 |
Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | |
Цейтлин С.Н. 29 страница
|
|
После разговора с Маршалом Артур немедленно взялся за дело. К следующему вечеру он уже успел найти де-
тектива, который, в отличие от Бэта Томпсона, сразу взял быка за рога. Он посоветовал организовать круглосуточное наблюдение за Питером Макондо (за семьдесят пять долларов в час). Он добудет его водительские права и проверит их. Если представится такая возможность, он даже проникнет в автомобиль Макондо, чтобы снять отпечатки пальцев и других улик, которые помогут установить личность преступника.
Детектив сказал Артуру, что они не смогут арестовать Макондо, пока он не совершит преступление в Нью-Йорке. Поэтому он посоветовал спровоцировать его на уголовно наказуемое деяние, записывать все разговоры с ним и немедленно обратиться в нью-йоркский отдел по борьбе с мошенничеством.
Следующим вечером поступила следующая порция новостей. Артур связался с центральным манхэттенским отделом по борьбе с мошенничеством. Там его делом занялся детектив Дарнел Коллинз, который полгода назад занимался подобной махинацией, поэтому Питер Макондо заинтересовал его. Он предложил Артуру вооружиться потайным микрофоном и встретиться с Питером, как они и договорились, в «Жокей- клубе», отдать ему банковский чек и получить фальшивый банковский вексель. Сотрудники отдела по борьбе с мошенничеством будут следить за происходящим и снимать все на камеру, после чего арестуют Макоьщо на месте. Но полицейскому департаменту города Нью-Йорка требуются веские основания для проведения столь масштабной операции. Потребуется содействие Маршала. Он должен будет прилететь в Нью-Йорк, подать в отдел по борьбе с мошенничеством официальный иск против Питера и лично опознать его. Маршал содрогнулся при мысли об огласке, но сейчас, когда добыча сама шла в руки, пересмотрел свою позицию. Разумеется, его имя появится в паре мелких нью-йоркских таблоидов, но до Сан-Франциско эта новость вряд ли дойдет.
«Часы «Ролекс?» Какой «Ролекс?» — репетировал вслух Маршал. — А, тот «Ролекс», который Макондо
прислал мне после окончания терапии? Те самые часы, которые я отказался принять и вернул Адриане?» С этими словами Маршал снял часы с запястья и спрятал их в ящик гардероба. Кто будет обвинять его? Кто поверит Питеру Макондо? О «Ролексе» знали только его жена и Мелвин. Ширли будет молчать — в этом он не сомневался. Что касается Мелвина, Маршал хранил столько его тайн о его ипохондрических причудах, что насчет кузена тоже можно не беспокоиться.
Каждый вечер Маршал по двадцать минут разговаривал с Артуром. Как приятно было наконец найти человека, которому можно довериться, сообщника, возможно, даже друга. Артур уже передал Маршалу одного из своих пациентов — инженера IBM, которого переводили в Сан-Франциско.
Единственное, о чем они не могли договориться, — о сумме, которую нужно было передать Макондо в качестве инвестиции. Артур и Питер договорились пообедать вместе через четыре дня. Питер согласился предоставить Артуру банковский вексель в обмен на чек на сорок тысяч долларов, который передаст ему Рэндал. Но Артур хотел, чтобы эти сорок тысяч долларов дал ему Маршал. Рэндал недавно приобрел летний дом, поэтому наличных у него не было. Он мог воспользоваться только деньгами, которые достались его жене в наследство от матери, умершей прошлой зимой. Но жена, семья которой на протяжении двухсот лет занимала видное положение в нью-йоркском обществе, трепетно относилась к общественному мнению и заставляла Артура отказаться от какого-либо участия во всем этом отвратительном предприятии.
