Проданная душа Профессора 5 страница

– Неужели ему опять зажали пальцы в колоде? – уныло предположила я, откладывая корзинку – будущую кроватку для Анхесенпы с котятами, которую обшивала занавесочками с кружевной каймой. Хватит им спать с нами, выросли уже и все понимают, будут дрыхнуть за ширмой. Хотя решать им, к сожалению… Не понравится корзинка, продолжат спать на кровати, потому и старалась, чтобы понравилось.

– Судя по крикам, не пальцы, а… мхм‑хм… – засмущался мой муж.

Шурале забежал без стука, но тут же вытянулся в струнку и взял под козырек:

– Командор, разреши доложить?!

– Выйдем в коридор, корнет. – Алекс указал взглядом на котят и Анхесенпу, которая в следующую секунду с нежным стоном прыгнула на ногу шурале в надежде поточить о нее когти.

Я с трудом оттащила ее, дав по загривку и швырнув на кровать. Никакого терпения с этими кошками! После чего мы трое вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Бедный шурале наконец‑то смог говорить:

– Я только что был свидетелем ужасного преступления. Наш новый начальник что‑то сделал с уважаемым шефом в лесном уголке, отчего тот сошел с ума!

Мы, естественно, дружно побежали туда. Через пять минут репетиция, как раз на нее собирались с Алексом, ну да ладно – такая уважительная причина, кот простит опоздание. По пути к нам быстро присоединилась целая толпа, заинтригованная воплями шурале. На бегу татарский леший громко жаловался всем на дьявола:

– Меня Шуриком называл, э?! «Шурик, почему листья не убраны?» Я – Шурале Рафикович, какой я ему Шурик! И зачем нам такой шайтан в начальники, спрашиваю?

Увидев нас, дьявол истерично вскрикнул и исчез с громким хлопком, оставив в воздухе легкий запах серы, как свою фирменную визитку. Через секунду над ближайшей двухлетней пихтой появилась его голова и заявила:

– Роли вы меня за такую мелочь не лишите, а то я ваш спектакль на фиг закрою, – после чего он снова исчез, надеюсь, на этот раз окончательно.

Мы окружили бывшего шефа, он постепенно приходил в себя. Но все еще дергался, видимо, этот сок в ухе действует на гномов как‑то иначе, чем на обычных шекспировских королей.

– Теперь ему потребуется охрана. И не та, что он дал Синелицему, а понадежнее!

– Я его охрана! Отныне ни на шаг не отойду! – заявила секретарша, пытаясь прижать гнома к груди. – Любимый мой бородулька! Ути муси‑пусика моя…

– Вот вы где прячетесь, уклонисты? Все на репетицию! – оборвал нашу идиллию ворвавшийся кот. – А что это с шефом? Изображает приступ эпилепсии? Но это еще не повод опаздывать.

Его цинизм привел меня в шок. Я уже собиралась уточнить у него, куда он закопал свою совесть, как вспомнила, что дьявол забрал его душу. Это объясняло жестокость нашего режиссера по отношению к актерам и то, что он после первой же неудачной попытки вернуть любимую кошку больше никаких шагов к сближению с ней не предпринял, всей усатой головой уйдя в постановку и роль меланхоличного Гамлета, которого и играл презабавно. Вот только представьте себе…

К бедному Йорику, например, он обращался, сидя на черепе, потому что тот был для него слишком велик, чтобы держать его в лапах. Конечно, можно было найти кошачий череп, но агент 013 не хотел травмировать неокрепшую психику своих котят, которые тоже будут на представлении, считая, что им еще рано видеть, что на свете есть не только человеческая, но и кошачья смерть. А во время представления бродячих лицедеев усаживался к Офелии (то есть ко мне) на колени, по его словам, только для того, чтобы его было лучше видно из зала. Хотя по тексту ему полагалось сидеть на жестком полу, прислонившись спинкой к моим ногам. Но он всегда выбирал самый комфортный вариант!

