Глава 38. Один

Один под видом странника Гримнира, захваченный в плен <...> мучился между двух костров...

Потом уже, вечером, когда Веня доставил меня домой и отправился на некое, кажется, романтическое свидание, я довольно долго не решался открыть книжку.

Сперва от корки до корки прочитал газету, в которую она была завернута. Добив первую полосу, понял, что газеты я ненавижу – все, огульно, без разбору, как культурное явление, как повод для создания определенного рода текстов, как принцип их организации. Однако в сторону не отложил. Куда там! Обеими лапками вцепился в спасительное чтиво: обладание газетой словно бы каким‑то непостижимым образом давало мне право оттягивать момент, когда придется открыть книжку под названием “Лабиринт”. Именно что “придется”. О таких понятиях, как “желаю”, “жажду”, “не терпится”, – и речи не шло.

Я прекрасно понимал, что на самом деле не хочу получать ответы на бесчисленные свои вопросы. Что мечтаю оставить все как есть. Выбросить проклятую книжку в мусоропровод. Выпить коньяку и лечь спать. Проснуться, позавтракать, как‑то скоротать время до вечера. Пожить еще недельку‑другую у доброго дяди Вениамина, потом снять квартиру, спрятать блокноты, фотографии и прочие свидетельства забытой старой жизни куда‑нибудь на антресоли, занять себя какой‑нибудь полезной высокооплачиваемой деятельностью, с девушкой хорошей познакомиться и...

И?

Да какая, к чертям собачьим, разница, что там, после союза “и”? Мне бы намеченные планы воплотить, спокойно, последовательно, без метафизических помех, а там – видно будет.

Но, в то же время, было совершенно очевидно, что ничего у меня не получится. Я знал, что сейчас потяну еще время: ну, полчаса, в лучшем случае, час, а потом открою книжку, прочитаю ее от корки до корки, и... Ох! Даже если окажется, что она не содержит ни крупицы интересующей меня информации, буду копать дальше, звонить в издательство, искать настоящего автора, выяснять, почему придуманное мною когда‑то имя оказалось на обложке, тыкаться во все темные углы, пока не узнаю... Не узнаю – что? Ответ на этот вопрос не поддавался формулировке, но, определенно, существовал. А мое желание докопаться до истины походило на настоятельную потребность гусеницы свить кокон: невозможно противостоять зову собственной природы. Не факт ведь, что гусеница хочет, мечтает, торопится стать бабочкой. Возможно, ей так же страшно, как мне. Но она не может иначе.

Вот и я.

Открыл.

Наконец.

Книжку.