Маршал, уязвленный несправедливостью ситуации, долго обсуждал эту проблему с Артуром и в конце концов потерял всякое уважение к своему малодушному коллеге. Но, под угрозой капитуляции Артура под давлением его жены, согласился взять на себя шестьдесят процентов этой суммы Артур должен был вручить Макондо чек на всю сумму, выписанный нью-йоркским банком. Маршал согла-
сился перевести на его счет двадцать четыре тысячи долларов за день до^беда с Питером. Деньги он собирался привезти в Нью-Йорк сам или перевести через банк. Артур нехотя согласился добавить оставшиеся шестнадцать тысяч.
Вернувшись домой следующим вечером, Маршал нашел на автоответчике сообщение от детектива Дарнела Коллинза из центрального манхэтт^нского отдела по борьбе с мошенничеством города Нью-Йорк. Маршал перезвонил, но абонент не отвечал. Измученный полицейский оператор предложил ему перезвонить утром: офицер Коллинз был на задании, а звонок Маршала не показался чиновнику делом первостепенной важности.
Первый пациент должен был прийти в семь утра. Маршал поставил будильник на пять и позвонил в Нью-Йорк еще до рассвета. Полицейский оператор сказал: «Я отправлю ему сообщение. Удачного вам дня» — и бросил трубку. Через десять минут телефон зазвонил.
«Мистер Маршал Стрейдер?»
«Доктор Стрейдер».
«О'кей, простите. Доктор Стрейдер. Детектив Коллинз, нью-йоркский отдел по борьбе с мошенничеством. У нас тут еще один доктор — доктор Артур Рэндал — говорит, что у вас произошла неприятная история с одним человеком, который нас интересует. Иногда он называет себя Питером Макондо».
«Очень неприятная история. Он украл у меня девяносто тысяч долларов».
«О, не вы один. Этим Питером Макондо многие недовольны. Расскажите мне, что с вами случилось. Расскажите все. Я записываю наш разговор на пленку. Вы не против?»
В течение пятнадцати минут Маршал рассказывал, что сделал с ним Макондо.
«Боже правый, то есть вы хотите сказать, что вот так просто взяли и отдали ему девяносто тысяч долларов?»
«Вы не сможете в полной мере понять происшедшее,
не зная характера и подводных камней психотерапевтической ситуации».
«Думаете? Знаете, я не доктор. Но вот что я вам скажу: я никогда не расставался с деньгами вот так. Девяносто тысяч долларов — это крупная сумма».
«Я же сказал, что у меня был заверенный банковский вексель. Мой юрист проверил его. Так всегда делается. Банк обязан обналичить такой вексель по первому требованию».
«Вексель, который вы принесли проверять через две недели после исчезновения Макондо?»
«Детектив, что происходит? Я в суде? Выдумаете, мне все это нравится?»
«Ладно, друг мой, не кипятитесь, и у нас все будет хорошо. Вот что мы делаем, чтобы помочь вам. Мы собираемся арестовать этого парня прямо за столом, когда он будет ковырять свой радиччио, — в следующую среду, в половине первого, может, в час дня. Но чтобы засадить его за решетку, нам нужно, чтобы вы приехали в Нью-Йорк и опознали его в двенадцать часов после ареста, то есть в среду до полуночи. Договорились?»
«Я обязательно приеду».
«Ладно, приятель, на вас вся надежда. И еще — этот фальшивый вексель и квитанция банковского чека все еще у вас?»
«Да. Мне нужно их привезти?»
«Да, привезите оригиналы с собой, но мне бы хотелось увидеть их прямо сейчас. Можете отправить мне факс? Два — один — два — пять — пять — пять — три — четыре — восемь — девять. Напишите, что это мне — детективу Дарнелу Коллинзу. И еще. Уверен, что вы и сами знаете, но ни в коем случае, ни за что, ни при каких обстоятельствах не показывайтесь в ресторане. Если вы там появитесь, птичка упорхнет, и всем будет очень плохо. Дождитесь меня в участке на Пятьдесят четвертой улице — между Восьмой и Девятой или договоритесь встретиться с
вашим приятелем после операции и приходите вместе. Сообщите мне, что вы решили. Еще есть вопросы?»