Под вечер у Абиссинки и Мандаринчика разболелись животики – после того как они съели мою тарелку сушеных бананов, видимо приняв их за мясо, и Анхесенпа повела их в поликлинику, своим выразительным высокомерно‑властным взглядом дав мне понять, что оставляет Агента 014 на меня.

Алекс улизнул в спортзал, и я хотела присоединиться к нему, но делать было нечего, пришлось остаться. Я стала играть с котенком, чтобы он не заскучал и не начал искать маму, подкидывала его вверх и ловила, он упирался и делал недовольную мину, совсем как Профессор. В какой‑то момент не удержавшись, я в восторге поцеловала его в губки.

– Что это ты делаешь с Агентом 014?

О боже, оказывается, мы были не одни. Профессор стоял в дверях и смотрел на меня с требовательным любопытством.

– Ничего, просто он такой милый, что я не удержалась, чтобы не чмокнуть его. А что, нельзя? Мы ведь с Алексом им практически вторые родители, должны же у нас быть какие‑то права, – пошла я в наступление, в надежде скрыть смущение.

– Э‑э… конечно. Почему бы и нет?

Он прилизал лапкой шерсть на голове и вытянул морду в мою сторону.

– Что это ты задумал? – подозрительно спросила я.

– Мм… я подумал, что если ты так любишь целовать кошек, то почему бы мне не доставить тебе удовольствие, когда мне это ничего не стоит.

– Ах ты коварный изменщик! Права была Анхесенпа, что ушла от тебя! – полушутя‑полусерьезно воскликнула я, хотя понимала, что его любовь ко мне в прошлом и речь лишь о дружеском поцелуе. По крайней мере, очень на это надеюсь…

Кот изменился в лице. А я прикусила язычок, впав в глубокое раскаяние. Как я могла ударить его по самому больному месту? Вечно вот так, ненамеренно раню самых близких друзей в самую душу… И чтобы показать, что я не нарочно, наклонилась и быстро чмокнула его в губки. Но именно в это мгновение небеса распорядились так, что в комнату вошел мой муж!

Злосчастная наша судьба. Мы с котом отпрянули друг от друга, как школьники, застигнутые за добросовестным выполнением домашнего задания. Алекс нахмурился.

– Милый… я лишь хотела утешить агента 013.

– Я видел. Репетировали роль? Если он Гамлет, а ты – Офелия, это еще не значит, что вы можете на моих глазах…

– Нет, ты не понял! Мы просто обменялись дружеским поцелуем.

– А почему тогда так испугались? Мне все ясно. Я знал, что так и будет, как только распределили роли!

Я не могла взять в толк, шутит он или серьезно…

– Что ты мог знать? Извини, но ты несешь чепуху! Это было уже лишнее. Он еще больше обиделся на мой раздраженный тон и отвернулся.

– Дорогой… – Я первой сделала шаг к нему.

Но он обернулся, в руке его сверкали две рапиры. Протянув одну коту, он принял боевую позицию:

– Готовьтесь. Бьюсь.

– Отлично. За причину спора

Я с ним согласен драться до конца,

И не уймусь, пока мигают веки, –

принял вызов кот.

– Какого спора, сын мой? –

в испуге процитировала я королеву, хотя моя роль – Офелия. Пытаясь остановить их, я перехватила руку любимого, но он увернулся и взглядом велел не вмешиваться. Обычно бы ни за что не послушалась, но ТАКОГО взгляда я у него еще не видела.

Агент 013, проскочив у меня между ног, когда я попыталась его поймать, с разбегу сделал выпад рапирой. Командор отбил удар, но агент 013 продолжал подпрыгивать и нападать:

– Я любил

Офелию, и сорок тысяч братьев

И вся любовь их – не чета моей.

Скажи, на что ты в честь ее способен?

– На все, пока дышу, и даже больше!

– Ах, Алекс…

– На этот раз, Лаэрт, без баловства.

Я попрошу вас нападать, как надо!

Боюсь, вы лишь играли до сих пор.

