наращивание твор­ческого потенциала. Таким образом, на этом этапе имеет место перенос акцента с индивидуальных издержек и полезности на субъективные издержки и субъективную полезность продукта. Все более востребованным объектом потребления становится некая система знаков и символов, и поэтому, как мы отмечали выше в среде социологов все более широкую поддержку находит вывод согласно которому современный период характеризуется домини­рованием символической ценности.

Этот этап характеризует собой закат экономической эпохи. Но­вые производственные отношения, в которых отражается стремле­ние не столько к возмездному обмену, сколько к интерперсонально­му взаимодействию творческих личностей, напоминают явление весьма характерное для ранних этапов становления экономическо­го общества и называемое дарообменом. Специалисты, изучающие экономическую историю, отмечают, что сегодня этот феномен воз­рождается на качественно новом уровне в ходе становления специ­фической хозяйственной системы (gift economy), основанной на безвозмездном предоставлении человеком благ в распоряжение других членов общества. Этот процесс развивается в тесной и пря­мой связи с повышением социальной роли науки и знания.

Говоря о подрыве стоимостных отношений по мере становле­ния постиндустриальной хозяйственной системы, было бы целесо­образно различать формальный и сущностный уровни его рассмот­рения.

На формальном уровне мы отмечаем нарастание технологичес­ких изменений, формирующиеся новые предпочтения потребите­лей, превращение знаний и информационных ресурсов в основной фактор современного производства, что обусловливает технологи­ческую либо консумационную невоспроизводимость того или ино­го блага. Как следствие, становится невозможным определять сто­имость через воспроизводственные затраты, причем это относится не только к издержкам воспроизводства аналогичного блага, но и к затратам, требующимся для создания оригинального продукта. Это обусловлено, прежде всего, несводимостью интеллектуальной дея­тельности к другим видам активности. Таким образом, на формаль­ном уровне анализа мы констатируем усиливающуюся неквантифицируемость затрат, необходимых для производства того или иного блага. Не устраняя стоимость как таковую, этот феномен в значи­тельной степени разрушает количественную определенность сто­имостного обмена.

Говоря о сущностном уровне подрыва стоимостного отноше­ния, мы имеем в виду гораздо более сложную совокупность явле­ний, базирующихся на меняющейся мотивации человеческой дея­тельности. Они знаменуют собой радикальный качественный сдвиг: будучи свободным от материальных мотивов, творчество, в отли­чие от труда, не конституирует себя как сущность, противостоя­щую внешним полезностным характеристикам. Следовательно, речь больше не может идти о модификации стоимости, она именно ус­траняется по мере того, как устраняется одна из сторон самого стоимостного отношения.

Таким образом, становление и прогрессивное развитие стоимо­стных оценок и отношений были в известной мере идентичны ста­новлению и развитию общественного производства, социализации производителей. В той же мере деструкция этих отношений обус­ловлена индивидуализацией человека и как производителя, и как потребителя. Прогрессирующая десоциализация и деобъективизация индивидуальных интересов личности и мотивов деятельности современного человека приводят к деструкции стоимостных отно­шений и, следовательно, преодолению закономерностей рыночно­го хозяйства.

Вся история экономической эпохи может быть рассмотрена как становление рыночной системы, достижение ею своего зрелого состояния и неизбежный упадок. На восходящем этапе товарное хозяйство выступало пусть не как наиболее заметный, но как важ­нейший источник эволюции производства, как отношение, медлен­но, но верно разрушавшее господствовавшую неэкономическую систему. Товарные отношения постепенно все более жестко связы­вали экономический интерес максимизации потребления с произ­водством продуктов, признаваемых общественной потребительной стоимостью.

На этапе достижения рыночной системой своих зрелых форм количественная экспансия товарных отношений приобрела каче­ственно новые черты. Резко расширился круг вовлеченных в товар­ные трансакции благ: распространившись сначала на средства и орудия производства, в затем на землю, товарные отношения по­глотили впоследствии и саму способность к трудовой деятельно­сти — рабочую силу. С этого момента возникло рыночное хозяй­ство как высшая форма товарного производства, и первоначальные цели товарного обмена трансформировались в стремление к мак­симизации стоимости как всеобщего эквивалента, а рыночные прин­ципы быстро распространились на те сферы деятельности, где преж­де господствовали товарные отношения.

* * *

Однако функционирование завершенной экономической систе­мы подготавливало условия для ее кризиса и упадка. Быстрое раз­витие производительных сил привело, с одной стороны, к удовлет­ворению базовых материальных потребностей значительной части общества; с другой — возвысило статус знаний, превратив их в производительную силу. Это расширило внутренний потенциал личности, и, в конечном счете, позволило ей выйти за пределы тра­диционной мотивации. В этих условиях, однако, функционирова­ние стоимостных отношений может быть только иллюзорным; ре­альный базис для них оказывается изжитым.

Контрольные вопросы.

1 Чем отличаются понятия товарного производства и рыночного хозяйства?

2. Каковы цели хозяйствующих субъектов в условиях товарного произ­водства и в условиях рыночного хозяйства?

3. В чем заключается расширительная трактовка понятия стоимости?

4. Каковы основные исторические этапы формирования комплексных стоимостных оценок?

5. Какие модификации в исчислении стоимости вызваны современной технологической революцией?

6. Можно ли считать тиражирование и копирование информационных продуктов их воспроизводством?

7. Каково значение субъект-субъектных взаимодействий в преодолении господствующей роли стоимостных отношений?

8. Почему труд не может стать ресурсом, определяющим социальную структуру общества?

9. Как модифицируется комплекс человеческих потребностей по мере ослабления довлеющей роли внешней материальной необходимости?

10. Может ли стоимостный обмен быть полностью преодолен в рамках постиндустриального общества?

Рекомендуемая литература.