«Только один. Это безопасно? Доктор Рэндал отдаст Макондо самый настоящий чек, и большая часть этих денег принадлежит мне».
«Вам? Я думал, это деньги Рэндала».
«Мы договорились, что я внесу шестьдесят процентов от общей суммы — двадцать четыре тысячи долларов».
«Безопасно? За соседним столом будут есть ленч двое наших, еще три человека наблюдают за каждым движением и снимают все это на пленку. Вполне безопасно. Но я бы не стал этого делать».
«Почему?»
«Всегда может случиться что-то непредвиденное — землетрясение, пожар, все три офицера полиции умрут одновременно от сердечного приступа... Не знаю, всякое бывает. Ну да, совершенно безопасно. Но я все равно не стал бы этого делать. Но я же не доктор».
Жизнь снова заиграла для Маршала яркими красками. Он снова начал бегать трусцой. Играть в баскетбол. Перестал встречаться с Кэрол, потому что не хотел говорить ей, что выследил Питера. Она направила все свои силы на достижение прямо противоположной цели, убеждая его смириться с потерей и перестать злиться. Отличный урок о вреде советов в психотерапии, думал Маршал: если пациент не последовал вашему совету, он больше не придет к вам.
Каждый вечер он созванивался с Артуром Рэндалом. День встречи с Питером приближался, и Артур нервничал все сильнее.
«Маршал, моя жена уверена, что участие в этой авантюре станет моим позором. Эта история попадет в газеты. Мои пациенты все узнают. Что будет с моей репутацией? Меня поднимут на смех или обвинят в том, что я вступил в финансовые отношения с пациентом».
«В этом-то все и дело: ты не вкладываешь в него деньги. Ты действуешь заодно с полицией, помогаешь ей пой-
мать мошенника. Это пойдет только на пользу твоей репутации».
«Газеты же напишут не это. Сам посуди. Ты же знаешь, как они гоняются за скандалами — особенно с участием психиатров. Я все отчетливее понимаю, что мне этого не надо. У меня много пациентов, хорошая работа, я добился всего, о чем мечтал».
«Артур, если бы тебе не попалось на глаза мое объявление, этот разбойник украл бы у тебя сорок тысяч долларов. А если мы его не остановим, он не успокоится, будет обирать жертву за жертвой».
«Ты мог бы справиться и без меня — ты его ловишь, я опознаю. Я собираюсь преподавать на факультете клинической психологии в Колумбии... и если возникнет хоть намек на скандал...»
«Артур, у меня есть идея, как ты можешь защитить Орбя: тебе нужно написать подробное письмо в Нью-Йоркское психиатрическое общество, изложить в нем суть происходящего и твой план действий. Только сделай это сейчас, до ареста Макондо. Если это будет необходимо, ты сможешь предоставить копию Колумбийскому институту и прессе. Это обеспечит тебе полную безопасность».
«Маршал, я не смогу не упомянуть в этом письме тебя: твое объявление, твои отношения с Макондо. Как ты на это посмотришь? Ты же тоже хочешь избежать огласки».
Маршал представил себе эту перспективу, понимая, что выбора у него нет. В любом случае запись телефонного разговора с детективом Коллинзом делала его связь с Питером достоянием широкой общественности.
«Если это необходимо, Артур, сделай это. Мне нечего скрывать. Вся терапевтическая общественность будет нам только благодарна».
Потом встал вопрос с микрофоном, который Артуру придется спрятать, чтобы дать полиции возможность записать завершение сделки с Макондо. С каждым днем Артур паниковал все сильнее.
«Маршал, должен быть какой-то другой способ сде-
лать это. Не стоит так легко к этому относиться — я подвергаю себя реальной опасности. Макондо — умный и опытный преступник, он не может так просто дать себя провести. Ты общался с детективом Коллинзом? Скажи мне, только честно: годится ли он на роль соперника Макондо в интеллектуальном плане? Только представь себе, что будет, если он обнаружит этот микрофон, когда мы будем сидеть в клубе?»