– Вы думаете? Ладно! Повезло же тебе с текстом, у меня одни короткие реплики. Но зато драться легче.

Так они это реп‑пе‑петируют! Фу‑у‑у… А меня напугали, изверги!

Оказывается, кот забегал к нам сообщить, что он утвердил исполнительницу на последнее вакантное место в спектакле – на роль королевы. Было решено, что ее сыграет троллеподобная секретарша. За нее попросил шеф, с шиком прикатив из оранжереи на кресле‑каталке. Не то чтобы у него отнялись ноги, чувствовал он себя, судя по всему, прекрасно, но секретарша считала, что ему еще долго восстанавливаться после «отравления» беленой, сама притащила для него из больницы каталку и возила его по всей Базе. Шеф, как ни странно, не сопротивлялся и даже очевидно наслаждался такой чрезмерной заботой о себе. Наверно, потому что все мужчины в глубине души дети и мечтают, чтобы с ними обращались соответственно…

В целом они с секретаршей нашли любовь друг в друге и проживали совместно в гномьем квартале, среди соплеменников шефа. Оказывается, он там давно освоил домик, чтобы поселиться на пенсии и жить, коротая деньки, выращивая призовую капусту к ежегодному осеннему чемпионату. Ну и конечно, Пушок, несмотря на то что сильно изменился в последнее время, на глазах черствея из‑за потери души, не смог отказать старому другу, тем паче притворяющемуся больным…

Секретарша и гном поведали нам о своем счастье.

– Столько лет работали вместе и не думали, что нас подловит чувство. После таких длительных закоренело деловых отношений, – нежно вздыхал шеф.

– Да, и мы уже подумываем о детях. Зачем ждать? – кокетничала троллиха. – Нам обоим давно уже не двадцать. Но, с другой стороны, это ведь еще не старость?

Интересно, какие у них могут быть дети, если им вообще удастся их завести? Кто родится у гнома и троллихи, хотя, повторяю, происхождение секретарши покрыто тайной, но, судя по внешности, тролли в ее роду явно были. Как и гоблины, орки, ааргхи, огры и т. д.

– Какой дурной пример подает наш шеф своим сотрудникам. Роман на рабочем месте, – с ханжеским упреком прошептала я Алексу на ухо, когда мы вернулись на вечернюю репетицию.

– Так они его начали, когда оба официально были безработными, – резонно возразил мой муж.

– Ну и что? Для нас смещение шефа – дело временное. И все это так и воспринимают. Ничего хорошего из служебного романа выйти не может. Все фильмы врут!

– А мы не в счет, милая? Ты про наш служебный роман, кажется, забыла.

– Прости, любимый, но мы – женаты. Это снимает с нас всякую ответственность за прошлые грехи амурного характера. Тем паче что до свадьбы были только поцелуи…

В этот момент к нам подскочил дьявол, который перед этим расхаживал взад‑вперед, зубря свою роль и на первый взгляд ничего вокруг не замечая.

– А что, если немного изменить текст: смерть королевы не была случайной, я отравил ее специально. По‑моему, гениально, нет?

– Щас удавлюсь от зависти, – устало кивнул Профессор, – а за что отравил‑то?

– Ну мало ли за то, что не умела прилично солить селедку. А в Дании это равносильно преступлению.

– Не верю!

– Ну можно хотя бы я произнесу эту ремарку: «В бокале яд, ей больше нет спасенья!» – ликуя, а не в расстройстве и с горечью?

– Какие могут быть изменения? Это же Шекспир!

– По мне будь он хоть Иисус, для меня нет авторитетов! Можно, а?

Так он до самой премьеры изводил кота и нас всех, перекраивал всю трагедию под себя, капризничал, строил звезду. Мы замучились с ним окончательно, каждый мечтал его придушить. Хоббиты пару раз устраивали покушения прямо по ходу репетиции, но, увы, безуспешно…

– Прошу, заколи его во время спектакля, когда будешь это играть, – умоляюще сложила я ладони перед сидящим на шпагате Пусиком. Он каждый день делает упражнения на растяжку. Мне бы иметь такой шпагат, но я лентяйка…

– А я все слышу и помню конец пьесы! Заколоть вам меня не удастся, даже если смажете рапиру ядом. Я неуязвим, – громко заявил дьявол и, весело насвистывая, начал корчить рожи перед зеркалом у дальней стены столовой. Это он называл отработкой мимики.

– Черт, вечно он все слышит, слух как у Большого Уха.

– И даже лучше, – хвастливо добавил нечистый. Счастливый вид, в котором он теперь пребывал все время, отбивал остатки этого чувства в наших душах. Скрежеща зубами, мы тоже продолжили репетировать свои роли. Рано или поздно он расслабится, и тогда‑а…

…Декорации к спектаклю рисовал Стив, Эльгар ему помогал и восторгался каждым мазком друга. Агент 013 поначалу хотел отказаться от всяческого антуража, чтобы передать истинный дух Шекспира, во времена которого на декорациях частенько экономили. Но, поразмыслив, решил, что не все поймут замысел постановщика и, если он будет рассчитывать на воображение зрителя и сильную игру актеров, нас ждет провал.

Не слишком‑то это было приятно слышать нам, актерам, но кот не замечал оскорбленных слез на глазах игравшего могильщика шурале и лепрехуна[27]Озрика. Он слишком любил спецэффекты, чтобы рисковать премьерой, и, сказав, что к интеллектуальному искусству зрителя надо приучать постепенно, дал указание Стиву делать самые роскошные задники, боковые полотна и небольшую крепостную стену из пенопласта. Ведь наш зритель на Базе по преимуществу неискушенный, многие хоббиты, гоблины, да и весь гномий квартал вообще в первый раз увидят настоящий спектакль…

Бедный робот Эльгар как подмастерье и ученик подавал кисти и смешивал краски. Он по‑прежнему воспринимал Стива великим художником, что в принципе особых возражений ни у кого не вызывало, потому что других живописцев на Базе не было. Музыкальное оформление взял на себя Бэс. Но кот лично проследил, чтобы тот не впихнул в спектакль несоответствующую музыку, древнеегипетскую например, чьим патриотом в силу происхождения он оставался уже не одну тысячу лет. Или ту же православно‑христианскую, во что божок ударился относительно недавно…

Костюмы мы подобрали в гардеробной, там хранится одежда на все времена. Правда, на хоббитов пришлось сильно ушивать, так что портные – артель домовых – скорбно жаловались:

– Такие костюмы кромсать приходится, чтобы одеть этих мелких бездельников! У нас же нет агентов‑карликов, чтобы потом эта одежда могла пригодиться для дела! – Но претензии больше были основаны на том, что их начальник хотел сыграть Полония, поэтому шить со своей артелью на тех, кому больше повезло с театральной карьерой, за «спасибо» поначалу отказался.

В качестве компромисса Пусик дал ему роль священника. И тот на радостях за три дня обшил всю нашу труппу, включая матросов, гонцов, английских послов, офицеров, леди (последних играли переставшие капризничать, поняв, как престижно становится с каждым днем сыграть в нашем спектакле хотя бы роль матроса, хоббитессы) и слуг. С гримом было то же – гример‑кобольд потребовал роль Клавдия, но получил второго могильщика и в конце концов остался доволен. Мы, актеры, своим гримом – тоже. В реквизиторской нам выдали оружие, посуду и другие интерьерные детали. Мебель делали гномы в своей плотницкой. Алекс на полчаса уходил к ним делать заказ, а они задержали его часа на три в пивной, обсуждая детали…

Так, в суете и суматохе пролетели последние дни перед премьерой, и наконец‑то он настал – день нашего триумфа или позора. День премьеры!

Вся База собралась в столовой, где нам соорудили большую полукруглую сцену, чтобы, как во времена автора, зрители могли смотреть представление с трех сторон сцены, а не с одной. Только на подмостках им сидеть не разрешалось, кот реконструировал лишь то, что не доставило бы ему неудобств во время игры.