«Каким образом?»
«Он как-нибудь догадается. Ты же знаешь его — этот парень всегда на десять шагов впереди».
«Не в этот раз. За соседним столиком будут сидеть полицейские, Артур. И не забывай о завышенной самооценке социопатов. Они же считают себя неуязвимыми».
«А еще поведение социопатов непредсказуемо. Можешь ли ты мне гарантировать, что Питер не выйдет из себя и не начнет палить из пистолета?»
«Артур, это не в его стиле... это противоречит тому, что нам о нем известно. Тебе ничто не угрожает. Запомни, ты будешь находиться в модном ресторане, окруженный бдительными полицейскими. Ты справишься. Ты должен справиться».
Маршала терзало ужасное предчувствие, что Артур может отступить в последний момент, поэтому каждый вечер в разговоре с ним он мобилизовал все свои риторические способности, чтобы поддержать своего пугливого сообщника. Он поделился своими опасениями с детективом Коллинзом, и тот тоже начал всячески успокаивать Артура.
Но надо отдать Рэндалу должное: он сумел справиться с приступом малодушия и ожидал встречи с Маршалом с решимостью, даже хладнокровием. Утром во вторник Маршал перевел двадцать четыре тысячи долларов на его счет, вечером по телефону подтвердил свое прибытие Артуру и помчался в Нью-Йорк.
Вылет задержали на два часа, и он добрался до полицейского участка на Пятьдесят четвертой улице, где должен был встретиться с Артуром и детективом Коллинзом,
только в три пополудни. Клерк сообщил ему, что детектив Коллинз ведет допрос, и предложил подождать на потертом кожаном кресле в коридоре. Маршал никогда раньше не был в полицейском участке, поэтому с интересом наблюдал за нескончаемым потоком болезненного вида подозреваемых, которых вверх-вниз по лестнице водили измученные полицейские. Но он засыпал на ходу: он был настолько взвинчен, что не смог уснуть в самолете. Скоро Маршал задремал.
Минут через тридцать клерк легонько потряс его за плечо и провел на второй этаж, где Маршал увидел детектива Коллинза, темнокожего полицейского мощного телосложения, который писал что-то за столом. Крупный дядька, подумал Маршал. Настоящий защитник. Именно таким я его и представлял.
Но дальнейшие события разворачивались совсем не так, как он представлял себе. Маршал представился и был несказанно удивлен формальным тоном детектива. В один ужасный момент стало ясно, что детектив не имеет ни малейшего представления, кто такой Маршал. Да, он детектив Дарнел Коллинз. Нет, он никогда не общался с Маршалом по телефону. Нет, он никогда не слышал ни о докторе Артуре Рэндале, ни о Питере Макондо. Нет, он ничего не слышал о задержании в «Жокей-клубе». Он вообще никогда не слышал о «Жокей-клубе». Да, разумеется, он абсолютно уверен, что не арестовывал никакого Питера Макондо, когда он ковырял свой радиччио. Радиччио? А что это такое?
В голове Маршала разорвалась граната, и взрыв был даже сильнее, чем тот, который произошел несколько недель назад, когда он узнал, что банковский вексель Макондо — фальшивка. У него закружилась голова, и он упал на стул, предложенный детективом.
«Тише, тише. Успокойтесь. Опустите голову между колен. Это помогает». Детектив встал и вернулся со стаканом воды. «Объясните, что случилось? Хотя у меня есть такое ощущение, что я и так знаю».
Маршал, впавший в какое-то оцепенение, рассказал ему всю свою историю. Питер, стодолларовые купюры, Адриана, клуб «Пасифик юнион», велосипедные шлемы, объявление в психиатрическом еженедельнике, звонок Артура Рэндала, деление расходов, частный детектив, «Ягуар», перевод двадцати четырех тысяч долларов, отдел по борьбе с мошенничеством — все, полное описание катастрофы.