– Помните о четвертой стене, как велел Станиславский. Вы должны находиться в публичном одиночестве, – отдавал последние распоряжения Профессор, одновременно надевая перед зеркалом камзольчик и поправляя берет с громадным желтым пером. Одежка была из темно‑синего бархата, как и берет, а желтое перо добавляло яркое пятно всему облику страдающего принца и привлекало к нему дополнительное зрительское внимание.

– Да так уже давно никто не играет. Актеры сейчас взаимодействуют со зрительным залом, а не абстрагируются от него, – не удержалась, я, злясь на кота за то, что он только в последний момент показал свой костюм. Иначе я бы не выбрала бледно‑грязно‑серое, как из прокопченной занавески платье, в котором (теперь это совершенно очевидно) буду теряться, стоя на одной сцене с таким форсуном. Пусть он даже втрое меньше меня ростом. Тут и венок из подсолнухов не поможет. Конечно, я не Джулия Лэмберт[28]и он не пассия моего любовника, но все же я втайне хотела затмить сегодня на сцене всех, кроме Алекса.

– Цыц, Алиночка!

– Молчу‑молчу, – фыркнула я.

Уф, все‑таки хорошо, что договорились падать на матрас, а не в воду. Сооружение бассейна оказалось делом дорогостоящим и хлопотным. У кота, как всегда, планы были грандиозней наших возможностей. Ванную для рыбы Синелицый не отдал, сказав, что он ее десять раз запаивал и больше не хочет, тогда агент 013 сердито сказал мне:

– Все, будешь прыгать на матрас. Стив, вырезай и раскрашивай волны.

За пятнадцать минут до начала спектакля я выглянула в щель между занавесями и увидела, что столовая битком набита народом. Здесь была вся База! Абсолютно вся!

– Волнуешься? – с улыбкой спросил командор, ободряюще похлопав меня по плечу.

А сам был белее мела, и его улыбающиеся губы заметно дрожали. Я в свою очередь похлопала его по спине, так же натянуто улыбаясь. Хотя сама волновалась лишь из‑за одного: как бы не упасть мимо матраса, меткость не мой конек.

…Прозвенел последний звонок, собирающий зрителей на свои места. В зале погас свет. Наступила нервная тишина, прерываемая покашливанием и взаимным шиканьем.

– Все, начинаем! Посторонние, со сцены! – сердито прошипел агент 013, сгоняя меня и Алекса за декорации. – Бернардо! Франциско! Где эти черти косолапые?!

Играющие двух стражников, освидетельствовавших призрака отца Гамлета, гномы в круглых шлемах конкистадоров и с алебардами наперевес выскочили на сцену и замерли по стойке смирно.

– Вы меня в могилу сведете! – схватился за сердце кот. – В позиции! В позиции!

Занавес открыли, повиснув на веревках, за которые дергали работники сцены – поварята‑упырята. Перед залом открылась сцена с королевским стражником‑гномом на посту перед картонным замком. Долгая пауза. Гном таращился в сотни устремленных на него глаз. Явно от толчка в спину выскочил второй гном – Бернардо. Выскочил и встал как вкопанный.

– Кто здесь? – чуть слышно вопросил он, испуганно косясь в зал.

– Нет, сам ты кто, сначала отвечай, – просипел его товарищ.

– Что он сказал? – донеслось из зала, по голосу один из биороботов.

– Эй, погромче вы! Мы не пантомиму пришли смотреть! – подхватил другой, кажется, один из механиков с космодрома.

Ну все, мы пропали, это провал…

– Да здравствует король! – вдруг чуть более окрепшим голосом заявил второй гном.

– Бернардо?

– Он!

Их голоса уже не дрожали, а звучали громко и уверенно, все актеры, затаившиеся за сценой, облегченно перевели дух и вернулись к своим делам. Рудик продолжил разминать шею и таз, чтобы убрать любое психологическое зажатие и снять напряжение. Дьявол хлестал спиртное из фляжки с монограммой «Д.» и рожками на верхушке буквы, даже он волнуется. Может, чувствует, что короткому царствованию его скоро конец?