Слушая Маршала, детектив Коллинз потрясенно качал головой: «Понимаю, об этом больно говорить. Эй, что-то вы плоховато выглядите. Может, вам прилечь?».
Маршал отказался, качая головой, зажатой в ладонях. «Вы можете говорить?»
«Мне срочно нужно в уборную».
Детектив Коллинз довел Маршала до мужского туалета, где его и вырвало, и вернулся в свой кабинет. Маршал прополоскал рот, умылся, пригладил волосы и медленно вернулся в кабинет детектива Коллинза.
«Вам лучше?»
Маршал кивнул: «Я уже могу говорить».
«Послушайте сначала меня. Давайте я объясню вам, что произошло, — сказал детектив Коллинз. — Это представление в двух частях. Известная схема. Я много раз слышал об этом, но никогда, никогда не видел ничего подобного своими глазами. Нам рассказывали об этом в колледже. Такую аферу может провести только мастер экстра-класса. Исполнитель должен найти особенную жертву: человека умного, гордого... а найдя ее, он жалит дважды... сначала он ловит на жадности... а во второй раз — на желании отомстить. Вот это работа. С ума сойти, я никогда с этим не сталкивался. Здесь нужны железные нервы, потому что в любую минуту все может сорваться. Вот, например, если бы у вас возникло хотя бы малейшее подозрение и вы бы обратились в манхэттенскую телефонную справочную и выяснили настоящий номер телефона полицейского участка, вся операция пошла бы прахом. Не человек, само самообладание. Высший пилотаж».
«То есть надеяться не на что?» — прошептал Маршал.
«Дайте мне эти номера телефонов, я их проверю. Я сделаю все, что в моих силах. Но, сказать по правде... Вы хотите услышать правду?.. Надежды нет».
«А что с настоящим доктором Артуром Рэндалом?»
«Возможно, он уехал в отпуск. Макондо получил доступ к его голосовой почте. Это не так уж и сложно».
«Может быть, можно выследить его сообщников?» — спросил Маршал.
«Каких сообщников? Их нет. Его подружка, наверное, исполняла роль оператора в полицейском участке. А остальные роли он играл сам. Эти ребята — хорошие актеры. Они сами имитируют все голоса. А это парень — отличный специалист. И он уже далеко. Можете быть уверены».
Маршал, опираясь на руку детектива Коллинза, спотыкаясь, спустился вниз по ступенькам. Ему предложили доехать до аэропорта в полицейской машине, но он отказался, поймал такси на Восьмой авеню, добрался до аэропорта, купил билет на ближайший самолет до Сан-Франциско, словно в тумане доехал до дому, отменил всех пациентов на неделю и забрался под одеяло.
Глава 29
«Деньги, деньги, деньги... Кэрол, неужели мы не можем поговорить о чем-нибудь другом? Давайте я расскажу вам одну историю о моем отце, и все вопросы о моем отношении к деньгам отпадут сами собой. Это произошло, когда я был совсем маленький, но я слышал эту историю еще много раз — она стала частью семейного фольклора». Маршал медленно расстегнул «молнию» на спортивной куртке, снял ее и, проигнорировав протянутую руку Кэрол и предложение повесить ее на вешалку, бросил куртку на пол рядом со своим стулом.
«У него была крошечная бакалейная лавка — шесть на шесть метров, на перекрестке Пятой улицы и Р-стрит в Вашингтоне. Мы жили над магазином. Однажды в лавку
зашел покупатель и попросил пару рабочих перчаток. Мой отец, показав на заднюю дверь, сказал, что ему нужно принести их из кладовой и это займет пару минут. Дело в том, что кладовой там не было. Задняя дверь вела на аллею. Отец галопом промчался два квартала по этой аллее к открытому рынку, купил там пару перчаток за двенадцать центов, прибежал обратно и продал их покупателю за пятнадцать центов».