Мой муж в роли Лаэрта был просто великолепен, я не уставала любоваться на него и восхищаться его игрой – какая у него дикция, какая непосредственность в игре, как будто Лоуренс Оливье[29]наших дней. Хотя сама я жутко мандражировала, боясь забыть свои слова. Хоть у нас и был суфлер – бородатая гномиха по имени Жанна, но она так бубнила себе в бороду, что ни словечка было не разобрать. Чисто моральная поддержка, не более…

Наконец подошло время приехавших в Эльсинор странствующих актеров. Игравшие их хоббиты во главе с Боббером, одетые в яркие сорочки с гофрированными воротничками и штаны с буфами, из‑под которых съезжали гармошкой с их худеньких детских ножек шерстяные чулки, старательно раскланялись и продекламировали пролог:

Пред нашим представленьем

Мы просим со смиреньем

Нас выслушать с терпеньем.

– Что это, пролог или надпись для колечка? – фыркнул кот‑Гамлет.

– Действительно коротковато, милорд, – как положено Офелии, тонко поддакнула я.

– Как женская любовь, – изрек он, отвернувшись от меня и смерив сидящую в самой почетной ложе Анхесенпу многозначительно‑долгим взглядом.

У той мордочка уже не выражала былого оскорбленного самолюбия, а только лишь живейшее внимание и сочувствие происходящему на сцене. А как она смотрела на Профессора, главного героя дня, с самой нежной любовью… Или я никогда не видела любящего взгляда! Кажется, долгожданное свершилось, он растопил ее сердце…

Тень отца Гамлета, Синелицый в белой простыне поднялся из люка под сценой на одолженном на космодроме грузовом подъемнике. В другой сцене он уже летал под потолком на проволоке. Какая ирония, его еще раз повесили, но, паря под софитами, он был доволен, воодушевлен, чувствуя себя в центре внимания всей Базы!

Настало время привести в действие наш план «Ворона в супе» или, как больше нравится коту, «Мышеловка». Идея целиком его. Если сработает, может, еще до окончания спектакля избавимся от дьявола. Лично я просила, чтоб меня в него даже не посвящали – боялась случайно сболтнуть…

Повинуясь знаку командора, я вышла из‑за кулисы, внеся и подставив тазик с горячей «водой» под ноги сидевшему на сцене за обеденным столом Клавдию, который якобы смотрел, как бродячие актеры‑хоббиты реконструируют в своей постановке кровавые события в замке.

– Мм… Что это ты делаешь?

– Хочу омыть ваши копытца, сир! Но для начала пусть немножко пропарятся.

– Но… этого нет по тексту?!

– Ну‑у, могу же я проявить заботу о своем короле. Или вам неприятно? – заигрывающим тоном добавила я.

– Да нет… мм… в принципе, скорее даже… наоборот… просто обо мне никто ник‑когда не заботился. – Его голос дрогнул. Мне стало стыдно, но не настолько, чтобы сдаться…

– Ну и молчите… наслаждайтесь! Это специальная соляная ванночка для ног из нескольких видов соли – поваренной, морской, английской, бертолетовой, железобетонной… – Я продолжала нести полную чушь. Зрители недоуменно переглядывались, но пока молчали… Думают, это новаторский взгляд на Шекспира? Нет, это заговор! – Еще здесь травы, смягчающие ороговевшие слои копыт, череда, подорожник, мята, перец чили. Заодно и ноги погреете, небось холодно у нас, соскучились по аду?

– Что за намеки, Офелия? – на мгновение нервно напрягся он.

– Никаких намеков, от души!