Маршал вытащил носовой платок, обстоятельно высморкался и без тени цмущения вытер со щек слезы. После возвращения из Нью-Йорка он оставил все попытки скрыть свою ранимость и плакал теперь почти на каждой встрече. Кэрол сидела молча, давая ему выплакаться, и пыталась вспомнить, когда последний раз видела плачущего мужчину. Джеб, ее брат, никогда не плакал, хотя его постоянно все обижали: отец, мать, хулиганы в школе, — причем иногда только для того, чтобы довести его до слез.
Маршал закрыл лицо платком. Кэрол перегнулась через стол и сжала его руку: «Вы плачете о своем отце? Он еще жив?»
«Нет, он умер совсем молодым, эта бакалейная лавка стала его могилой. Слишком много беготни. Слишком много трехцентовых сделок. Когда я думаю о зарабатывании денег, или о потере денег, или о разбазаривании денег, перед моими глазами всегда встает эта картина: мой дорогой отец в этом белом фартуке, стремглав несется по этой замусоренной аллее, ветер в лицо, развевающиеся черные волосы, хватает ртом воздух, а в победоносно поднятой руке, словно олимпийский факел, — пара двенадцатицентовых перчаток».
«А вы, Маршал, где вы в этой картинке?»
«Этот образ — колыбель моих страстей. Возможно, это был критический момент, определивший всю мою дальнейшую жизнь».
«Этот случай определил ваше отношение к деньгам? — спросила Кэрол. — Иными словами, если вы заработаете
много денег, призрак вашего отца перестанет греметь костями по той аллее».
Эти слова ошеломили Маршала. Он взглянул на своего адвоката с еще большим уважением. Ее сшитое на заказ розовато-лиловое платье подчеркивало великолепные формы, и Маршал устыдился своей небритости и поношенного спортивного костюма.
«Ваши слова... я поражен. Гремящие кости... мне нужно обдумать это».
Повисла долгая пауза. «О чем вы сейчас думаете?» — нарушила молчание Кэрол.
«Об этой задней двери. Суть этой истории с перчатками не только в деньгах. Это еще и история про задние двери».
«Задняя дверь в магазинчике вашего отца?»
«Ага. Как он притворялся, что эта дверь ведет не на аллею, а в огромный склад, — эта метафора отражает всю мою жизнь. Я делаю вид, что во мне есть и другие комнаты; но глубоко в душе я понимаю, что нет никакой кладовой, набитой товаром. Я вхожу через черный ход, я выхожу На аллею».
«А, клуб «Пасифик юнион», — вспомнила Кэрол.
«Именно. Можете себе представить, что это значило для меня: в конце концов зайти через главный вход. Ма-кондо бросил мне приманку, против которой я не смог устоять: искушение войти в круг избранных. День за днем я лечу богатых пациентов. Мы близки, мы обсуждаем самое сокровенное, я необходим им, как воздух. Но я свое место знаю. Я знаю, что, если бы я не был психоаналитиком, если бы мы встретились в других обстоятельствах, они не снизошли бы до меня, не уделили мне ни секунды. Я как приходский священник, кюре из бедной семьи, который исповедует представителей высших кругов. Но клуб «Пасифик юнион» — для меня это был символ истинного достижения. Прочь из бакалейной лавки на углу Пятой и Р: я поднимаюсь по мраморным ступенькам, стучу массивным латунным молоточком и через распахнутые двери вхожу в по-
таенную палату, обитую красным бархатом. Я стремился к этому всю свою жизнь».
«А там вас ждет Макондо — человек, более порочный, более безнравственный, чем все посетители бакалеи вашего отца, вместе взятые».
Маршал кивнул: «Дело все в том, что я до сих пор вспоминаю отцовских клиентов с большой теплотой. Помните, я рассказывал вам о клиенте, который заманил меня пару недель назад в «Avocado Joe's»? Я никогда не бывал в заведениях такого... такого низкого пошиба. Но... хотите честно? Мне там понравилось. Честное слово, я чувствовал там себя как дома, мне там было лучше, чем в «Пасифик юнион». Там я оказался в своей стихии. Словно в компании посетителей отцовской бакалейной лавки. Но мне очень не понравился сам факт, что мне было хорошо в этом заведении. Мне не понравилось, что я скатился до этого уровня, — есть что-то тревожное в том, чтобы быть так основательно запрограммированным ранними событиями своей жизни. Я способен на большее. Всю свою жизнь я говорил себе: я должен стряхнуть с ботинок пыль бакалейной лавки; «Я выше этого».
«Мой дед родился в Неаполе, — сказала Кэрол. — Я почти не помню его, только помню, что он учил меня играть в шахматы, и каждый раз, когда мы заканчивали партию и разбирали фигуры, он произносил одну и ту же фразу. Я и сейчас слышу его ласковый голос: «Видишь, Кэрол, в шахматах как в жизни: когда партия заканчивается, все фигуры — пешки, ферзи и короли — оказываются в одном ящике».
Хороший урок, Маршал, вам тоже стоит обдумать эти слова: когда партия заканчивается, и пешки, и ферзи, и короли — все оказываются в одном ящике. Увидимся завтра. В это же время». „
После поездки в Нью-Йорк Маршал встречался с Кэрол каждый день. Первые два раза она приезжала к нему домой, потом он начал заставлять себя приходить к ней в офис, а теперь, неделю спустя, он начал выходить из деп-
рессивного ступора и пытаться понять, какова его роль в том, что с ним случилось. Коллеги Кэрол заметили, что Маршал приходит к ней каждый день, и не раз спрашивали, что у него произошло Но Кэрол всегда отвечала: «Сложный случай. Больше ничего не могу сказать — деликатный вопрос, профессиональная тайна».
Все это время Кэрол продолжала консультироваться у Эрнеста. Его советы и наблюдения принесли большую пользу: каждая его идея работала словно магическое заклинание.
Однажды, когда Маршал казался слегка заторможенным, она попробовала провести упражнение с надгробным камнем, которое советовал Эрнест.
«Маршал, практически вся ваша жизнь была сконцентрирована вокруг материальных благ, вокруг зарабатывания денег и приобретения того, что можно купить за деньги, — статус, произведения искусства. Мне кажется, что деньги стали сущностью вашего «я», смыслом вашей жизни. Хотели бы вы, чтобы это стало вашим последним символом, итогом вашей жизни? Скажите, вы когда-нибудь думали, какую фразу вы хотели бы видеть на своем надгробном камне? Будут ли там эти слова — стремление к богатству, накопительство?»
Капелька пота попала Маршалу в глаз, и он моргнул: «Жесткий вопрос, Кэрол».
«Кажется, задавать жесткие вопросы — моя работа. Прошу вас, сделайте это для меня, подумайте несколько минут над моим вопросом. Говорите все, что приходит в голову»
«Первое, что приходит в голову, — это то, что сказал обо мне нью-йоркский детектив: что я гордый, что я ослеплен алчностью и жаждой мести».
«Вы хотите, чтобы это было написано на вашем надгробии?»
«Именно этого там быть не должно. Этого я больше всего боюсь. Но может, я заслужил эти слова. Может, вся моя жизнь стала движением к этой эпитафии».
«Вы не хотите, чтобы эти слова были выбиты на вашем надгробии? Тогда, — сказала Кэрол, бросив взгляд на часы, — ваши дальнейшие действия ясны: вы должны изменить образ жизни. А сегодня наше время подошло к концу, Маршал».