– Это, конечно, мило, но подозрительно. С чего такая забота, ты же меня ненавидела все это время. Или это не просто так, но…

– Магия театра, сейчас мы в одной команде. Но и, чего зря греха таить, придется ведь какое‑то время под вашим началом работать, – изрекла я первое пришедшее в голову объяснение, потому что сама не нашла, как убедительней соврать, все было шито белыми нитками. В зале началось неуверенное бухтение, но это уже неважно…

Главное, еще минут на десять ему мозги запудрить, отвлечь, а там цемент уже схватится, крепчайший раствор, на святой воде замешан, не абы как! Странно, что он эту святую воду сразу не почувствовал, но, возможно, этому самое простое объяснение – слишком толстые роговые слои на копытах, не имеющих нервных окончаний. Вот если вода кожи коснется, но и та у него вся в шерсти…

Брр, хоть бы депилировался иногда для эстетизма. Все‑таки в век ухоженных мужчин живем, геи и что‑то полезное привнесли в наше общество.

– А что это за грязь? Это же не соль.

– Король встает, – изображая страх, прокричала я слова из текста, обращаясь к зрителям, и снова перешла на шепот: – Это глина, я что, не сказала? Здесь соль, травы, глина – голубая, зеленая, белая, черная, серая, желтая – все строго дозировано, специальный состав. У меня всегда была твердая четверка по химии!

– Ты не передумала стать моей королевой? – опять расслабился дьявол. – Мое предложение еще в силе. Будем править вместе. Я сделаю все для твоего удовольствия. Я знаю, что ты любишь. Могу оборвать все цветы в оранжерее, и у меня есть стильная велюровая пижама.

Я подмигнула сидящей рядом королеве‑секретарше, и троллиха очень натурально изобразила испуг по сцене:

– Что с его величеством? – Она ткнула отвлекшегося на меня дьявола локтем под ребра.

Дьявол как раз начал чувствовать, что случилось, поэтому следующие его слова из текста были скорее воплем отчаяния:

– Посветите мне! Скорей на воздух! – закричал он, дергаясь в сторону выхода.

Но не тут‑то было, цемент уже схватился. Тиран и не заметил, как все мы растягивали действие с того момента, как он погрузил копыта в тазик с замешанным на святой воде цементно‑песочным раствором. Вытащить ноги из «бетонных ботинок» у него не получилось. В отчаянии он начал скакать по сцене в тазике. Зрители смеялись, кажется, приняв это за часть представления.

Пусть раненый олень ревет,

А уцелевший скачет.

Где – спят, а где – ночной обход:

Кому что рок назначит, –

громко прокомментировал хвостатый Гамлет эти потуги дьявола, обращаясь к зрителям. Вся База еще громче захохотала и захлопала. А народ все‑таки разбирается в новаторских фишках по Шекспиру, приятно…

– Ох, кажется, эта роль не принесет мне всеобщей любви, зря на это рассчитывал… – Дьявол доверительно подскакал к нашему коту. – Они восприняли все чересчур буквально поверив, что это я и есть, непопулярный король – захватчик трона. Ловко же вы меня обманули! Браво, браво… А теперь быстро дал мне молоток!

– Увы, здесь только отбойный и поможет, – тихо позлорадствовал агент 013 и добавил на публику, указывая на рогатого:

Кулик попался.

Ты ловко сети, дьявол, расставлял,

Но угодил в них за свое коварство…

Зал взорвался аплодисментами! Окончательно осознав, что конец его короткого царствования уже близок, нечистый вдруг взвился:

– Это заговор! Защищай меня, Брандакрыс! Убей ко‑та‑а!

Малорослик мгновенно вспрыгнул на сцену, выхватил из рукава столовый нож и, замахнувшись, попытался прирезать дико завизжавшего… дьявола. Ничего удивительного, мерзкий Брандакрыс был двойным агентом. И продолжил тайно работать на Повстанческую Армию Хоббитов! Я едва успела его оттолкнуть. Все разочарованно взвыли – их герой промахнулся…

– Ну, хватит игр! Я вам дьявол или кто? – Узурпатор в тазике вырос вдвое и продолжал расти и будто наливаться огнем, который полыхал за просвечивающей оранжевой кожей. Глаза его расширились и выцвели, из громадной пасти выполз раздвоенный язык, змеясь, как стяг на ветру. Руки налились мускулами, а когти выросли и заострились…

Неужели святая вода оказалась недействующей? Было бы обидно… Хотя вряд ли, копыта у него все так же оставались маленькими и накрепко застряли в тазике. Огромный дьявол нацелил на опешившего Брандакрыса палец, из которого вырвался огонь, и хоббит, отлетев на пару метров, упал замертво!