Маршал кивнул, поднял куртку с пола, медленно надел ее и собрался уходить: «Как мне вдруг стало холодно... знобит... этот вопрос про надгробие. Это страшный вопрос, он шокирует. Кэрол, вы должны поосторожнее обращаться с такой тяжелой артиллерией. Знаете, кого вы мне сейчас напомнили? Помните, вы спрашивали меня о терапевте, к которому собирался один из ваших друзей? Эрнест Лэш, я был его супервизором. Этот вопрос как раз в его стиле. Я всегда предостерегал его от таких вот вопросов. Он называл это терапией экзистенциального шока».
Кэрол уже почти встала из-за стола, но любопытство взяло верх: «То есть вы считаете, что это плохая терапия? Насколько я помню, вы раскритиковали Лэша в пух и прах».
«Нет, я не говорил, что это плохая терапия для меня. Хороший способ проснуться. Что же касается Эрнеста Лэша... мне не стоило так ругать его. Я бы хотел забрать некоторые свои слова назад».
«А почему вы так круто с ним обошлись тогда?»
«Это все мое высокомерие. Как раз об этом мы с вами говорили всю прошлую неделю. Я проявил чрезмерную нетерпимость: я был уверен, что мой путь — единственно верный. Я не был хорошим супервизором. И я ничему не научился от него. Я вообще ни у кого ничему не учусь».
«Так что же на самом деле представляет собой Эрнест Лэш?» — спросила Кэрол.
«Эрнест — хороший парень Нет, больше, чем просто хороший парень. На самом деле он хороший терапевт. Я шутил, что он так много ест, потому что слишком сильно выкладывается в работе с пациентами: вся эта чрезмерная вовлеченность, он позволяет высасывать из себя все соки. Но если бы мне сейчас нужно было обратиться к терапевту, я бы выбрал как раз такого, который склонен отдавать паци-
ентам всего себя. Если я не смогу в ближайшее время выбраться из этого ада и мне придется передать кого-то из моих пациентов другому терапевту, я бы отправил некоторых к Эрнесту».
Маршал встал: «Время вышло, Кэрол. Спасибо, что уделили мне несколько лишних минут».
Кэрол никак не могла расспросить Маршала о его отношениях с женой. Возможно, она не решалась сделать это из-за своего собственного неудачного семейного опыта. И наконец однажды, после того, как Маршал несколько раз повторил, что Кэрол — единственный человек, с которым он может говорить по душам, она взяла быка за рога и спросила, почему он не может поговорить с женой. По реакции Маршала она поняла, что он не говорил Ширли о нью-йоркской части мошенничества. И о том, насколько велико было его горе. И о том, что он нуждается в помощи.
Маршал объяснил, что не говорил об этом Ширли потому, что не хотел прерывать ее месячную медитацию в Тассайаре. Кэрол понимала, что это рационализация: действия Маршала были мотивированы не тактичностью, а безразличием и чувством стыда. Маршал признавал, что мысль поделиться с Ширли даже не приходила ему в голову, что он был поглощен своим внутренним состоянием, что они с Ширли жили сейчас в разных мирах. Взяв на вооружение советы Эрнеста, Кэрол не отступала:
«Маршал, скажите, что бы вы сделали, если бы один из ваших пациентов полностью прекратил общение с женой, с которой прожил двадцать четыре года? Что бы вы ему сказали?»
Как Эрнест и предполагал, Маршал встал на дыбы:
«Ваш кабинет — это единственное место, где я не должен быть психотерапевтом. Будьте последовательны. Вчера вы ругали меня за то, что я не позволяю заботиться о себе, а теперь пытаетесь заставить меня быть терапевтом даже здесь».
«Маршал, разве не глупо не использовать все средст-
ва, в том числе ваш опыт и ваши обширные познания в области психотерапии?»
«Я плачу вам за оказание квалифицированной помощи. Самоанализ меня не интересует».
«Вы называете меня экспертом, а сами отказываетесь прислушаться к мнению специалиста».
«Это уже софистика».
И снова Кэрол процитировала Эрнеста:
Дата публикования: 2014-11-04; Прочитано: 351 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!