О нет, нет, нет! Этого просто не может быть. Все окаменели. У недоросликов‑повстанцев брызнули слезы, мгновенно смолк смех. У нас на Базе никогда никого не убивали! Так нельзя‑а…

– Спокойно, это паралич! Я мог бы его, конечно, и убить, но слишком люблю видеть хоббитов на костылях, это очень забавное зрелище. И пусть оно послужит вам уроком! А теперь я хочу прочесть общее обращение ко всем. Отныне я ваш господин, а не друг и товарищ, каким пытался стать всю эту неделю. Выбора у вас больше нет! Все ваши души у меня! Твоя, Стив! Твоя, Рудик, твоя, попугай, твоя, кот, ваши, гоблины, все вы в моих руках! Вы подчинитесь и будете вечно мне служить!

База молчала. Как ни горько признавать, но в принципе он был прав…

– О, какая боль!!! Эта святая вода… черт ее побери! Так вот, служба, рабство, покорность… – Корчась, он торопился успеть все сказать. – И… любовь! Если вы не будете меня любить, я всех вас заставлю ходить на костылях. Все, что мне нужно от вас, это… ваша любовь! Такая малость… Вы только посмотрите, как я великодушен, если готов довольствоваться… любовью таких жалких, низких, подлых, – он дрожащей рукой указал на неподвижно лежащего на сцене Брандакрыса, – рабов! А теперь быстро подайте мне этот отбойный молоток, или я сейчас тут всех поперекалеч…

Спасение пришло, как всегда, внезапно и с потолка. На этот раз в буквальном смысле. Вдруг опять полил дождь, причем не так, как раньше, – моросью, а просто рухнул на наши головы целым потоком! Мы‑то надеялись, что он прекратился навсегда, хотя повода быть уверенными в этом у нас не было. И его неожиданное действие на нечистого. Ведь он и раньше при дьяволе шел, но тот, видно, прятался от дождя. Похоже, что это еще одно его слабое место. Но кто мог о нем знать? А вот База, похоже, знала. База – как существо самостоятельное и (храни, Аллах!) одушевленное, сама боролась с чужеродным влиянием…

Надеюсь, дождь не будет периодически возвращаться после изгнания дьявола, хотя против легкого снежка на Новый год я бы не возражала. Вот была бы потеха: биороботы на санках, гоблины на лыжне, гномы на снегоступах. И всеобщая повальная игра в снежки! Есть притягательные стороны у появившихся на Базе природных осадков, только бы они не переросли в штормы и ураганы – хоббитов откапывать из снега замучаешься. Ой, за этими мечтами я совсем забыла о реальности…

– Кто освятил дождевую воду‑у?! – на одной истерической ноте вопил дьявол.

С громким шипением, визжа и корчась, он вернулся в свой обычный облик доходяги альфонса. Кто освятил? Есть у нас один такой, и, похоже, мы понемногу выигрываем…

Некоторые далекие от общего течения жизни на Базе механики и устаревшие роботы даже не поняли, что происходит, решив, что так и задумано. А шоу с огнем, фейерверком и громадным дьяволом им очень нравилось, судя по подбадривающим возгласам, свисту, хлопкам и улюлюканью! Тот же Хекет, несмотря на алкогольный запрет, действующий на территории, вверенной Синелицему, явно пронес в зал и злоупотребил отработанным машинным маслом. Словом, внешне это уже больше напоминало рок‑концерт, чем запланированную классическую постановку «Гамлета»…